Борис Конофальский
Рейд
Глава 3
– Папа, а ты что, опять на войну уходишь?
На пороге кухни стояла Наталка.
Они оба замолчали, и Аким поманил дочку рукой. Дочке было пять лет. Удивительно умная росла. Уже и читать умела. В сад к другим детям её не пускали. Так старшие братья и сестра научили, сама просила их. Она пришла к нему, он взял её и посадил на колено:
– Кашу будешь?
– Нет пап, не хочу. Я же ела уже. Ты опять на войну уходишь?
Она даже дома не снимала медицинскую маску. Ей нельзя было. Если взрослый мог поймать пыльцу, красный грибок, хоть и тяжело, но переболеть им, пересилить его антибиотиками, просидев на таблетках полгода. То у детей всё было куда хуже.
Грибок заселял носоглотку, бронхи, все лёгкие и разрастался в них, пока хозяин мог дышать. Антибиотики у детей только приостанавливали его продвижение. Врач месяц назад сказал, что правое лёгкое через год ребёнку придётся менять. А ещё через год и левое. Наталка не могла ходить в детсад, пила каждый день таблетки, не выходила на улицу и не снимала с лица мед-маски. Не дай Бог простуда или вирус.
– Да нет, не на войну. – Говорит отец, берёт с тарелки лук, – А лук, лук будешь? Он вкусный.
– Он не вкусный, – отвечает дочь и машет головой, – он горький. А куда ты уходишь?
– Да несёт, доченька, чёрт твоего папку куда-то. Дома ему с нами не сидится. – Уже беззлобно говорит Настя.
– А куда ты, пап?
– Бегемота ловить, если, конечно, выберут меня его ловить.
– А зачем его ловить? Есть его будем? – Не отстаёт Наталка.
– Да нет, – Аким засмеялся, – есть нельзя, он вонючий и склизкий.
– Как налим?
– Ещё хуже, серый, и по всему телу такие крылышки, по бокам.
– А зачем же его ловить тогда, раз есть его нельзя, или опять свинок кормить?
– Думаю, и свиньи его есть не будут, понимаешь, он же огромный…
– Как наш дом?
– Да нет, ну вот как три мои лодки длинной будет и свирепый. Он себе место выбирает на дне глубокое. И там как растолстеет, начинает делиться.
– С кем? – Спрашивает девочка, глаза её широко раскрыты, слушает внимательно, видно, её очень заинтересовал бегемот.
– Да ни с кем, делится на две части, из одного большого два маленьких получается, он так размножается. А пред тем, как делиться начать, он территорию чистит, всех сомов поубивает, поест всех налимов, всех медуз. Всё, что не мелкое, всё убьёт, вот даже и лодку с рыбаками, и то перевернёт если увидит.
– Какой он сердитый. – Девочка была удивлена.
– Да не то слово, в общем, его нужно найти и убить, а не то их через месяц двое будет. Вдвоём будут наши лодки переворачивать.
– Папа, а он тебя не убьёт? – С опаской спрашивает девочка.
– Да нет, не убьёт, – Саблин смеётся.
– Ты ж говорил, он большой.
– А я умный, и я не один поеду, а с братами-казаками.
– С пластунами, – радуется Наталка.
– С пластунами, – кивает Аким.
– И взрывчатку возьмёте? – Она так смешно выговаривает слово «взрывчатка», что Аким смеётся:
– А как же, куда же пластунам да без взрывчатки.
– А вы его взрывать будете?
– Всё, – Настя берет Наталку, отрывает от отца, – иди, поиграй, дай батьке поесть.
– Ну, ма-а… – Захныкала девочка, ей интересно отцом.
– Иди, говорю. Ты встала, покушала, а он с болота пришёл голодный. Всё утро рыбу ловил, иди, погляди, какого налима поймал.
– Ну, ма-а-а…
– Иди, иди. Нарисуй папке бегемота.
Кажется, эта идея девочке понравилась, она чуть подумала и ушла.
Когда поел, стал одеваться рабочее.
– Ты куда? – Настя уже не злится. – Пошёл бы поспал, встал-то в три, поди.
– Пойду, насосы погляжу. – Говорит Саблин, натягивая сапоги. – Потом посплю.
Накинул пыльник и вышел из дома. Как только вакуумная дверь хлопнула за ним, так он словно нырнул в зной. Ещё двенадцати не было, а уже под сорок. Он прошёл вдоль межи, поглядывая на соседскую кукурузу. У Матвея, соседа, кукуруза была получше, чем у него. Не мудрено, Матвей добрый хозяин, он её и от зноя прячет и поливает лучше, и удобряет, и пропалывать у него её есть кому.
Позавидовал малость, пошёл дальше.
На своём участке, он нашёл сою старшую дочь и старшего сына.
Юрка и Антонина пололи. До жара, до школы время было.
– Здорова, бать, – сказал почти взрослый Юрка, увидав его.
Респиратор на шее болтается.
– Чего без респиратора? – Сразу недружелюбно спросил Аким.
– Так ветра нет, нет и пыльцы, а в нём дышать нечем. – Объясняет сын.
Он прав, но всё равно Саблин даже думать не хочет, что кто-то ещё из его детей может подхватить грибок.
Антонина сразу надела респиратор. Он её обнял:
– Ну как, много колючки с барханов нанесло?
– Много, папа, – говорит старшая дочь. – Но тыкву всю пропололи, тыква хорошая будет, если воды будет вдоволь.
– Идите домой, – говорит отец, – в школу пора уже.
Детям повторять не нужно, быстрее бы с жары уйти, тяпки на плечо, и пошли к дому.
Саблин осматривает грядки с тыквой, находит пару ростков колючки совсем небольших. Плохо пололи, выскажет всё им вечером. И пошел, перешагивая через тонкие капиллярные трубки к насосам.
Насосы работаю почти круглосуточно, без воды всё погибнет моментально: и кукуруза, и тыква, и горох – все растения привычные к жаре, но всё выгорит за два дня. Главный расход энергии – это насосы. На них её уходит в два раза больше, чем на дом вместе с его освещением, охлаждением, и всем, всем, всем. И насосы его были не в порядке. Стук уже нелёгкий. Каждый литр воды сопровождается ударом. Нужно будет перебирать насос скоро. Лоток вытолкнул из насоса пригоршню жёлтой слизи. Она стекла в такую же влажную жёлтую кучу рядом с насосом. Амёбы. Мерзкие твари, что давно загадили всю пресную воду. Из-за них вода плохо испаряется. Они создают слой скользкой на ощупь, как жидкий желатин, поверхности. Амёбам нужно солнце, большинство из них плавают сверху. Пять сантиметров верхнего, водного слоя – это амёбы. Это они своей кислотой разъедают железо. Сначала убивая фильтры, потом уничтожая и все внутренности насоса. Новый насос стоит дорого. Но и он проживёт года полтора-два. А их нужно два как минимум. Вот если бы найти платины. Хоть десять грамм, хоть пять. Платину амёбы не берут. С платиновым напылением в четыре микрона на фильтрах насос будет работать десть лет без остановки. Поэтому Аким и готов был идти в рейд за бегемотом. Бегемот – дело опасное. За него общество готово платить. И, возможно, общество предложит платину. У общества она есть.
И алюминий есть, и свинец, и золото. За всем этим ходят на юг охотники, поисковики. В основном из линейных казаков. Но и пластуны иногда собираются. Те кто ни Бога, ни чёрта не боится, в основном бессемейные бродяги. Один удачный рейд на юг – моток меди в десять килограмм или десять золотых колец, и пять лет можно ничего не делать. Некоторые доходили до Радужного. Но Аким видал сорвиголов, что ходили и до Сургута и Нижневартовска. Да раньше он с такими знался. Там на юге, говорят, всё можно найти. Там, говорят, железо как песок под ногами валяется. Столько, что не утащить. И алюминий есть, и медь. Там всё есть. Только вот, не все оттуда возвращается. А Саблин был человек семейный. Ему туда теперь нельзя.
У насосов стояла старая лопата, он взял её и разровнял кучу жёлтой слизи, чтобы быстрее её солнце высушило, превратило в пыль, а ветер потом разнёс её по полю. Амёбы какое-никакое, а удобрение. Да и куры, если примешать амёбную пыль с кукурузной мукой, её ели. Без энтузиазма, но ели.
Поставил лопату, оглядел свои участки. Вроде, не жёлтая кукуруза, вроде, живая. Ну а тыквы так и вовсе не плохи. Сколько глаза хватает – хорошие тыквы. Надо бы немного картошки посадить, вдруг поднимется. У некоторых немного поднималось. Редкая вещь. И дорогая.
Он глянул на термометр в коммуникаторе. Сорок. И пошёл домой.
Позвонил Юра, спросил, его пойдёт он на сбор, в кителе или в одежде? Аким сказал, что китель наденет, как и всегда. Юра сказал, что понял, и отключился.
Настя была права, дел в доме по горло, и уплотнители на дверях нужно было клеить, вакуум не держали, паль в дом налетала, и сетку на свинарники менять надо – мошка прогрызла, и солнечные батареи на крыше шлифовать – и вправду тока не давали, как положено. И ещё по мелочи всего. Сел он клей искать нужный, силиконовый, для уплотнителей. Склонился пред огромным своим сундуком с инструментами. Вытащил клей… И заснул случайно.
Настя, вот мерзкая баба, упрямая, своевольная, вот всё по её должно быть. У Саблина на неё зла не хватало. Видит, что муж замордовался, уснул, так разбуди его, когда нужно. А она нет, назло ушла на другой конец дома и Наталку туда увела, чтобы не шумела, думала, что он проспит и не пойдёт на сход. Еле проснулся. Галифе, китель и фуражку чуть ли не на улице надевал. Сапоги не почистил. Прыгнул на квадроцикл и полетел в чайную на сход. А там уже всё транспортом заставлено. Еле нашёл место, где приткнутся. Казаков распихивал у входа, лез внутрь. Извинялся. Врал, что его ждут. В чайной сесть некуда было. На сто посадочных мест вся станица собралась, все призывы, без малого триста человек. Слава Богу, Юра место занял. Встал и крикнул:
– Тут я, Аким! К нам иди.
Там, у окна, под кондиционером, весь их взвод собрался.
Извиняясь и топча чьи-то ноги, он прошёл за стол, поздоровался за руку со своими из взвода, кивал всем остальным, уселся на краешек лавки рядом с Юрой. Вздохнул с облегчением. Успел.
И вовремя. В чайной появились старшины, деды. Первым шёл Николай Николаевич, куренной кошевой, могучий дядька семидесяти пяти лет, усатый, молчаливый. Казначей станицы. Человек с непререкаемым авторитетом. У казака двадцать девять призывов за плечами. Шутка ли. За ним шёл Никодим Щавель, станичный комендант. Чином он был подъесаул. Во Втором Казачьем Пластунском полку, куда был приписан Аким, имел большую должность. Был начальником оперативного отдела штаба. И самый главный приехал, зам. ком. Второго Пластунского, есаул Бахарев. Высокий, крепкий мужик. Он стал за столом, махал папкой с бумагами, разгоняя дым:
– Накурили, демоны, не продохнуть. Кондиционеры не справляются.
Самому ему, заядлому курильщику, после тяжёлого ранения поставили новое лёгкое и часть грудной клетки. Врачи курить запрещали настрого.
В пластунский полк он пришёл из казачьего линейного полка, и поэтому любил подразнить пластунов:
– Здравы будьте, господа-товарищи казаки!
Нестройный гул прошёлся по чайной. Неодобрительный.
– Я что-то забыл? – Делает удивлённый вид есаул. – Ах, ну да, здравы будьте, господа-товарищи, казаки-пластуны.
– И вам здравия, господин есаул. – Теперь уже более-менее дружно отвечали пластуны.
Вот теперь правиьно.
– Ну, все, наверное, знают, зачем собрались. Кто не знает, скажу: Пшёнка и Берич ходили на юг, за антенну, там нарвались на бегемота, Пшёнка не вернулся, Берич к деду Сергею пришёл чуть живой.
– Говорено-переговорено сто раз не ходить за антенну. – Крикнул кто-то из казаков.
– Неймётся, тут им «стекляшек» мало, – соглашался другой.
Казаки загудели, кто-то был за, кто-то – против походов на юг.
Но все знали, там, на юге, намного больше рыбы. Иной раз за два дня удачливые рыбаки полный «дюраль» привозили. И улитка там крупнее, и лотос попадается, за который врач готов платить огромную деньгу. Вот только рыбачить там опасно. Уж совсем болота там дикие.
– Дозвольте я скажу, господин есаул, – берёт слово станичный казначей.
– Говори, Николай Николаевич, – есаул садится.
Коренной кошевой встал, оправил китель:
– Вот, что скажу, раз общество не воспретило на юг за рыбой ходить, значит, любой может это делать. Я не помню, чтобы общество воспрещало. Это первое, второе: можно на юг ходить или нельзя – это к делу не относится. А вот бегемот у антенны уже есть. Сейчас он жира возьмёт и ляжет в омут. Через месяц их у нас два будет. Думаю, такого нам не нужно. Думаю, надо рейд собирать. Если есть кто против того сказать желает – говорите.
Николай Николаевич сел на место.
– Да то понятно, – кричали казаки.
– Рейд собирать нужно.
Все понимали, не убьют бегемота за антенной на юге, через год-полтора будут бегемотов у станицы ловить.
– Ну, раз всем понятно, думаю, нужно командира рейда выбрать. – Снова встал есаул. – Думаю, что никого лучше не будет Ивана Головина. Урядник, покажись, ты тут?
Он был тут, опытный казак, ему уже под шестьдесят было, встал, мог бы и не вставать, его все знали.
– Есть, кто против? – Спросил есаул.
Иван – казак авторитетный. Со многими призывами за плечами и большой мастер охоты. Не было лучше него охотника. Он не только болота местные знал, но и степь вокруг.
– Значит, с головой решили. Думаю, четырёх «дюралей» хватит, семь человек помощников, что в рейд с ним пойдут, пусть сам голова выбирает. Или общество?
– Общество, общество, – шумят казаки. – А награда какая за рейд будет?
Снова встаёт куренной кошевой:
– А награда будет такая. Один рубль серебром. Пол кило меди, пять килограммов свинца, десять килограммов железа и, – Николай Николаевич сделал паузу, – по пять грамм золота.
Казаки загудели, не сказать, что награда была большая, но от золота никто не отказался бы. Пять грамм золота – это целая солнечная панель. Ну, три рубля добавить, и в мастерских тебе за пару дней панель сделают. Да и пять килограмм свинца – это небольшой аккумулятор, в хозяйстве без аккумуляторов никак.
Аким хотел встать спросить про платину, но его опередили:
– А чего платины не даёте?
Николай Николаевич расправил усы и сказал:
– Платину решено не давать, мало её, сейчас на станции все насосы менять будем, будем туда платиновые фильтры ставить. На больницу, на роддом, на садик и школу – везде фильтры платиновые думаем поставить. Так что лишней платины нет.
– Ну, – разочарованно тянули казаки, махали на казначея руками, – как всегда.
– Теперь давайте выбирать охотников, – предложил Есаул.
Глава 4
Шлем, кираса, гаржет, наручи, наплечники, рукавицы, раковина, поножи, наголенники, противоминные ботинки – всё из ультракарбона и пеноалюминия. Общий вес – семь с половиной килограмм. Аким входил во взводную штурмовую группу из четырёх человек. А значит, винтовка ему не полагалась. Шестнадцатимиллиметровый стандартный дробовик «Барсук», два и два кг, и сто двадцать патронов к нему. Шестьдесят картечи, двадцать бронебойных жаканов, двадцать зажигалок «магний» и двадцать – «дробь», мелкая картечь против дронов. Почти шесть килограммов. Но главное оружие штурмовика не дробовик, главное оружие штурмовых групп – гранаты. Шесть «фугасов» для подствольного, три кг без малого. Четыре ручные гранаты: две «термички» они не большие и две «единицы» каждая по одному кг, всего почти четыре кг. А ещё штурмовику полагался трёхкилограммовый пеноалюминиевый щит. «Аптечка».
Ко всему этому термостойкое, противоосколочное бельё «кольчуга». Десятимиллиметровый армейский пистолет «Удар» и две обоймы по шесть патронов к нему. Аккумуляторы, баллон с охлаждающим газом, фляга воды на два с половиной литра. Плащ-пыльник, тоже противоосколочный. Рюкзак. Две банки каши и галеты. Ещё семь килограмм.
С таким весом с брони слезать нужно аккуратно. Спрыгнешь – ноги переломаешь или приводы в «коленях» сорвёшь. Аким так и слезает. А вокруг пылища, грузовики идут и на передовую, и с неё, поднимают тонны лёгкой пыли. Он сразу надевает респиратор.
Их колонна стала у обочины, пропуская солдатскую колонну вперёд. Затем пропустили миномётную батарею. Старшины ничего не говорят, казаки терпеливо ждут. Курят, на секунду отодвигая маски, переговариваются. На казаках уже сантиметровый слой пыли, но забрала на шлемах никто не закрывает. Снова на юге всполохи взрывов. Но теперь они приносят не далёкий гул. Теперь звук совсем рядом.
– Ну, двенадцать уже, – говорит Юра, пританцовывая у БТРа, – чего ждём, рассвета? Чтобы по жаре воевать?
– Вечно ты, Юрка, мельтешишь, – осаживает его урядник Носов, – сиди, отдыхай, может, и не начнём сегодня.
– Да как тут отдыхать в такой пылище, – бубнит Юра.
– Нет, Алексей, – не соглашается с урядником минёр Коровин, – он такой же, как и урядник, опытный, полтора десятка призывов прошёл, поэтому имеет права перечить Носову, – начнём сегодня, до утра пойдём, подсотника уже в штаб звали для получения задания.
– Быстрее бы уже, – говорит гранатомётчик Теренчук и вдавливает в пыль окурок большим ботинком. – Не люблю я ждать вот так вот.
– А кто ж любит, – соглашается урядник, – никто не любит.
– Сейчас, – говорит Юра со знанием дела, – солдафоны по шапке получат, откатятся и мы пойдём, слышите, турели заливаются.
И вправду, мерзко и высоко, такой звук далеко слышно, с каким-то надрывом завизжала турель. До турели было далеко, но даже тут Аким представил, как с этим звуком ночную черноту разрывают прерывистые линии смертоносного огня. И вторая, чуть подальше, чуть глуше, но тоже заработала. Этот противный звук ни далёкие взрывы, ни снующие грузовики не перекрывали.
– Слышите, срежет! Прикажут нам турели сбивать, – говорит Теренчук.
– А пред ними будут сплошные мины, – добавляет Юра.
– Ну, на то вы и пластуны, чтобы идти туда, где другие не прошли, – говорит Коровин важно.
– Правильно говоришь, Петя, – поддерживает его урядник Носов.
С ними, старыми, никто не спорит.
На броню вылезает Вася, механик-водитель. Чуть пританцовывая, разминает ноги и кричит сверху:
– Товарищи казаки, кто дополнительную воду брать будет – берите. Транспорт дальше не идёт.
– А чего? – Спрашивает у него радиоэлектронщик Жданок.
– Приказ. – Важно поясняет Вася. – Велено мне в резерве быть.
– А боекомплект мы на горбу потащим? – Зло спрашивает Юра.
– Товарищ Червоненко,– важно говорит Вася, – боекомплект до места боевых действий доставит вам геройский экипаж второго БТРа нашей сотни, которым командует мой друг, казак Иван Бусыгин. – И уже серьёзно говорит мехвод. – Разбирайте воду и начинайте перегружать боекомплект – приказ Колышева. Скоро пойдете, казаки.
– Ну вот, а вы боялись, что до утра не начнём, – говорит урядник Носов, поднимаясь с пыльного холмика, и кричит. – Четвёртый взвод, давайте, хлопцы, перегрузим боекомплект во второй БТР.
Вот так обычно всё и начинается, казаки стали доставать ящики с патронами и гранатами, таскать их с одного борта на другой, Бусыгин вылез, отворил бронированные двери своего БТРа, помогал ставить, а мимо их колоны всё сновали грузовики, поднимая тучи пыли. Больше никто не разговаривал, начиналось дело.
– Аким, слышишь? – Кто-то из казаков толкает его локтем. – Тебя.
Он, вроде, и не спал, просто, как в другом месте был, вроде бы всё слышал, а вроде бы и не знает, что тут произошло. Озирается по сторонам, а Иван Головин его окликает через гул голосов:
– Слышишь, Аким, так ты согласен или нет?
– Что? – Спрашивает Саблин.
– Вот ты чудной человек, – удивляется урядник, – ты что, не слыхал, общество тебя выбирает на четвёртый «дюраль». Идёшь охотником в рейд?
– А, так-то конечно, – Аким встает, снимает фуражку, кланяется, – спасибо обществу за доверие. Иду. Конечно, иду.
– А другом кого в лодку себе возьмёшь? – Спрашивает есаул.
– Так это всем известно, кого он возьмёт, – кричит Галкин, сосед Акима, казак из первой сотни.
– Ну вот, – говорит Саблин, указывая на Юру, который сидит рядом. – Червоненко себе в «дюраль» беру вторым номером.
– Кто б сомневался, – галдят беззлобно казаки.
– А чего, – как бы оправдывался Аким, – он же минёр хороший.
Тут хохот сотряс чайную, даже Николай Николаевич смеялся, поглаживая усы, и есаул, и подъесаул Щавель – все смеялись. В чайной аж ложки в стаканах дрожали.
И как только хохот начал утихать, кто-то из казаков кричал ему:
– А ты, Аким, здесь плохих минёров видел? Укажи пальцем на того, кто плохой.
– Просто Юрка средь нас лучший, – кричит на всю чайную Бельских, прапорщик из третьей сотни.
– Сядь ты, – шипит на него Юра, дёргая за китель, – не позорь меня, балда.
Снова хохот. Саблин понял свою оплошность, тоже смеялся со всеми. Все, кто тут был, ну, за исключением есаула, пришедшего из линейного казачьего полка, все были пластуны. А пластуны – это те, кто при наступлении идут первыми и снимают мины противника, сбивают турели, затыкают ДОТы и ДЗОТы, а при отступлении идут последними, ставят минные заграждения, ставят заслоны, засады и секреты. А ещё именно пластунов выдвигают к линии соприкосновения для разведки, и среди них набирают штурмовые отряды. Пластуны – самые сплочённые и умелые штурмовики. Все знают минное дело. Давно так повелось. И любой из пластунов, в том числе и сам Аким, и минёр, и сапёр помимо того, что штурмовик.
Есаул, вытирая глаза от слез, берёт слово:
– Ну, посмешил нас Саблин, молодец, посмешил. – Он потряс кулаком. – Хороший юмор, знаете – это дело нужное. Ну, на том сход считаю законченным, охотники, останьтесь, все остальные свободны.
Казаки стали расходится, но многие остались в чайной. Сразу в зале появились официантки, все девки были в юбках выше колен. Чернявые, все поголовно китаянки. Стали брать у оставшихся казаков заказы.
Юра наклонился к Акиму и спросил тихо:
– А как ты так спать можешь с открытыми глазами?
– Когда я спал-то? – Не соглашается Аким.
– Да сколько раз такое за тобой замечал, сидит, на тебя смотрит, вроде слушает, даже головой кивает, а сам спит. Потом тебя спросишь, а ты и не помнишь, о чём речь шла.
– Не спал я.
– Да как же не спал, вот только что, урядник тебе говорит, ты на него смотришь, головой киваешь, а не слышишь его. Он тебя три раза звал.
– Задумался просто, вспомнил кое-что.
– Вспоминал! И что ж ты там вспоминал?
– Да что-то припомнилось, как первый раз на аэропорт ходили, – чешет подбородок Аким.
– И на кой чёрт ты это вспоминаешь?
– Да само оно накатывает, иной раз на рыбалке и рыбу подсечь не успеваю.
– Саблин, Червоненко, ну чего вы там сели, идите сюда, – говорит куренной кошевой, – или мне вам потом отдельно всё объяснять?
Казаки встали, пошли за стол ко всем остальным охотникам получать ЦУ.
После за столом остались только те, кто собирался в рейд. Голова рейда, урядник Иван Головин. Его заместитель Бережко, тоже Иван. Саблин и Юра, Анисим Шинкоренко, Фёдор Верёвка, Татаринов Ефим, Кузьмин Василий. Кроме радиста Шинкоренко, снайпера Верёвки и Юрки тут сидели лучшие рыбаки станицы. Акиму, если честно, льстило, что его считают одним из лучших. Хотя он таким себя не считал. Ему не казалось, что он ловит рыбы больше других.
– Так я не понял, – произнёс Юра, – нам что, топлива не дадут?
– Кошевой сказал, что лучшим рыбарям станицы наловить «стекляшек» на топливо не труд. – Ответил Головин.
– Зато патронов дали, сколько хочешь, – заметил снайпер Верёвка.
– Армейских? – Уточнил Аким.
– Да уж, разбежался, – усмехнулся Юра и кивнул на снайпера Верёвку. – Только Фёдору одну коробку двенадцатимиллиметровых армейских дадут. Всё остальное охотничьи, наши со складов.
– За то сорок килограммов тратила. Четыре брикета и восемь взрывателей, – читал по бумажке урядник, – если с первой бомбы бегемота бахнем – остальное поделим.
Казакам эта мысль понравилась.
– Дальше, со склада получим один костюм химзащиты, на всякий случай, но под отчёт. Ты, Аким, насчёт рыбы самый смышлёный, – опять Аким порадовался про себя, – вы с Юркой будете отвечать за эхолот. Поиском ты, Аким, будешь командовать, ты же двух бегемотов убил.
– Трёх, – поправил Саблин.
– Вот, – урядник поднял палец, – тогда сам Бог тебе велел с эхолотом работать.
– Есть, – говорит Аким.
Они с Юрой приглядываются, довольны.
– Так, – продолжал Головин глядя в бумажку, – ещё нам дадут по «аптечке» на каждую лодку.
– Отлично, – говорит Юра.
– Рано радуешься, всю аптеку дадут под отчёт, если не расходуем – сдаём обратно.
– А вы, что, думали, подарят? – Смеётся Верёвка.
– Вот, выпросил я у кошевого забавную штуку, новая вещь, называется «вибротесак». Только вчера на склад взяли пять единиц. Специально для сапёров разработан. Сапёры из солдат пробовали – вещь удивительная, одним взмахом старый пень от колючки толщиной в ногу как бритвой режет. Кошевой говорит, наши ещё не проверяли, говорит, проверьте в рейде.
– Проверим,– обещает Бережко.
– Вот, в общем, и всё, пойдём на своих «дюралях», сами промеж себя решите, кто на чьей лодке пойдёте, харчи как обычно, на пять дней берём, не больше, авось в болоте с голода не помрём. Идём до деда Сергея, там ночуем и уже оттуда на антенну.
– Так что, завтра уже идём? – Удивился Юра.
– Нет, завтра всё неспеша получим, соберёмся и послезавтра пойдём. – Отвечал голова. – А ты, Аким, сходи в больницу, к Беричу, я с Андрей Семёновичем говорил, он завтра к вечеру Берича будет в кому вводить, до этого поговори с ним, спроси, где и как они на бегемота нарвались. Чтобы долго нам его не искать.
– Есть, – говорит Аким.
Все казаки стали расходиться, Юра и Аким остались посидеть малость. Заказали по чашке кукурузного самогона. Тут он был крепкий, девка-китаянка, коверкая слова, приняла заказ, ушла, покачивая плоским задом под короткой юбкой. Юра смотрел ей в след.
– Чего ты там выглядываешь? – Спросил у него Аким. – Понравилась что ли?
– Да ну, у меня такие же на сушилке, десять штук. Плоские все, она кость, – Юра машет рукой и чуть наклоняется к Саблину, говорит заговорщицки. – Вот Юнь, она хороша.
Девица, о которой он говорит, стоит за прилавком, она буфетчица, тут за старшую, когда хозяина нет. Юнь высока для китаянок, носит всегда штаны в обтяжку. У неё хороший крепкий зад и на удивление длинные для китаянки ноги, заметна грудь под майкой. Волосы забраны в пучок на затылке, и лицо тонкой азиатской красоты. Она тут уже лет десять работает, говорит без акцента. Умная.
Акиму она тоже нравится, впрочем, она всем нравится. Многие казаки как пропустят пару стопок, идут к прилавку поговорить с ней. Поговорить с ней можно, а договориться нет. Для этого в чайной десяток мелких и неказистых китаянок есть. Нет, и среди них есть ничего себе, интересные, но с Юнь не сравнится никто.
– Да, – соглашается Аким, поглядев на красавицу за прилавком, – хороша.
– Ивлев пьяный был, говорил, что уговорил её, – шепчет Юра.
– Брешет, – не верит Аким.
– Говорит, что за рубль согласилась к нему на выгон приехать на ночь.
– За рубль? – Тут Саблин уже не был так уверен, что Ивлев врёт.
– Может, поговорим с ней, может, согласиться? – Продолжает Червоненко.
Аким смотри на Юру и взгляд его так и говорит: ополоумел ты, Червоненко? Рубль серебра! Да Акиму месяц из болота не вылезать, таскать рыбу с утра до ночи за рубль!
– Так вдвоём рубль предложим, по пол рубля не так жалко, – поясняет Червоненко.
Аким смотрит то на него, то на Юнь, то они оба на неё смотрят. Она ловит их взгляды, улыбается им. Как-то всё неловко выходит.
– Нет, – наконец произносит Саблин, всё это конечно интересно, и деньга у него в загашнике имелась припрятанная, но нет. Дорого, и это ещё не главное, главное – ещё и до Насти могло всё дойти, в станице разве что, от кого-то скроешь? Он даже представить не мог, что бы было? – Нет. Дорого.
– Не боец, – разочарованно говорит Юра и машет на друга рукой, берёт фаянсовую чашку.
– У меня Настя не хуже, – отвечает Аким и тоже берёт свою.
– Это да, с этим не поспоришь, Настя твоя хороша, – соглашается Червоненко, – ну тогда за Настю.
Они чокаются, выпивают и расходятся по домам.
