Алексей Борисов
День конституции

Полная версия

Выдав такую тираду, молодой человек замолчал.

– Знаешь, иногда один день может перечеркнуть всю жизнь. Разумнее просто потерпеть. У тебя для этого время есть, – тихо сказал Денис.

– А тебе своей жизни не жалко? – спросил у него сын-оппозиционер.

То, о чем рассказала ему Ирина, Алексей представил себе очень хорошо, в деталях. Он прекрасно помнил уютную гостиную в квартире с высокими потолками. Хозяйка сама заказывала ремонт и контролировала ход работ, мебель подбирала она же, на свой вкус. Впрочем, Денис полностью доверял ей в вопросах быта. Его сына Алексей тоже помнил. При последней встрече он даже слегка поразился, до чего Иван похож на своего отца со свадебной фотографии. Только прическа у старшего Беляева тогда была пышнее, в стиле конца восьмидесятых.

«Им тогда тоже было по двадцать», – подумал он. В те времена, в отличие от сына, Денис не думал бунтовать против системы. Приехав из провинции, он был одержим идеей пробиться, стать таким, как те, кого он видел исключительно по телевизору: настоящим журналистом-международником, маститым обозревателем, которого регулярно видят на своих экранах миллионы зрителей. Брожение в столице и в республиках, освобождение диссидентов из тюрем и ссылки, первые неформальные митинги – всё это он застал уже на старших курсах, когда решалась его дальнейшая судьба.

На судьбу повлияла женитьба, Денис не скрывал этого от приятеля. Кроме ценных черт характера, у Ирины была московская прописка, а ее отец занимал руководящий пост на «Мосводоканале». Как однажды, крепко выпив, пошутил сам спецкор, его жизненный путь пролег через канализацию. Шутка прозвучала во всех отношениях двусмысленно, и Алексей на нее никак не отреагировал. Квартира, правда, досталась Ирине в наследство от бабушки по материнской линии…

– Я боюсь, Ваня доигрался, – наверное, раз в третий за вечер повторила Ирина.

– Ваня жив и здоров, сидит дома и делает уроки… или «Архипелаг ГУЛАГ» читает, – терпеливо возразил Алексей. – Случись что серьезное, забрали бы его, ты уж прости. При чем тут Денис?

– Он всегда оставлял записку, если срочно уезжал. Или звонил хотя бы, как тогда из Парижа.

– Не успел, значит. Позвонит еще. Говоришь, нет его дорожной сумки?

– Нет, – подтвердила Ирина. – Он ее вечно наготове держал, чтобы только взять и – вперед.

– У вас коньяк в баре есть? – спросил Алексей.

– Есть Hennessy, подарочный. А что?

– А то. Хлопни рюмку, лучше две и спать ложись пораньше. Утро вечера мудренее.

– Ты уверен?

– Практически да. У таких якобы таинственных случаев обычно есть очень простое объяснение.

– Но вещи точно кто-то трогал…

– Выпей и поспи, – настойчиво сказал Алексей.

«И ерунда перестанет мерещиться», – добавил он про себя.

Вечер на южном берегу Крыма выдался теплым. Прохладный ветер с гор стих после обеда, и прогулка перед сном превратилась в настоящее удовольствие. Президент Союза ССР Николай Иванович Рыжков даже не стал поднимать воротник куртки, а насчет головного убора начальник охраны решил ему не напоминать. Море уже слилось по цвету со звездным небом, только вместо звезды светил сигнальным огнем сторожевой корабль, стоявший прямо напротив объекта «Заря»⁶.

Компанию президенту составил генеральный секретарь ЦК КПСС Егор Кузьмич Лигачев. Его кортеж прибыл с аэродрома Бельбек незадолго до ужина. Разумеется, один из вождей навестил первого человека в советской иерархии не для того, чтобы отведать отборных яств. Такой визит сам по себе был событием экстраординарным, так как, по негласному обычаю, когда один из них находился в отпуске, другой всегда оставался на хозяйстве в Москве.

– Телеграммы продолжают поступать? – подмигнул Егор Кузьмич, обменявшись рукопожатиями с Николаем Ивановичем.

Хватка у них обоих была крепкая, но у Рыжкова, бывшего директора «Уралмаша», пожалуй, всё-таки сильнее.

– Я их не читаю, – отмахнулся президент.

– Не читаешь, как народ тебя любит?

– Об этом меня Крючков информирует⁷.

Оба посмеялись. Генсек знал, что Николай Иванович равнодушен к парадности. К ней глава государства причислял и ритуалы, связанные с его днем рождения⁸. Подальше от них, как подозревало его окружение, он и улетел еще неделю назад из столицы. Хотя было и другое желание: отрешившись от повседневных хлопот, подумать о кое-каких делах стратегического масштаба.

Впрочем, за столом важных тем не поднимали. И только когда отошли от главного корпуса государственной дачи на изрядное расстояние, президент спросил:

– Ну что, Егор? Назад дороги нет?

– Нет, – убежденно ответил генеральный секретарь.

– Поймут нас в партии, да и вообще?

– Думаю, поймут правильно. Вопрос назрел и перезрел.

– Может, всё-таки после юбилея?

Лигачев остановился. Позади, на приличной дистанции, замер охранник.

– Хватит уже тянуть. Я считаю, седьмого ноября на мавзолее должен стоять другой генсек.

Рыжков прищурился. Отношения первых лиц пережили разные этапы, и поначалу, говоря откровенно, большой теплоты и доверия между вождями не наблюдалось. Суровая необходимость толкнула обоих навстречу друг другу без малого восемнадцать лет назад, ну а дальше… Дальше, наверное, вступило в силу старинное русское правило, звучавшее так: «Стерпится – слюбится».

– А не дадим повода для спекуляций: мол, оппозиция выступила, и Лигачева сняли? – в голосе у Рыжкова прозвучало сомнение – подлинное или наигранное, разобрать было трудно, даже давно зная его.

– А потом они еще митинг соберут, и мы опять отложим? И до каких пор?

Президент посмотрел на огонь сторожевика в море.

– Ты прав. Что мы за власть, если тележного скрипа боимся?

– Тогда выходим с этим вопросом на пленум, – подытожил Лигачев. – Двадцать второго проведем?

– Да, как планировали. Держись, много будет комментариев…

Егор Кузьмич хмыкнул.

– Меня комментарии не пугают, мне стыдиться нечего. Но в восемьдесят шесть пора на покой. Я и раньше ушел бы, только ситуация не позволяла.

– Теперь преемник у тебя есть, – заметил Рыжков. – Уверен в нем до конца?

– Насколько это в человеческих силах, да.

– С Горбачевым-то как Андропов маху дал, помнишь?

Генеральный секретарь тяжко вздохнул.

– Михаил Сергеевич наломал дров, это верно. Долго потом разгребали.

Двое с непокрытыми седыми головами прошли еще метров сто вдоль берега. Здесь дышалось по-другому: совсем не так, как в столице, где к их услугам были импортные системы кондиционирования и очистки воздуха. Здесь воздух не требовалось очищать. Он был абсолютно натуральным и свежим.

– Что в Москве?

Егор Кузьмич понял, что имел в виду президент.

– Агитируют, зовут на площадь. Пусть пар выпустят.

– Провокаций не будет?

– Комитет бдит, Крючков каждый день информацию шлет всему Политбюро. Есть там, конечно, горячие головы, за ними приглядывают.

– Владимир Александрович и мне сюда шлет, – сказал Рыжков. – Пока он на посту, я спокоен.

– Здоровье у него совсем плохое.

– Я в курсе. Как бы не пришлось и в КГБ преемника искать, – главу государства такая перспектива сейчас не радовала.

Его собеседник пригладил волосы ладонью.

– Раз увиделись, еще кое о чем спрошу. Пятнадцатого Керри приезжает. Будете встречаться?

– Будем, – лаконично ответил президент СССР.

Предстоящий визит госсекретаря США не обещал легкой жизни. Было известно, что привезет он личное послание от президента Альберта Гора, в котором будет поднята неприятная тема. С начала года американцы доносили до другой стороны беспокойство по поводу (само собой, по их мнению) нарушения Советами договора о ракетах малой и средней дальности. Договор был подписан еще в 1987 году, при Горбачеве, хотя многие военные отзывались о нем резко отрицательно. Теперь влиятельные республиканцы, да и отдельные демократы в конгрессе требовали разорвать его.

Газеты и телекомпании за океаном трубили об установке запрещенных договором ракет в Калининградской области. ТАСС и АПН дежурно отвечали, что мир имеет дело с очередными происками «ястребов» на Капитолийском холме. Тема постепенно обретала всё большую остроту, тем более что ее сделал одной из ключевых для себя вероятный кандидат в президенты от Республиканской партии, ярый антисоветчик Джон Маккейн. Выдвигаться на третий срок в 2008 году Гор не мог, а вот Керри был готов бросить вызов «слонам»⁹. Только без явного успеха на внешнеполитическом поприще ему можно было и не начинать свою кампанию…

– Справка МИД на столе у меня лежит, – продолжил Рыжков. – Пишут, что можно с Керри договариваться и нужно. Свою ПРО¹⁰ в Польше и Румынии они готовы держать на минимальном уровне. Полностью ликвидировать ее не готовы: поклялись союзникам, что будут защищать их от Ирана.

– Ты им веришь? Что Иран для НАТО, серьезная угроза? – перебил Лигачев.

– Пока нет, но иранцы ядерную программу развивают.

– Если будем с Америкой договариваться, придется признать, что наши ракеты в Прибалтике есть.

– Не обязательно, – возразил президент. – Можем официально ничего не признавать, а Гору негласно дадим гарантии, что будем соблюдать договор, даже продлить готовы.

– Но вывести надо будет?

– Надо, никуда не денемся.

– Генералы тебя с г… съедят, – посулил Егор Кузьмич.

– Не съедят, подавятся. Генералам нечего волю давать. Политику по конституции определяет президент, и точка, – дал развернутый ответ Николай Иванович.

Генсек обернулся, поймал взгляд охранника.

– Пошли обратно?

– Пошли.

Уже вблизи от гостевого корпуса Лигачев, как бы рассуждая вслух, обронил:

– У них, получается, демократу можно на пятый срок подряд идти, а наша интеллигенция губы дует. Знаешь, как они тебя величают?

– Как? – спросил Рыжков.

– Николаем Третьим.

Президент СССР от души расхохотался. Телохранитель за его спиной вздрогнул от неожиданности.

Группа наружного наблюдения, сопровождавшая объект «Хозяйка», передала свое донесение начальнику Второго главного управления КГБ СССР в двадцать два часа тридцать минут. Генерал-полковник Сергеев еще в понедельник приказал информировать его лично и безотлагательно. И по старой своей привычке, и в силу особых обстоятельств он находился на рабочем месте, в главном здании комитета на площади Дзержинского. В приемной у его кабинета дежурил помощник, готовый выполнить любые распоряжения, какие только могут последовать.

Подчиненные докладывали, что «Хозяйка» в 18.45 имела контакт с мужчиной в кафе на углу Боярского и Большого Козловского переулков. Сотрудники, находившиеся за соседним столиком, записали их разговор с помощью направленного микрофона. Из-за того, что в помещении слишком громко играла музыка, большая часть записи получилась не вполне качественной, и в настоящий момент проходит специальную обработку с целью восстановления.

«Хозяйка» покинула кафе в 20.03 и больше ни с кем в контакт не вступала. В 20.16 она дошла пешком до дома № 13/3 по улице Садовой-Черногрязской и поднялась на лифте в свою квартиру на шестом этаже. Дальнейшее наблюдение за ней было передано другой группе, находившейся около подъезда. Мужчина, с которым общалась «Хозяйка», пешком проследовал до Комсомольской площади, где спустился в метро через здание Казанского вокзала. От «Комсомольской» он доехал по кольцевой линии до «Новослободской», затем перешел на «Менделеевскую» и поднялся на поверхность на станции «Савеловская». От нее он также пешком добрался до комплекса зданий газеты «Правда». Там, на служебной стоянке, сел в автомобиль «ВАЗ-2112» (государственный номер 76-49 ММЦ), а в 21.18 припарковался во дворе дома № 14 по улице Аргуновской и зашел в первый подъезд.

Всё это время мужчина также не вступал ни с кем в контакт и не воспользовался мобильной связью. Автомобиль принадлежит Гончарову Алексею Николаевичу, 1969 года рождения, русскому, члену партии, не женатому. Место работы Гончарова – редакция газеты ЦК КПСС «Правда», занимаемая должность – корреспондент отдела партийной жизни. Временно прописан в городе Москве, проживает один в служебной квартире на Аргуновской, 14. Фото, сделанное сотрудниками «наружки» в кафе, подтверждается его снимком, имеющимся в базе ГАИ…

Генерал-полковник Сергеев изучил донесение, в очередной раз отметил для себя преимущество компьютерных технологий, а затем синим карандашом подчеркнул в тексте слова «ЦК КПСС». Специалисты обещали ему в течение часа полностью расшифровать сделанную оперативниками запись разговора «Хозяйки» с Гончаровым. Что ж, одно из важнейших качеств чекиста – умение ждать. Начальник управления, которое отвечало за внутреннюю безопасность и контрразведку, не спешил домой. Велев помощнику принести горячего чая с лимоном, он позвонил шефу службы наблюдения и распорядился выделить дополнительную группу для сопровождения Гончарова.

Оперативно-техническое управление получило задание немедленно поставить на прослушивание домашний и рабочий телефоны журналиста «Правды». Генерал имел все полномочия давать задания другим управлениям, так как занимал еще одну должность – первого заместителя председателя комитета.

РЕТРО-1

5 ноября 1987 года, четверг

Прапорщик Голубь потеребил двумя пальцами кончик носа и горестно молвил:

– Такая фигня с этими курами.

Рядовой Марышев по своему жестокосердному обыкновению не внял его горю. Он был уже достаточно зол из-за того, что командир батареи отослал его, солдата второго периода службы, на починку забора, и в ответ только заметил:

– Скоро людям жрать нечего будет. Тоже дохнуть начнут.

Был он родом из Москвы и, судя по письмам оттуда, пришел к выводу о том, что снабжение столицы продуктами питания неуклонно ухудшается.

– Не, ну ты зря так…

Марышев чиркнул спичкой и выпустил струйку дыма.

Про вечную эпопею Голубя с его домашней птицей знали уже во всех соседних дивизионах. То ли влажный и ветреный балтийский климат скверно действовал на эту породу пернатых, то ли корень проблемы крылся в чем-то еще, но каждая попытка прапорщика завести и вырастить поголовье заканчивалась плачевно.

Пользуясь перекуром, некурящий Алексей стоял и любовался пейзажем. От казарм до самого горизонта, где темнел лес, тянулись желто-бурые поля. Весной на них что-то сеяли труженики соседнего колхоза. Осенью, кажется, тоже сеяли какие-нибудь озимые. Рядовой Гончаров слабо разбирался в агрономии. Он поступил на исторический факультет университета и отучился год перед тем, как получил повестку из военкомата. На западную границу его доставили в общем вагоне пассажирского поезда «Воронеж – Рига», а из Риги – на дизеле.

Вчера исполнилось четыре месяца с начала его срочной службы. Вопреки названию она тянулась до жути медленно, гораздо медленнее того поезда, который успел постоять у каждого столба. Молодые солдаты пока в основном упражнялись с лопатами, граблями и швабрами. К БД их допускали редко. БД – так сокращенно называлось боевое дежурство в составе зенитно-ракетных расчетов. А сегодня, ближе к вечеру, Гончарова ждал наряд по столовой – впрочем, вряд ли чересчур тяжелый, как командовать им заступал прапорщик Голубь. Птицевод-любитель был мужичок суетный, но незлой.

– В Питере что? То же самое? – поинтересовался Марышев у рядового Паршина.

Тот уже докуривал «Элиту» производства Латвийской ССР, также глядя куда-то в сторону леса.

– Я у своих не спрашивал, – рассеянно ответил Паршин.

– Ну да, конечно, мы выше этого. Концерты, бары, дискотеки, – подколол его сослуживец.

Паршин только прищурился, словно старался разглядеть элементы сладкой жизни на горизонте.

– Какое у вас там основное питейное заведение? – спросил Малышев.

– «Сайгон»¹¹, – в голосе у ленинградца отразилась мечта.

– Нескоро с тёлками потусим, – с откровенным мазохизмом припечатал москвич.

– Глянь-ка, бежит кто-то, – впервые принял участие в беседе рядовой Алейников из Перми.

Со стороны ближайшей казармы к ним вприпрыжку спешила невысокая фигурка в шинели и ушанке с кокардой. По мере ее приближения стало ясно, что это дневальный по дивизиону рядовой Гараев. Срок его службы подходил к концу в этом месяце, максимум в следующем. Но смуглый уроженец солнечного Азербайджана не производил впечатления матерого «дембеля». Судя по мешковато сидящей и кое-как выглаженной форме, шинели явно не по росту и засаленной шапке, скорее можно было решить, что солдатику еще греметь и греметь, как медному чайнику.

Настоящие «дембеля» и «деды» трогательно оберегали Гараева от неприятностей. Сам же он вел себя скромно, никак не подчеркивал свой высокий статус и лишь иногда, проходя мимо солдат младших призывов, бормотал: «Тихо, бойцы!»

– Э-эй! – заполошно крикнул Гараев, находясь от ремонтной бригады уже метрах в пяти или шести.

Прапорщик Голубь вздрогнул.

– Ты чего?

– Политзанятия идти! Капитан сказал срочно! – выпалил дневальный.

– Какие политзанятия? Они ведь завтра, – удивленно сказал Алексей.

– Э-эй, идти надо! Замполит зовет! – аргументировал Гараев.

– Ё… твою мать, – произнес Марышев, давя сапогом окурок.

– Зачем так говоришь, да? Какой такой мать? – забухтел было «дембель», который лбом доставал Марышеву до третьего сверху крючка шинели.

– Тихо, бойцы! – погасил потенциальный конфликт Голубь. – Берем лопаты и дуем заниматься.

– А забор? – спросил просто так, чтобы спросить, и, если удастся, чуть потянуть время, Паршин.

– У тебя еще много заборов будет, – утешил его прапорщик.

Пока нестройной кучкой, закинув шанцевый инструмент на плечи, брели в казарму, Гараев тащился позади всех. Придерживая одной рукой штык-нож, чтобы тот не болтался на поясе и не ударял его по промежности, без пяти минут гражданский человек ныл себе под нос: «У-у, бойцы, совсем ох…ели!».

– Можно, товарищ капитан? – по инерции брякнул Алексей, открывая дверь в ленинскую комнату.

– Можно Машку за ляжку и козу на возу. А в армии говорят «разрешите», – бросил в ответ капитан Мисюк, замполит дивизиона. – Быстро заходим!

Четверка вынужденно опоздавших неуклюже расселась по свободным местам. Все, кто не был занят в нарядах и карауле, получали порцию политического воспитания для осознания важности своих задач. Мисюк умел организовать процесс, это признавали даже его недоброжелатели. Тетради у его подопечных всегда были в идеальном порядке, все цитаты из трудов основоположников марксизма, а также решений партийных форумов точно соответствовали первоисточникам. Ленинская комната подразделения тоже была доведена до совершенства. Фотопортреты членов Политбюро и кандидатов в члены, для которых предыдущие «дембеля» изготовили специальное подобие иконостаса, четко и своевременно обновлялись.

– Так что, Тихомиров, входит Швеция в агрессивный блок НАТО или нет?

Экзекуция продолжилась. Ефрейтор Тихомиров, которому до увольнения в запас тоже оставалось менее двух месяцев, явно не был настроен отвечать. В душе он, как и его земляк, рядовой Фатеев из Калининграда, затаил лютую обиду на командира дивизиона. По убеждению обоих друзей-приятелей, они были незаслуженно отстранены от боевого дежурства. Поэтому Тихомиров уставился куда-то мимо замполита, будто внимательно исследовал лики партийных вождей.

– Ефрейтор Тихомиров, не слышу ответа…

Ответом было вызывающее молчание.

– Рядовой Фатеев!

– Да, – нехотя буркнул второй «дембель».

– Не «да», а «я». Отвечаем по уставу! – Мисюк повысил голос.

– Я…

Фатеев медленно поднялся и застыл рядом с Тихомировым.

– Помогай товарищу.

Тишина и здесь говорила красноречивее слов.

– Рядовой Гончаров!

Алексей в первый момент не понял, что капитан обращается к нему. Потом резко вскочил, задев бляхой крышку стола.

– Я!

– Ты что ответишь?

Гончаров покосился на старших. Фатеев безразлично глядел себе под ноги. А вот Тихомиров, наоборот, весьма недобро смотрел на Алексея, из чего следовало, что ни в коем случае нельзя позорить заслуженных людей. В дивизионе говорили, что в этом году порядки уже не те, что в прошлом или позапрошлом, «деды» и «дембеля» далеко не такие лютые. Однако проверять истинность этих суждений на себе, затевая на ровном месте конфронтацию, Алексей не пожелал.

– Не знаю, товарищ капитан.

– Эх, а еще в университете учился, – укоризненно сказал замполит. – Садитесь все трое.

Атмосфера в ленинской комнате как будто разрядилась.

– Внимание! Открываем тетради, – поставленным голосом скомандовал Мисюк. – Тема сегодняшнего занятия: «Октябрьский пленум ЦК КПСС: решения и выводы».

В течение следующего получаса личный состав записывал под диктовку.

– ЦК единогласно отверг попытку навязать ему авантюристический курс, перечеркнуть завоевания перестройки. Случай с Ельциным показал, что для руководства нашей партии нет зон, закрытых для критики. В этом залог настоящих и будущих побед, – наконец, подвел черту замполит.

– Товарищ капитан, разрешите один вопрос? – вдруг подал голос Фатеев.

Капитан вскинул брови.

– Разрешаю.

– Куда теперь Ельцина отправят? В ссылку? В Шушенское?

Кто-то из солдат фыркнул в кулак.

– Вопросов больше, чем один. Отвечаю, – невозмутимо сказал Мисюк. – Товарищ Ельцин выведен из состава ЦК, но остается членом партии. Подписан указ Президиума Верховного Совета СССР о его назначении послом в Замбии.

– А Замбия входит в НАТО? – невинно поинтересовался Тихомиров.

– После занятий останетесь оба, – ответил замполит.