Александр Владимирович Быков
Эпоха Куликовской битвы

ПУТЬ К НЕПРЯДВЕ

Мамай шел на Русь не спеша, словно давая противнику время для подготовки. Скорее всего, Мамай был уверен, что Олег и Ягайло вовремя подойдут к назначенному месту встречи, а кроме того, не сомневался, что их планы неизвестны в Москве. То есть он был заведомо дезинформирован Олегом Рязанским. А вот это уже напоминает сговор московского и рязанского князей против Мамая.

Смотр русских войск в Коломне. Миниатюра из Лицевого свода XVI в.

Посланные в поле отряды разведчиков Дмитрия Ивановича сообщили, что выступившее ордынское войско не спешит, «ждет осени», чтобы 1 сентября соединиться с литовцами и рязанцами на Оке. Подошедшая к южным границам Рязанского княжества Мамаева армия остановилась в районе устья реки Воронежа. На бесполезное выжидание ушли три недели. Время для внезапного нашествия было упущено. Русские же рати успели собраться.

Заметим, что разведчики Дмитрия Ивановича должны были пройти через рязанские земли. И если бы Олег Иванович действительно был союзником Мамая, то он бы не допустил утечки информации, а попросту поставил бы кордоны и отловил московских лазутчиков.

Частично собранное в Москве войско «в борзе» двинулось в Коломну, которая была избрана главным местом сбора всех союзных Москве сил. Выдвижение русских войск в Коломну и далее к устью реки Лопасни за неделю до назначенного Мамаем срока объединения его сил смешало планы наступающих. Ордынцы, узнав о движении русских к Дону и так и не дождавшись войск Олега и Ягайлы, решились, наконец, выступить навстречу Дмитрию.

Русское войско выступило из Коломны 20 августа. Вскоре оно достигло устья реки Лопасни, т. е. вышло к месту предполагаемого соединения Мамая, литовцев и рязанцев и перерезало главный Муравский шлях, которым татары обычно ходили на Москву. Затем последовала переправа войска через Оку и его движение в глубь Рязанской земли.

Спрашивается, как рязанский князь, предположительно союзник Мамая, мог спокойно терпеть вторжение в свои земли врага, каковыми были ему москвичи? И все же Олег Рязанский ничего не предпринял, а литовский князь Ягайло, уже подошедший к Одоеву, направил свою армию к Дону, но явно не торопился. Литовскому князю равно не нужна была ни победа Мамая, ни победа Дмитрия. Ягайло ждал. Возможно, сговорившись предварительно с Олегом Ивановичем добить победителя.

А тем временем Дмитрий Иванович переправился через Оку и получил весть о том, что Мамай все еще «в поле стояща и ждуща к себе Ягайла на помощь рати литовские». Русское командование тогда, вероятно, приняло решение идти навстречу Мамаю к верховьям Дона. Во время кратковременной остановки у устья реки Лопасни к русскому войску присоединились «остаточные вои». После выступления армии на этом месте был оставлен Тимофей Васильевич Вельяминов, «чтобы когда пешие рати или конные пойдут за ним (князем Дмитрием. – Прим. авт.), да проводит их безблазно».

Движение московских войск через Рязанское княжество. Миниатюра из Лицевого свода XVI в.

По словам Никоновской летописи, великий князь в то время печалился, «яко мало пешей рати». Эта рать, видимо, не поспевала за конницей и догнала основные силы уже у Дона. Снова заметим, что при активном противодействии Олега, Дмитрий остался бы вообще без пехоты, догонявшей основное войско разрозненными отрядами.

Войско, вступившее 25 августа в пределы Рязанской земли, вероятно, сошло с Муравского шляха и уклонилось в юго-восточном направлении. Очередная остановка была сделана у города Березуя, находившегося в 23 поприщах (около 30 км) от истока Дона. В Березуе к основным силам присоединились князья Оль-гердовичи: Андрей и Дмитрий. Приведенная ими «кованая рать» (тяжеловооруженные воины) усилила армию. Некоторые исследователи считают, что братья Ольгердовичи привели свои дружины из своих литовских отчин – Полоцка и Трубчевска. Но это представляется нам сомнительным. Ведь и Полоцк и Трубчевск были в это время захвачены Ягайло. Скорее всего, братья Ольгердовичи пришли со своими личными дружинами. Андрей из Пскова, где он в то время княжил, а Дмитрий – из Переяславля-Залесского. На это указывает и сообщение летописца о «кованой рати». Других, вспомогательных, сил в войсках Ольгердовичей, видимо, не было.

В Березуе армия Дмитрия Донского пробыла несколько дней, поджидая отставших и «перенимая вестей». Разведчики сообщили о том, что Мамай, не знавший о местонахождении русского войска, двинулся к верховьям Дона, говоря – «доколе приспеет нам Ягайло». Стало быть, Олег Иванович, который, разумеется, был в курсе передвижений русской рати, не счел нужным сообщить эти сведения Мамаю.

6 сентября московская рать подошла к Дону в месте впадения в него реки Непрядвы. И на этой заключительной стадии похода соединения литовцев и татар так и не произошло. Зато на берегу Дона к русской армии присоединилась пехота. «И тут пришло много пешего воинства, и житейских много людей, и купцы со всех земель и градов». То есть это были обозы и ополчение городов, которые шли, вновь подчеркнем это, по рязанской земле. Но никакого противодействия со стороны рязанского князя не последовало. И еще: присутствие ополчения в русской армии доказывает важность битвы для русских князей – собрали все силы, какие только могли.

Итак, за 20 дней похода русская рать прошла 300 км. С учетом остановок в Коломне, у устья реки Лопасни, в Березуе путь к Дону занял 12 – 13 дней. Численность воинов, составлявших армию Дмитрия Донского, вряд ли превышала 50 – 60 тысяч человек. Если из этого количества исключить обозных и фуражиров, то численность тактических единиц, непосредственно участвовавших в битве, предположительно 40 – 45 тысяч человек.

О войске Мамая различные летописи повествуют одинаково: «Прииде ордынский князь Мамай с единомысленики своими и со всеми прочими князьями ордынскими и со всею силою татарскою и половецкою, и еще к тому рати понаимовав: бессермены, и арме-ны, и фрязи, черкасы, и ясы, и буртасы». То есть кроме тяжелой элитной конницы («единомысленники и князья ордынские») и легкой половецкой кавалерии, набранной из своих подданных, Мамай нанял конницу в Поволжье (буртасы), Прикубанье и на Северном Кавказе (черкасы и ясы). Пехотная сила его армии состояла из крымских армян и фрязей и была, видимо, вооружена по западноевропейскому образцу – ростовые щиты-павезы, длинные копья и доспех, закрывающий практически все тело у копейщиков первых рядов. Наверняка крымская пехота была снабжена и знаменитыми генуэзскими арбалетами. Такие воины представляли довольно грозную силу. Вряд ли среди пехотинцев было много собственно итальянцев. Наверное, их количество не превышало пары сотен. Но также наверняка, это были наиболее закаленные воины, занимавшие в пехоте посты десятников и офицеров.

Предводитель татар наблюдал сражение с холма в окружении больших князей и оттуда руководил боем. Его войско, по монгольскому обычаю, было построено в несколько линий в глубину и, несомненно, имело резервные части.

ПЕРЕД БОЕМ

Войска, стоявшие до этого на месте (русские 3 дня, татары – около трех недель), двинулись навстречу друг другу практически одновременно. «И рече Мамай: «Двигайтесь силы мои темные и власти и князи. И пойдем и станем у Дона против князя Дмитрия доколе приспеет к нам союзник наш Ягайло со своею силою». То есть у Мамая был план – не дать русским перейти Дон и напасть на него. Литовцы не подошли на помощь Мамаю ни 1 сентября, как было у них договорено, ни позже.

Переправа русских войск через Дон. Миниатюра из Лицевого свода XVI в.

«Князь же слыша хвалу Мамаеву, и сказал… «Настало, бра-тие время брани нашей…». И повелел мосты мостить на Дону и броды искать в эту ночь…» То есть Дмитрий практически моментально узнает все, что происходит в ставке Мамая (ну кто, кроме «изменника» Олега, мог его этой информацией обеспечить?). Сомнения терзали русских воевод – переходить Дон или нет. Однако, в конце концов что-то вынуждает Дмитрия принять решение реку перейти.

То, что русские победили в Куликовской битве, не делает этот шаг менее рискованным. Вся история войн показывает, что гораздо легче обороняться, мешая противнику форсировать реку, чем встречать его в открытом поле. Да и опыт самого Дмитрия Ивановича и его воевод говорит о том же. Упомянем битву на реке Воже. Вспомним и противостояние Москвы и Литвы вдоль крутого оврага в 1372 году, когда ни одна из сторон так и не решилась напасть, и все кончилось миром. Ведь Дмитрий был готов замириться с Мамаем и платить ему большую дань. Ведь он вез купцов-суро-жан для переговоров с генуэзцами, то есть до последнего надеялся на мирный исход.

Что же толкнуло две армии навстречу друг другу, в лобовой бой? Почему Мамай, увидев русские войска перешедшими Дон, атакует их? Ведь ему это не выгодно! У него были другие, более успешные варианты действий. Например, имея преимущество в легкой кавалерии, постоянно тревожить русские полки. Расстреливать их издали, используя более дальнобойные луки и более метких лучников, но не бросать в бой основные силы до подхода Ягайло. Почему бы Мамаю, например, не перебросить часть своей маневренной конницы на другой берег Дона и не взять, таким образом, русских в кольцо? Дон в этих местах неширок, и с одного берега легко простреливается другой. Русским пришлось бы даже по воду ходить под обстрелом противника.

Но вместо этого Мамай бросает свои полки на пики стоящего в обороне многочисленного городского ополчения. Мамай крайне неэффективно разбазаривает имеющиеся у него людские ресурсы, пытаясь сломить ощетинившуюся копьями пехоту атаками в лоб. Только крымская пехота, пожалуй, могла успешно бороться с русской. Но, видимо, ее у Мамая было немного. Когда Боброк-Волынский выводит в бой отборные части – конных дружинников, татары уже ничего не могут им противопоставить.

Весь ход Куликовской битвы наводит на мысль, что внезапное движение войск Мамая и Дмитрия, и их столкновение были спровоцированы. Заставить Дмитрия перейти через Дон могло лишь известие о том, что Ягайло очень близко и идет на помощь татарам. Тогда маневр Дмитрия понятен – разбить Мамая до подхода литовцев, а Доном и Непрядвой прикрыть свои тылы от внезапного нападения Ягайло.

Заставить же Мамая атаковать русскую пехоту в лоб, на нешироком поле, могла лишь весть о том, что литовцы приближаются, но идут на помощь русским (!) войскам. Только это известие могло заставить его торопиться и бросать свою лучшую конницу в смертельные атаки снова и снова, чтобы сбросить в Дон и уничтожить войска Дмитрия до прихода Ягайло.

Такую дезинформацию мог доставить Дмитрию и Мамаю только Олег Рязанский. Он был сильнейшим образом заинтересован в том, чтобы решающее сражение произошло как можно скорее. Ведь и московские и татарские войска разоряли его землю, принося ей неисчислимые убытки уже самим фактом своего присутствия. Да он просто не мог упустить такого шанса – столкнуть лбами своих самых сильных и опасных соседей.

Ягайло тоже торопился. Пока он бездействовал у Дона, в Литве против него действовал его дядя Кейстут. Поэтому шурин Олега, Ягайло, был заинтересован в том, чтобы содействовать своему родственнику в дезинформировании Дмитрия Ивановича и Мамая.

Некоторые историки высказывали мнение о том, что Олег Рязанский помешал Ягайло прийти на помощь Мамаю. Однако нам представляется весьма сомнительным, чтобы Олег и Ягайло в 1380 году были по разные стороны баррикад. Между Ягайло и Олегом ни до, ни после Куликовской битвы не было ни одного военного конфликта. К тому же Олег был женат на сестре литовского князя. Скорее всего, они и здесь действовали заодно. Просто Ягайло не хотел приходить на помощь к Мамаю. А остаться совершенно в стороне от конфликта он не мог.

Почти перед самым боем, в дороге, русскую армию догнал посланец Сергия Радонежского. Вот какое благословение передал он Дмитрию Ивановичу: «Чтобы еси господине таки пошел, а поможет ти Бог и святая Богородица».

Накануне сражения, перед тем как форсировать Дон, московские воеводы выстроили армию в боевом порядке. Князь Дмитрий Иванович произвел смотр войск. «Сказание о Мамаевом побоище» приписывает ему слова: «Здесь пребудете, братие, на местах своих немятущеся. Каждый из вас ныне учредитесь, утром уже неудобно будет мощно так учредиться».

Таким образом, русская армия была подготовлена к тому, чтобы перед атакой противника без лишней суеты развернуть свои боевые порядки в уже «учрежденном» виде.

«Полки же шли, так, как кому повелено было по поучению», – пишет другой летописец, рассказывая о том, как русская армия разворачивалась на самом Куликовом поле. Согласно росписи полков, на берегу Дона их было построено шесть: Сторожевой полк, Передовой полк, Большой полк, полки Правой и Левой руки и Засадный полк.

Построение полков и отрядов на берегу Дона. Схема-реконструкция А.Н. Кирпичникова. (Номера отрядов даны в предполагаемой последовательности их выдвижения к линии боя)

Во главе каждого полка роспись называет от трех до пяти командиров. Обращает внимание определенное «уставное» распределение начальников. Их число с несомненностью указывает на наличие внутри полков нескольких самостоятельных отрядов. В Сторожевом, Передовом, Большом полках их было по четыре, на крыльях – по три, в Засадном – сразу пять. В общей сложности в войске насчитывались двадцать три отряда. Речь несомненно идет об отдельных формированиях – «стягах».

Так, в Передовом полку оказались псковичи, брянцы, бело-зерцы и коломенцы. Состав других был, очевидно, более пестрым. В Большом и Засадном полках находились москвичи, включая двор великого князя, но они не были там единственными.

Мелкие тактические единицы, состоящие из господина и его слуг, в документах эпохи Куликовской битвы не упомянуты. Однако такие единицы, судя по списку убитых в битве «бояр» (то есть мелких и средних командиров), существовали и входили в состав отрядов, образуя их первичные ячейки.

Над каждым из входивших в полк подразделений развевался собственный «стяг». Посреди Большого полка было поднято и общевойсковое, великокняжеское знамя. Оно было красным с изображением Нерукотворного Спаса. Это знамя обозначало место, рядом с которым должен был находиться московский князь Дмитрий Иванович – глава армии.

Впрочем, сохранилось предание, согласно которому Дмитрий Иванович поменялся доспехами, оружием и конем со своим верным слугой – Михаилом Бренком. Бренок, одетый в княжеский доспех, находился в центре Большого полка, под главным знаменем армии. А сам Дмитрий Иванович решил участвовать в конном сражении, встав со своей ближайшей свитой в ряды Передового полка.

Засадный полк русской армии был скрыт в дубраве. Окрестности Куликова поля позволили осуществить эту воинскую хитрость, решающим образом повлиявшую на исход. Несомненно, что место сражения, предоставлявшее русскому командованию определенные преимущества, было намечено заранее и учтено при построении войск и планировании их будущих действий.

Поле для битвы было выбрано, несомненно, русскими воеводами. Стесненное с востока и запада лесистыми речными долинами, оно представляло из себя своеобразный замкнутый с трех сторон и открытый только с юго-востока тупик. Пригодное для битвы пространство на Куликовом поле было в ширину не более 2,5 – 3 км при длине (между удобными для наблюдения за ходом боя возвышенностями) около 4 км. Таким образом, фронт боя Куликовской битвы не превышал трех километров, при четырех километрах в глубину. На нешироком, зажатом с двух сторон лесами и оврагами, поле татарская конница лишалась обычных наступательных достоинств, ей нельзя было развернуть свои силы, в том числе лучников, для охвата и окружения. Татары были вынуждены, утратив часть маневренности, принимать фронтальный бой. А в таком бою русские, как правило, были увереннее и упорнее своих восточных противников.

МАМАЕВО ПОБОИЩЕ

– Держи, – Дмитрий вручил Михаилу Бренку свой островерхий, позолоченный княжеский шлем. – Стой крепко, не посрами меня. Оттуда, – он обвел рукой строящиеся на поле рати, – они будут видеть не Михаила Бренка, а одетого в злаченый доспех московского князя… Ты все хотел боярином стать, Мишка… Будешь боярином, если сегодня чести моей не уронишь… Так? – князь обернулся на стоящих за спиной воевод и бояр.

– Так, – кивнул старший воевода, Боброк, нахмурившись. – Только ты, княже, лучше ко мне в полк вставай. Оно все надежнее будет. Да не бойся, битва не уйдет от нас. Чую, всем крови придется хлебнуть.

– А, – нетерпеливо махнул рукой Дмитрий. – Пока до вас дело дойдет, татары уж кончатся!

И он, оглядев в порядке выстраивающиеся ряды русской рати, радостно рассмеялся. Никогда еще не было под его началом такой силищи. Разве что под Тверью…

Дружинники, окружавшие Дмитрия, подхватили его смех. Воеводы и князья тоже заулыбались. Многие, проследив взгляд великого князя, тоже гордо приподняли голову, расправили плечи. Армия, перегородившая неширокое поле из конца в конец, казалась немыслимо огромной. А новые отряды все подходили и подходили, становясь под стяги, на тех местах, что были им указаны вчера, на смотре.

– Нет уж, Волынец. Вперед я поеду… Хватит. Попил Мамай-ка нашей кровушки. И я хочу теперь его крови испить. На Воже я не стоял позади. И ничего. Жив… А воевод тут и без меня хватит. О том и на совете все оговорено.

И князь вскочил на подведенного ему коня. Одел на голову простой железный шишак и, пришпорив коня, помчался вперед – туда, где над клубившимся по земле туманом возвышалось знамя Передового полка и хоругви литовских князей – Дмитрия и Андрея Ольгердовичей.

За переодетым князем немедленно устремилась дюжина хорошо одоспешенных отроков – его личная охрана.

Седовласый воевода Боброк-Волынский переглянулся с князем Владимиром Андреевичем Серпуховским – двоюродным братом Дмитрия Ивановича.

– А ты-то что молчал? Сказал бы ему! Что он, в самом деле?.. Тоже мне, храбрец нашелся. А ну как мы без князя останемся?

– Не останетесь, – уверенно кивнул Владимир Андреевич и, развернув коня, направил его в сторону дубравы, прикрывающей левый фланг русской рати.

– Да, верно. Что это я? – буркнул себе под нос Боброк. – Князей у нас еще несчитано… – И он, развернув коня следом за Владимиром, прошептал совсем уже тихо, чтобы никто, не дай бог, не услышал: – Да вот только шибко умные все. Кто в засадный полк со всей ратью своей встал, – он смерил взглядом едущего впереди Владимира Андреевича, – а кто и вовсе в своей отчине спрятался… – И Боброку вспомнился недобрый взгляд и лукавая усмешка Дмитрия Константиновича Нижегородского.

– Ладно. На все воля Божия! – воевода, оглядев уже почти построившиеся полки, широко перекрестился.

Туман медленно рассеивался, и перед глазами великого князя московского Дмитрия Ивановича все шире открывалась бескрайняя ковыльная степь. Союзная армия, казавшаяся такой могучей вблизи, теперь выглядела темной полоской с трепещущими стягами и чуть поблескивающей в лучах восходящего солнца щетиной копий. Впереди, вытянувшись в тонкую линию, ждали сигнала к атаке застрельщики из Сторожевого полка. Перед ними уже мелькали первые разъезды татар. И сердце щемило в ожидании боя тревожно и сладко, словно в предвкушении соколиной охоты или псовой травли.

– Сигнал! – крикнул кто-то слева от князя.

Один из стягов Сторожевого полка наклонился вперед, и стройные ряды стоявших перед ними всадников рванулись в атаку, с радостным гиканьем рассыпаясь по полю.

Началось…

Выдвинувшиеся было вперед отряды Сторожевого полка опять отступали. Видно, Мамай бросил в бой еще пару тысяч бойцов.

«Удалось, – облегченно вздохнул Дмитрий Иванович. – Во-лынец верно говорил – главное, их в бой втянуть. А теперь уж завертим, завертим, да на главные-то силы и выведем».

Князь нетерпеливо повел плечами.

– Ну все, Иван, – раздалось справа от него. Это глава первого стяга Передового полка, князь Федор Романович Белозерский обращался к своему юному сыну. – Наша очередь настает. Сейчас я велю, знаменосец качнет стяг вперед, и мы двинемся в бой. Помни, о чем я говорил, сынок. Не подставляйся. И держись все время со мной рядом…

Отступающие под натиском татар всадники Сторожевого полка были все ближе. Федор Романович привстал на стременах, напрягшись всем телом и внимательно всматриваясь в приближающуюся к нему конную лаву. Поднял вверх руку и резко опустил ее. Стоявший рядом знаменосец тут же наклонил вперед стяг.

– Хур-ра! – на татарский манер рявкнули воины и, пришпорив коней, рванулись вперед.

Дмитрий, пролетев мимо отступающих конников Сторожевого полка, увидел мчащихся за ними следом татар. Один несся прямо на него. Князь поудобнее перехватил копье, направив его на приближающегося противника. Тот даже не успел сообразить, что произошло. Получив копьем в живот, он кувыркнулся куда-то вбок, и князь тут же потерял его из виду. Копье вырвалось из рук. Князь потянул из ножен меч. Другой татарин, верхом на рыжей, большеголовой лошадке, столкнулся с могучей княжеской лошадью и попытался, вытянувшись в седле, уязвить Дмитрия саблей. Но не достал. Татарская кляча отлетела от княжеского коня, как камень от скалы. Дмитрий вынул, наконец, меч и попытался найти взглядом того татарина, что замахивался на него, но тщетно – того уже изрубили верные отроки, мчавшиеся по обе стороны, чуть поодаль от князя.

Плотная на вид линия всадников, преследовавших русский отряд, оказалась на деле рыхлой и редкой. Те немногие татары, которых не опрокинули встречным ударом бойцы белозерского князя, торопливо разворачивали коней.

– Руби! – по-звериному зарычал князь и направил своего коня на ближайшего противника.

Жаркой схватки не вышло. Татары, как один, старались поскорее уйти из-под удара. Они уже бежали! А русские всадники преследовали их, кое-где настигая самых медлительных.

– Назад! – донесся вдруг до Дмитрия знакомый голос. Это кричал князь Федор Романович.

Стяг торопливо замотался из стороны в сторону, и воины стали натягивать поводья.

Вовремя! – Только что нестройной толпой убегавшая татарская конница развернулась и снова кинулась в бой. Среди татарских зипунов и дубленок замелькали кольчуги и пластинчатые латы тяжелых всадников.

Лавина татарской конницы настигла тех русских воинов, которые не успели развернуться. Лязг мечей, ржание коней, вопли раненых…

«Ну ничего! Сейчас снова повернем! – подумал Дмитрий и зло оглянулся на несущихся следом за ними татар. – Вот тогда-то я повеселюсь!»

И он принялся выбирать среди преследующих его врагов противника, одетого побогаче.

И они повернули. Потом еще раз отступили. И еще раз повернули.

– Иван! Иван, где ты?! – взывал где-то справа зычный голос Федора Романовича.

Но Ивана, наверное, уже не было в живых. Дмитрий видел, как высокий татарин на буланом коне обрушил на голову юному княжичу свою длинную тяжелую саблю. А через пару мгновений этот татарин сам рухнул с коня, заколотый каким-то литвином из стяга Дмитрия Ольгердовича.

Дмитрий Иванович и сам уже дважды врубался в лихую свалку и, раздавая своим мечом налево и направо тяжкие удары, выходил из конной круговерти живым и невредимым.

– Назад! – заорал где-то далеко слева Дмитрий Ольгердович.

– Иван! Иван!!! – это справа не переставал звать, то и дело яростно матерясь, Федор Романович.

Впрочем, все крики тонули в общем шуме битвы и ржании испуганно мечущихся лошадей. Какой-то всадник без шлема, с располосованной в кровь шеей и круглыми от ужаса глазами промчался мимо, истошно вопя.

– Назад! – беспорядочно мотались из стороны в сторону стяги. А спереди грохотала копытами новая волна конников готовых влиться в общую свалку татар.

Вот они выскочили – свеженькие, не помятые и не запыленные, не забрызганные вражеской кровью. Дмитрий, наскочив на одного из врагов, самого ближнего, с оттяжкой рубанул его по шлему. И шлем раскололся, как упавший на землю перезревший арбуз. А вместе со шлемом раскололся и верный княжеский меч.

Дмитрий принялся разворачивать коня, пытаясь увернуться от посыпавшихся со всех сторон ударов. Пришпорил лошадь и вырвался из кольца врагов. Помчался вслед отступающим уже русским всадникам. Ближе и ближе к спасительному строю ощетинившейся копьями пехоты. Только после того, как навстречу им выскочила и обрушилась на преследователей хоругвь Андрея Ольгердови-ча, Дмитрий перевел дух. Развернув коня, огляделся. В сотне шагов от него стоял, нетерпеливо ожидая встречи с татарами, пеший строй. Он тянулся необозримо далеко в обе стороны.

Где-то там, за спинами этих пехотинцев, во главе конного отряда, обступившего алый флаг со Спасом, стоял, сверкая золоченым доспехом, Бренок. А еще дальше, за дубравой, ждал своего часа брат Владимир и воевода Боброк-Волынский.

«Они еще не нюхали крови сегодня», – усмехнулся Дмитрий и облизнул запекшиеся губы.

– Вперед! В атаку! Хур-ра! – прохрипел слева надтреснутый голос Дмитрия Ольгердовича. Развернув своих чуть передохнувших бойцов и всех, кто кроме них остался еще живым от передовых полков, Дмитрий Ольгердович повел конников на помощь старшему брату. Судя по лязгу и грохоту начавшегося боя, тот, выскочив татарам навстречу, уже сцепился с ними в яростной сх ватк е.

– Вперед! – взвыл Дмитрий Иванович, срывая с пояса шес-типерую булаву – единственное оставшееся при нем оружие, кроме разве что засапожного ножа. Конь уже нес его в битву, когда князь заметил, что вокруг него не осталось ни одного из дюжины телохранителей.

«Неужто все полегли? – с ужасом подумалось Дмитрию Ивановичу. И ком тошноты подкатил к горлу. – Да и белозерского князя, Федора Романовича, что-то давно не слышно… И стяг его пр оп ал…».

Но конь уже вынес князя навстречу врагам. Какой-то степняк, натянув лук, целился прямо в него. Не успел. Подлетев на полном скаку, Дмитрий обрушил на врага свой шестопер. Потом еще на одного.

– Ты бы поберег себя, князь! – услышал он вдруг почти над ухом. – Умрешь, кто с Ягайлой поможет мне драться?

Оглянувшись, Дмитрий увидел рядом с собой знакомые доспехи союзника – бывшего полоцкого, а ныне псковского князя Андрея Ольгердовича. Стальной чешуйчатый панцирь его был уже густо окроплен кровью.

«Я, небось, не лучше выгляжу, – подумал Дмитрий. И новый приступ дурноты подкатил к его горлу. Шестопер выпал из ослабшей вдруг руки и упал бы наземь, если бы не был привешен к кисти на петельке-темляке. Опустив взгляд вниз, вслед за шестопером, Дмитрий обнаружил, что по ноге его стекает, капая на забрызганную траву, струйка крови. – Это я что же, ранен?» – удивился великий князь.

А тем временем над полем боя разнесся вой новых, только что вступивших в битву татарских отрядов. Ужас захлестнул душу Дмитрия. Показалось вдруг, что никогда не будет этим татарским подкреплениям конца. Или нет – еще хуже. Сейчас Мамай бросил в бой все свои силы. Он сомнет теперь не только утомленную долгой борьбой конницу передовых полков, но и пехоту. И тогда все – конец!

По полю во все стороны метались испуганные, оставшиеся без всадников лошади. Русских конников, словно пену, подхваченную неистовой морской волной, несло на пеший строй.

– Назад! Назад уходим! – заорал Андрей Ольгердович. И следом, откуда-то справа, повторил этот приказ его брат – Дмитрий. Закачались из стороны в сторону, подавая сигнал к отступлению, литовские хоругви, и вся конная масса устремилась к неподвижно стоящей, ожидая врага, пешей рати.

Дмитрий Иванович ворвался вместе с другими бегущими всадниками в узкий проход, оставленный между пешими колоннами для отступающей конницы. И страшная мысль пронеслась у него в голове: «Сейчас татары ворвутся за нами следом – и все пропало!»

Князь мчался мимо своей армии. Голова его кружилась и гудела, словно по ней били молотом, как по наковальне, а с ноги его все капала и капала на землю кровь.

– Владимир! Брат!.. Волынец!.. – Дмитрий, верхом взлетев на поросшую лесом возвышенность, поспешил спрыгнуть с коня. Впрочем, он скорее не спрыгнул, а свалился с седла. Князя тут же подхватили чьи-то заботливые руки.

– Ну что, брат? Навоевался? – спросил, то ли проявляя участие, то ли насмехаясь, Владимир. – Нам-то татар хватит? Или всех извел уже?

– Беда! – прохрипел Дмитрий. – Не выдюжат они! Слышишь?! Ступайте в бой. Все! А то не устоять им…

Владимир Андреевич с сомнением посмотрел на князя. Потом на воеводу Боброка Волынского. Тот, окинув поле битвы наметанным взором, покачал головой.

– Не время еще.

– Вперед! Их же всех там сейчас! Нам же тогда не уйти отсюда, братцы! – уже почти шептал князь Дмитрий.

– Перевяжите его, – кивнул на брата Владимир Андреевич. – А то кровь течет. И оглушен небось – вон, бредит уже.

Боброк, скосив на Владимира Андреевича взгляд, чуть заметно одобрительно кивнул. А с московского князья уже снимали доспехи.

Потом его, стонущего, перевязанного, напоят вином и уложат в тени ветвей упавшего дуба. Он уже не увидит, как во время особенно жаркого натиска татар на Большой полк покачнется багряное знамя со Спасом. Кинется выручать его и пропадет в круговерти тел одетый в сияющий золотом княжеский доспех Михайло Бренок. Потом подойдет к Большому полку почти вплотную сверкающая сталью линия крымской пехоты. И Мамай бросит свежие силы на полк Левой руки. Русская армия попятится назад, теснимая опьяненным от близости победы врагом.

Куликовская битва. Татары теснят русских воинов. Миниатюра из Лицевого свода XVI в.

Засадный полк. Гравюра XVII в.

А Волынец и князь Владимир Андреевич будут стоять, прикрытые тенью дубравы, напряженно вглядываясь в страшную круговерть битвы и судорожно прикидывая – сколько еще войск у Мамая в резерве? Хватит ли у русской армии сил, чтобы продержаться еще немного, или уже пора?..

И, наконец, переглянувшись, они молча кивнут друг другу. Пора!

И отборная конница московского княжества ударила в тыл и фланг не ожидавшим такого подвоха татарам, чтобы смять любые попытки сопротивления, разбросать уверенным ударом последние резервы Мамая и сделать бегство татар необратимым.

А вернувшись после преследования к основным силам, Владимир Андреевич и Боброк обнаружили, что по армии бродят слухи о смерти князя. Ведь все видели, как его золоченый доспех канул в гуще тел во время самой яростной схватки. Даже доспех этот нашли. Ив нем – до неузнаваемости обезображенное, изрубленное тело. И тогда Боброк бросился искать то место в дубраве, где они оставили Дмитрия Ивановича. Верные бояре нашли князя-израненного, перевязанного и спящего в тени поваленного дуба. Позже Дмитрий Донской вспомнил, что обещал Михайло Брен-ку боярство, если тот будет доблестно биться. И сыновья Михаила стали боярами, положив начало родам Брянчаниновых и Че-лищевых.