Бхаиджи
Анандамайи Ма. Мать, как она открылась мне. Голос Истины
11. Однажды Мать сильно простудилась и кашляла. Заметив, что ей нездоровится, неуверенным голосом я взмолился к ней: «Мать, пусть здоровье скорее вернется к тебе!» Она в упор взглянула на меня и со смехом сказала: «Я поправлюсь уже завтра, дитя мое». Так и случилось.
12. Однажды утром я заметил, что у Матери жар. Я вернулся к себе домой и пылко молился ночью, чтобы Ее жар перешел в мое тело. К утру у меня поднялась температура и заболела голова. Когда я по обыкновению пришел утром к Матери, она тут же сообщила: «Я поправилась, а у тебя жар. Иди домой, прими ванну и питайся, как обычно».
Я послушался Ее, и к вечеру болезнь отступила.
Мать всегда говорит: «Благодаря силе чистой, сосредоточенной мысли все становится возможным».
13. Мне в руки попала книга под названием «Садху Дживани» (Жития святых). Там были такие строки: «Он (садху) советовал своим почитателям всегда давать беднякам хорошую пищу». Я записал на полях такой комментарий: «Душе человека нужна не только пища». Эту книгу отнесли Матери в Шахбаг, и один из Ее почитателей прочел вслух мой комментарий. Мать ничего не сказала. Через несколько дней довольно рано утром я отправился в Шахбаг. И вдруг ко мне подошел мужчина, похожий на безумца, который сказал: «Накорми меня, или я умру с голода». Мать порылась на кухонных полках и дала ему все, что смогла найти. Он захотел пить, и Мать поручила мне дать ему немного воды; когда я узнал, что этот человек был мусульманином, постился три дня и пришел в ашрам, перебравшись через забор, Мать сказала, что он пришел, дабы научить меня, как правильно кормить и поить нуждающихся. Всему свое место и время. Все включено в Божественный промысел.
14. Однажды я сказал Матери: «Ма, в последние дни звуки мантр текут во мне непрерывным потоком. И днем, и глухой ночью потоки звука изливаются из моего сердца сами собой, словно струи воды из фонтана». Когда я говорил это, в самом укромном уголке моего сердца притаился легкий намек на довольство собой. Мать взглянула на меня и промолчала. Когда я приехал домой, этот звук прекратился, и, как бы я ни старался, воскресить его не удавалось. Прошел день, долго тянулась ночь, но радостный поток мелодии мантр никак не возвращался. На следующее утро я попросил Бхупена сообщить Матери о моем злоключении. Бхупен встретил Мать в пути, когда Она ехала в экипаже к дому почитателя. Она рассмеялась. Было десять часов утра. Именно тогда я заметил, что поток, который казался перекрытым, снова потек легко, как и раньше. В какое время Бхупен встретил Мать, я узнал от него позднее. В этой связи Мать часто отмечала, что в духовных вопросах даже малейший оттенок «я» замедляет развитие.
15. Ниже я даю еще один пример того, что благотворное влияние Матери очень быстро способствует развитию внутренней жизни. Жаль, что мы не осознаем его ценности и не используем в целях духовного преображения. Как только ослабевает первое вдохновение, мы вновь возвращаемся в прежнее состояние.
Однажды Мать со смехом сказала: «Когда вы поете божественные имена или мантры (особое имя или мантру, которую человек получает при посвящении), ваш ум постепенно очищается, пробуждаются любовь и почтение к Всевышнему и ваши мысли становятся утонченными и ясными. Тогда вас начинают посещать проблески высших уровней существования, и они помогают двигаться к преображению».
В тот день, когда она произнесла эти слова, я сел в безлюдной части своего дома для чтения вечерней молитвы; к своему удивлению, я испытал небывалую радость при потоке божественных имен. Они продолжали литься непрерывно; я заснул и как только проснулся, эти радостные вибрации вновь взволновали мое существо. На следующий день радостные чары никуда не исчезли, только поблекли в рабочем напряжении; ближе к закату, когда я настроился на молитву, мое сердце наполнило то же блаженство, что и прошлым вечером, так что спать совсем не хотелось; глубокой ночью поток обрел такую мощь, что я подумал: мне будет легче, если я смогу передохнуть. Но он продолжался согласно собственной движущей силе.
Я никогда не пробовал садиться в позу Гомукхи [6].
Ранним утром, перед рассветом, я обнаружил себя в этой позе. В те часы мое тело и ум были погружены в море невыразимой радости. Слезы без остановки лились у меня из глаз. Во время медитации я все время сидел неподвижно и пребывал в полной поглощенности.
16. Однажды утром, в первые дни предания себя [Матери], я сидел в безмолвии. Мое сердце наполняли глубокие чувства из-за любви Матери (крипа) [7]. У меня возникла песня на бенгальском языке, ниже приводится ее перевод:
Пусть поклонение Тебе, хвалебные гимны Тебе
Станут вечным утешением моей жизни;
Да наполнится моя жизнь песнями восхищения Тобой,
Мыслями о Твоей божественной Милости.
Я увижу Тебя, Мать, в бескрайнем небе тоскующим взором;
Я не стану просить о благах, не скажу ни слова;
Лишь лягу к Твоим стопам со слезами блаженства;
Я стану бродить в Твоем бескрайнем небесном просторе,
Рассыпая песни, словно цветы – образ Твоей славы.
Я погружусь в Твое блаженство,
Воспевая Твои святые имена, дабы их отголоски разносились по Вселенной.
Всеми действиями, всеми мыслями о религии
Я поклоняюсь Тебе.
О Мать, даруй мне бхакти [8], непоколебимую веру,
Чтобы Твои стопы стали якорем спасения моей жизни.
Я назвал эти строки «Песней сумасшедшего» и отправил их ксерокопию Матери. Позднее мне сообщили, что когда Ей принесли послание, Она резала и чистила бутылочную тыкву на кухне большим ножом. Пока Ей читали песню, тыква выпала у Нее из рук, и какое-то время Она сидела неподвижно.
Когда позднее я встретил Ее, Она сказала:
«Мир – воплощение Бхавы (Идеи), или Идеи Блага. Все сотворенные вещи – ее материальные выражения. Если однажды с помощью божественной бхавы ты сможешь пробудить свою душу, ты обнаружишь, что в этой Вселенной идет единая игра бхавы; без этого человек блуждает и теряет истинное значение жизни».
Несколько дней спустя мы все сидели в ашраме Сиддхешвари, и Мать сказала: «Спой свою песню – „Песню сумасшедшего“ (Pagler Gaan)». Я давно перестал петь песни; кроме того, вокруг было много людей, и я заколебался. Мать рассмеялась со словами: «Ты только сочинил песню сумасшедшего, но еще не совсем сошел с ума, чтобы не оглядываться на людские мнения». Эти слова глубоко отозвались в моей душе, и с трепетом в сердце и робким голосом я начал петь.
Я сочинил много подобных песен и поднес их Ее стопам. Некоторые вызывали у Нее восторг, другие же – немое одобрение. Когда Мать уезжала из Дакки, песни нередко лились из моего сердца на вечерних молитвах или в долгих полуночных медитациях. Я видел фигуру Матери, которая неподвижно стояла передо мной и слушала, как я изливаю свои восторги. Когда Мать возвращалась в Дакку, побывав в разных местах, Она просила меня повторить разные песни, которые я в разное время пел у себя в комнате. Меня удивляло, что Она могла назвать даже те песни, которые я никак Ей не представлял раньше.
Мое глубокое стремление быть рядом с Матерью порой уносило меня в бесконечность. В этот период несколько песен, которые я сочинил, вышли отдельной книгой под названием «К Твоим святым стопам» (Shree Charane). Кроме них, я написал для Матери множество песен, стихов и коротких набросков, которые я позднее порвал. Когда Мать прослышала об этом, Она сказала: «Никто не знает, сколько подобных гимнов в мою честь ты сочинил и уничтожил, не только в этом, но и во многих прошлых рождениях. Но не сомневайся, благодаря этой груде бумаги, ты живешь на земле в последний раз».
Всеобъемлющая любовь Матери разожгла во мне стремление к Божественной Жизни, но органы чувств искали грубых удовольствий вместо более высокой, изысканной и вдохновляющей духовной пищи. В одном вайшнавском трактате можно прочесть слова: «Человек, который жаждет материальных объектов чувств ради услаждения языка, желудка и полового влечения, не сможет найти Господа Кришну».
Так было и со мной. Безграничная благодать и нежность Матери не могли накрепко привязать меня к Ее Стопам во все периоды жизни и во всех помыслах. На самом деле человеку, попавшему в сети авидьи (иллюзии, что тело или ум – это истинное я), трудно найти постоянное прибежище покоя в Божественном. Однажды я сказал Матери: «Даже камень превратился бы в золото от Твоего священного прикосновения, моя же жизнь оказалась ужасным провалом».
Она ответила: «То, чему нужно много времени, чтобы возникнуть, после долгого развития созревает и обретает непреходящую красоту. Почему ты так волнуешься об этом? Крепко схватись за руку, которой я тебя направляю, как доверчивое дитя». Я с большим вдохновением слушал Ее отрезвляющие слова ободрения, но ощущал, как опаляющая безжизненность снедает все мое существо. Дальше я привожу один случай, который показывает, как Своим проницательным оком Она следила за моей борьбой.
Когда под влиянием глубокой преданности я стал искать Ее присутствия ежедневно, не было недостатка в людях, которые стали подло хулить мое поведение. Их мнения заронили во мне сомнения, и я стал чувствовать, что это просто обычная человеческая слабость – искать общения с тем или иным человеком в поисках духовного преображения.
Я перестал ходить к Матери, поскольку критика поколебала мой разум. Я решил прочесть Йога-Васиштху (ведантийский трактат на санскрите) и совершенствовать свою высшую жизнь через развитие разума.
Семь или восемь дней я посвятил себя внимательному изучению книги.
Однажды ближе к вечеру, когда я отдыхал в своем доме, слуга сообщил мне, что старый брахман (Шри Каликумар Мукерджи из деревни Гаодия в Викрампоре, Дакка) хочет поговорить со мной всего пять минут. Мы познакомились. Он сказал, что приезжал в дом моего друга Ниранджана Роя и д-ра Сасанка Мохана Мукхерджи [9], но не смог встретиться с ними. Потому он и побеспокоил меня. Он прибавил: «Слышал, что вы великий почитатель Матери. Не могли бы вы рассказать мне, какова Мать и каковы у Нее особые качества?» Услышав это, я потерял дар речи, и слезы навернулись на мои глаза. Он заговорил вновь: «Вы ответили на мои вопросы; но прошу, скажите, почему вы плачете».
«В последние дни я занимался другими делами, – ответил я, – оставив все мысли о Матери, и вы решили прийти ко мне, чтобы расспросить о Ней. Мне приходится опустить голову со стыдом и сожалением. Как прекрасны пути Матери! Благодаря Ее влиянию вы пришли ко мне в самое время, чтобы я вспомнил о своем лучшем „я“. Потому я в долгу перед вами!»
Он сказал: «Прошу, отведите меня к Матери». После встречи с Ней он сказал: «Я тоже очень давно потерял мать, но как только увидел Мать, печаль о смерти моей матери полностью исчезла».
Я рассказал Матери все, что происходило у меня в голове, и рыдал у Ее стоп. Она рассмеялась и сказала: «Если в наши дни человека не вынуждать идти конкретным путем, он не сможет продвинуться».
1920-е годы
Сила мантр
Насколько мы знаем, Мать не получала посвящения от Гуру (духовного наставника), как то предписывают преобладающие традиции общества. Изучение какого-либо текста шастр или религиозные беседы не озаряли сферу Ее знания. Многие мужчины и женщины полагают, что Она спустилась в этот мир, дабы распространять Божественный Свет и Силу ради возрождения человечества в наш век.
Еще в детском возрасте в Ее теле проявились различные странные феномены. Однако они ускользнули от внимания обычных людей. Уже в игривых проявлениях Ее ранней юности сквозила такая отрешенность и беспечность, что многие стали считать, что Ее ум недостаточно развит. Даже у Ее родителей были опасения относительно Ее будущего. Случалось, Она не знала, где была и не могла вспомнить, что сделала или сказала пару минут назад.
Сообщают, что в детстве на прогулках Она говорила с деревьями, растениями и незримыми воздушными существами. Также она общалась с ними знаками и жестами. Иногда Она вдруг впадала в состояние погруженности в Себя, обрывая разговор.
В возрасте 17–25 лет в Ней стали проявляться разные сверхъестественные феномены. Иногда Она погружалась в безмолвие и неподвижность при пении имен богов и богинь. Во время киртанов Ее тело коченело и становилось бесчувственным. Ее поведение после прослушивания божественных бесед или посещения храмов не выглядело нормальным.
Пребывая в абсолютном спокойствии истинного Я
В возрасте 18 лет Она отправилась в Баджитпур [10] и пробыла там пять-шесть лет. В конце этого периода многие мантры сами слетали с Ее уст, а образы многих богов и богинь вспыхивали в Ее теле. Ее конечности сами принимали разные йогические позы. Пока эти божественные проявления происходили в Ее теле, она перестала говорить в Баджитпуре примерно на год и три месяца, а когда приехала в Дакку, то продолжала молчать еще год и девять месяцев – таким образом, она молчала целых три года. В этот период в Ее облике появились сияние небесного блаженства и безмятежность бескрайнего небесного простора. Тогда стало очевидно, что течения внешнего и внутреннего миров больше не влияют на Нее. Она выглядела существом, которое пребывает в абсолютном спокойствии истинного Я. На странице 34 Ее портрет в этот период.
В ходе этих необычайных событий, происходивших в Ее жизни, Питаджи [11] часто выражал сильную тревогу относительно их последствий.
Однако, невзирая на критику и домыслы, он никогда не вставал у Нее на пути, что бы Она ни делала. Опасаясь, что Ее телом мог завладеть некий злой дух, он обращался за помощью к садху и экзорцистам. Но безрезультатно; напротив, когда эти люди пытались исцелить Ее, им приходилось отступать в страхе и изумлении. Только моля о Ее милости, они могли восстановить равновесие. Целых пять с половиной месяцев образы множества богов и богинь проявлялись через Ее тело. Они являлись Ей в видениях. Она поклонялась этим божествам, после чего они полностью исчезали. Когда завершалось поклонение одному божеству, являлось другое. Во время церемонии [богослужения] Она часто ощущала, что Сама является и поклоняющимся, и предметом поклонения, и самим поклонением; Она была мантрами, жертвоприношением и каждым ингредиентом.
В таком поклонении не участвовали материальные предметы, и Она не выражала желания проводить обряды. Стоило ей сесть в уединенном месте, все физические и ментальные действия, связанные с поклонением, проявлялись через загадочную самопроисходящую активность. Позднее люди, сведущие в обрядах и ритуалах шастр, подтвердили, что разные формы поклонения, совершаемые Ею, полностью отвечали предписаниям шастр. Когда Ее спрашивали, как Ей удавалось так точно соблюсти эти обряды, Она неизменно отвечала: «Не задавайте мне сейчас вопросов, вы узнаете в свое время».
28-го чайтра [12] [1923 г.] Мать прибыла в Дакку, а три-четыре дня спустя добралась до Шахбага [13]. Многочисленные почитатели стали собираться там на Ее даршан (лицезрение Матери). В 1925 г. почитатели попросили ее провести Кали-пуджу (поклонение образу Кали, богини Вселенной), потому что слышали, что Она великолепно проводила эту пуджу. Она ответила: «Я знаю мало об обрядах и ритуалах шастр; будет лучше, если вы заручитесь поддержкой сведущих священников». И все же позже, по просьбе Ее мужа, она согласилась провести эту пуджу.
Когда почитатели поклонялись Матери, их радость была беспредельной. Но когда Она Сама решила совершить поклонение богине ради их просветления, такое поклонение стало достойнее в тысячу раз. Невозможно передать глубины этого события. Все почитатели ощущали в сердцах невыразимую радость при виде красоты и торжественности церемонии.
Принесли образ Кали. Мать сидела на земле в медитативной позе, в абсолютном молчании. Затем, как человек, исполненный преданности, она начала пуджу, распевая мантры и возлагая цветы с сандаловой пастой на голову Себе, а не образу. Все ее действия напоминали движения марионетки, как если бы незримая рука управляла ее телом как податливым орудием выражения Божественного. Иногда цветы сыпались и на образ Кали. Так проходила пуджа.
В жертву нужно было принести козла. Его искупали в воде. Когда его принесли Матери, она взяла его Себе на колени и стала рыдать, нежно поглаживая его тело руками, затем прочла несколько мантр, коснувшись каждой части тела животного, и прошептала козлу на ухо какие-то слова; после Она поклонилась оружию, которым его должны были приносить в жертву. Она простерлась ниц на земле, положив нож Себе на шею. А затем издала три звука, похожие на блеяние козла. Позднее, когда животное приносили в жертву, оно не дернулось, не закричало, и на отрубленной голове и на теле не оказалось ни следа крови. Лишь с большим трудом из тела животного удалось, наконец, добыть каплю крови. Все это время лицо Матери сияло ослепительной неземной красотой, и на протяжении всей церемонии присутствующие погрузились в атмосферу великой святости и глубокого поглощения.
В 1926 г. все почитатели молили Мать, чтобы Она повторила эту пуджу. Она ничего не сказала. Позднее, когда Ее везли домой к одному почитателю, она подняла левую руку, улыбнулась и промолчала. На вопрос Питаджи (почитатели часто называли ее мужа Питаджи, т. е. Отец), что значит этот жест, она промолчала. Когда она села, чтобы поесть в том доме, движение левой рукой повторилось вновь. Через несколько дней Мать объяснила, что на пути к дому почитателя Она увидела на расстоянии 120–130 ярдов живую богиню Кали, которая парила в воздухе примерно в 9 ярдах над землей и протягивала руки к Матери, словно хотела сесть к Ней на колени. Когда в тот день Она ела, Она увидела тот же образ, похожий на маленькую девочку. Поэтому Она и поднимала Свою левую руку.
В день перед Кали-пуджей, когда почитатели снова взмолились к Матери, Она попросила Питаджи: «Если им так не терпится провести пуджу, ты можешь исполнить роль священника». Он сказал им: «Ваша Мать попросила меня провести пуджу, и я сделаю это. Совершите все необходимые приготовления». Они спросили, какого размера должен быть образ [Кали], и Питаджи предложил сделать его такой величины, как в видениях Матери, когда Она дважды поднимала руку.
В тот момент Мать лежала на земле в неподвижной, застывшей позе. Был сделан приблизительный замер. Было 11 вечера. Много обсуждали, удастся ли за один короткий день достать образ указанного размера. Без особых надежд Шри Сурендра Лал Банерджи поехал из Шахбага в город. В одном магазине он нашел статую нужного размера. Всего подобных образов было двенадцать, одиннадцать из них заказал какой-то покупатель. Последний образ художник создал по собственному желанию.
Образ доставили вовремя. Мать села, чтобы провести пуджу. Ее личность окутывала атмосфера Божественного. Спустя какое-то время Мать вдруг поднялась с места и сказала Питаджи: «Я иду к себе, прошу, проведи пуджу сам». Сказав это, Она встала рядом с образом и со сверхъестественным смехом опустилась на землю. Все помещение пронизывал восхитительный божественный восторг, невыразимый в словах. Мать сказала: «Пусть все закроют глаза и воспевают имя Бога».
В доме было полным-полно людей; один мужчина, который стоял снаружи, украдкой заглянул внутрь. Но Мать назвала его по имени и приказала закрыть глаза. Все люди сидели с закрытыми глазами; тогда никто не видел, что случилось. Но когда все открыли глаза, выяснилось, что посетитель по имени Шри Бриндабан Чандра Басак лежит без сознания на земле. Позднее он рассказал: «Когда я заглянул внутрь, то увидел сильнейшее сияние, которое исходило от лица Матери. Оно было настолько сильным, что я потерял сознание. Что случилось потом, я не помню». Ночь была почти на исходе, когда пуджа подошла к концу. Для жертвоприношения не было ничего заготовлено. Когда пришло время для последнего ахути (подношений жертвенному огню), Мать сказала: «Не нужно совершать подношений, пусть жертвенный огонь горит». Этот огонь продолжают поддерживать до сих пор [14].
На следующий день образ должны были погружать [в воду]. Жена Ниранджана привезла всю утварь, необходимую для этой церемонии. Взглянув на образ, она с чувством сказала Матери: «Ма, я очень не хочу погружать этот образ». Мать ответила: «То, что ты говоришь, показывает, что Богиня не желает погружаться в воду. Хорошо, примем меры, чтобы сохранить образ и подготовить его для поклонения».
Невзирая на разные кардинальные перемены, эту глиняную статую хранили в том же месте и положении на протяжении десяти лет.
Стоит упомянуть о двух происшествиях, связанных с этим образом. Стоял сентябрь 1927 г. Мать уезжала из Чунара в Джайпур. Тогда я для разнообразия поехал в Чунар и пошел проводить Ее на вокзал. Мать указала на одно место возле холма, на котором стоял форт, и сказала, чтобы я пошел туда на обратном пути.
Там я должен был найти гирлянду из цветов, которую нужно было взять и бережно хранить. Я сделал так, как Она сказала. По возвращении в Чунар, Она видела этот венок. Впоследствии, когда Она вернулась в Рамну, выяснилось, что в день, когда я нашел гирлянду в Чунаре, на шею богини Кали в Рамне не повесили гирлянды, хотя обычно священник ежедневно подносил такую гирлянду ее образу.
В другой раз Мать поехала на побережье в Кокс-Базар в Читтагонге. Она гуляла по пляжу, и вдруг с улыбкой сказала: «Взгляни на мое запястье; оно сломано? Правда? Приглядись-ка; нет ли перелома?». Той же ночью вор проник в храм Кали в Рамне и похитил украшения Кали, сломав образу запястье.
Этот идол до сих пор хранят в подземной пещере ашрама Рамны [15]. Ежегодно, во время празднования дня рождения Матери, дверь туда открывают для всех, чтобы каждый мог получить даршан. Мать очень хотела, чтобы врата наших храмов были открыты для самых разных людей, независимо от касты и вероисповедания.
Однажды в ашраме Сиддхешвари проводилась Васанти-пуджа [16]. Мать присутствовала на церемонии оживления образа. Когда Она взглянула на него, его глаза заблестели, как у живого.
Мать говорит: «Личности и образы богов и богинь столь же реальны, как ваше и мое тело. Их можно воспринимать внутренним зрением, которое развивается благодаря чистоте, любви и почтительности».
