Борис Конофальский
Линкор «Альбион»
ЛИНКОР «АЛЬБИОН»
Глава 1
Ах, что это было за утро! Просто удивительно светлое и чистое раннее утро одного из первых дней мая. По-летнему горячее солнце едва выплыло из-за крыш соседних домов и сразу выкрасило весь район в нежно-розовый цвет. Она открыла глаза.
– Молоко, сливки, сыр! – доносится с улицы. – Сливочное масло.
Девушка выпрыгивает из кровати и подбегает к окну, открывает его настежь. Розовый цвет рассвета и серый цвет уходящей ночи. И утренняя свежесть. По мостовой под окном хромой торговец сосисками Клаус уже толкает свою тележку к углу квартала. Тележка молочника Рёдля с бидонами стоит недалеко от бакалеи фрау Левенд. Дверь в бакалею открыта, там рабочие, идущие в порт, покупают кофе. И рядом в пекарне Круйера берут себе большие солёные брецели или сладкие цвейбаки.
Этот тёплый свет и красота утра подействовали на девушку возбуждающе, не хуже утреннего запаха кофе, что разносился по улице едва уловимым движением утреннего воздуха. Но время не ждало. Пора было собираться, ведь это был очень важный день в жизни девушки. Сегодня ей предстояло выполнить первое своё задание. Настоящее задание. Ей нужно было попасть к девяти часам на станцию дирижаблей, что находилась на севере города, в районе Фульсбютль, а от Гамбургер-штрассе, на которой она жила, это больше часа бодрой ходьбы. Поэтому потягиваться и нежиться у окна она не собиралась. Тем более в своей полупрозрачной ночнушке. Ведь в доме напротив снимали квартиры студенты инженерной школы. Лоботрясы и повесы, любители поглазеть в окна, не раз пытавшиеся завести с нею знакомства. Она отошла от окна и сразу пошла умываться, сбросив на ходу ночнушку. Стала мыть лицо, грудь и подмышки душистым мылом и прохладной водой из кувшина, заодно по уже сложившейся привычке тихо повторяя неправильные глаголы:
– Ритен – ритт – гериттен.
Девушка гордилась тем, что за небольшое время так хорошо выучила язык, и ей нравилось, когда горожане, замечая её акцент, спрашивали:
– Фройляйн Зоя, вы, судя по всему, родом из Дрездена?
– Почти, – отвечала она с улыбкой, – я с востока, я из Кёнигсберга.
То есть собеседники в лаках и кафе, соседи и просто случайные люди были согласны с тем, что германский – её родной язык, просто говорит она на каком-то восточном диалекте. Но и с этим изъяном девушка собиралась покончить, поэтому внимательно слушала своих собеседников, надеясь, что избавится от акцента уже к осени. Впрочем, возможно, что в этом необходимости и не будет, ведь она не знала, где окажется осенью.
– Глитен – глитт – геглиттен…
Одежда. Выглядела она, конечно, немного вызывающе, даже капельку эпатажно. Так как почти никто из девушек этого города не осмеливался носить юбку «амазонка» с большим запахом, из-под которой были иной раз видны почти мужские панталоны голубого шёлка. К ним шли чёрные лакированные сапожки «а-ля кавалерист». Верх был более женственный, состоял он из белой блузки с кружевным воротником под горло, с такими же кружевными манжетами, и узенького жакетика в тон юбки. К жакетику очень подходили шарф цвета жирного молока и перчатки тончайшей выделки. А венчала её костюм шляпка. Ну, если, кончено, настоящий мужской и суровый цилиндр непонятно-рыжего цвета с очками «авиатор» на резинке поверх тульи можно мило миновать женской шляпкой.
Первый раз увидав её в этом наряде, фрау Геберних, шестидесятилетняя хозяйка доходного дома на Гамбургер-штрассе, где Зоя снимала квартиру, поджав губы для пущей нравоучительности, жестом остановила девушку и едко заметила:
– Фройляйн Зои, ваш костюм уместен разве что на ипподроме или на авиашоу, здесь он смотрится вызывающе, если не сказать вопиюще.
Зоя же была умна, посему дерзить вздорной старухе, у которой она снимала квартиру, не стала; но и стелиться перед ней девушка не собиралась и поэтому ответила очень вежливо и на хорошем, как ей казалось, литературном языке:
– Этот костюм подарил мне мой горячо любимый жених сразу после обручения, уж извините, фрау Геберних, но я буду носить эту одежду из любви и уважения к своему будущему мужу, безотносительно её уместности.
Домовладелица опять поджала губы, теперь уже с видом глубокого неудовлетворения, но критиковать подарок жениха и уважение девушки к своему избраннику не решилась. И Зоя проскочила мимо неё по лестнице вниз на улицу. Теперь же, для посещения такого места как аэростанция, её вызывающий костюм будет уместен, как нигде больше. Тем более… Тем более, что именно в этой её необычной юбке, за отворотом у левого бедра, находился удобный потайной карман для маленького двухзарядного пистолета системы Порфирьева. Пистолетик был так мал, что мог спрятаться даже в женской ладони, поэтому и снаряжён он был небольшими шестимиллиметровыми патронами. Калибр, конечно, был невелик, как и убойная сила оружия, но слабость пули Зоя нивелировала филигранной стрельбой. На десяти шагах девушка поражала ростовые фигуры оппонента исключительно в глаза. Только в глаза. И добилась в этом деле весьма высокого коэффициента попаданий. Восемь и восемь. Почти девять выстрелов из десяти она укладывала точно в цель. Причём мишени при этом двигались, раскачивались, да и сама дева не стояла на месте. В общем, стрелять к своим шестнадцати годам Зоя Владимировна Собакина умела изрядно. Проверив оружие, она положила пистолетик и два запасных патрона к нему на столик возле зеркала, как раз между помадой и коробочкой с пудрой.
Помимо пистолетика, в её личный арсенал входил также и двадцатисантиметровый стилет, больше напоминавший очень острое трехгранное шило, вернее трехлучевую звезду, выкованную из отлично закалённой стали. Стилет, искусно упрятанный, замаскированный в стек для верховой езды, был всегда смазан свежим и крепчайшим экстрактом водяного болиголова. (Вчера вечером она смазывала его, готовясь к сегодняшнему делу). Ядом преопаснейшим. Одного пореза на коже человека, даже если это был очень сильный мужчина, хватило бы для того, чтобы через минуту у него начались мышечные судороги и, возможно, смертельные спазмы диафрагмы. И он, если и не умирал, то уже точно становился недееспособным. Неопасным.
Зоя вытащила стилет из стека, проверила, не высох ли на чёрном трёхгранном клинке яд. Нет, жирное вещество поблёскивало на оружии. Всё было в порядке, и она, спрятав стилет в ножны, положила его на столик. Последним её оружием была безобидная на вид и очень красивая заколка для волос из черепахового панциря. Казалось, что это обыкновенная вещица из тех, что предназначены для удержания в собранном состоянии тугого пучка густых светло-русых волос девушки, когда те нужно убрать под шляпку. Но вещица была не так проста, внутри неё была спрятана игла, похожая на те, которые называют цыганскими. Почти похожая. Один конец иглы был приплюснут и утоплен в прочном кусочке черепашьего панциря, чтобы её удобно было держать. Второй же конец… В нём находилось ушко иглы, а это ушко было заполнено почти прозрачной густой жидкостью, которую вполне заслуженно можно было считать быстродействующим ядом. В общем, дева Зоя Владимировна Собакина, которую на Гамбургер-штрассе знали под именем Зои Лейденталль, была девушкой отнюдь не простой.
Она уселась на пуфик возле зеркала и стала быстро приводить себя в порядок – на это у неё ушло не более десяти минут, – потом оделась, обулась, упрятала пистолет в карман юбки, собрала волосы в тугой узел, заколола его своей опасной заколкой и накрыла этот узел модным цилиндром с очками «авиатор». Взяла в руки стек и взглянула на себя в зеркало. Зоя пришла к выводу, что она просто неотразима в этом модном наряде.
Правда, Поликарп Евграфович или, проще, отец Поликарп всё время повторял ей, что она должна быть серой, блёклой, незаметной, что должна покупать одежду самую, как он выражался, «затрапезную», но молодая дева просто физически не могла не купить себе этот наряд. Тем более, что средства ей были выделены, а отца Поликарпа она не видела уже два месяца как.
Она ещё раз осмотрела себя внимательно. Да, всё было прекрасно, ну а то, что юбка при ходьбе будет двигаться и, возможно, кто-то увидит шёлк её панталонов на коленке… Ну и что?! Это вовсе даже и не вульгарно. Говорят, что некоторые дамы в Париже для верховой прогулки вообще не надевают юбок, а напротив – надевают мужские панталоны. Ах, Париж! Как там, наверное, прекрасно. Конные прогулки, Сен Дени, Елисейские поля, дамы в мужских панталонах. Вот в Петербурге никто из дам не позволит себе появиться на публике в мужских панталонах. Ну, за исключением княжны Бельской или Агафьи Воротынской. Эти барышни смогут, не испугаются. Зоя была в том уверена. Она вообще хотела походить на этих светских львиц и записных красавиц. Девушка и свой вызывающий наряд купила, потому что видала подобный на Воротынской прошлой осенью. Впрочем, мечтать о Париже и о променадах по Невскому она будет потом, а сегодня ей нужно выполнить своё первое задание. И дева, ещё раз взглянув на себя в зеркало, и убедившись, что она неотразима, пошла к двери.
Эти балбесы из инженерной школы – они как раз сейчас пьют кофе у бакалейной лавки – будут ей кланяться и желать доброго утра. Она же лишь кивнёт им в ответ. Холодно кивнёт. Обычная вежливость, и не более. И пройдёт дальше, не удостоив их ответом.
Она выскочила из парадной своего дома и быстро пошла по улице. Есть ей совсем не хотелось. Ей часто не хотелось есть по утрам, а сегодня не хотелось особенно. Девушка волновалась из-за задания.
«Всё ли пойдёт по плану? Прилетит ли вовремя дирижабль… Нет, дирижабль – это в Париже или Петербурге… А здесь цеппелин, только цеппелин, и никак иначе. Не забывать об этом!».
Конечно же, у бакалеи стоят будущие инженеры, их легко узнать по тёмно-синим сюртукам с золотыми петлицами и маленьким фуражечкам. Их четверо. Они пьют кофе стоя, не садясь на выставленные у лавки стулья. Блюдца и чашки держат в руках.
Один из них замечает девушку и сразу кричит:
– Фройляйн Зои! Доброго вам утра!
– О! Фройляйн Зои! – тут же подхватывает другой.
– Фройляйн Зои! Вы ещё прекрасней, чем нынешнее утро! – кричит третий и салютует ей кофейной чашкой. А после добавляет: – Этот костюм вам очень идёт. Вы собрались на прогулку?
– Ах, фройляйн Зои, вы разбиваете нам сердца!
И другие люди на улице начинают выглядывать её, чтобы рассмотреть, кому это там инженеры расточают комплименты. И этих людей тут немало. Приказчики, что уже идут в порт, но остановились выпить кофе, широкоплечие рабочие, в своей простой одежде, поедающие кренделя и булки, пожилая фрау в старомодной шуте и не очень чистом платье, – все оборачиваются на неё и видят девушку в необычном костюме. Ах, как это приятно. Особенно когда все слышат, как эти оболтусы ею восхищаются. Её щёки чуть покраснели от удовольствия, излишнего внимания и капельки стыда, но она и вида не подаёт, что эти комплементы её трогают; правда вместо простого кивка головы студенты ещё получают и её улыбку. Но улыбку сдержанную. Фройляйн Зои не какая-то там белошвейка или модистка, готовая флиртовать с повесами на улице. Фройляйн Зои – серьёзная девушка, и помолвленная к тому же, так что кокетство ей не к лицу. Она проходит мимо студентов, лишь бросив на них быстрый взгляд. И вскоре она добирается до угла дома, за которым начинается узенькая улочка Эльза-штрассе, и по ней идет на север.
Молодая, сильная и тренированная дева умела ходить быстро и держать высокий темп продолжительное время, хотя и не всегда это было нужно, тем более сейчас, когда, несмотря на ранний час, солнце начинало припекать весьма ощутимо, а ей не хотелось попасть на станцию дирижаблей вспотевшей. К тому же ей нужно было останавливаться. Что она и делала возле вывесок галантерейных лавочек, или у дверей модных в городе портных, или у открывающихся кондитерских.
И останавливалась она не просто так. Делая вид, что глазеет на вывеску или витрину, она оглядывала улицу, смотрела, нет ли поблизости людей, которых она могла видеть чуть раньше. Она искала тех, кто мог за нею следовать. И один раз ей показалось, что какая-то старенькая, крытая пролётка двигается следом, но как только Зоя заметила её, как та тут же благополучно свернула в какой-то проулок и скрылась из виду.
Показалось. И она чуть быстрее, чем до этого, двинулась к пункту своего назначения.
Гамбургская станция дирижаблей работает с раннего утра и до позднего времени. Поэтому вокруг неё всегда людно, и даже в двенадцать ночи здесь можно найти работающий ресторан. Уже с первых метров Кляйн-Борштеля и до самой станции всё свободное пространство было заставлено экипажами, дилижансами и почтовыми фургончиками с дремлющими на козлах возницами и кучерами, тут же была масса снующих служащих, встречающих, провожающих и, конечно же, пассажиров с сундуками и коробками. Толчея и суета.
Она замерла, когда из репродуктора на высоком столбе красивый женский голос объявил:
– Цеппелин «Померания», рейс Берлин-Гамбург, прибудет на станцию согласно расписанию в девять ноль пять.
Зоя взглянула на большие вокзальные часы, что висели на углу здания станции. И на тех часах было восемь сорок две. Ещё куча времени. И она подумала, что быстрая ходьба вызвала у неё здоровое чувство голода. А тут, в десятке шагов от неё, стояла тележка сосисочника, в которой на маленьком огне, в большом котле, в кипятке плавали разные сосиски. От белых баварских до коричневых бараньих. Конечно, воспитанная девушка не должна есть на улице, но уж больно здорово пахли те сосиски и так аппетитно смотрелись они в сладкой горчице и в белых булках.
Да, приличные девы из хороших семей не должны есть уличную еду как какие-то подёнщики, извозчики или рассыльные, но… Но ведь это был аэровокзал. Да и не было тут никого, кто мог бы её осудить. Здесь – она огляделась в который раз – вообще не было ни одного знакомого ей человека.
А к торговцу сосисками всего два человека в очереди, почему бы ей не взять себе одну? И она встает за последним. Продавец обслуживает покупателей очень быстро: деньги, сдача, булка, сосиска, горчица – готово, следующий. Бойкий дядечка. Не прошло и пары минут, как подошла её очередь:
– Баварскую, пожалуйста, – произносит девушка и протягивает продавцу монетку в пять пфеннигов.
– Конечно фройляйн, – отвечает торговец и, бросив на неё взгляд, добавляет: – баварская сосисочка для прекрасной фройляйн.
Пока он берёт из-под полотенца тёплую булку, пока ловит сосиску в чане, пока кладёт на неё горчицу, Зоя глядит по сторонам. И когда уже блюдо готово, когда сосисочник кладёт вкуснятину на бумагу и протягивает её девушке – «Прошу вас, фройляйн», – она замечает то, от чего у неё пробегает холодок меж лопаток. Зоя сразу отвернулась: «Если заметишь опасность, первым делом сделай вид, что ты опасности не видишь».
Это была одна из первых заповедей, которой её обучил наставник Поликарп Евграфович Щеглов, а ещё он говорил ей: «Запомни, дева, любое совпадение надобно проверить. Любое. Так как может статься, что это и не совпадение, и не случайность, а лютая закономерность. Всегда будь начеку!».
Она, не поворачивая головы к тому предмету, что интересовал её сейчас больше всего, машинально взяла у продавца сосиску в булке и улыбнулась вежливо:
– Спасибо.
– На здоровье, фройляйн, на здоровье.
Но она уже не слушала его; она сделала вид, что хочет отойти в сторонку и съесть сосиску, сама же снова, быстро и почти не поднимая головы, взглянула в нужную ей сторону.
Нет, это была не случайность. И Зоя уже знала это.
Глава 2
Среди суеты и многолюдья дева снова нашла её глазами. Сомнений не было… Это была она, та самая фрау, которую час назад девушка видела на Гамбургер-штрассе возле своего дома. И ошибка была исключена. Глаз Зои был натренирован, как и её память. «Всё видеть, всё помнить, анализировать быстро». Так её учил иеромонах Поликарп. Приговаривая после: – «Запомни, информация без анализа – пустое, так что думай быстро, ибо в сложной ситуации иного способа уберечься у тебя не будет».
Она прекрасно запомнила это замызганное зелёное платье – фрау давно не была у прачки, – эту шляпку-шуте с зелёной лентой… Чуть сгорбленная, немолодая и, судя по раскачивающейся, ковыляющей походке, ещё и не совсем здоровая женщина… Добралась сюда так же быстро, как и Зоя.
«Думать быстро!».
«Она нипочём не угналась бы за мной пешком, значит, наняла экипаж! Двадцать пфеннигов. Сюда доехать дешевле не получится. Потратилась, но зачем? Зачем приехала? Что нужно весьма небогатой на вид фрау на станции дирижаблей? Улетать она не собирается, у неё даже дамского ридикюля с собой нет. Да и не по карману ей должны быть перелёты. Встречает кого-то? Кого? На дирижаблях летают люди состоятельные, вряд ли эта замарашка имеет таких знакомых. Приехала поглядеть на дирижабли? Уж лучше бы к прачке сходила». Слишком много вопросов возникало в этой, казалось бы, простой ситуации. Слишком много. Девушка, чувствуя волнение, уже понимала, что появление этой женщины здесь – не простое совпадение, но всё ещё надеялась на лучшее.
«А вдруг?!».
Теперь её задание было под вопросом. Она просто не могла рисковать, поэтому не знала, что делать дальше. И чтобы сделать следующий ход, ей необходимо было разобраться в ситуации. Знать, что называется, наверняка: появление этой дамы на станции – случайность или закономерность?
Есть сосиску ей расхотелось, от слова «совсем», но она, чтобы не вызвать подозрения, если вдруг за нею наблюдают, с видимым удовольствием откусила большой кусок одновременно и булки, и сосиски. И, почти не чувствуя вкуса, начала жевать. Приличной девушке не пристало есть на улице, а уж тем более есть на ходу… Но сейчас приличия волновали её в последнюю очередь.
Смотровая площадка.
Чуть в стороне от здания аэровокзала была небольшая возвышенность с перилами-ограждениями, на которой вечно толпились зеваки, пришедшие на станцию, чтобы посмотреть на прилёт или отлёт дирижаблей. Молодые люди, юноши с романтическими мечтаниями о дальних странах, приходили туда с подзорными трубами и театральными биноклями, чтобы видеть, как медленно огромные сигары цепеллинов спускаются с неба и плавно швартуются у специальных штанг-пирсов. То было завораживающее зрелище, что уже не первый год собирало изрядное количество благодарных зрителей. Делая вид, что она наслаждается сосиской, девушка отправилась на смотровую площадку и поднялась на неё по лестнице.
Народ там толпился и сейчас, но Зоя уже привыкла к тому, что ей тут же позволят пройти и уступят лучшее место. Для красивой девушки подобное поведение мужчин было не в новинку. И конечно же, так и случилось, и её пропустили вперёд к самым перилам.
– Вон «Померания» идёт. – воскликнул один из молодых людей.
– Да где же? – вопрошал другой, глядя в небо через подзорную трубу. – Не вижу!
– Да что же ты, слепой, что ли?! – кричал третий. – Болван! Цеппелина в небе не увидел! Вон с виража заходит на швартовку!
Зоя и без увеличительных приборов прекрасно видела, как огромный дирижабль совершает швартовочный манёвр. Но сейчас деву интересовали вовсе не передовые чудеса техники. Её со всех сторон окружали молодые мужчины и юноши. Она взглянула на стоящего рядом молодого человека с театральным биноклем и, поняв, что он тоже смотрит на неё, произнесла с заискивающей и обворожительной улыбкой:
– Молодой господин, не позволите ли вы мне воспользоваться вашим биноклем?
– О да, да, – молодой человек обрадовался, что к нему обратилась столь милая и столь яркая особа, и сразу отдал ей свой бинокль; попроси она у него кошелёк, наверное, он расстался бы и с ним без размышлений. – Конечно, фройляйн, прошу вас.
– Благодарю вас, – всё так же улыбаясь, произнесла Зоя, бросила вниз, за перила, недоеденную булку с сосиской и взяла бинокль.
Молодой человек немного удивился, поняв, что девушка смотрит не на приближающийся цеппелин, а совсем в другую сторону.
– Фройляйн, «Померания» вон там, – указал он в небо.
Но фройляйн только и ответила ему:
– Да-да, прекрасно.
И продолжила рассматривать всё что угодно, но только не дирижабль. Мало того, делала она это, необыкновенно близко подойдя к молодому человеку и выглядывая из-за его плеча.
И тут её как будто обожгло изнутри. Как там говорил ей её наставник? Не совпадение и не случайность, а лютая закономерность. Вот именно так и было. Появление старухи на станции не было случайностью. И шляпу старомодную, которая почти всегда скрывает лицо женщины, она нацепила, чтобы её рыло не бросалось в глаза. Старуха была здесь не случайно и была здесь не одна. Это стало ясно девушке, когда она нашла глазами крупную фигуру, что торчала на углу аэровокзала. Это был высокий человек с необыкновенно широкими плечами. На нём был «глухой» чёрный сюртук и глубокая, до бровей, чёрная шляпа. Он стоял вплотную к стене, тщетно пытаясь быть незаметным. Но его длинные руки в перчатках, мощный торс, тяжёлая челюсть не дали Зое усомниться в его причастности к происходящему.
И пожилая фрау, и этот чёрный человек-шкаф были тут неслучайно. И ждали они… Надо полагать, её, Зою Владимировну Собакину или, скорее, фройляйн Зою Лейденталль, проживающую на Гамбургер-штрассе в доме фрау Геберних. Девушка уже в этом не сомневалась, как и в том, что этими двумя всё не ограничится.
– Фройляйн, куда же вы смотрите? – произнёс вежливо хозяин бинокля. – Цеппелин там, вон он, смотрите, идёт на малом ходу к штангам пирса, он уже скинул швартовые фалы. Вон те верёвки видите?
– Ах вот как? А я, что, смотрела не туда? – удивлялась девушка с завидным для её случая хладнокровием. Сама же продолжала рассматривать в бинокль толпы народа, что собрались возле и вокруг здания аэровокзала.
И снова она не ошиблась. Снова её молодые, цепкие серые глаза нашли подтверждение её правоты. Ещё одно. Точно такой же «чёрный человек-шкаф» стоял у входа в здание и прятался за лотком с табаком.
Её хладнокровие, кажется, заканчивалось. Тугая удавка страха стала сдавливать её горло. Дело и вправду было нешуточным. Совсем нешуточным. Не зря отец Поликарп учил её не верить в совпадения.
Да и какие это совпадения, какие случайности – одна и та же старуха в шуте попадается ей на глаза сначала у дома, а теперь ещё и тут, на аэровокзале, – громилы из секретной службы Короны. И всё это именно в тот день и в тот час, когда сюда, в Гамбург, из Варшавы через Берлин прибывает курьер со средствами для планируемой операции. Или, как говорили сами участники, «для акта».
А курьером, что вёз деньги, был славный Ванечка. Молодой, румяный, двадцатилетний человек приятной наружности и доброго нрава Иван Андреевич Солдатов, которого Зоя знала лично. Поэтому её и послали его встретить. Зоя, услышав о таком задании, обрадовалась, она даже представляла, как будет удивлён Ваня, когда увидит её в таком смелом наряде на аэровокзале среди встречающих. После этого она должна была отвезти его на тихую и чистенькую улочку Кругкоппель, усадить за столик одного небольшого и тихого кафе, что находится на берегу озера, и уйти. На том её миссия заканчивалась. А теперь что? Что ей делать теперь? Само собой разумеется, что к Ване ей подходить и близко нельзя. Их сразу схватят, схватят обоих. Для этого ей дали сюда прийти, хотели выйти на курьера. И она их сюда привела. Но как они узнали об этом?
«Это провал! Среди нас есть предатель!».
В этом у девушки сомнений не было.
– Фройляйн, – вежливо продолжал хозяин бинокля, – вы всё время смотрите не туда, смотрите же, вон… Цеппелин уже швартуется.
– Ах да, конечно, – Зоя развернула бинокль к цеппелину.
Ей нужно было несколько секунд, чтобы принять решение. И решение это было очень, очень непростое. Ведь у неё были чёткие инструкции, которым дева должна была неуклонно следовать. И один из пунктов этой выученной наизусть инструкции гласил:
«В случае малейшей опасности немедленно покинуть опасное место, а покинув его и убедившись, что нет слежки, – затаиться в укромном месте и сообщить старшему о произошедшем. И сделать это при помощи телеграфа или почты».
Зоя глядела в бинокль на огромный швартующийся дирижабль и думала о том, что она может легко уйти с аэростанции. Эти мужики в чёрном не бегуны. Конечно, если твари из Интеллидженс сервис проводят тут операцию, скорее всего где-нибудь рядом отирается пара кривоногих, от которых ни один человек убежать не сможет, но для них у девушки был припасён в потайном кармане двухствольный аргумент и стек для верховой езды. Кривоногие – прекрасные бегуны, но бойцы из них никудышные. Девушка была уверена, что сможет уйти с аэростанции, но вот… Ванечка…
Она, конечно, уйдёт, но у тварей из Интеллидженс сервис наверняка уже есть список прибывающих на «Померании».
«Они молниеносно отсортируют пассажиров и найдут его. Это они умеют. Найдут его, найдут… Для этого им нужно будет только заговорить с ним. У него иногда проступает русский акцент. Они вычислят его, лишь только заговорив с ним. Сразу поймут, что он и есть тот, за которым я сюда пришла. И тогда…», -Зоя знала, что будет тогда. Но даже думать не хотела о том, что может случится с Ванечкой. – «Уж лучше ему сразу принять яд».
– Фройляйн, мне неудобно просить вас об этом, но мне было бы проще обращаться к вам по имени, поэтому разрешите представиться: Генрих Ройке, – чуть волнуясь, произнёс владелец бинокля, склонившись к её уху.
Зоя оторвалась от бинокля. Дева смотрит на этого, в общем-то, приятного молодого человека, и у неё в голове рождается план. План, при котором у Генриха Ройке, милого хозяина бинокля, нет почти никаких шансов выжить. Но ей становится жаль этого ни в чём не повинного человека, и она отвечает ему немного высокомерно:
– Извините, но я помолвлена. А ещё… Я не из тех, кто знакомится с мужчинами на улице, – и после протягивает ему бинокль: – Благодарю вас, господин Ройке.
Девушка идёт к спуску с площадки. Она не показывает вида, но, зная, что на неё смотрят, держит, что называется, марку. Её носик вздёрнут, и она чуть-чуть улыбается. Ей ужасно страшно, по-настоящему страшно, ведь опасность совсем рядом с нею. Но Зоя не показывает вида. Мало того, она совсем не скрывается. Пусть старуха в шуте, огромные мужики в чёрных сюртуках и все те, кого она не смогла отыскать глазами, её видят, они должны считать, что ей о них ничего не известно. Но Ванечку… Ванечку она спасёт, отведёт от него опасность, а потом уже и сама уйдёт от тварей. Она сможет. Не зря её готовили с самого детства.
