Огненный перст (сборник) – Борис Акунин

Огненный перст

Первая повесть из литературного дополнения к историческому труду Акунина.

Бондиана всё не отпускает меня со времени прочтения «Дженнифер Морг» Стросса.

Дамианос – византийский супершпион, воспитанник Сколы (Школы) аминтесов-защитников. Скола руководствуется принципами ЦРУ – никакой деятельности на территории Византии, никакой борьбы за власть.

Дамианос и лекарь, и боец, и психолог-манипулятор.

Действие несётся со скорость сверхзвукового самолёта.

Неудавшийся морской поход славян-северичей, чья флотилия была спалена одним дромоном, оборудованным огнеметом с греческим огнём; будни между заданиями в Константинополе; шпионские страсти при дворе князя Кыя; разведывательная миссия в стан князя Рорика.

У Дамианоса-Демьяна в подручных обольстительная негритянка, легко затыкающая за пояс Мату Хари и два лоботомизированных зомби-автоматона. Эти автоматоны, да мистическая составляющая со снами-видениями переводят повествование вполне в фантастическую плоскость.

Рорик-Рюрик и его русы-варяги показаны совсем уж кровожадными дикарями. Знаменитый «кровавый орёл», свирепость, нежелание торговать.

Лихое историческое приключалово с гамлетовско-драматичной развязкой на фоне становления Руси.

8(ОЧЕНЬ ХОРОШО)

Дамианос с родовой меткой во лбу. «След огненного перста»Плевок дьявола

Со времени первой повести прошло двести лет.

Киев во славе, Константинополь в упадке.

Посланник Второго Рима прибывает в Мать городов русских. Но вместо встречи с великим князем Ярославом Мудрым ему приходится пировать с одним сыновей князя, Святославом. Пируют, смеются над фрик-шоу. Досмеялись.

Сюжет делает резкий и неожиданный поворот. Фокус смещается на девчушку прислугу. Нам рассказывают про её нелёгкую долю, тяжелое детство. Описывают радость от вкуса украденных сладостей. Но уже в конце главы девятилетку задушит злобная горбунья.

До конца крайне небольшой повести будет ещё пара сюжетных твистов.

Отличная зарисовка а быте и нравах одиннадцатого века в стольном граде Киеве.

8(ОЧЕНЬ ХОРОШО)

Уже во второй повести первого тома становится ясно, что все художественные дополнения к «Истории Государства Российского» будут посвящены прихотливым извивам судьбы одного рода отличительной чертой этой семьи является родимое пятно по центру лба. Именно про него говорится, что это то ли след от огненного перста, то ди плевок дьявола.Князь Клюква

Скипнули ещё два века со времён «Плевка дьявола». Век тринадцатый.

Заметно, что Акунин хочет как можно скорей оказаться в более комфортном для него позднем средневековье и Новом времени.

"Ярославово право" привело к мельчанию княжеств и дроблению Руси.

Подросток Ингварь – один из малых князей. Отца и старшего брата забрала болезнь, средний брат Борис еще при отце сбежал с казной в поисках приключений.

Ингварь, несмотря на то, что является человеком-цифрой, обожающим всему вести учёт, натура тонкая и романтическая. Прочитав переложение «Тристана и Изольды», или, как их называют в романе «Трищана и Изоты», Ингварь находит себе объект воздыхания – дочку соседнего князя. Дарит ей книгу великой любви, та тоже проникается возвышенными идеями.

Но тут присылает просьбу о выкупе себя из плена лихой, но непутёвый брат Ингваря. И начинаются эмоциональные качели, где будет всё, что мы ждём от приключенческой исторической повести!

Гвоздь программы – набег на половцев, которые сменили сгинувших печенегов.

История любви и взросления на фоне неспокойного русского средневековья. Ингварю сопереживаешь, Борис бесит. Акунину прекрасно удалось погрузить читателя в атмосферу книги.

8(ОЧЕНЬ ХОРОШО)

Сборник обманывает ожидания! К счастью, в лучшую сторону! Не одидая ничего особенного, я получил лёгкую и интересную историко-приключенческую книгу!

Двойной обгонТак уж получилось, что этот сборник я прочитал после второго сборника «Бох и Шельма». Как известно, все познается в сравнении. Этот сборник мне показался более удачным, от того, оценки у отдельных повестей получились ровными. Акунин пустился здесь в два вида эксперимента. Во-первых, такие сборники имеют целью приобщить читателей к истории, и, как выразился сам автор, чтобы было нескучно читать части-нонфикшн. Многие, прочитав сборники таких повестей, возможно заинтересуются всеми книгами цикла, и, заодно, прочитают и части альтернативного акунинского учебника. А они именно адресованы неспециалистам, «дилетантам от дилентанта», предназначенные для общего понимания истории государства (не страны) без засилия цензур, доктрин, неподтвержденных выводов, объективный мнений представителей государств. Как этот эксперимент отразился на мне? Как ни странно прокатило! Сначала я прочитал «Часть Европы» – понравилось не очень, я пускался во внутренние противоречия, мол у Ключевского, Карамзина не так написано, кто прав. Короче, не пошел я путем, предложенным автором. Вторая книга была сборником повестей ко второму тому. При наличии претензий все же сборник мне понравился, и я решился… прочитать этот, первый сборник повестей! Сейчас я после уже основной книги могу сказать, да, интересно, но и хотелось бы мне увидеть в сборник намного больше, отражения разных исторических моментов в жизни Древней Руси, побольше разных характеров, бОльшего освещения культурных традиций, общественных противоречий. С другой я понял, что второй сборник проиграл в этом компоненте еще больше. Довольствуясь малыми успехами тройки повестей этой книги я… продолжу чтение цикла! Так что эксперимент приманивания, привлечения мелкого дилетанта истории Евгения Борису Акунину удался.Второй эксперимент автора заключается в особом старании при написании этого, первого сборника, где он пытается использовать максимально возможное смешение жанров с одной стороны, и максимально возможный охват в описании соседей русов с другой стороны (дабы убедить нас, что Русь являлась в домонгольском периоде действительно частью Европы). Здесь, по моему мнению, Акунину не все удалось. Насчет привычного фанатам акунинского стиля повествования – да! В итоге повести получились действительно очень разнообразными: от морских приключений в стиле экшн до романтической мелодраматической части и даже описания элементов тогдашней христианской морали и славянского патриотизма. А вот показать совсем разнообразные стороны быта, культа, государственности славян 10-11 веков – тут получилось не все. Мне показалось, что автор сильно увлекся соседями – византийцами, приходом вэрингов как фактом, хотя благодаря путешествиям основного героя Демианоса в «Огненном персте» удалось осветить достаточно большую территорию от Константинополя до Кыева и северо-западной территории вэрингов.В итоге мне не хватило «мощности славянского вектора», но целей представления Руси как части Европы, автор добился. Особенно была мне интересна третья повесть, сюжет которой был более близок к историческим зарисовкам, нежели к исторической фантастике (что было в первой повести). Удивился, что главный герой повести князь Клюква уже мне стал знаком по второму сборнику (или это был его предок?). Вторая повесть «Плевок дьявола» показала нам европейскость выбора правителей княжеств. Методики развязывания интриг и откровенных разборок, убийств тех или иных ведущих лиц-правителей зародились на Руси очень давно. И это подтверждается историческими исследованиями, например,

За первые сто лет существования республики – от изгнания Всеволода Мстиславича до монгольского нашествия – княжеская власть сменилась в Новгороде 48 раз."Плевок дьявола" – все же получился более женской повестью. Возможно, еще и потому, что я слушал эту часть из уст Народной артистки России Алёны Бабенко, одной из моих любимых актрис, и также как я математика по образованию. Жалко, что она редко занимается начиткой книг…

Всё прекрасно – и замысел, и сюжет. Но читаю книги Акунина, где нет Фандорина, и думаю: вот бы ещё Фандорина сюда! Помню, что то же самое было и с серией «Жанры» – «Шпионским романом», «Фантастикой», «Квестом», «Детскими книгами».

Первая мысль: может, надо было сначала «Историю Российского государства» акунинскую почитать, проникнуться, настроиться, вдохновиться?

А вторая – дело во мне, а не в авторе. Наверное, я просто переела исторических книг. Этот жанр всегда был одним из любимейших. С каким удовольствием и восторгом с детства поглощались «Петр I» Алексея Толстого и «Чингисхан» Яна, Дюма, Мережковский, Фейхтвангер, Тынянов!

Разбирая домашнюю библиотеку, обнаружила, что она почти наполовину состоит из исторических книг и романов. Впервые посмотрела на нее с такой точки зрения. Как же долго я пробыла в машине времени!

А ведь если с этого ракурса взглянуть на отечественную литературу, то окажется, что русская хрестоматийная классика – тоже сплошь исторические произведения. Навскидку: «Капитанская дочка», «Война и мир», «Тарас Бульба». Нашим великим тоже уютно было в историческом жанре.

Любопытно, что и современным авторам – тоже. Набрела на статью, которая так и называется – «Отступление в историю» (https://rg.ru/2016/10/23/pavel-basinskij-sovremennaia-literatura-bezhit-ot-sovremennosti.html), там критик Павел Басинский делает обзор премиальных романов и удивляется:

Все рукописи, которые предлагают сегодня, написаны на исторические темы. В крайнем случае – начало 90-х годов ХХ века. Словно сейчас мы не живем. И называет «Крепость» Петра Алешковского, «Авиатора» Евгения Водолазкина, «Автохтонов» Марии Галкиной, «Ненастье» Алексея Иванова, «Лестницу Якова» Людмилы Улицкой, «Зимнюю дорогу» Леонида Юзефовича. Это бывший шорт-лист только одной, но главной литературной премии «Большая книга». А есть другие премии, там то же самое.

Может, тут работает безошибочный общественный и национальный инстинкт?О ретромании, или одержимости прошлым, встретились еще размышления Кирилла Кобрина и Марка Липовецкого («Страх настоящего», http://www.colta.ru/articles/literature/15386). Что-то стали попадаться материалы на эту тему.

Не знаю, как насчет инстинкта. Очевидно только, что в прошедшем и, как правило, мифологизированном времени уютно и читателям, и писателям – а в настоящем, стало быть, неуютно. Должно быть, прошлое одновременно и пластично – его можно додумывать и лепить интересные модельки, и устойчиво – элемент непредсказуемости и ненадежности уже исчез, а система координат оформилась. А текущий момент как раз непредсказуем, ненадежен, трудноопределим.

Вот только пока мы в прошлом (читаем/пишем исторические романы) или в будущем (читаем/пишем фантастику, утопии, антиутопии), в настоящем, получается, никого нет. Но это не беда – еще немного, и наши дни тоже окутаются флером романтики, и о них тоже напишут исторические романы.

И не одно сокровище, быть может,

Минуя внуков, к правнукам уйдет;

И снова скальд чужую песню сложит

И, как свою, ее произнесет.