Бертрис Смолл
Навсегда в моем сердце

Испанцы проявляли себя и раньше. В конце июля корнуолльский барк, бросивший якорь у берегов Франции, заметил девять курсирующих между архипелагом Силли и островом Ушант больших кораблей с огромными кроваво-красными крестами на парусах. Экипаж еще одного каботажного судна, вышедшего из девонского порта, подвергся преследованию флотилии из пятнадцати кораблей, и, едва оторвавшись, матросы высадились на берег в Корнуолле и помчались в Плимут доложить о происшествии.

Фрэнсис Дрейк, конечно же, понимал, что все это означает. За год до этого он застал испанцев врасплох при Коруне и сжег их флот, отсрочив тем самым нападение короля Филиппа на Англию. Но теперь армада обрела свою прежнюю силу. Дрейк убеждал лорда-адмирала взять инициативу в свои руки, отправиться на юг и нанести удар по испанской флотилии прежде, чем она успеет приблизиться к берегам Англии, однако, когда до Коруны оставался всего день пути, с юга подул сильный ветер. Англичане отправились в плавание со скудным запасом провианта и воды и теперь вынуждены были повернуть назад. Существовала опасность, что испанцы воспользуются попутным ветром и окажутся у берегов Англии быстрее, чем ее собственный флот, но мысль эта казалась настолько ужасной, что никто не решался озвучить ее.

В тот же самый день, когда английский флот бросил якоря в Плимуте, испанцы двинулись на северо-восток, подгоняемые попутным южным ветром, и пересекли залитый солнцем Бискайский залив, никогда прежде не славившийся хорошей погодой. Но потом на несколько дней небо затянули грозовые тучи, значительно замедлив испанцев. И все же армада продолжала свой путь к берегам Англии. В субботу, 20 июля 1588 года, лорду Берли доложили о появлении неприятеля.

Англия с небывалым энтузиазмом и воодушевлением откликнулась на призыв королевы о помощи. Власти Лондона запросили сведения о количестве людей и кораблей, которое было бы желательно выставить, и получили ответ: пять тысяч человек и пятнадцать кораблей. Спустя два дня члены городского правления предоставили в распоряжение ее величества десять тысяч человек и тридцать кораблей.

Римско-католический кардинал Аллен направил «Наставление дворянству и народу Англии», в котором советовал поддержать испанское вторжение, дабы восстановить святую мать-церковь и избавиться от исчадия безбожия и порока, Елизаветы Тюдор.

Этот неслыханный призыв был разослан из резиденции кардинала – дворца Святого Петра в Риме, – однако английские католики не проявили к нему должного интереса. Собственная жизнь их вполне устраивала. Более того, они начали процветать, когда на престол взошла дочь Генриха Тюдора. Они были англичанами до мозга костей и совсем не желали, чтобы законнорожденную английскую королеву заменила испанская инфанта, ибо Филипп Испанский давно прочил на трон одну из своих дочерей. Вся Англия сплотилась перед лицом опасности. Депеши для королевы и лорда Берли летели с побережья одна за другой.

Праздник в доме Робина был в самом разгаре, английские моряки прикладывали все силы к тому, чтобы снова выйти в море. Захваченные врасплох с подветренной стороны и понимавшие, что враг уже у дверей, они всю ночь не сомкнули глаз, чтобы отбуксировать корабли в безопасное место.

Утром 20 июля, несмотря на сильный встречный ветер, англичанам все же удалось выйти из Плимута и направить корабли в открытое море. К полудню пятьдесят четыре корабля оказались близ Эдистонских скал, и все благодаря нечеловеческим усилиям и железной дисциплине моряков. Испанцы, находившиеся от них в двадцати милях с наветренной стороны, даже не подозревали, что английский флот оказался на их пути.

План действий испанского флота была разработан самим королем, и теперь военачальники изо всех сил старались от него не отступать. Разве Бог не на их стороне? Англичанами командовала королева, и приказ был один – победить. Разработку стратегии Елизавета отдала на откуп адмиралам. Ее интересовали лишь успешные результаты принятых ими решений. Королева знала, что Бог помогает тем, кто старается помочь себе сам, и не раз говаривала: «Есть только один владыка – Иисус Христос, а все остальные – мелкая сошка по сравнению с ним».

К вечеру подернутая дымкой луна показала свое дьявольское око из-за высоких, обещавших ясную погоду облаков. Армада бросила якоря, находясь в тесном боевом порядке, который должна была поддерживать до встречи с герцогом Пармским. На протяжении ночи многочисленные часовые время от времени замечали какие-то тени, продвигавшиеся в застилавшем горизонт тумане на восток, к берегам Корнуолла. На рассвете изумленные испанцы заметили, что многочисленные корабли противника обошли их с фланга и располагаются с наветренной стороны на расстоянии мили. Теперь у англичан было существенное преимущество.

Непобедимая армада двинулась на защитников Англии. Она состояла из огромных высокобортных кораблей с массивными, весом в тысячу тонн и больше, башнями на носу и корме. На парусах красовались яркие изображения святых и мучеников, в то время как корпуса были выкрашены в зловещий черный цвет, а с нок-рей свисали тяжелые абордажные крюки. Английские же корабли резко отличались от испанских своими размерами и легкостью. На белоснежных парусах виднелся крест святого Георгия, а борта переливались белым и зеленым – цветами королевы. Они спокойно дрейфовали на мелководье, ощетинившись видневшимися из бойниц пушками.

Бой получился горячим и ожесточенным, однако к часу дня закончился и ни одна из сторон так и не смогла объявить себя победительницей. Испанцы приготовились к ближнему бою. Их новые пятидесятифунтовые ядра предназначались для уничтожения такелажа противника, зато легкие корабли англичан обладали большей маневренностью, а их орудия с длинными дулами отлично поражали цель на дальнем расстоянии. Английские корабли быстро передвигались вокруг неповоротливых судов армады, атакуя подобно маленьким злым собачонкам, что кусают толстую неповоротливую овцу. После нескольких часов сражения, не в силах одержать победу, обе стороны приняли мудрое решение разойтись, при этом Англия не потеряла ни единого корабля.

Армада продолжала свое тяжеловесное наступление, величественно пересекая залитый солнцем залив Лайм. С прибрежных холмов зрители с тревогой наблюдали за продвижением испанской флотилии, а тем временем из небольших городков Дорсета отчалила целая вереница маленьких суденышек, нагруженных провизией, водой и боеприпасами для английских моряков.

В субботу, 27 июля, корабли армады бросили якоря близ французского порта Кале. Здесь испанский адмирал, герцог Медина-Сидона, мог пообщаться с герцогом Пармским, испанским генералом, командующим десантом, а английский флот соединился тем временем с оставшимися кораблями под командованием лорда Сеймура и закаленного в боях ветерана сэра Уильяма Винтера.

Лондон тем временем жил ожиданием. В городе множились самые разнообразные слухи и предположения. Одни говорили, что Дрейка взяли в плен. Другие утверждали, что в сражении при Ньюкасле затонул английский флагман. На волне всех этих слухов англичане не могли думать ни о чем, кроме предстоящего сражения. В среду, 7 августа, ожидался самый высокий прилив у Дюнкерка, поэтому предполагалось, что войска герцога Пармского пересекут Ла-Манш именно в этот день, чтобы высадиться на английской земле, в Эссексе.

Графа Лестера, Роберта Дадли, назначили командующим войсками, присвоив ему звание генерал-лейтенанта. Королева намеревалась отправиться на побережье, чтобы самолично наблюдать за ходом сражения, но Лестер не позволил, изложив причины своего решения в письме.

«Теперь что касается вашей персоны, самой утонченной и священной, о которой мы неусыпно заботимся… Каждый смертный должен испытывать трепет при мысли о вас, особенно теперь, когда ваше величество проявила неслыханную отвагу, решив отправиться к отдаленным границам королевства, чтобы встретиться с врагом лицом к лицу и защитить своих подданных. Однако, моя дражайшая королева, я не могу вам это позволить, ибо от вашего здравия зависит все в вашем королевстве, и посему мы обязаны беречь его превыше всего!»

Свое раздражение и гнев королева выместила на придворных дамах. Ей ненавистна была сама мысль о необходимости оставаться заточенной в Лондоне. И лишь Бесс Трокмортон смогла наконец немного успокоить ее величество здравым советом.

– Может быть, вам отправиться в Тилбери и устроить смотр войск? Уверена: ваше присутствие несказанно их воодушевит.

– Господи, Бесс! Пожалуй, ты права! Мы непременно отправимся в Тилбери. Уж против этого брюзга Лестер ничего не сможет возразить.

Граф Лестер благоразумно согласился с решением королевы, ибо, как никто другой, понимал ее беспокойство. Ей передали записку от него:

«Моя светлейшая королева, да не изменится ваше предназначение, если Господь дарует вам здоровье!»

Королева спустилась вниз по Темзе в Тилбери 6 августа. Ее величественная яхта с белыми и зелеными знаменами была до отказа набита придворными дамами, избранными придворными джентльменами и менестрелями, которые наигрывали веселые мелодии, призванные хоть ненадолго отвлечь ее величество от насущных проблем. Следом шли несколько барок со слугами, лошадьми и королевской каретой.

Рейли присоединился к армии, а вот графа Эссекса ее величество не пожелала отпускать. Роберт Деверо, не будучи трусом, с болью и стыдом переживал принятое королевой решение. Велвет, самая младшая из фрейлин, чтобы не перегружать судно королевы, вызвалась плыть на яхте брата и позвала с собой Эйнджел и Бесс. Даже в розовом платье Бесс выглядела невероятно бледной и изнуренной, и Велвет в который раз убедилась, что подруга без памяти влюблена в Уолтера Рейли, подвергавшегося опасности. Впрочем, высказать свои догадки вслух Велвет не решалась. Ведь если Бесс предпочла все держать в себе, значит, так тому и быть. Проявлять любопытство и лезть в душу было бы непростительной бестактностью и могло негативно сказаться на их дружбе.

Несмотря на серьезность ситуации, на яхте, рассекавшей воды Темзы, царила почти праздничная атмосфера. Все облачились в лучшие наряды, а в трюмах яхты хранились многочисленные корзинки для пикника, заполненные до отказа холодными жареными цыплятами, пирогами с крольчатиной, свежеиспеченным хлебом, сырами, персиками, вишней и фруктовыми пирожными. За бортом яхты Саутвуда покачивалась на воде плетеная корзина, в которой можно было разглядеть несколько керамических бутылей с охлаждающимся вином.

– Думаете, завтра испанцы и вправду нападут на нас, милорд? – спросила Эйнджел у Робина.

Даже в своем платье из небесно-голубого шелка, немного выцветшем и тесноватом в груди, девушка была невероятно хороша. Королева не баловала своих воспитанниц, особенно из бедных семей, но, ослепленный любовью, граф Линмут ничего этого не замечал. Для него она была самой чудесной девушкой на свете.

– Боже упаси! – ответил Саутвуд. – Но в любом случае вам не нужно бояться, госпожа Кристман: вы под моей защитой.

Эйнджел очаровательно зарделась, и Велвет с удивлением заметила, что ее обычно острая на язык подруга вдруг оробела и притихла. Что, скажите на милость, с ней такое? Велвет поймала на себе взгляд Бесс, и та улыбнулась, прочитав ее мысли.

– Вам тоже страшно? – спросил у девушки Алекс.

– Нет! – поспешила ответить Велвет. – Я готова с мечом в руках защищать Англию, лишь бы не дать проклятым испанцам завладеть ею!

– Браво, petite soeur!^[1] – одобрительно кивнул Робин. – Ты настоящая англичанка, преданная своей стране. Отец гордился бы тобой.

В полдень королевская яхта прибыла в Тилбери и бросила якорь в доках рядом с блокгаузом, где ее величество уже поджидал Лестер со своими офицерами. Едва только нога королевы в элегантной туфельке ступила на пристань, прогремел пушечный залп, раздалась барабанная дробь и заиграли флейты. Две тысячи всадников во главе с сэром Роджером Уильямсом выстроились на берегу в ожидании королевы, еще тысяча отправились раньше в Ардерн-Холл, резиденцию мистера Рича, где должна была остановиться королева, и тысяча сопровождали карету ее величества. В окружении преданных людей Елизавета пребывала в приподнятом настроении и хоть опасалась нападения, все же твердо верила, что сила духа и смелость ее народа помогут одолеть врага. Она не допускала и мысли о поражении, хотя с моря еще не поступило ни одного донесения.

В карете рядом с ней сидел граф Лестер. Как и самой Елизавете, прошедший год дался ему непросто, и все же он собрался с силами, чтобы встать во главе армии. Годы давали о себе знать, но до сих пор никто не мог усомниться в искренней привязанности Роберта Дадли к королеве, оставшейся такой же сильной, как и его амбиции. После смерти первой жены он надеялся, что королева все же выйдет за него замуж, и долго ждал, а когда стало ясно, что шансов у него нет, с досады женился на ее кузине, вдовствующей Летиции Ноллис. Свадьбу сыграли тайно, поскольку ни жених, ни невеста не желали рисковать своим положением при дворе. Когда же правда выплыла наружу, королева пришла в ярость. Граф и графиня впали в немилость, но Елизавета скучала без Дадли и вскоре вернула его ко двору. Летиции повезло меньше, и она вынуждена была ждать прощения еще несколько лет.

Поначалу молодожены жили хорошо, но потом, как и большинство скоропалительных союзов, брак графа Лестера начал трещать по швам. Дадли любил королеву так, как не мог полюбить никого другого, но кроме того, любил власть и те блага, которые могла даровать ему только она. В этом отношении Летиция очень походила на супруга, но королева не смогла простить кузину, потому что сама безумно любила этого мужчину, хоть и не могла выйти за него замуж. Супруги обладали весьма скверными характерами, и все же более преданных подданных было не сыскать.

Бесс сопровождала королеву в Ардерн-Холл, а вот Велвет, к которой Елизавета всегда относилась снисходительно, была освобождена от службы на целый вечер и последующую ночь. Эйнджел и Велвет предстояло остановиться в одной из лучших гостиниц Тилбери под названием «Русалка». Там же собирались поселиться граф Линмут и лорд Гордон. Робин предусмотрительно послал заранее слугу, чтобы тот снял для них две самые лучшие спальни и отдельную гостиную.

Гостиница располагалась на широкой зеленой лужайке на берегу реки. Выкрашенное в белый цвет здание, разделенное на треугольники темными балками, блестело резными стеклами, а у каждой двери стояли кадки с красными и белыми розами. По одну сторону от гостиницы располагались конюшни, а по другую – чудесный сад с многочисленными клумбами, пестревшими бархатцами и левкоем, ароматной голубой лавандой и душистым розмарином. Сад обрамляли невысокие кусты, подстриженные в форме ваз и птиц. Позади гостиницы был разбит небольшой огород, где выращивали фасоль, морковь, горох, пастернак, лук-порей и салат. Здесь же росли фруктовые деревья – яблони, груши и сливы, – а также кусты смородины и крыжовника. Конечно же, этот живописный кусочек природы не шел ни в какое сравнение с садами Куинс-Молверна с их живыми лабиринтами, сотнями розовых кустов и редкими сортами лилий, привезенных из Америки, и все же здесь было очень приятно прогуляться после сытного обеда.

Сгустились сумерки, и над рекой наконец повисла тишина. В слегка подернутой туманом поверхности воды отражалось розовато-лиловое небо. Ласточки носились над рекой в красноватых отсветах заката. Несмотря на привилегированное положение на яхте брата, Велвет не смогла взять с собой слишком много одежды, поэтому на ней было все то же шелковое платье цвета зеленого яблока, которое надела утром. Алекс видел, что ее раздражает отсутствие возможности переодеться, но она мужественно переносит неудобства.

Велвет с удивлением обнаружила, что осталась наедине с чертовски привлекательным шотландцем. Судя по всему, Робин и Эйнджел отправились на другой конец сада. Не желая показывать, как сильно нервничает, Велвет развернулась к лорду Гордону и заметила:

– Вы так ничего и не рассказали о себе, милорд. Какова она – ваша родина?

– Кажется, мы договорились, что вы будете называть меня по имени, – раздался его низкий, обволакивающий голос.

Велвет залилась краской и тут же мысленно выбранила себя за это.

– Расскажите мне о своей стране, Алекс. Мой нареченный супруг родом из Шотландии, там и живет, и, если я выйду за него замуж, мне придется туда переехать.

– Моя семья владеет небольшим замком в горах к северо-западу от Абердина, да и в самом Абердине у нас есть дом.

– А в Эдинбурге? Вы же наверняка бываете при дворе?

– Нет, Велвет. У меня нет ни времени, ни желания входить в окружение короля. Стюарты славятся своей необязательностью: неизменно берут деньги у своих богатых подданных, но никогда их не возвращают, – к тому же не умеют быть благодарными. К слову, король приходится мне кузеном: у нас общий дед – Яков Пятый.

Слова лорда Гордона произвели на Велвет неизгладимое впечатление:

– Вы из королевской семьи?

– Верно. Моя бабушка Александра владела… – Алекс едва не проговорился, но вовремя спохватился: – …фамильным поместьем. Она собиралась замуж за короля, но умерла во время родов. Король признал отцовство, но родившийся ребенок, мой отец Ангус, носил имя Гордон. Говорят, бабушка очень любила Джеймса Стюарта.

Велвет испустила полный драматизма вздох.

– Как удивительно и романтично! Как бы я хотела тоже вот так влюбиться!

Со стороны Алекса было полным сумасшествием говорить подобное, но он не удержался и тихо признался:

– Кажется, со мной это уже произошло, Велвет.

Девушка остановилась как вкопанная и во все глаза уставилась на собеседника.

– Вы не должны, Алекс! Я помолвлена, и вам это хорошо известно.

– И тем не менее вы сами сказали, что сбежали от жениха, потому что не желаете выходить замуж.

– Я этого не говорила. Просто не хочу выходить замуж за человека, которого совсем не знаю, к тому же в отсутствие родителей. Но доброе имя моей семьи я ни за что не опорочу. Вы же не думаете, что я на такое способна?

– Нет, дорогая, напротив: уверен, что достоинство не позволит вам опозорить семью. Но ведь вы разобьете мне сердце, которое я готов положить к вашим ногам.

Велвет была явно сбита с толку, и Алекс возликовал.

– За мной никогда прежде не ухаживали, – призналась девушка с подкупающей искренностью. – Вы пытаетесь делать это, Алекс?

– А вы примете мои ухаживания?

Велвет нахмурилась и некоторое время обдумывала услышанное, потом ответила:

– Я уже говорила, что выйду замуж лишь по любви. Но как я узнаю, что это такое, если слепо подчинюсь решению моих родителей? Они всегда предоставляли мне свободу выбора, и я знаю, что, как бы далеко от меня ни находились, они не стали бы меня принуждать и сейчас. Да, Алекс, я готова принимать ваши ухаживания, но вы должны знать, что они так и останутся невинным флиртом. Я не стану вводить вас в заблуждение. Честь семьи связывает меня нерушимыми узами с этим неизвестным графом, хотя мое сердце может избрать иной путь.

Гордон заключил Велвет в объятия и порывисто поцеловал, отчего девушка, покраснев до корней волос, едва не лишилась способности дышать, а потом вдруг обвила его шею руками. Алекс, вдохновленный ее реакцией, погрузил пальцы в шелковистые золотисто-каштановые волосы, и принялся покрывать поцелуями ее лицо, сдавленно пробормотав:

– О, дорогая, вы сделали меня счастливейшим из людей!

Внезапно ощутив, что и ее переполняет необъяснимая радость, Велвет рассмеялась и устремила на Алекса горящий взгляд своих прекрасных глаз.

– Вы тоже делаете меня счастливой, мой дорогой друг!

Пока они продолжали прогулку по берегу реки, на другом конце сада разворачивалась не менее экспрессивная сцена. С того самого момента, как впервые увидел Эйнджел Кристман, Робин Саутвуд только и ждал момента, чтобы остаться с ней наедине. Изысканность и мягкость его манер были весьма обманчивы, ведь, как и его отец, он всегда добивался желаемого всеми возможными способами, поэтому без всяких предисловий Робин заявил:

– Я люблю вас. Полюбил с того самого момента, как впервые увидел!

Эйнджел остановилась, ошеломленная его словами, не в силах поверить, что брат Велвет способен так жестоко насмехаться над бедной девушкой. Такой поворот событий сбил ее с толку, и с минуту она попросту не знала, что ответить, но потом, поняв, что, изображая дурочку, лишь подстрекнет его к дальнейшим вольностям, проговорила:

– Нехорошо, милорд, насмехаться над бедной девушкой. Ваша сестра самая близкая из моих подруг. Неужели вы поставите под удар самое дорогое, что у меня есть, – дружбу с Велвет? Как вам не стыдно, сэр!

– Но я вовсе не шучу и тем более не смеюсь! – воскликнул Робин. – Я действительно люблю вас, Эйнджел!

– В таком случае вы попросту глупец, милорд, поскольку совсем меня не знаете! – начала терять терпение Эйнджел, а себе сказала: «Пусть я бедна и не имею титула, это не дает ему права дразнить меня!»

– Вашим отцом был Уитт Кристман, сын сэра Рэндора, – возразил на ее замечание Робин. – Вашу мать, к которой вы питали искреннюю привязанность, звали Джоан Уоллис. Вы жили близ Лонгриджа в Ланкастере. Ваши родители умерли, когда вам было пять лет, но несмотря на то что бабка и дед могли взять вас на воспитание, ваш отец оставил письма для королевы с просьбой взять вас на попечение. Пятого декабря вам исполнится восемнадцать лет.

– Откуда вы все это знаете? – воскликнула девушка, впав в ярость, оттого что он копался в ее личной жизни.

– Я расспросил лорда Хандстона, – честно ответил Робин.

– Зачем?

– Я же сказал, что люблю вас, Эйнджел!

«Святые небеса, как же она прекрасна!» – подумал Саутвуд, а разъяренная красавица выпалила:

– Отец убил мою мать, когда та ему изменила, а потом покончил с собой!

– Прискорбно, но подобное случается даже в респектабельных семьях. Например, наша с Велвет матушка провела некоторое время в гареме в Марокко.

– Это шутка? – не поверила Эйнджел, но затем уголки ее соблазнительных губ изогнулись в улыбке. – Вы меня разыгрываете, милорд? Чтобы сгладить неловкость?

– Нет, – покачал головой Робин. – Я говорю правду.

– Что вы от меня-то хотите?

Сердце подсказывало Эйнджел, что лорд Саутвуд собирается предложить ей что-то такое, на что она не сможет ответить согласием, и тем самым несказанно его оскорбит. Возможно, он так рассердится, что запретит ей дружить со своей сестрой. О господи! Ну почему он такой красивый? Самый красивый мужчина из всех, что ей когда-либо приходилось встречать.

– Я хочу, чтобы вы стали моей женой, – вдруг произнес Робин.

– Милорд, это жестоко! – воскликнула Эйнджел и с удивлением поняла, что глаза ее наполняются слезами.

Не в силах скрыть смущение, она отвернулась, но Саутвуд не мог этого видеть. Развернув девушку к себе лицом, он приподнял ей подбородок и попросил:

– Посмотрите же на меня, моя прекрасная Эйнджел. Я люблю вас, дорогая.

Девушка подняла глаза и посмотрела на него так, словно он вдруг лишился рассудка.

– Вы не можете меня любить. Пусть вам и известны некоторые факты из моей биографии, но это вовсе не означает, что вы меня знаете. Кроме того, вы граф, один из самых могущественных и богатых людей Англии, а я ничто, дочь обедневшего второго сына никому не известного барона. Разве могу я быть ровней представителю семейства Саутвуд?

– Да, я Саутвуд, поэтому никто не может указывать мне, что делать и как поступать! Я сам себе хозяин.

– Вы должны выбрать себе жену из столь же богатой и знатной семьи, милорд, – тихо произнесла девушка. – Даже я это понимаю.

– Я никому ничего не должен, а женюсь на девушке, которую люблю, – отрезал Робин. – А люблю я вас, моя прекрасная Эйнджел, люблю больше самой жизни! Станьте моей женой, дорогая! Сделайте меня счастливейшим из людей!

Девушка чувствовала себя совершенно сбитой с толку. Конечно, рано или поздно королева подобрала бы ей достойного жениха, ведь не вечно же ей оставаться на ее попечении. Единственным преимуществом Эйнджел была красота. Привлекательное личико и стройная фигурка наверняка помогут завоевать сердце какого-нибудь состоятельного торговца или даже не слишком знатного, но весьма приятного дворянина. Ей и в голову не могло прийти, что в нее может влюбиться такой джентльмен, как граф Линмут, и, будучи весьма практичной, Эйнджел не позволяла себе даже думать о подобных высотах.

Сердце бешено колотилось, щеки и грудь окрасил яркий румянец, когда, взглянув на Робина, она призналась:

– Я не знаю, как отношусь к вам, но, как и Велвет, полагаю, что девушка должна испытывать хоть какие-то нежные чувства к мужчине, который хочет на ней жениться. Все это как-то неправильно, милорд! Что скажет ваша матушка? Да и королева наверняка не даст согласия на этот брак. Так что, умоляю, давайте больше не будем об этом говорить. Я обещаю забыть о вашем предложении, а вы позвольте мне продолжать дружить с вашей сестрой. Я не стану смущать вас упоминанием об этом инциденте.

Робин опасался не справиться с чувствами, и, чтобы не заключить Эйнджел в крепкие объятия, заговорил:

– Случилось так, что моя мать потеряла память и вышла замуж за моего отца, даже не зная, кто она такая. Но мой отец любил ее, поэтому, несмотря ни на что, женился. Она вполне могла оказаться убийцей или воровкой, но это не имело для него никакого значения. Важно было лишь то, что он любил ее так же сильно, как я люблю вас, Эйнджел. Что же касается ее величества, то я добьюсь разрешения. Впрочем, давайте прямо сейчас и спросим ее об этом.

Эйнджел ошеломленно отпрянула.

– Сейчас? Но ведь уже поздно!

Робин улыбнулся.

– Да, Эйнджел Кристман, именно сейчас! Можете сесть на коня позади меня, и поскачем в Ардерн-Холл верхом.

Он пытался взять девушку за руку, но Эйнджел не двинулась с места.

– Велвет… Попросите Велвет поехать с нами.

– Хорошо. Осталось выяснить, где сейчас эта плутовка. – Робин оглядел сад. – А, вот они где, на берегу. Велвет! Алекс!

Молодые люди подошли к ним рука об руку, и Робин отметил про себя, что сестра очаровательно разрумянилась, а друг выглядит вполне довольным.

– Что-то случилось, Робин? – встревожилась Велвет.

– Я попросил Эйнджел стать моей женой, но это очаровательное дитя опасается, что не подходит мне, что королева не даст дозволения мне на ней жениться, но я заверил ее, что это не так. Мы собираемся в Ардерн-Холл прямо сейчас, и Эйнджел нуждается в твоей поддержке.

– Ты любишь моего брата? – спросила Велвет, внезапно забеспокоившись о благополучии Робина – ведь мужчины становятся такими глупцами, когда дело касается женщин, как не раз говорила леди Сесили.

– Я… я не знаю, – честно ответила Эйнджел. – Да и откуда мне это знать? Мы с лордом Саутвудом едва знакомы.

– Это не важно! – отмахнулся Робин. – Главное, ее люблю я. Мы с Элисон не любили друг друга, однако жили вполне счастливо.

– Ты знал Элисон всю свою жизнь, – возразила Велвет, – а с Эйнджел вы только познакомились. Пойми, я боюсь не только за тебя, но и за свою дорогую подругу. Если с твоей стороны это просто каприз, я очень сильно разозлюсь.

– Разве я когда-нибудь поступал намеренно нечестиво? – мягко укорил сестру Робин. – Я понимаю, что любовь с первого взгляда редкое явление, но со мной именно так и случилось. Обещаю посвятить всю свою жизнь тому, чтобы сделать Эйнджел счастливой, если, конечно, она даст мне такую возможность.

В зеленых глазах брата плескались такие чувства, что Велвет смущенно отвела взгляд: никогда еще ей не приходилось видеть его таким.

Сглотнув образовавшийся в горле ком, она наконец пробормотала:

– Тогда, черт возьми, почему ты стоишь здесь, вместо того чтобы во весь опор мчаться в Ардерн-Холл?

Алекс изумленно переводил взгляд с сестры на брата. Как же восхитительно упрямы эти дети Скай О’Малли! Оба полагали, что дело решено, раз Робина все устраивает, и никому даже в голову не пришло спросить мнение девушки. Что ж, тогда это сделает он:

– А что скажете обо всем этом вы, госпожа Эйнджел Кристман? Вы готовы отправиться в ночь, чтобы просить королеву дать позволение выйти замуж за графа Линмута?

– Я считаю это совершенным безрассудством, милорд, – застенчиво улыбнулась девушка. – Но если намерения графа действительно серьезны, то отказываться попросту глупо. Это действительно весьма выгодное предложение для девушки моего положения, которой следует оставаться практичной в любой ситуации.

Слова подруги в некоторой степени ошеломили Велвет.

– Ты говоришь о практичности… А как же любовь? Ведь речь идет о замужестве!

Вздохнув, Эйнджел пригладила подол своего старенького простенького платья.

– Будучи наследницей огромного состояния, можно говорить о любви. А у меня попросту нет выбора. Да, мне бы тоже хотелось любить мужчину, с которым предстоит жить, но если королева решила бы выдать меня замуж за незнакомца, я не смогла бы отказаться. За то короткое время, что я знакома с твоим братом, он проявил себя добрым, мягким и прекрасно воспитанным человеком. Сэр Робин говорит, что любит меня, и мне кажется, он не из тех, кого могут застать врасплох собственные чувства. Что касается меня, уверена, со временем научусь его любить. Главное – уважение, а это хорошая основа для брака.

Робин чуть приобнял Эйнджел за талию и коснулся губами волос.

– Спасибо за доверие, любовь моя. Я постараюсь вас не разочаровать. А теперь, сестренка, если ты убедилась в серьезности наших намерений, может, отправимся в путь?

– О нет, милорд, – зарделась невеста. – Сначала мне необходимо привести себя в порядок. Не могу же я предстать перед королевой в дорожном платье, к тому же не совсем свежем. Ты поможешь мне, Велвет?

– Да, – кивнула девушка, а затем обратилась к брату: – Полагаю, у тебя имеется карета?

– Карета? – рассмеялся Робин. – Я-то думал, мы все отправимся верхом.

– Верхом? Ну уж нет! Да мы приедем в Ардерн-Холл такие грязные и вонючие, что часовые примут нас за цыганок. У нас с Эйнджел всего по одному свежему платью, и они понадобятся нам завтра, так что придется тебе отыскать для нас карету! Идем, Эйнджел!

С видом победительницы Велвет тряхнула локонами и повела подругу к дверям гостиницы. Оказавшись в их комнате, она быстро помогла Эйнджел освободиться от старого голубого платья и переодеться в потрясающее бирюзовое, которое изумительно подходило к ее глазам.

Робину удалось раздобыть карету, а заодно узнать, что королева ужинает с графом Лестером в его палатке посреди лагеря, от которого гостиницу отделяло всего несколько миль. По прибытии на место Робин попросил у королевы короткой аудиенции, и спустя считаные минуты все четверо уже стояли в палатке Роберта Дадли.