Борис Батыршин
Тайна Пятой Планеты
Влада, воспользовавшись секундной растерянностью, ловко продела руку мне под локоть и увлекла меня по коридору в сторону буфета. Я с опозданием сообразил, что у неё, как и у меня, свисает с шеи на тесёмке бэйджик участника слёта надпись на нём гласила, что Влада Штарёва представляет здесь общество «Эра Встретившихся Рук». Об этой организации я слышал впервые и стал прикидывать, как бы поделикатнее выяснить, что это за зверь такой, и с чем его едят. Но этого не понадобилось – моя спутница уже вовсю щебетала о своих делах, и вскоре я узнал много такого, о чём раньше не догадывался.
Оказывается, пока я гонял олгой-хорхоев на Луне, вытаскивал людей с затерянного в Пространстве «Эндевора», учился на космодесантника и мотался в систему Сатурна и обратно, на Земле происходили весьма любопытные вещи. Нет, я не о политике – хотя с некоторых пор я стал уделять международным новостям больше внимания. Дело было совсем в другом – и я удивлялся, как сам не подумал об этом раньше.
А следовало бы! Разве мало в «той, другой» моей жизни было всяческих сект, обществ по изучению НЛО, любителей эзотерики во всех видах и прочих «Космопоисков»? Нет-нет, сам я подобными вещами не увлекался – так, любопытствовал, но в меру, наблюдая за упомянутыми «одержимцами» (на редкость меткое словечко из «Маятника Фуко» Умберто Эко) издали, с некоторой брезгливостью. Подобная публика массово расплодилась в перестроечные времена и позже, в девяностые. Здесь её время еще не пришло – если бы не гобийская находка Ивана Ефремова.
Событие, и правда, грандиозного, цивилизационного даже масштаба: человечество впервые получило бесспорное доказательство того, что оно не одно во Вселенной, что есть (или были раньше) и другие носители разума, которые однажды добрались до нашей планеты и оставили вполне осязаемые и материальные следы. И не какие-нибудь японские статуэтки «догу», изображающие гуманоида в скафандре, и не барельефы майя с сидящим в корабле человеком. Оставленные неведомыми пришельцами «звёздные обручи» изменили жизнь на Земле до неузнаваемости, вытолкнув человечество из накатанной колеи в другую – за пределы планетарной колыбели, во Внеземелье, к звёздам.
И, как это всегда бывает, на периферии грандиозных событий забурлила и попёрла из щелей пена в виде сляпанных на скорую руку философских концепций, сект поклонников Высшего Звёздного Разума, всякого рода реформаторов, норовящих перекроить прежние религии, теории о происхождении разумной жизни и прочие мировоззренческие представления на свой лад. Конечно, человечество не раз проходило через это на протяжении всего двадцатого века – но на этот раз «накипи», неважно, религиозной, философской или псевдонаучной, было чересчур много. Её порождения вылезали на свет чаще всего в США, Европе и Японии в виде сект, околовсяческих обществ с громкими названиями и невнятными сферами деятельности и ютящихся по цокольным этажам «академий», учреждённых личностями, которых Станислав Лем в своё время метко назвал «инвалидами от науки». Организации эти отличались одна от другой степенью невменяемости и агрессивности, устраивая время от времени шумные акции, далеко не всегда безобидные.
Не обошло это поветрие и СССР, хотя и в несколько смягчённом виде. Видимо, кто-то очень неглупый решил вместо того, чтобы бороться с одержимцами, взять их под контроль и направить энтузиазм и энергию этой публики в безопасное для общества русло. «Эра Встретившихся Рук» как раз и была из числа таких – занимались там по большей части философско- мировоззренческими аспектами Внеземного Разума, свалив в кучу многочисленные гипотезы о создателях «звёздных обручей» и то, о чём ещё в конце шестидесятых писал в своей «Колеснице богов» швейцарец Эриха фон Дэнникен. Тогда его книга стала мировым бестселлером; в семидесятом по ней сняли фильм «Воспоминание о будущем» – его показывали и в СССР, что в свою очередь вызвало бум интереса к пришельцам, «тарелочкам» и инопланетным прародителям человечества. Для ЭВР-овцев же творение Дэнникена стало, вместе с ефремовским «Лезвием Бритвы», сразу и Ветхим и Новым Заветом, а заодно и деяниями апостолов.
Если отбросить в сторону некоторые экстравагантные формы деятельности, ЭВР была организацией безобидной, тихой, даже по-своему любопытной – за что и была обласкана властями. Помимо сочинения теорий разной степени бредовости, они проводили конференции, устраивали лекции и литературные конкурсы, издавали какие-то брошюрки и сборники фантастических рассказов – что характерно, за государственный счёт. Влада попала в ЭВР два года назад и быстро сделала там карьеру, заняв пост секретаря московской организации. Именно в этом качестве её и пригласили на слёт поучаствовать в семинаре, посвящённом поискам следов внеземного разума и так называемой «палеокосмонавтике». Что ж, дело хорошее: будущим покорителям космоса не помешает быть в курсе новой, зарождающейся мифологии, и чует моё сердце, тут не обошлось без Евгения нашего Петровича – неспроста я заметил его восседающим в президиуме на торжественном открытии…
– Знаешь, я только что сообразил, что Влада не задала мне ни единого вопроса о нас – обо мне, тебе, других наших!
Мы ехали по Проспекту Мира; справа осталась станция метро «Алексеевская, а впереди пронзала небо косая игла с ракетой – монумент «Покорителям космоса» перед центральным входом ВДНХ.
– Что, даже об Энцеладе не спрашивала? – удивилась Юлька. – Хотя, чему тут удивляться? Она всегда предпочитала говорить о себе, было бы кому слушать…
Она держала руль одной рукой, положив локоть другой на дверку, и набегающий ветерок трепал её волосы. Машина была подарком Шарля на мой день рождения – конечно, не «Шевроле- Корвет», на котором мы гоняли по шоссе от космодрома Куру до прибрежного пансионата, а новенький «Пежо-504» специальной сборки, только для сотрудников французского отделения Проекта. Кабриолет цвета тёмно-синий металлик смотрится на московских улицах сущей экзотикой – особенно с эмблемой Центра Подготовки на дверках, при виде которой встречные водители сигналят и приветственно машут руками, а постовые гаишники берут под козырёк.
Когда я рассказал о разговоре с Владой, Юлька состроила непередаваемую физиономию – видимо, воспоминания о совместном пребывании в «Астре» накрепко отпечатались в её памяти, и отнюдь не в самом позитивном ключе. Но обсудить встречу мы не успели – надо было собираться и пулей лететь в Королёв, где меня ожидали сразу три совещания, и все на тему грядущего рейса «Зари». Юлька же условилась о встрече со своим научным руководителем, профессором Бортниковым. Неделю назад он, попросил её задержаться после лекции и прямо заявил: если «Если уважаемая Лидия хочет добиться чего- то на поприще тахионной физики, то следует побольше времени проводить в университетских аудиториях и библиотеках, а меньше – на кораблях и орбитальных станциях. Внеземелье никуда не денется, наставительно говорил профессор, но сейчас следует плотно взяться за учёбу, не отвлекаясь на космические приключения, большие и малые…» Так что на этот раз Юлька, может, никуда и не полететь – хотя вопрос этот пока не решён окончательно…
Мира после эпопеи «Лагранжа» заболела Внеземельем всерьёз. Собрала скрипичное трио из таких же как она студенток консерватории и гастролирует по Внеземелью. В планах значатся и околоземные станции, и Луна, и недавно заработавшая марсианская "Скьяпарелли". И даже «Гюйгенс», бывший жилой «бублик» «Зари», исправно нарезающий круги вокруг Титана. Юрка-Кащей не слишком этому рад – вряд ли его возлюбленная скрипачка начнёт гастрольный тур с нашего корабля. Слушателей маловато, да и рейс обещает затянуться…
Мы проскочили ВДНХ, миновали эстакаду и понеслись по Ярославке. Машин в этот час немного, так что Юлька с удовольствием топила в пол, не опасаясь ГАИшников с их радарами. Водит она гораздо лучше меня – я со своим дорожным опытом чересчур осторожен и склонен к перестраховке; она же, наоборот, обожает скорость и при каждом удобном случае гоняет по подмосковным трассам, выжимая из заграничного мотора все лошадиные силы до капли. Я этого не одобряю – пусть стритрейсеров здесь пока не водится, да и до пробок «той, другой» Москвы далеко, но ведь и качество дорожного покрытия далеко не из двадцать первого века. Юлька моё недовольство игнорирует, и я с грустью понимаю, что её, совсем ещё молодую девчонку, порядком раздражает моё старческое брюзжание.
– Кстати, вылетело из головы… – добавила она. – Как раз перед тем, как ты пришёл домой, звонил Леднёв и просил обязательно разыскать его, когда будешь в Королёве. Не знаешь, что ему нужно?
III
Серёжа поднял револьвер обеими руками и надавил клавишу электроспуска. Револьвер едва ощутимо дрогнул – воспламенился заряд циркониевой фольги скрытой в патроне. Горит он, если верить проглоченному наспех руководству, около пяти миллисекунд при температуре в пять тысяч градусов, и этого хватает, чтобы накачать энергией встроенный в ствол оптический резонатор, который в свою очередь порождает лазерный импульс. Ни светового шнура, как в «Гиперболоиде инженера Гарина», ни летящих сгустков света, как в недавно пересмотренных «Звёздных войнах» при выстреле не возникло; Серёжа, конечно, знал, что в вакууме такого быть не может, но подсознательно ожидал какого-то особого эффекта. Всё же в руках у него – настоящий лазерный пистолет (ну, хорошо, револьвер, не будем цепляться к мелочам), хоть и используемый в мирных целях.
В том месте, куда ударил луч, не было искр – только клубок пара, моментально растаявший в вакууме. Да и откуда им взяться, искрам? Совершенно неоткуда: лёд – он лёд и есть, как его ни обзови. Здесь лёд называют ледоритом – как сообщил планетолог Пьявко, этот термин ввёл в обиход Алексей Монахов, позаимствовав его из какой-то фантастической книжки. Серёжа допытывался у ветерана, что это за книжка – хотел, вернувшись на землю, найти и прочитать – но Пьявко так и не вспомнил. Надо будет спросить у Алексея, когда «Заря» придёт, наконец, к Энцеладу, уж он-то наверняка помнит…. Серёжа повернул револьвер (он же «ЛСКП-2М, спектрографический комплекс, переносной, модель вторая, модифицированная») и посмотрел в окошечко на затыльнике. Высветившиеся там цифры, ничего ему не говорили, однако Серёжа старательно переписал их в нарукавный блокнот – непростая задача, когда приходится пользоваться специальным толстенным карандашом, который так и норовит выскочить из пальцев руки, облачённой в неуклюжую перчатку «Кондора». И если бы карандаш не крепился к блокноту тонкой, длиной в полметра, леской, пришлось бы ловить его по всему гроту…
Вообще-то в записи не было особого смысла – как гласила та же инструкция, полученные данные сохранялись на встроенном в спектрограф запоминающем устройстве. Ёмкости его хватало на полсотни проб; после окончания замеров устройство следовало отсоединить и сдать в лабораторию, где показания перекачают на катушки магнитной ленты. Но Пьявко, а с ним и Зурлов, настаивали, чтобы Серёжа каждый раз аккуратно записывал полученные данные.
Ну вот, готово… Серёжа захлопнул крышку блокнота, вставил карандаш в гнездо – леска при этом сама собой смоталась, – и убрал ЛСКП в контейнер. На сегодня работа закончена, можно идти в шлюзовой балок, снять «Кондор», отдраить внутренний люк и, хватаясь за поручни, двинуться по длинной, не меньше пятнадцати метров, рубчатой трубе перехода. В противоположном её конце люк, ведущий в жилой балок, и тут важно не забыть плотно задраить тот, что остался за спиной – во-первых, это злостное нарушение, а во-вторых люк жилого балка попросту не откроется, останется заблокированным. Техника безопасности, всё продумано до мелочей, на случай того, если шлюз или переходная труба потеряют герметичность. Это вряд ли может случиться здесь, в рукотворном ледяном гроте в трёхстах метрах под поверхностью Энцелада. Но – мало ли что? «На аллаха надейся, а верблюда привязывай» – учит мудрый аксакал Пьявко, да и инструкции пока ещё никто не отменял…
– И здесь я буду жить?
Серёжа осмотрелся, изучая внутренности балка. Хотя – изучать тут особо и нечего: узкие полки в два яруса, снабжённые пристяжными ремнями, как и полагается в невесомости; крошечный столик у стены, стулья прикручены к полу и снабжены ремнями, на манер автомобильных. В дальнем углу, за раздвижной, на манер жалюзи, дверью – санузел с унитазом, рукомойником и душевым мешком.
– Не ты, а вы, все трое. – уточнил Зурлов. – Один поработал внизу дня три-четыре, потом другой его меняет, по очереди. На «Лагранже» сила тяжести как на том же «Гагарине» или, скажем, на Луне – а здесь всего-то одна сотая «же». А какие же вы будущие космонавты без опыта в невесомости?
– Ну, в ангарах буксировщиков тоже невесомость… заметил Серёжа. Перспектива провести здесь четыре дня не вызывала в нём энтузиазма. На занятиях по истории космонавтики он знакомился с устройством орбитальных станций раннего, «добатутного» периода и даже посещал «музейный» модуль «Гагарина». Модуль этот, внутренности которого в точности повторяли интерьеры орбитальных станций «Салют-6» и американской «Скайлэб», был пристыкован к внешнему, безгравитационному кольцу «Гагарина» и служил одной из главных достопримечательностей станции. Там Серёжа видел точно такие же, как в балке, койки с пристяжными ремнями, столики, шкафчики, привинченные к полу и потолку, и, конечно же, особую космическую сантехнику – душевой мешок, рукомойник и унитаз, снабжённый помпой-отсосом. Но одно дело – рассматривать экспонаты, сочувствуя первым космонавтам, которые вынуждены были всем этим пользоваться, и совсем другое – испытывать на себе!
– А ты чего хотел? – куратор усмехнулся, будто угадав его невесёлые мысли. – Знакомься, осваивайся – на грузовиках вроде «Тихо Браге» или «Гершеля до сих пор всё точно так же устроено. И ещё долго таким останется, пока не придумают какую-нибудь искусственную гравитацию, без вращения и прочих громоздких штучек.
– Да я что, я ничего… – Серёжа пожал плечами. – Освоюсь, конечно.
– А раз ничего – натягивай «Скворец», и продолжим экскурсию!
Серёжа кивнул и полез в рундук – «Кондоры» они сняли в шлюзовом балке, а правила внутреннего распорядка требовали постоянно находиться в гермокостюмах. Не слишком-то удобно, уныло подумал он – это что же, стаскивать «Скворец» всякий раз, когда нужно воспользоваться известным устройством, или принять душ? Спасибо, хоть шлемы не заставляют носить постоянно – вон они, закреплены в головах коек… Интересно, а какой смысл постоянно таскать на себе гермокостюмы, если за шлемами всё равно придётся бежать в жилой балок? И вообще, что тут может случиться – метеоритных дождей нет, никто не таскает грузовые контейнеры, чьи острые углы способны пропороть бочкообразный алюминиевый корпус… Серёжа понимал, конечно, что подлёдной база только-только введена в эксплуатацию и начальство перестраховывается – но очень уж хотелось стащить с себя эту оранжевую гадость, из-за которой никак не выходит расслабиться по-настоящему…
Но нет, рано расслабляться. Серёжа перевернулся в воздухе и вслед за Зурловым вплыл в люк переходной трубы, ведущей в общий балок, где располагались камбуз и кают-компания.
– Ну как, освоился с этим самопалом? – Зурлов указал на ящик с ЛСКП.
Серёжа кивнул. В течение часа, последовавшего за недолгим отдыхом в балке, он только и делал, что под наблюдением куратора дырявил лазерными лучами ледяную стену каверны.
– Да, ничего сложного. Володь, а Лёша… Алексей Монахов действительно подстрелил из такого лунного червяка?
Упоминание об охоте на спутнике Земли, вскользь брошенное собеседником, не давало ему покоя – особенно после того, как он впервые взял в руки лазерный револьвер. В мечтах Серёжа представлял, как он, вооружившись этим… нет, не самопалом и не каким-то там спектрографическим комплексом, а лучемётом, словно позаимствованным из фантастических книжек! – выслеживает в лунных кратерах инопланетных чудовищ.
В наушниках прошелестел ехидный смешок.
– Ну, во-первых, олгой-хорхои не обитатели Луны, а явились туда через «обруч». Во вторых, у Монахова был не такой аппарат, а предыдущая модель, не такая мощная. А в третьих, никого он не подстрелил, этим тварям лазерный луч – что слону дробина. Миной взорвал, самодельной.
– Но тогда почему…
– По кочану. – оборвал его Зурлов. – Сегодня в программе вечер вопросов и ответов, или собираешься-таки поработать?
Серёжа не нашёлся что ответить.
– Молчание – знак согласия. – констатировал куратор. – Бери эту штуку и пошли.
Он пристегнул поясной карабин к тросу, протянутому к буксировщикам, зачаленным за стальные шкворни у самого края каверны – огромной, сто метров в ширину и не меньше десяти в высоту полости. В глубину она имела не меньше тридцати метров и увеличивалась, по мере того, как ледорезные машины расчищали всё новые и новые участки гигантского «обруча». Сейчас техника простаивала – Пьявко с двумя помощниками струями перегретого пара счищали лёд с символов, густо покрывающих металлическую поверхность.
– Леонид Андреич просил взять пробы на стене напротив каверны. – сообщил Зурлов. – Работы продолжаться уже там Сперва вручную вырубят небольшую нишу, установят в ней малый ледорез и с его помощью подготовят площадку для тяжёлой техники.
Серёжа посмотрел на противоположную стену, на которой играли отсветы прожекторов.
– А как же балки? Их тоже будут перетаскивать?
– Зачем? Оставят на прежнем месте. А люди на новую площадку будут добираться своим ходом.
– Это как? – удивился Серёжа. – С реактивными ранцами, что ли? На «Лагранже» вроде, есть несколько штук…
– Зачем на ранцах? Поперёк колодца натянут трос пристёгиваешься карабином, отталкиваешься посильнее, и вперёд!
– Трос? – Серёжа задумался. – А «омары» за него не будут цепляться?
– Если пилот зазевается – можно и зацепиться. Так что повнимательнее, когда сядешь в капсулу.
– В капсулу? – Серёжа радостно вскинулся. – И управлять тоже буду?
– Не в этот раз. – Зурлов охладил его пыл. – Сейчас поведу я, а ты цепляйся к решётке, будешь брать пробы. И смотри, ящик закрепи хорошенько. Улетит на развороте – гоняйся за ним по всей Дыре…
Серёжа сразу понял, что главное – это хорошенько закрепиться, чтобы не мотало во все стороны при манёврах «омара». Зурлов пилотировал буксировщик в своей обычной агрессивной манере, чередуя резкие повороты с мощными тяговыми импульсами, и если бы не пара дополнительных ремней, пассажиру – пришлось бы несладко. Нужно было держаться за грузовую решётку обеими руками, дожидаясь, пока «омар» не встанет параллельно стене метрах в пяти от её зеркально-гладкой поверхности; потом следовало извлечь из ящика «самопал», произвести лазерный выстрел и записать показания спектрометра. С одной позиции брали три пробы; после этого Серёжа убирал ЛСКП обратно в ящик и давал сигнал. «Омар смещался в сторону метра на четыре – и всё повторялось снова. Они уже сожгли восемь патронов с магниевой фольгой, когда после очередного выстрела вместо облачка пара из стены ударил сном искр – ослепительно-белых, словно при электросварке.
– …Я принял решение эвакуировать персонал из каверны. закончил Леонов. Тяжёлое оборудование будет законсервировано, энергопитание отключено. – Человек-легенда, первый человек в открытом космосе, он всего три дня, как вернулся на «Лагранж» с Земли, где проходил курс лечения и реабилитации. На станции говорили, что ему предлагали аналогичную должность на Марсе, на строящейся станции «Берроуз» – Леонов отказался, предпочёл вернуться на прежнее место. В системе Сатурна он царь, бог и воинский начальник – здесь ему, кроме «Лагранжа» подчиняются и станция «Гюйгенс», кружащая по орбите Титана, и небольшой флот из трёх орбитальных грузовиков, «Гершель», «Койпер» и «Кассини» последний был специально оборудован для изучения Колец. Поговаривали о планах подвесить над плоскостью колец ещё одну станцию, малую, подобную «Гюйгенсу» – если это случится, она тоже окажется в подчинении Леонова. Подчинённые в шутку называли его «вице-королём» системы Сатурна – забавные картинки на эту тему то и дело появлялись на доске объявлений в станционной кают-компании. Они впрочем, никогда не носили характера недоброжелательного – Леонова на станции любили, уважали и искренне радовались его возвращению.
– Всё из-за тебя! – Таня Пичугина ткнула Серёжу в бок острым локотком. – Что тебе стоило пальнуть на метр левее ничего бы тогда не нашли!
«Юниоры», все трое, сидели на предпоследнем ряду и вытягивали шеи, стараясь не упустить ни слова.
– Неизвестно, надолго ли они закроют Дыру?. – кипятилась Татьяна. – А вдруг больше, чем на два месяца? Тебе-то хорошо, ты уже был на Энцеладе – а нам каково? Так и улетим домой, не побывав внизу!
Серёжа потупился. Не то, чтобы он чувствовал себя виноватым – но ведь это после его лучевого выстрела испарившийся в жаре лазерного выстрела ледорит открыл крошечный, не больше пары квадратных сантиметров, участок металлической поверхности. Зурлов подвёл «омар» вплотную к стенке и Серёжа, орудуя молотком-ледорубом (такие висели у каждого из них на поясе) расчистил участок побольше – и обнаружил на нём выпуклые символы, очень похожие на те, что покрывают «звёздный обруч».
Ну и завертелось: Зурлов доложил о находке Пьявко; планетолог прибыл на место на втором «омаре», оснащённом струйным парогенератором и за сорок примерно минут освободил ото льда находку – плоский, стоящий вертикально металлический объект прямоугольной формы. Это оказалось не так уж непросто: струя перегретого пара отбрасывала «омар» от стены; управлять же дюзами и одновременно орудовать парогенератором Пьявко не мог, не хватало опыта пилотирования. Пришлось Зурлову «подпереть» буксировщик планетолога, компенсируя реактивный эффект паровой струи тягой своего движка. Серёжа при этом висел на грузовой решётке «омара» и по рации корректировал действия напарника, ничего не видевшего в облаках пара и разлетающегося ледяного крошева.
Расчищенный объект имел вид металлической пластины размером три на четыре с половиной метра; в его центре красовался овальный люк, достаточно широкий, чтобы пропустить человека в скафандре. Вскоре выяснилось, что никакая это не пластина, а передняя стенка вмёрзшего в лёд то ли контейнера, то ли чего-то в этом роде. Металл, до чрезвычайности напоминающий материал «звёздных обручей», был гладким почти полированным – через стекло гермошлема Серёжа видел в нём своё отражение, словно в огромном зеркале. В полуметре от левого края обнаружилась рельефная табличка, сплошь покрытая знакомыми символами – именно в неё пришёлся первый Серёжин выстрел.
– Что ты такое говоришь, Тань? – прошептал Егор, третий из их маленькой группы. – Только представь, что может оказаться за этим люком! Библиотека, приборы, машины, действующие на неведомых физических принципах… да что угодно!
– Ага, зеленокожие пришельцы в криогенных ваннах! Или серокожие, в фиолетовую крапинку! – насмешливо прошипела Татьяна, и Серёжа отметил, что одногруппница чересчур увлекается фантастикой. – Но сначала люк нужно открыть, а что-то никто с этим не торопится. Вот объясни, зачем для этого сворачивать все работы? Металл не слишком толстый, просвечивание ультразвуком дало меньше полутора сантиметров – вспороть плазменным резаком, да и делу конец!
– То-то что конец! – Егор не желал сдаваться. – А если там что-нибудь взрывоопасное? Или наоборот, записи какие-нибудь, звёздные карты? Они же бесценны для науки, а твой резак превратит всё в кучку пепла!
– А на «Заре» что, ключ привезут, отмычку? Они, если хочешь знать, первые резак в ход и пустят, а наши, на «Лагранже», просто боятся брать на себя ответственность!
– Это Леонов-то боится? – возмутился Егор. – Ты думай, что говоришь, хоть иногда!
Из переднего ряда зашипели, и спорщики умолкли. Что-то они в последнее время часто стали ссориться из-а ерунды, подумал Серёжа – Егор явно неравнодушен к Татьяне и проявляет свои чувства таким вот образом. Ох, наплачется он с этой вздорной девицей, если, конечно, не выкинет дурь из головы и не займётся чем-нибудь полезным. Например, поможет подготовить буксировщики. «Заря», как объяснил Зурлов, прибудет не своим ходом, а через станционный «батут, и на этой стороне его будут встречать все четыре «омара» – встретят, зацепят клешнями и аккуратно отведут от станции на положенные три километра. Потом развернут в Пространстве и снова подведут, но уже не к «батуту» а к центральному стыковочному узлу. Операции сложные, техника должна быть в идеальном порядке – а потому они уже вторые сутки возились в ангарах, по нескольку раз проверяя каждый узел, каждый механизм, каждое вспомогательное устройство.
– …Таковы ближайшие задачи. – подвёл итог начальник «Лагранжа». – Консервационная группа отбывает на «Энцелад» через два часа, на «Гершеле». Андрей Львович, – он повернулся к Полякову, – посадите корабль поближе к колодцу.
– Можем сесть прямо на дно Дыры. – ответил тот. – А дальше на террасу сами запрыгнут высота всего ничего!
– Да, так будет лучше. – кивнул Леонов. – За работу, товарищи. «Заря» вот-вот прибудет, а сделать предстоит ещё очень многое.