БОНХОЛ
You had to stay
Было пять или шесть часов утра – подходящее время для озарений, откровений и построений планов на жизнь.
__________________________________________________________________________
Вырубилась. Переволновалась что ли. Столько хотелось сказать – голова аж разболелась от количества слов, которые там крутились. Нервное перенапряжение. Напряжённое нервирование. Ненапряжное препарирование. Нежное обнажение. Попробуй сам из этого речь составить в моём состоянии! __________________________________________________________________________
– Рэ, Рэ, я не сплю.. – .. – Блядь, теперь ты спишь. Тебя мой мат не смущает? Не смущает. Я скучаю. Заходила проводница – будить какого—то бомжа с верхней полки, он проехал свою бомжовскую станцию и теперь воняет от волнения. Забери меня отсюда. Забери меня вообще из Иваново, из Москвы.. Забери меня из плохих мыслей. Или, на первое время, плохие мысли из меня, потому что Москву из меня ты не сможешь забрать. Ответь мне, как проснёшься. Люблю, Рыж.
Эта её ночная дорога была продолжением тех приятных выходных. Теперь казалось – или так было на самом деле – что мне больше ничего не нужно, всё уже есть; это "всё" подпитывает меня и я замечаю вокруг намного больше положительных моментов, чем обычно. Что—то типа наибанальнейшего ощущения "хочется жить".
– Доброе утро! Как спалось? Доехала без приключений? – Доброе, Рэ! Отлично спалось, но недолго – сбежала от бомжа в другое купе, где никого не было, но там было холодно и поспала всего час. Ты будешь со мной сегодня весь день? – Если хочешь. А то надоем тебе ещё.. – Не надоешь! Ня! – Ня? – Я стесняюсь так, смущаюсь, мне хорошо, я улыбаюсь и пью кофе с маленькой—маленькой шоколадкой. – Приятного аппетита) – Сейчас я допью кофе и пойду в институт схожу, а потом к "мужу". А потом буду ждать тебя здесь. – Это я тебя буду ждать здесь) – И я! Вместе будем ждать. До встречи!
Я был на подъёме, настроение выше нуля – все признаки серьёзной влюблённости, переходящей в любовь. Захожу в душ, смываю ночной пот и пью холодный кофе, всматриваясь в пустоту новых комментариев под моими стишками на "портале". И её комментарии там тоже есть – бросаются в глаза, как будто я специально только их и ищу; именно они пустыми мне не кажутся, потому что теперь там какие—то новые слова, новые чувства и смыслы.
Смыслы моего дальнейшего ощущения окружающего пространства.
– Ты постоянно врёшь мне! Ты всегда мне врал! Обосрал всё, до чего смог дотянуться. И ради чего, Рэ, блядь?! Чтобы я утонула в потоках жалости к себе? Смывала слезами эту ёбаную тушь и писала чёрными пальцами на зеркале в ванной "хватит"? Потом стирала, слала тебя на хер, закуривала и сидела в холодном кресле, стряхивая пепел на колени и прожигая дыру в своём сердце. Любишь типа, да, ты меня так? Возишь лицом по грязи своего вранья, потом смываешь её остатки с моих губ и прислоняешь их к своим, насквозь лживым и мерзким, и целуешь! Что я тебе сделала или не сделала? Всего лишь не поверила в твой обман. Ну или в твою правду, которая не имела ничего общего с реальностью. Нет—нет, реальность у нас с тобой одна, я чувствую её, чувствую тебя, чувствую, как ты хочешь быть со мной и ради этого способен на многое – даже обмануть. Наебать. Завязать мне глаза и приставить пистолет ко лбу, выстреливающий пулями ничего не значащих слов и фраз – "единственная", "принцесса", "я всегда буду рядом".. Рядом, блядь, чтобы кормить меня свежей ложью, которая имеет очень короткий срок годности. Но я и так её почувствую, даже если она вонять не будет. Ты хотел пройти сквозь меня и не оставить следов – я уверена, но оставил их столько, что..и дал привыкнуть..и дал прижаться мне к твоей колючей щеке и вдыхать без остановки эти тёплые пряности. Кто тебе поверил хоть раз? Есть такой человек? Теперь точно есть – я. Не хочу терпеть это пиздабольство по отношению к себе. Меня тошнит и я точно сблюю, буду блевать, пока всё, связанное с тобой, не выблюю. Не знаю, смогу или нет, пусть мне лучше воздуха не хватит и я задохнусь на второй минуте. Ты думаешь, я совсем глупая и слепая, меня можно заговорить и заообнимать, забить мне голову приятными словами..можно, Рэ, я и сама этого хочу – этого и тебя, делающего эти вещи. Одно есть, чего я не хочу и не смогу перенести – Рэ, который лжёт. Сука, неужели я тебя _такого_ люблю?
You had to stay. Девятое дыхание.
Вспышки ненависти и камни обвинений, буквально ослепившие меня и лишившие ощущения времени, сначала казались мне непонятными и необоснованными. Я пытался добиться от Рыжа хоть какого—то объяснения этой внезапной смене настроений, но каналы нашей с ней коммуникации были ограничены, а те, что всё же были доступны, Рыж намеренно отключала сама.
Не появлялась в сети, отключала телефон или меняла симку на другую, номера которой я не знал.
Если она хотела довести меня до бесконечного отчаяния и сделать так, чтобы в моём затылке выгрызал медленную дыру длинный бур перфоратора, то у неё получилось. Белый шум не прекращается – ни в глазах, ни в голове.
Я просто сижу и перебираю в памяти различные моменты наших недолгих совместных выходных – всё равно никак не получается вспомнить хоть что—то, отдалённо похожее на обман, ложь или наглую наёбку.
Соврал ли я в том, что влюбился? Нет. В том, что у нас был прекрасный секс? Нет. Может, я соврал ей в том, что не считаю её толстой? Не соврал и в этом – ни капли лишнего. Ни капли лишнего на теле, ни капли лишнего в течение бутылки сладкого розового. Пробку на стол, на бутылке – рука, с тем же самым кольцом, с тем же самым взглядом на то, что сейчас произойдёт между нами; в руке – бутылка, с губ падает капля розового и стекает по животу, от груди к внутренней стороне бедра, чтобы там исчезнуть или заискриться, или быть пойманной Рыжем, чтобы раствориться на её языке – последней каплей того первого вечера и последней из опустевшей бутылки.
Зашёл на "портал", переворошил кучу стишков (и своих, и не своих) и комментариев к ним, пытаясь найти хоть какую—то занозу, которую Рыж приняла на свой счёт и теперь испытывает фантомную боль, наблюдая, как эта мнимая заноза постепенно погружается в кожу, в то место на руке, откуда растёт большой палец, с той стороны ладони, которой так приятно гладить плечи и шею. И ещё чуть—чуть – она просочится в кровь и поплывёт прямо к сердцу, а доплыв, просто проткнёт его и поплывёт дальше или растворится, выполнив своё предназначение – дырка в сердце, жгучая и незарастающая. Похоже, что именно так всё и произошло.
Ничего мне не дал и "портал". Бур в затылке сильно нагрелся и голова уже не переставала болеть, постоянно напоминая мне о том, что я пытаюсь выдумать того, чего не было, придумать событие, которого никогда не происходило и принять участие в нём. То есть как бы обмануть Рыжа по какому—то поводу или без него. Но придумывать альтернативные реальности мне совсем не хотелось, а со своим участием – тем более.
__________________________________________________________________________
Замедли неизбежное, Рэ, давай, попробуй! Или, может, хочешь поменяться со мной местами? Хочешь? Ты будешь Рыжем, а я буду Рэ. Ты будешь предвкушать сказку, а я, потрепав тебя по волосам, буду выплёвывать слова – красивые, нежные, обещающие эту сказку. Ты поверишь, ты обнимешь меня и не захочешь отпускать, и не увидишь, что за моей спиной кто—то стоит, потому что Рыж закрыла глаза, Рыж – маленькая принцесса и она всегда закрывает глаза, когда думает о хорошем и добром.
Я пропахну тобой, чтобы потом уже никогда не отмыться от этого запаха. Я не буду помнить, кто там стоял позади тебя и как выглядел, но помнить твой запах и что он равен обману – буду.
__________________________________________________________________________
– Привет. Прости, что, наверное, достаю тебя этим в который уже раз, но ты можешь сказать, что происходит? Что произошло или уже не произойдёт? – Что ты хочешь от меня услышать? Я очень устала. У меня жуткая слабость, я почти не могу ходить. Ебучую чашку с водой поднять уже не могу!! – Я могу чем—то помочь? – Ага, если отъебёшься от меня насовсем. – Понятно. Прости. Выздоравливай. – Да пошёл ты!
На какое—то время я пропал из поля зрения Рыжа – никаких онлайнов, никаких новых стишков или других проявлений активности. Я много гуляю по Москве – пешком, просто для того, чтобы про себя считать шаги и не думать больше ни о ком, ни о чём и, желательно, никогда в текущей жизни.
Я заходил в "её" двор, сидел на лавке перед качелями, чертил палочкой на песке разные знаки или буквы – сидел и ничего не ждал, успокаивался, переводил дыхание, представлял, что ничего не представлял о ней. О том, какой она может быть. Раньше мне была доступна одна её грань, теперь – максимум две: нежность ко мне и отвращение ко мне. Какие грани могут ещё проявиться и насколько сильно – об этом я думать не хотел. Так или иначе, если я буду рядом – я это прочувствую на себе, хотя для Рыжа, как выяснилось, расстояние – не повод и не причина.
– Зачем ты мне делаешь так плохо? – Я не понимаю, чем я делаю тебе плохо. Чем делаю сейчас и чем сделал раньше. – Ты правда не понимаешь? – Нет. – Или хочешь поиграть со мной? Поиграть так, чтобы я окончательно проиграла. – В каком смысле? – Не важно. – Важно! – Не важно, проиграю я или ты – мы проиграем оба. И всё из—за тебя. – Так, из—за меня. Я понял. Что.я.сделал? Не.сделал? – Обманул меня, сколько можно повторять?! – В.чём? – В ебале кирпичом!! Ты тупой, Рэ?! Или я тупая?! Пока!
Смысла в происходящем оставалось всё меньше. Содержание разговоров становилось всё проще, сводясь к вопросам и ответам на них, которые мы с Рыжем знали заранее – каждый сам для себя.
Если слово "переживал" передаёт все оттенки этого времени, то я именно переживал. Сильно внутри, но тихо снаружи – не крушил мебель в комнате и не переворачивал урны на улицах от бессильной злобы. И я продолжал её любить. Не прекращал.
"Нокиа" сыграла свой обычный рингтон – смс.
"Зачем ты сказал, что свободен, хотя на момент нашей встречи был в отношениях с Асти?"
Бах! Бах! Я будто очнулся и заново собрался по частям. Асти! Этого я не ожидал, но должен был предвидеть – после всего, что я ей сделал.
"Может, сам мне расскажешь, как всё было?"
Я написал Рыжу в скайпе развёрнутое сообщение: с Асти я всё закончил ещё до приезда Рыжа на наше первое свидание, пусть по смс, но закончил; никаких чувств к Асти я больше не испытываю и мне нужна Рыж; спросил, с чего она вообще это взяла – что я был с Асти. Я даже смог улыбнуться, рассказывая Рыжу, что это настолько нелепая ситуация, что непонятно, как она вообще получилась. Это моя ошибка, что раньше я прямо не рассказал только об одной вещи – как именно мы разошлись с Асти. Не мы, а я один. Отправил, закурил.
– Рэ, пошёл ты на хуй со своими рассуждениями! Я общалась с Асти. Что, сюрприз? Сюрприз! Так вот она мне сказала, что на тот момент вы всё ещё были вместе..ну, вместе в плане отношений, а не в каком—то городе или квартире. Так вот, значит, двоих нас обманул? Напридумывал историй о красивой жизни и захотел два яблочка сорвать? А вот хрена лысого! Даже не потрогаешь теперь ни одного. Если бы ты сразу обо всём сказал, я бы к тебе не приехала.
Привет из прошлого недолго ждал.
– Я бы вообще тебя знать не захотела! Решил воспользоваться тем, что твоя девушка далеко и есть глупая Рыж, которая влюбилась по уши и готова в любой момент приехать?! Ты о своём члене только думал что ли?
Это грустно.
– Да в пизду эту Асти, в пизду всё, что с ней связано!! Ты _мне_ врал!! В то время, когда мы так хорошо гуляли, а потом трахались и наслаждались этим всем, ты всё ещё думал именно о ней! Был с ней головой, а со мной своим членом. Ты не любишь меня. Ты не любишь меня. Можешь больше ничего не говорить сейчас. Пожалей мои нервы (если они ещё остались) и мои глаза, опухшие от постоянных слёз. Ты меня не любишь. И не собирался любить. Просто дай успокоиться, дай мне уйти от осознания этой истории, уйти от тебя или от себя – я не знаю, как лучше. Рэ!! Ненавижу тебя. Не люби меня больше, Рэ. Не люби, если любил хоть немного.
Люблю. Поэтому и отправлял то смс.
You had to stay. Десятое дыхание.
Бесконечное прокручивание в голове сценариев "если бы", "а что, если" и тому подобного фантазийного словесного дерьма может занимать всё свободное и несвободное время, не принося никаких результатов и не изменяя ни малейшей детали ни в прошлом, ни в настоящем. Будущего в такой ситуации не предполагается. Бесконечность определяет все слова и поступки, сутки длятся несколько месяцев, серое небо и моросящий дождь становятся незаменимым и объективно подходящим фоном для оттенения всего того, что может или не может произойти.
Я стою в растерянности на балконе и смотрю на мокрую от дождя дорогу. Вода вспенивается грязным фейерверком от проезжающих по ней машин, чтобы погаснуть и снова заискрить – весь круговорот занимает не больше нескольких секунд.
Провожу пальцем по зажигалке, воспламеняю её, прикуривая вкусную успокоительную сигарету. Несколько минут спустя я провожу пальцем уже по небольшому кухонному ножу – затем, чтобы пойти с ним в ванную, включить холодную воду, подставить под неё левую руку и сделать три быстрых, не менее успокоительных, чем сигарета, надреза. Глубиной примерно два сантиметра и длиной в три – пять сантиметров. Под водой я совсем не чувствую ни боли, ни того, как нож распарывает мягкие ткани. Дрожь в руках пропадает с первыми каплями крови, а когда приходит время забинтовать раны, обработав их края антисептиком, я пребываю в расслабленном состоянии.
На пять – шесть часов я забываю, что Рыж не со мной и, возможно, со мной уже никогда не будет. Бинты пропитываются кровью так же, как я пропитываюсь мыслями о Рыже после того, как хирург в травмпункте, не задав ни одного вопроса и ни разу не посмотрев искоса или с осуждением, зашивает два пореза из трёх – третий получился совсем неглубоким и зарастёт без помощи ниток.
Если бы я был уверен, что хирург ничем не рискует, я попросил бы его зашить мне глаза и сшить вместе пальцы на обеих руках, чтобы я не смог пользоваться компом и не писал смс с телефона.
– Что же ты сделал со мной, Рэ. Я не боюсь подходить к зеркалу, но я не хочу к нему подходить – кого я там увижу? Кого угодно, но не себя. Заплаканная тощая рыжая девочка, скрывающая порезы на запястьях под рукавами длинной футболки, с огромными мешками под глазами, с разбитыми коленками – даже платье надеть не могу, с отсутствующим взглядом и отсутствующей целью – это не я, Рэ. Я иду на кухню, наливаю воду в чашку, хочу вернуться в комнату, в мягкое кресло, но застываю в дверном проёме, будто что—то забыла, и начинаю плакать. Рыдать, реветь хуже самого несчастного в мире ребёнка. Опираюсь рукой о стену, упираюсь головой в ту же стену и медленно сползаю на пол, потому что стоять уже не могу. Сижу, поджав под себя ноги, и пью холодную воду вперемежку со своими же слезами. Если вспоминаю тебя, то не могу остановиться, пока живот не начнёт скручивать от частоты мышечных спазмов. Разве я заслужила это? Что ты со мной сделал, Рэ.
Примерно неделя прошла в бесцельных прогулках по Москве. От Рыжа было всего два или три сообщения, на которые я отвечать не стал, чтобы не делать отчаяние каждого из нас ещё сильнее и горше.
Я не знаю, правильно ли это будет, какие последствия это принесёт, но и не узнаю, если не сделаю – если не поеду в Иваново, чтобы попытаться увидеть Рыжа и если не убедить её в том, что она заблуждается, так просто увидеть её, увидеть, что она жива. Будет совершенно не важно, произойдёт ли что—то _после_ встречи или нет – мне нужно быть там и смотреть на неё, вдыхать воздух, который _она_ выдыхает, хотя бы несколько секунд – этого хватит, чтобы продержаться ещё какое—то время. Время, которого ни у меня, ни у неё может и не быть.
– Я никуда не хожу. Сижу дома, иногда встаю, чтобы дать денег соседу, собирающемуся в магазин – он купит мне сигарет и чего—нибудь выпить. Я прокурила комнату и всё, что в ней есть. Прокурила и себя, но это совсем не страшно и не важно. Успокоительные лежат под подушкой, я уже потеряла им счёт и не помню ни одного названия. Когда они закончатся, не уверена, что смогу сходить в аптеку за новыми. И нужны ли мне они будут. Рэ, охуевать от любви – это плохо. А одновременно от любви и отвращения – плохо вдвойне, втройне, вдесятерне..нет, плохо настолько, что цифры здесь не работают. Моя голова тоже не работает, будто мозги напрочь выскоблило кислотой. И плавясь вместе с мозгами в той кислоте, я теряю ощущение тебя в моей голове, но не в памяти.
Прикинув, что на поезде ехать долго, я выбрал автобус. Приехал в четыре часа дня на "Щёлковскую", на автовокзале взял билет на ближайший автобус и сразу пошёл на посадку – отправление через 10 минут.
Старый, буквально разваливающийся на ходу "Мерседес". Народу немного – не занята и половина мест. Я занял место с правой стороны перед средней дверью, чтобы, перекинув ноги через поручень, попытаться расслабиться и отключиться, смотря в окно и разглядывая пейзаж, которого раньше не видел.
Через три с половиной часа (водитель выжимал невозможное) мы приехали. В пути я отправил несколько смс Рыжу – о том, что приеду в Иваново и как мне её найти и где. Они остались без ответа, как и несколько звонков. Выйдя из автобуса, я вошёл в здание местного автовокзала посмотреть расписание – обратно я точно поеду, но когда – не знаю, поэтому мне нужно иметь представление о графике движения.
Сфотографировав расписание и выкурив подряд две сигареты, я заметил недалеко от автовокзала супермаркет и решил зайти, чтобы купить как минимум воды или чего—то подобного – в автобусе не было ни одной хорошо работающей форточки, а те, что были, давали щель для проникновения воздуха шириной ровно в пять миллиметров – подразумевалось, что должен работать кондиционер, который, конечно же, не работал, как и туалет в самом хвосте салона.
Съев пиццу, выпив пакет сока и купив несколько бутылок пива, которого я давно не мог найти в Москве, ещё раз позвонив и написав Рыжу – безуспешно – я повесил забитый до отказа рюкзак на спину и медленным шагом пошёл по городу. Состояние неопределённости и жуткой силы волнения повлияли на память – я не запомнил ничего, кроме панельных пятиэтажных хрущёвок, обязательно серых, и здания цирка, которое встречалось мне не один раз (сколько раз я заблудился? не помню).
Я ходил, смотрел по сторонам и курил. Рыж молчала.
Так прошёл вечер. Оставаться здесь, в Иваново, имело смысл только в том случае, если мне очень хочется поспать на автовокзале – денег даже на самую засранную комнату у меня нет, Рыж в ауте, поэтому поспать я могу и в автобусе, последнем, который отправляется сегодня в Москву.
Билет я купил заранее – сейчас я понял, что это было хорошим решением: пустых мест не было совсем, кто—то ехал стоя, что было формально запрещено. Большинство пассажиров – вахтовые рабочие (охранники, строители, etc.), заправившиеся на автовокзале пивом и продолжавшиеся заправляться им в автобусе. Я сел на самое заднее сиденье у окна и быстро вырубился, попросив соседа разбудить меня, когда будет остановка на перекур.
Первую остановку сосед проспал сам, на вторую я всё же успел выйти – сильно захотелось в туалет плюс затекли ноги. Заходя после двух выкуренных сигарет обратно в автобус, я понял, что печки не работали в нём ни секунды – разница температур с улицей минимальная. Вжавшись в сиденье от холода и натянув шапку на лицо, я считал минуты до конечной остановки – заснуть я так и не смог.
В полчетвёртого утра мы приехали на "Щёлковскую". Бомбилы у метро брали за поездку до трёх вокзалов шесть сотен, что для меня было неприемлемо – десятиминутная поездка по цене билета до Иваново и обратно? Спасибо, обойдёмся. Те, кому такси не по карману или просто без надобности ввиду удалённости пункта назначения, заходят в подземный переход метро, садятся на свои сумки/на корточки/на ступеньки на задницу и ждут, когда откроют стеклянные двери. Два часа незабываемого ожидания в "приятном" обществе.
Я отошёл на сто метров от входа в метро и быстро поймал машину за 150 рублей – до тех же трёх вокзалов. Дорога не заняла много времени, так что я успел на первую электричку в 4:15. Положил под голову рюкзак и лёг на холодное сиденье. Проснулся, когда мы подъезжали к "Текстильщикам" – два вора, которых я знал в лицо, пытались залезть в карман моих шорт, где лежала пачка сигарет, похожая на телефон. Открыв глаза, я спросил, что они хотят найти у меня в кармане. Нет ответа. Они резко встают и уходят. Я кричу им вслед что—то типа "отсоси у меня, ты ведь мой хуй искал?". Наверное, подумал, что это сон.
Приехав домой, я снова уснул. Разбудил меня Рыж – по смс – с вопросами о том, зачем я приезжал. Я ей ответил, но больше от неё ни одного сообщения не пришло. Заново проваливаясь в уже долго продолжающийся сон, я шепчу – "даже не думай о плохом".
После поездки прошло уже больше пары дней, но никаких активных действий я не предпринимал и даже не думал об этом – сон, сигареты и препараты брали верх, исполняя с точностью до буквы своё предназначение. Я мог спать, мог не спать – без разницы, всё слиплось в один вязкий комок безвременья и отсутствия вразумительных планов даже на ближайшие полчаса. Рыж возвращала меня в реальность – в её реальность, такую же безнадёжную и полную ежесекундных вспышек из прошлого.
– Прости, Рэ, что я не отвечала, когда ты приезжал – я не могла, была в больнице. Хотя какого хуя я перед тобой извиняюсь?! Знаешь, по какому поводу я там была? Хочешь, да? Тебе в подробностях описать или прислать итог по почте, в красивой коробке с бантиком? Я бы разбила тебе ебальник сейчас, если могла бы дотянуться! Превратила бы его в месиво фактуры и цвета борща, переваренного и выблеванного на плиточный пол бесплатного общественного туалета на вокзале. У МЕНЯ СЛУЧИЛСЯ ВЫКИДЫШ!! Слышишь, ёбаный в рот, ВЫ.КИ.ДЫШ.!! И это твой ребёнок, Рэ. Я тебе соврала тогда, что принимаю противозачаточные – мне так хотелось иметь от тебя ребёнка, так хотелось оставить тебя у себя в любом варианте – даже таком, в себе, чтобы никто не смог бы и не думал тебя у меня отнять или присвоить.. Можешь считать меня ёбнутой, но вот так я захотела. Представляешь, насколько сильно я всё чувствовала и продолжаю чувствовать? Мне даже толком не дали посмотреть на то, что должно было выйти из меня через несколько месяцев, а не сейчас, в виде куска мяса, отправленном в корзину с надписью "биологические отходы". Рэ, я произвела биологический отход – больше я ничего производить не умею.
Тусклый желтоватый свет лампы освещал пустоту стола, за которым когда—то завтракали, обедали и ужинали, но теперь некому это делать – я почти не ем. Я лежу на полу на кухне, разглядывая верхнюю границу оконной рамы. Я курю и потею, и мне сразу холодно, жарко и холодно одновременно. Пережёвываю свои страхи и страсти, перемалывая их скрипящими от осознания неизвестности зубами. Где—то есть Рыж, кричащая на операционном столе о том, чтобы ей оставили часть её внутренней плоти.
– Рэ, я разложила тут на простыне таблетки. Разные и много. Не делай сейчас ничего, просто почитай. Этот выкидыш и то, что забыть тебя или как—то вычеркнуть не получается, всё это плохо на меня влияет. Я не хочу продолжать так жить. Запомни меня так, как я выглядела у тебя дома. И я тебя запомню таким. Ты не уберёг меня тогда, не убережёшь и сейчас – как бы я этого ни хотела, как бы я этого ни желала. Ты будешь счастлив. И я буду счастлива. Помни, что я у тебя была, я у тебя есть и меня у тебя больше не будет. И похожей на меня не будет. Или я у тебя буду – в твоей памяти, на сколько её там хватит.. Когда моё место захочет занять другая – вот тогда ты поймёшь, чего и кого мы оба лишились в тот момент, когда ты решил соврать.
Это сообщение было получено мною в три часа ночи. В три тридцать пять я уже был на станции "Подольск", чтобы через сорок минут сесть в первую электричку. Я вытащил из постели Сенчи, сладко сопящего и обнимающего свою новую девушку – он довёз меня на своей машине до станции и простил мне спустя два дня то, что я послал эту девушку на хер, потому что она начала говниться, что я отбираю у неё Сенчи в такое время, когда "все приличные молодые люди спят, обнимая своих любимых".