bannerbannerbanner
Аэропорт

Борис Конофальский
Аэропорт

Полная версия

Глава 3

   Двое суток, без остановок, полк шёл на запад по Енисейскому тракту. Двадцать две машины с людьми и более тридцати машин со снаряжением: БМП, штабные машины, машины электронной борьбы и многие, многие другие растянулись на несколько километров. Встречные и попутные машины сворачивали в кювет, уступали колонне дорогу. Колонна вставала только заправиться. Ели люди в машинах.

   Люди в машинах были мрачны, неразговорчивы. Все чувствовали, что это спешка неспроста. Если командование так гонит колонну, значить затыкать дыру. А это значило, что происходило что-то нехорошее. Корее всего, прорыв фронта.

   Все разговоры сводились только к одному вопросу: Куда? Офицеры ничего не говорили, скорее всего, и сами толком не знали. Младшие офицеры, командиры взводов, отвечали казакам со смирением: Куда надо, туда и поедем. Это и так всем было понятно. Некоторые говорили, что тащат их на Уренгой, но там фронт стоял крепко. Большинство считало, что на Сидоровск. Но и те и другие ошибались. У станицы Берёзовская колонна остановилась на несколько часов. Заправка, мелкий ремонт. Тут она получает приказ.

   Пришёл нач. штаба полка подполковник Никитин и коротко бросил казакам:

– Направление «юг». Станица Ниженка.

   И ушёл, больше ничего не сказав.

– Куда нас?– Переспрашивали молодые казаки.

   Старые казаки ужа начинали понимать:

– Ниженка, Аэропорт, Советская Речка.

– Так там же наши.

– Наверное, в помощь пойдём.

   Это всех немного успокаивало. В помощь, это всё-таки не дыры затыкать.

   Двести километров от Берёзовской прошли за ночь, дорога была не плохая. Барханы и саранча, тихо, не жарко, и нет ядовитой болотной пыльцы. Казаки сворачивали на грузовиках тенты и, откинув шлемы за спины, дышали чистым воздухом без респираторов. Дышать без респиратора, курить, не вынимая сигареты изо рта, чувствовать, как встречный воздух шевелит волосы, всё это большое удовольствие. Такое, какое им на их болотах и не снилось. Вторая сотня, сотня Саблина, шла в голове колонны. Вначале колонны почти нет пыли. Вся пыль в конце. Он не спал, как и многие казаки, наслаждался прохладой, курил немного, ел кое-что из ранца, даже выпил с товарищами. Самую малость. Очень, очень ему нравилось, что не жарко. Что звёзды видно. Что заразной пыльцы нет, что почти безобидная саранча шелестит крыльями в темноте, а не лютая болотная мошка, которая может за ночь обглодать кожу на лице, изъесть мелкими ранами, если лицо не закрыто.

   И тут навстречу колонне из тёмной степи – фары. Их колона дисциплинированно прижалась к обочине, а люди, те кто не спал, смотрели вперёд, хотели знать, кого это они пропускают, и рассмотрели. Поднимая пыль, одна за другой на север, быстро пролетели по дороге три «санитарки». Три больших санитарных машины.

– Битком,– сказал Семён Зайцев, взводный радист.

   Никто ему ничего не ответил.

– Чего там, чего стоим?– Спрашивали проснувшиеся казаки.

– Спите, ничего,– отвечал урядник Коровин.

   Снова поехали. От благостного, расслабленного состояния и следа не осталось, особенно когда они увидали, что вдоль дороги, пропуская их колону, вставали тягачи с битой и сожжённой техникой. А под утро прошли ещё пять «санитарок». Да, всем кто не спал стало ясно, что везут их не в «резерв». Нет, все в полку были бойцы бывалые, никто не боялся, просто всегда так бывает перед самым фронтом, настроение пропадает. Как увидишь горелую технику, да «санитарок», а ещё хуже носилки накрытые брезентом с торчащими из-под него ботинками – так всё, до свидания благодушие, здравствуй тяжёлая, ратная работа.

   Огни впереди, но уже не яркие – рассвет. У дороги то и дело стоят грузовики и тягачи. Пустые и с техникой. Ещё дальше по обочине растянулся артиллерийский полк. Приехали, всё тут и начнётся. Верный признак близкого фронта МРЭБ (Машина Радио Электронной Борьбы). Она не просто стоит, она расположилась на холме, развернула антенны. На рассвете, на въезде в старинное заброшенное селение колонна остановилась. Дальше дорога забита транспортом и техникой.

– Что это?– Спросил пулемётчик Каштенков, вставая к борту машины и глядя вперёд.

– Советская Речка,– ответил ему замкомвзвода Носов даже и не выглянув из-за борта.

   Он был старый казак, видно бывал тут когда-то. Знал эти места.

– А дальше что будет?

– Ниженка,– ответил Носов.

   Ниженка. Больше никто ничего не спрашивал. Казаки вставали к борту рядом с Каштенковым и смотрели вперёд, закуривали. Ниженка.

   До их родных болот двести километров, один переход для моторизированной части. Один переход и китайцы будут у станицы Берёзовской. Все как-то сразу это поняли без лишних вопросов. Что уж тут неясного.

   Мимо, в первых лучах восхода, проходят два солдата, один с рацией.

– Здорова, пехота,– кричит им Каштенков.

– Здорова, пластуны,– отзывается один из солдат.

– Китайцы-то где?

– Так рядышком, в Нижинке. Двенадцать килОметров.

– А что ж вы их туда пустили?– Ехидно спрашивает Каштенков.

– Так без вас их разве удержишь,– так же ехидно отвечает ему солдат. – Вот вы приехали и покажете, как их бить.

– Ну не бойтесь, мы приехали, покажем.

– Слышь, пластуны, а сало есть у кого,– вдруг говорит солдат-радист,– меняю на паштет два к одному.

   И говорит он это с надеждой в голосе, видно осточертел им их солдатский паштет из саранчи.

– Есть,– говорит Саблин.

– Махнёмся?– Всё ещё не верит радист.

   Аким лезет в ранец, достаёт оттуда отличный шмат сала с богатой прожилкой, шмат заспанный солью и болотным перцем и завёрнутый в пластик. Он отрезает от куска грамм двести, и, перегнувшись через борт, отдаёт кусок солдату. Тот радостно хватает сало, передаёт его товарищу, а сам скидывает свой ранец, лезет в него, но Саблин ему говорит:

– Да не нужно мне ничего, это подарок.

– Не нужно?– Удивляется солдат.

– Нет.

– У меня спирт есть,– предлагают второй.

– Да не надо ничего,– отмахиваться Аким,– это вам подарок от пластунов.

– Подарок?– Всё ещё не верит радист.

– Подарок.

– Ну, спасибо, друг.

– Удачи, товарищ.

   Солдаты уходят, отойдя метров на тридцать в рассветную мглу, останавливаются и ещё раз кричат:

– Спасибо, друг.

   Саблин машет рукой.

   Казаки из кузова не вылезают, курят навалившись на борт, а мимо них бодро прошёл сотник Короткович, их командир. А за ним бегом замкомсотни подсотник Колышев.

   Не прошло и двадцати минут, как офицеры вернулись, Короткович быстрым шагом прошёл мимо, а Колышев остановился у первой машины и заорал не в коммутатор, а в «голос»:

– Вторая сотня, сгружаемая, садимся на БТРы, загрузка боевая.

– Что, – просыпались казаки, что спали,– чего он сказал?

– Всё, хлопцы, приехали, слазьте.– Отвечали им те, кто не спал.

   Боевая загрузка – это значит, что в БТР будут загружены все боеприпасы, что положены по боевому расписанию. Боевое расписание – это выход на линию фронта. Отдых закончился. Всё!

   Вторая сотня – четыре взвода, вместе с миномётным расчётом, и офицерами, это почти девяносто человек. Закидать в БРТы снарягу и боеприпас для них дело минутное. Через десять минут шесть БТРов с логотипом Второго Пластунского Полка были готовы, люди лезли на броню, рассаживались. А подсотник Колышев докладывал командиру, что сотня к маршу готова: боеприпас, вода, запасные аккумуляторы и хладоген погружены по боевому расписанию.

   Сотник принимает рапорт и лезет на второй БТР. Вот так вот, всё быстро и слажено, как положено.

– Товарищ сотник, куда нас?– Спрашивают казаки командира.

– Нашей сотне и двум моторизированным сотням казаков приказано взять станицу Ниженка.– Отвечает Короткович.

– По солнцу, что ли, атаковать будем?– Ворчат казаки.

– Да, атаку начнём сразу, как прибудем, до темноты ждать нельзя, китайцы могут подвести подкрепление.

– А мы в лоб пойдём?

– Как обычно,– говорит сотник,– мы атакуем с фронта, казаки с флангов, и попытаются их отрезать от дороги.

   В лоб, на, скорее всего, окапавшегося противника, да по свету, не дожидаясь темноты. Всё как всегда. Второй сотне везёт на такие атаки.

   Подошли к станице очень быстро, там их уже ждали моторизированные казачьи сотни. Вся округа забита лёгкими квадратиками и БМП степняков. Офицеры всех частей собрались в кружок над планшетом, что-то решали. Казаки и пластуны ждали. Обычно болотные казаки-пластуны и казаки степные друг друга без шпилек и колкостей не оставляли. Но сейчас не до того. Атака дело серьёзное. Поздоровались и всё. Совещание было не долгим, командиры сотен пожали руки. Есаул, командовавший операцией, показал что-то сотнику Коротковичу пальцем в планшете и, хлопнув его по плечу, сказал:

– Давай, пластун, как будешь готов, начинай, и не тяни, до восьми утра твои должны войти в первую траншею китайцев.

– Есть,– говорит Короткович.

– Слыхали?– Спросил командир четвёртого взвода Михеенко.– К восьми часам нам уже в Ниженке быть.

– Да слыхали, как тут не услыхать, – отвечает ему урядник Носов невесело,– опять идти без разведки, без артподготовки по степи прямо на траншеи.

   Михеенко хотел сказать ему что-то резкое, уже глянул на него, собрался было, да не успел.

– Командиров взводов к сотнику,– голосисто заорал прямо рядом с их БТРом Колышев.

– Командиров взводов к сотнику.– Донеслось со следующей машины.

   И дальше:

– Командиров взводов к сотнику.

   Михеенко так и не успел сказать Носову ни слова, слез с брони и поспешил к Коротковичу на совещание, получать боевую задачу.

– Ну что, Аким, нам опять первыми идти,– спросил Саблина командир штурмовой группы урядник Коровин.

   Саблин пожал плечами, но под доспехом это движение почти невидимо, пришлось пояснять словами:

 

– Не впервой.

– Главное, чтобы снайперов у них поменьше было,– сказал Володька Карачевский. – Очень не люблю я этих сволочей.

– Да, – соглашается с ним Ерёменко,– эти гады хуже пулемёта.

   Чагылысов Петя сидит на броне рядом с ними, оскалился, это он так улыбается. Он сам первый номер снайперского расчёта. Забавляют его эти разговоры, но он ничего не говорит, не лезет.

   Бойцы штурмовой группы разговаривают, зачем лезть, им скоро в атаку вставать. Он их прикрывать будет, изо всех сил будет беречь их. Пусть пока снайперов ругают. Потом как всегда спасибо ему скажут.

   «Пять сорок семь утра. Четвёртый взвод вышел на исходные. Тысяча двести метров северо-западнее станицы Ниженка. Требуется двадцать минут для разведки на местности, и ещё двадцать минут для установки огневых средств. Противодействия противника не наблюдается. В зоне видимости противника нет». – Записал прапорщик Михеенко в ЖБД (Журнал Боевых Действий Второй сотни)

   Пулемётчики уже собрали пулемёт и поволокли его к месту установки. Так же уже почти готовы были и гранатомётчики.

   Они нашли невысокий бархан, чуть обработали его лопатами, и теперь собрав пусковую установку, таскали к ней тяжёлые гранаты.

   Снайпера сразу ушли вперёд, у снайпера оптика дай Бог, они и дозорные заодно.

– Ну, готовы?– Спросил у собравшихся бойцов штурмовой группы взводный.

– Так точно,– за всех ответил командир штурмовиков урядник Коровин.– Как обычно.

– Значит, на рожон не лезьте, в станицу не идёте, – он стал показывать пластунам на планшете их путь,– идите отсюда и прямо на юг, ровно на юг.

– То есть станицу обходим по околице?

– Точно, в лоб на неё, сразу после нас пойдёт второй и третий взвод. А вы так и держитесь барханов правее, правее. И как дойдёте до неё, оглядитесь, и если будет возможность, так ударите с запада во фланг, когда наши бой завяжут. Задача ясна?

– Так точно,– опять отвечает за всех урядник.

– Всем ясна?– Уточняет прапорщик.

– Всем.

– Так точно.

– Да, понятно.– Не дружно отвечают пластуны.

– И ещё раз говорю, не лезьте на рожон, без геройства чтобы…

Глава 4

   Саблин, Ерёменко, Карачевский и командир штурмовой группы урядник Коровин – вот и все атакующие силы четвёртого взвода.

   По штатному расписанию должно быть семеро: шесть бойцов и командир. Но это во взводе, в котором по расписанию тридцать бойцов. А таких взводов не бывает. Двадцать максимум. Да и то Аким не мог вспомнить, когда их было двадцать. Всегда меньше.

   Вышли на исходные. Там, привалившись к ещё негорячему бархану, расположились снайпера. Снайпер Петя Чагылысов и его второй номер Толя Серёгин.

– Петька, ну что, видал их? – Улёгся рядом с ним Коровин.

– Нет, Женя, не видать, прячутся, – привычной скороговоркой отвечает снайпер. – Бруствер первого ряда окопов вижу, больше ничего, нет движения.

– Неужто нас не заметили? – Говорит Коровин, вглядываясь в сторону станицы.

– Шутишь, Женя? – Смеётся Чагылысов. – Мы тут БТРами на всю степь ревём, степняки вон там, западнее прошли по барханам, пылищу подняли, а они не заметили? Безглазые они, да?

– Значит, затаились?

– Ага, затаились. Я бы затаился, пока бы соотношение сил не понял.

– Верно ты, Петя, говоришь, – соглашается Коровин, всё ещё глядя на станицу, которую придётся брать.

   Но лежа и таращась на цель, боевую задачу не выполнишь, он оглядывается на своих людей:

– Ну что, господа пластуны, пойдём потихоньку?

– Пошли, чего тянуть, – говорит Ерёменко.

   Саблин сжал кулаки, кажется, опять задрожали пальцы. Это от волнения перед боем, с ним всегда так.

– Тогда ты первый, – говорит урядник, – Саблин второй, я за ним, Володька за мной. Идём, не высовываемся, в станицу не лезем, обойдём её с запада, как взводный и сказал. Соблюдаем режим радиомолчания.

   У Ерёменко, он в штурмовики переведён из минёров, как и у всех хороших минёров на мины чутьё, поэтому Коровин оставил его первым, хотя какие в барханах мины, мины будут перед позициями противника, а до них ещё добраться нужно. Саблин если не первый, то всегда второй, он самый опытный из всех, ну, кроме самого Коровина, а замыкает группу Карачевский, он тащит на себе дополнительный запас гранат и «брикет». Брикет – это десять килограммовых тротиловых шашек, связанных вместе и обмотанных толстой алюминиевой фольгой. Их можно использовать по отдельности, а можно взорвать и все сразу.

   Когда Ерёменко вылез на бархан и спустился с него вниз, Саблин уже хотел идти за ним, как снайпер толкнул его в плечевой щиток и показал сжатый кулак. В «кольчужной» перчатке с защитной крагой кулак выглядит весомо, внушительно. И означает он «держись, брат». Снайпер сказал:

– Я пригляжу за вами, хлопцы.

   Саблин кивнул, закрыл забрало шлема и полез на бархан. Вслед уходящему вперёд Ерёменко.

   Привычно вспыхнула панорам на внутренней стороне забрала, пред глазами побежали цифры, цифры. Аккумулятор, хладоген, моторы, приводы, герметичность – всё в порядке. Все три камеры работают отлично, дают обзор триста шестьдесят градусов. Микрофоны в порядке, он даже слышит, как скрепит песок у Ерёменко под башмаками. Сразу стало спокойнее, от волнения и следа не осталось, теперь работа. Простая воинская работа – идти в атаку.

   Щит на ремне висит, на шее, левая рука его только придерживает, пятизарядный армейский дробовик «Барсук» под мышкой правой руки. Камеры чуть выше среза щита. Он всё видит, противник видит только щит и ноги. Так и пошли. Ерёменко в десяти шагах впереди него, Саблин идёт след в след, конечно, мин тут нет, но таковы правила, так записано в уставе, а со временем ещё и привычка. Там, где могут быть мины, след в след. Там, где мин нет, в шахматном порядке.

   Первый раз за утро в костюме заработала вентиляция. Аким и не заметил, как внутренняя температура доползла до тридцати. Тридцать – предел, нужно охлаждение. При тридцати трёх возможен тепловой удар. Вентиляция охладила его до двадцати восьми, вполне комфортная температура. Днём, когда на солнце она уйдёт за пятьдесят, вентиляции хватить не будет, и тогда придётся расходовать хладоген – смесь сжиженных газов, позволяющих быстро понизить температуру внутри брони до приемлемой. А пока и вентиляции хватает.

   Саблин идёт на юг за Ерёменко с бархана на бархан, всё на юг и на юг, но сам всё время смотрит на восток, в станицу. Если начнут бить, то, скорее всего, оттуда. Он выкручивает зум камер на максимум, но ничего подозрительного не видит. Никакого движения. Надолбы из прессованного песка, плиты, что защищают станицу от гуляющих от ветра барханов. Крепкие дома степных казаков, сплошь покрытые солнечными панелями. Хорошие дома, большие. У каждого дома ветряки и водосборники. Зажиточные в Нижинке живут казаки.

   Но почему нет никого? Где китайцы? Вот, что мучает Акима: почему не открывают огня? Хотят подпустить ближе, в упор бить? Хорошо, что Петя Чагылысов обещал за ними присмотреть, так ему, конечно, спокойнее.

   Ерёменко залез на бархан и неожиданно остановился. Поднял руку. Это значит «стоять».

   Говорить нельзя, режим радиомолчания. Сказать что-нибудь в эфир – это всё равно, что залезть на бархан и начать размахивать флагом. Сразу заметят. Любые радиоволны разлетятся на десятки тысяч шагов. Даже самый ленивый радист, не говоря уже об опытном радиоэлектронщике, сразу запеленгует источник радиоволн и до метра вычислит координаты, моментально сбросив их миномётному расчёту. Или, не дай Бог, артиллеристам. Так что, пока не начался бой, разговоры в эфире допустимы только по двум причинам. Причина первая – мины, причина вторая – засада. Так что приходится как в старину смотреть за впереди идущим и следить за знаками, что он посылает.

   Саблин сначала остановился, а потом быстро подошёл к Ерёменко.

   Они открыли забрала, и Аким спросил:

– Чего встал?

– Так всё, дошли, если дальше пойдём, так станицу обойдём с юга. Что дальше делаем?

   Саблин тоже не знал. Они позвали Коровина и Карачевского.

   Собрались все возле высокого бархана:

– Ну, что делаем? – Спросил Ерёменко. – Идём дальше на юг или поворачиваем в станицу?

– Да, непонятно, – сказал Коровин и выглянул из-за верхушки песчаного холма. – Кто-нибудь китайцев видел?

   Все ответили отрицательно и ждали решения командира.

   А он мялся, всё ещё разглядывая станицу, рассуждал:

– Смысла нет пёхать на юг… Эх, нам бы в эфир выйти… Ладно, давайте пойдём в станицу. Тихонечко дойдём околицы, до вон тех плит, остановимся, приглядимся, одни входить не будем, будем ждать общей атаки. Саблин, теперь ты первый. И смотри за минами.

– Есть, – ответил Аким, захлопнул забрало, взял щит и полез на бархан.

   Так от бархана к бархану он первым преодолел последние двести метров и у защитной плиты остановился. Никого. Тихо. Слышно только ветер да шорох саранчи. В станице ни души. Он выглянул из-за плиты и увидал окопы. Шли они по краю населённого пункта, опоясывая его. Сомнений не было.

   И тут в рации он услыхал знакомый резкий и не очень приятный голос Коротковича:

– Внимание, атака! Атака! Вторая и третья группа, вперёд! Остальным подавлять противодействие противника.

   Всё, началось, теперь можно пользоваться связью, и Саблин заговорил, он должен был сообщить то, что видел.

– Саблин, четвёртая группа, нахожусь на западе станицы. Вижу траншеи противника, брустверы на север и северо-запад.

– Четвёртая группа, Саблин, подавать противодействие, в первую очередь пулемет, если есть, по возможности начать зачистку траншей. – Чётко выговаривал слова сотник.

– Есть, – сказал Аким.

– Принято, – сказал Коровин.

   И не дожидаясь, когда к плите, за которой он сидел, подойдут остальные, Аким закрылся щитом и первым вошёл в станицу.

   В камеру заднего вида он видел, что тут же за ним пошёл и Ерёменко, а за ним и Коровин с Карачевским. Значит, всё в порядке.

– Петя, – говорит урядник, – мы вошли, ничего не видишь?

– Хлопцы, нет никого, ни одного движения не видал, – сообщает снайпер.

   Но это ничего не значит. Аким с опаской выглядывает из-за угла дома. Стоит несколько секунд не шевелясь – всё, вроде, тихо. И снова двигается на север к траншеям. Новый дом, новый угол. Он опять не торопится. Рисковать нет смысла, торопиться некуда, в воздухе висит утренняя тишина. Тревожная тишина. Но опять никого нет, до траншей метров пятьдесят, а вокруг никого. Странно это всё. Не будь за спиной товарищей, так не пошёл бы дальше.

   У последнего дома расстегнул левый подсумок с грантами. Потрогал гранаты, наличие этих тяжёлых вещиц вселяло уверенность, наверное, большую, чем наличие дробовика и щита. Штурмовик без гранат как без рук. И только после этого, всё так же прикрываясь щитом, двинулся к траншеям.

   Он подошёл к ним с тыла, если мины и были, то их поставили с фронта, перед бруствером. Тут же были ступени, которые вели вниз, но Саблин предпочёл спрыгнуть вниз. Всё-таки могли китайцы поставить мину. Спрыгнул и затих, огляделся.

   Тишина, пустота и слова снайпера, что он не видел ни единого движения, успокаивали немного. И тут снова в наушниках голос сотника:

– Четвёртая группа – доклад.

– Четвёртая группа, Саблин, я в траншее, противника не наблюдаю.

– Не наблюдаете? – Кажется, не верит командир. – Точно?

– Точно, нет никого. Проверю блиндажи – доложу.

– Будьте внимательны с минами.

– Есть.

   Тут же в окоп скатился Ерёменко, пока Коровин и Карачевский пошли по верху.

   Саблин шёл первый, закрываясь щитом, в пяти мерах за ним Ерёменко, чтобы одной гранатой не накрыли. По верху с оружием наготове крался Коровин. Все шли неспеша, чтобы не нарваться на выстрел в упор. Они слышали уже приближающихся с севера товарищей из второй группы. Те, видя Коровина над окопами противника, маршировали как на параде. Аким заглянул в блиндаж: ящики, ящики, ящики. Еда, китайские патроны, которые можно переработать, неплохие китайские гранаты. Осматривать всё тщательнее было опасно. Он вышел из блиндажа и сообщил Коровину:

– Противник не обнаружен. Провиант, снаряга есть мальца, пусть Лёша Ерёменко поглядит насчёт фугаса, вдруг заминировано.

– Принято, – сказал урядник и тут же передал сообщение сотнику.

   А казаки тем временем осматривали траншеи, а заодно и окрестные дома. Ходили спокойно, было ясно, что китайцев в станице нет. Саблин уселся на край траншеи, закурил, глядел, как к ним через барханы идёт снайпер Чагылысов и его второй номер Серёгин.

– Вот разведка, мать их, – смеялся Володя Карачевский, скидывая тяжеленный рюкзак с дополнительным боезапасом, – устроила нам сражение на пустом месте.

 

– Дуроломы, – соглашался с ним Ерёменко, выходя из блиндажа. Вышел и крикнул: – Блиндаж проверил Ерёменко, мин и фугасов нет.

   Чагылысов подошёл к ним, прикурил от сигаретки Саблина и тоже добавил:

– А я гляжу-гляжу, гляжу-гляжу, нет движения, думаю, вот как хорошо китайцы хаваются. – Он смеётся. – Эх, разведка. Орден им какой дать или крест за такую разведку.

   Из степи подтягиваются и другие казаки из их взвода. А правее входят в станицу другие взвода. К ним идёт их взводный, он слышит их разговор по коммутатору и тоже говорит:

– Зря вы, казаки, на нашу разведку ругаетесь, нам сводку степняки делали, мы по их данными оперировали, наши тут ни при чём.

– Опять эти, – Ерёменко, кажется, даже обрадовался, – да что ж за народ такой, ну всё у них абы как, всё на авось.

– Верно, – говорят бойцы из второй сотни.

– Верно, – соглашаются пластуны, не любят они степных казаков. Рады, что степняки опять обмишурились, а не свои, болотные.

   Аким тоже с этим согласен, просто не говорит.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14 
Рейтинг@Mail.ru