Бхаиджи
Анандамайи Ма. Мать, как она открылась мне. Голос Истины
Сила мысли
Каждая мысль Матери – следствие [игривого выражения] Высшего Блаженства, при внимательном взгляде можно заметить, что каждая частица Ее существа вибрирует Божественным Блаженством.
Чтобы проявить Ананда-лилу со Своими детьми, Она воплотилась в телесной форме, преисполненная всех радостей Божественного. Вполне естественно, что ради блага всех людей лучшие идеи о жизни и духовной культуре должны выразиться, раскрыться и, так сказать, оформиться через Нее и в конце концов исчезнуть в неведомом.
При внимательном наблюдении за Ней можно заметить, что Она раскрывает Себя двумя способами: (1) через красоту Ее внешнего поведения по отношению ко всем людям и (2) милость Ее внутренней жизни. Совершенно спокойная, приятная и естественная манера, в которой Она общается с любыми людьми, как с самыми благочестивыми, так и с порочными, как с маленькими детьми, так и с беспокойной молодежью, а также со стариками, согбенными от возраста и немощей, излучает удивительную милость, изысканную красоту и достоинство, которые мигом покоряют любое сердце. Другой аспект Ее жизни связан с силами невидимого мира – этими небесными деятелями, бесплотными существами, которые приносят счастье и несчастье, благословения и проклятия человечеству.
Две этих стороны Ее жизни удивительно взаимосвязаны и переплетены.
В молодые годы, а также после переезда в Дакку Мать проводила большую часть времени, лежа в кровати. Мы узнали, что Она на много часов растворялась в неописуемом Божественном экстазе. В таком состоянии Она проводила порой несколько дней подряд, глубоко погрузившись в Себя, и во время исполнения киртана и танцев Ее тело принимало различные позы; все они указывали на состояние Высшего Блаженства.
В 1332 г. бенгальской эры (1926 г.) в саду Шахбаг по случаю Уттараян-Санкранти (последнего дня месяца поус – примерно в середине января) проводилось собрание, где пели киртаны. Это было первое публичное празднование киртана в присутствии Матери. Примерно в это время из Читтагонга приехал Шри Шашибхушан Дас Гупта. Стоило ему взглянуть на Мать, как его сердце наполнил дух глубокой преданности. В тот момент вокруг царила суматоха; он глядел на лицо матери, и слезы текли по его щекам. Он сказал мне: «Никогда в жизни я не видел того, что вижу сейчас. Она кажется мне зримым воплощением Матери Вселенной».
Киртан начался в 10 утра, когда Мать наносила киноварь на лбы собравшихся женщин. Внезапно футляр с киноварью выпал у Нее из рук. Ее тело опустилось на землю и покатилось по ней; затем Она медленно поднялась и встала на два больших пальца ног. Она подняла обе руки прямо вверх, слегка склонила голову вбок и отвела назад, а Ее сияющие глаза неотрывно смотрели в небесную даль.
Немного позже Она стала двигаться в этой позе. Казалось, Ее тело наполняло неземное присутствие. Она совершенно не обращала внимания на одежду, которая свободно болталась на Ней. Ни у кого не было сил или желания остановить Ее. Всем телом она продолжала свой невероятно изящный танец в отчетливом ритме, и так Она дошла до места, где проходил киртан; затем Ее тело словно бесшумно растаяло на полу. Оно стало катиться, увлекаемое загадочной силой, будто сухие листья, которые медленно несет нежный ветерок.
Некоторое время спустя, пока она еще лежала на полу, из Ее уст стали доноситься очень мягкие, приятные музыкальные строки: «Harey murare madhukaitabharey». Слезы непрерывным потоком катились по Ее щекам. Спустя несколько часов Она вернулась в нормальное состояние.
Ее сияющее лицо, нежный неописуемый облик, Ее мягкий, нежный голос, насыщенный чувством, напомнили собравшимся образы Шри Чайтаньи Дэва [17], описанные в его житиях. Все физические изменения, которые в давние времена наблюдали у Господа Гауранги, тогда вновь проявились в Ее личности.
На закате, когда Мать вошла в зал для киртана, все признаки дневного транса проявились снова. Спустя некоторое время она стала говорить с такими ясными, мягкими акцентами и сладким волнением божественного чувства, что люди онемели от небесного блаженства.
После раздачи сладостей в конце киртана Мать Сама раздавала прасад (подношение божеству по окончании киртана) с такой грацией и элегантностью, и в Ее манере так полно выражалось божественное материнское начало, что люди решили, будто Мать Лакшми воплотилась в Ее теле. В тот день Шаши Бабу и другие присутствующие осознали, что тело Матери было лишь орудием безграничной Благодати Бога.
Примерно в то же время Ниранджан [18] приехал в Дакку как помощник комиссара по подоходным налогам. Однажды вечером я пошел с ним в Шахбаг, когда там пели киртаны в честь новолуния. Во время киртана в Матери проявились разные перемены. Она села, совершенно выпрямив спину, затем Ее голова стала медленно отклоняться назад, пока не коснулась спины; руки и ноги стали скручиваться и сплетаться, пока все тело не оказалось на полу.
В такт с дыханием Ее тело стало ритмически вздыматься, словно на волнах, и, вытянув руки и ноги, Она стала кататься по земле в одном ритме с музыкой. Как опавшие листья дерева легко несутся по воле ветра, так же легки и нежны были Ее движения. Никакой человек при всем желании не смог бы им подражать. Все, кто был там, ощущали, что Мать танцует под действием божественных сил, которые двигали всем Ее существом, наполняя его трепетом, похожим на волны. Многие пытались остановить Ее, но безуспешно. Наконец, Ее движения прекратились, и Она застыла, словно комок глины. Казалось, Ее насквозь пропитывает всепроникающее, всенаполняющее Блаженство. Ее лицо озарял неземной свет, все Ее тело переполняла Божественная Ананда.
Ниранджан стоял, потеряв дар речи, впервые в своей жизни созерцая подобное, и декламировал гимн, восхваляющий Богиню Вселенной. «Сегодня, – воскликнул он, – я видел истинную Богиню».
В другой раз во время киртана в Шахбаге собралась большая толпа людей. Мать вошла в состояние, подобное только что описанному. Но на этот раз Она откинулась на пол из положения сидя. Ее дыхание почти замерло; Она вытянула руки и ноги и легла на землю лицом вниз. Затем Она стала быстро перекатываться, совершая волнообразные движения. Через некоторое время, словно что-то неодолимо тянуло Ее вверх, Она медленно, совершенно без опоры поднялась с земли и встала на два больших пальца ног, едва касаясь земли. Казалось, она совсем прекратила дышать, Ее руки были воздеты к небу; Ее тело почти не соприкасалось с землей, голова отклонилась назад, касаясь спины, сияющий взор устремился в небо. Она передвигалась, как деревянная кукла, когда ее тянут за потайную нить, которую держат за ширмой. Ее глаза излучали божественное сияние, на Ее лице сияла небесно-блаженная улыбка, а Ее губы искрились от радости. Вскоре, всем телом опираясь на два больших пальца ног и не отставая от ритма киртана, Она словно стала двигаться по воздуху, как если бы весь вес Ее тела тянула к себе невидимая сила сверху.
Она долго оставалась в этой позе. Затем Ее глаза медленно закрылись и Она лежала на земле, словно холмик плоти, запрокинув голову. Следующим утром около 10 часов утра она вернулась в Свое обычное состояние.
Однажды в доме Ниранджана проводился киртан. Все его домочадцы, особенно старушка-мать, очень хотели увидеть Мать в состоянии транса. Старая женщина безмолвно молила Мать, чтобы та удостоила ее этого зрелища. Мать лежала на полу в соседней комнате. Вдруг Она ворвалась в помещение, где проходил киртан, и Своим божественно безмятежным голосом запела и затанцевала вместе со всеми. Вскоре Она опустилась на землю. Вернувшись в обычное состояние, Она долго молчала.
Помимо признаков, упомянутых здесь, эманации Ее тела-ума проявлялись такими разными способами, что их просто не описать. Когда Ее тело катилось по полу, порой оно вытягивалось до необычайной длины; порой же сильно уменьшалось; иногда оно сворачивалось в круглый комок плоти; в других случаях казалось, будто тело лишено костей, и оно подпрыгивало в танце, как резиновый мяч.
Однако Она всегда двигалась молниеносно, и потому даже самый зоркий взор едва мог проследить ее движения.
В тот период мы не сомневались, что Ее телом овладевают Божественные силы, которые вынуждают его танцевать, принимая разнообразные красивые позы. Ее тело так переполняла экстатическая радость, что оно покрывалось мурашками и волоски на теле вставали дыбом. Ее лицо заливал густой румянец. Все эти спонтанные проявления Божественного состояния, казалось, едва вмещались в тесные пределы Ее тела и выражали все изысканные красоты Бесконечного бесчисленными способами – через грацию и ритм.
При этом казалось, будто Она находится где-то наверху, совершенно отрешившись от всех этих проявлений, и ее не затрагивают волнения, вызванные их игрой. Они как бы естественно проходили сквозь Ее тело, приходя из возвышенной сферы существования.
Однажды я спросил Мать: «Когда Твое тело физически спит в состоянии самадхи [19], является ли перед твоим взором Божественное Присутствие?» Она отвечала:
«У меня нет никакой цели, а потому в этом нет нужды; это тело действует без всякой цели. Вы очень хотите видеть это тело в состоянии самадхи, поэтому иногда проявляются его признаки. Всякий раз, когда мысль достигает наивысшей интенсивности, она всегда проявляется на физическом уровне. Если человек теряет себя в созерцании Божественного Имени, он может раствориться в океане Небесной Красоты. Бог и Его символические имена – одно и то же; как только сознание внешнего мира исчезает, cамопроявляющаяся сила Имени неизбежно находит объективное выражение».
Во время киртана Ее тело охватывало сверхъестественное, Божественное состояние. Мы слышали из Ее уст, что иногда Она видела огонь, воду, небо или какие-то необыкновенные видения. В таких случаях Ее тело, как правило, превращалось в то, что она видела. Когда ощущался порыв ветра, Она чувствовала, что ей хочется отпустить тело – чтобы оно неслось прочь, словно лоскут тонкой ткани; когда же Она слышала глубокий долгий звук раковины, Ее тело как бы замирало и становилось безучастным, будто мраморная плита. Когда в Ее уме проносилась волна мыслей, все Ее тело охватывало соответствующее телесное проявление.
Однажды она присоединилась к детям в их смеховых играх и смеялась настолько от души, что не смогла перестать смеяться даже через час. Она на пару минут умолкла, а потом снова стала смеяться. Хотя она сидела в той же позе, в Ее облике сквозило что-то неземное. Многих присутствующих это поразило. Через некоторое время к Ней постепенно вернулась обычная уравновешенность.
Как-то Она ехала в Дакку из Калькутты. На вокзал Ее пришли проводить много юношей и девушек, женщин и мужчин. Все они плакали при мысли о разлуке. Мать стала плакать вместе с ними и рыдала так горько, что никто не мог остановить Ее. Вокруг успела собраться толпа. Люди говорили: «Наверное, плачущая дама – невеста, которую только что выдали замуж и увозят из отцовского дома в дом ее мужа». Рыдания в тот день продолжались от полудня до заката.
Однажды Она спросила меня: «Откуда исходит твой смех и плач?» Я отвечал: «Хотя все стимулы поступают в мозг, настоящий центр находится в жизненно-важном центре возле сердца».
Мать сказала: «Когда за твоим смехом или плачем стоит настоящее чувство, оно хочет проявиться в каждой клеточке твоего тела». Я не понял ее слов и промолчал. Несколько дней спустя ранним утром я пошел в ашрам. Я встретил Мать, и мы отправились на прогулку. Я спросил Ее: «Мать, как Ты сегодня?» Она с невероятным чувством сказала: «Очень, очень хорошо», и от энергии Ее слов все мое существо с головы до пят стало трепетать и ликовать, и я резко остановился, почти теряя себя.
Мать заметила мое смятение и сказала: «Теперь ты понимаешь, откуда исходит наш смех и плач? Когда выражаешь какое-то чувство или мысль всего лишь частью тела, они проявляются не в полную силу».
Я слышал из уст Матери, что когда все мысли преданного единым потоком текут к Богу, все объекты восприятия попадают под его влияние. На этом этапе даже лист, падающий с дерева, создает рябь в поле его сознания. В ранние годы жизни Матери любые внешние события спонтанно находили отклик в Ее природе.
После глубокого транса, как только к Матери возвращалась Ее обычная безмятежность, автоматически проявлялась разная йогическая деятельность; тогда можно было слышать, как от Нее исходит неясное гудение. Немного позже слышался рокот, похожий на звук морских волн, что в бурю разбиваются о берег; затем непрерывный, невероятно мелодичный поток Божественных истин изливался из Ее уст в форме многочисленных гимнов на санскрите. Божественные истины, сошедшие с вечного неба, в речи Матери словно превращались в звуковые символы. Безупречное произношение, свободное течение мелодии, которые трогали слушателя до глубины души, становились еще прелестнее благодаря Божественному сиянию Ее лица. Даже образованные знатоки Вед вряд ли смогли бы научиться так свободно и легко выражаться, невзирая на превосходную подготовку и практику.
Знатоки дивились богатству смысла в этих спонтанных изречениях Матери; язык, которым Она излагала стихи, трудно было разобрать, и потому их не получалось целиком и в точности записать.
Было записано четыре таких священных гимна, которые удалось зафиксировать по частям. Мы попросили Мать проверить и исправить их. Она ответила: «Сейчас я их совсем не помню; при необходимости я обращусь к ним позднее».
Вот один из четырех гимнов [20].
«Ты – Свет Вселенной, управляющий и направляющий ее Дух.
Явись же среди нас!
Из Тебя каждый миг исходит паутина миров.
Ты рассеиваешь все страхи.
एहि भावनायं भायं एहि यं सं तानि तायं
भावमयं भवभयहरणं हे ।
यस्मिं स्त्वहं भाग पौं हं वां क्रीं आं हे
भां हां हिं हौं हं हीं वं लं यं सं त्वं
तादरौ भाग सं वं लं हे देव भक्तमयं मम हे ।
स त्वं हि हं यं वं वायं कं भावभक्ति ** भावमयं हे ।
महात्मायं भवभयं हर हे ।
दैवतं मयं मं सं तं ह्रीं मत्तस्त्वम् भवो Sयं
यस्तानि त्वं तारणमयम् भवभयनाशं भावय हे
स्वभावशरणगतं प्रणवजासनं ।
भवानीभवं भवभयनाशं हे,
हरशरणागतं ** तायं विभावतः ममायनं हे ।
यस्तारणं तन्त्रद्वयरूपं मयाहि सर्व्वाणि स्वरूपमयानि
मया हि सर्व्वः मयाहि सर्व्वशरणं हे ।
दासनित्यं ** प्रणवश्रुतकारणं
महामाया महाभावमयमय हे ।
मम भो भक्तौ तरणं मा मम सर्व्वमयं हे
यस्या रुद्ररुद्रत्वं प्रणवे रां ऋं कृतकारणं रुद्रं नौमि ।
प्रां वां हां सां आं हिं अं
भावमयं हे ** संसृष्टः केशवः ।
Явись же нам!
Ты семя Вселенной. Ты Сущее, в котором я пребываю.
Ты есть в сердцах всех этих преданных.
Ты, присутствующий передо мной, прогони страхи всех сотворенных существ.
Ты – воплощение всех богов и много более.
Ты вышел из меня, а я – вселенная в миниатюре.
Будем же созерцать саму Основу этой Вселенной, через Кого мир стремится к освобождению.
Ты покоишься в Своей вечной изначальной природе.
Ты возник из Пранавы, семенного слова и основы всего сущего и истины всего.
Веды – всего лишь искры Твоего вечного Света.
Ты олицетворяешь небесную пару, Каму и Камешвари,
Что вдвоем растворены во всепроникающем Высшем Блаженстве, и обозначаются как Нада и Бинду [21],
Когда они различаются, чтобы поддерживать Твою Лилу. Развей же страхи мира!
Я ищу прибежища в Тебе.
Ты – моя обитель и последнее пристанище.
Вбери же в Себя все мое существо.
Как Избавитель, Ты являешься в двух формах —
Освободителя и преданного, ищущего освобождения.
Только Мной все сотворено по Моему образу.
Я отправляю всех в мир; и во Мне все найдут последнее прибежище.
Я – окончательная причина, которую в Ведах называют Пранавой (Омкара).
Я – и Махамайя, и Махабхава, все в Одном.
Преданность Мне – причина Мокши.
Все принадлежит Мне.
Мне Рудра обязан всеми своими силами
И тоже Я пою во славу Рудры, кто проявляется во всяком действии и его причинах»[22].
Из этого перевода ясно, что тело мысли Матери выразило себя в речи во имя благополучия, покоя и развития мира. От Нее во всех направлениях исходит безграничная любовь и сострадание ко всем живым существам, и Она как Высочайшее восседает в центре, обнимая Вселенную.
Об этих гимнах Мать однажды сказала:
«Единое Вечное Слово – первопричина Вселенной; прогресс материальной жизни творения идет параллельно с эволюцией этого вечносущего Слова».
На этом этапе жизни Матери, когда было открыто множество таких гимнов, Ее голос порой становился резким и пронзительным, словно меч; порой он успокаивал, как вечерний ветерок; а в некоторые дни дышал силой, излучающей безмятежность и глубокое блаженство: подобно тому, как воздействует ночное небо в полнолуние.
В некоторых случаях через Ее уста открывались гимны, которые сопровождались непрерывным потоком слез; восхитительно светлая, умиротворяющая улыбка и смех, которые сменялись плачем, словно солнце – дождем, придавали Ее блаженному лицу неземное очарование и безмятежность. Когда пение гимнов заканчивалось, Она либо долго молчала, либо ложилась на пол в позу глубочайшего поглощения.
