Бертрис Смолл
Любовь воительницы

– Ах как твоя дорогая матушка обрадовалась бы этому браку! – проговорила Баб. – Твой сын будет следующим правителем Пальмиры после Одената.

– Да, если я выйду за него, – с улыбкой ответила Зенобия. – И тогда ты в свои преклонные годы сможешь жить в городе, а не в пустыне.

– В преклонные годы? – нахмурившись, переспросила Баб. – Это у меня-то преклонные годы? Я служила твоей матери, служу тебе и надеюсь послужить еще и твоей дочери! Преклонные годы! Ха! – Баб наклонилась над кедровым сундуком и вытащила из него белую хлопковую сорочку и белоснежную тунику. – Наденешь вот это.

Зенобия кивнула и сбросила с себя короткий черный хитон. Служанка взяла морскую губку, окунула в душистое масло и провела по обнаженному телу хозяйки. Девушка радостно улыбнулась – она обожала гиацинтовый аромат. И, конечно же, она прекрасно помнила, что мать подарила ей маленький флакончик таких духов в ее десятый день рождения.

Баб надела на нее сорочку и тунику из тончайшего полотна, которую подпоясала ремешком из кожи, украшенным серебряными вставками. Затем она надела на изящные ножки Зенобии расшитые серебром сандалии. Окинув девушку внимательным взглядом, Баб усадила ее и долго расчесывала длинные черные волосы, затем заплела их, свернула петлей и закрепила заколкой, украшенной жемчугом и бриллиантами. Потом подала своей юной хозяйке небольшую шкатулку с драгоценностями. Зенобия некоторое время смотрела в нее, разглядывая украшения, наконец извлекла три резных сереряных браслета: из слоновой кости, опоясанный серебром, из отполированной синей ляпис-лазури, – когда-то принадлежавших ее матери. Их она надела на одну руку, в уши вставила серьги из серебра и ляпис-лазури, а на пальцы надела два кольца: одно с большой круглой кремовой жемчужиной, а другое – в виде скарабея из ляпис-лазури – кольцо это тоже когда-то принадлежало матери.

Баб кивнула, одобряя выбор Зенобии, и, взяв небольшую кисточку, окунула ее в краску для век. Очень аккуратно она подвела девушке глаза, чтобы оттенить их, а губы и щеки Зенобии в краске не нуждались. Потом девушка взяла флакончик слоновой кости, откупорила и нанесла на себя духи с экзотическим ароматом гиацинта. Встав, она посмотрела на себя в зеркало и заключила:

– Ну, полагаю, красивее уже некуда, верно, Баб?

Служанка радостно улыбнулась.

– Не беспокойся: он будет в полном восторге, детка!

Зенобия тоже улыбнулась, но в ее улыбке не было особой уверенности.

Забаай бен-Селим любил комфорт. Его палатку установили на невысоком помосте, который для удобства транспортировки разбирался на несколько частей. Пол внутри устилали толстые шерстяные ковры красных, голубых, золотых и кремовых оттенков. Шесты палатки были позолочены, а с потолка свисали прекраснейшие бронзовые и серебряные лампы, в которых горело душистое масло. Довольно просторная, эта палатка разделялась на две половины – небольшое спальное пространство было отгорожено шелковыми занавесями из Персии. Мебель же была простая – низкие столики из дерева и бронзы, кедровые сундуки, а также множество разноцветных подушек для сидения.

Помимо принца и отца там находились еще несколько мужчин. Кроме Акбара Зенобия увидела и других своих братьев – Гуссейна, Хамида и Селима, сыновей Тамар. И все они многозначительно заулыбались, заметив сестру. Щеки Зенобии тотчас же порозовели от смущения, что вызвало у них самодовольныее улыбки. И почему-то эти их улыбки вызвали в сердце и мыслях сестры мятежный порыв. «Как смеют они считать, что все уже решено?» – мысленно воскликнула Зенобия.

– Иди сюда, дочь моя, и садись между нами, – с улыбкой проговорил Забаай.

Он заметил, как запылали глаза дочери, и понял, что она рассержена.

Зенобия молча села и опустила глаза. Она злилась на себя из-за того, что вдруг оробела. Безмолвные рабы начали разносить блюда – зажаренного молодого козленка, а также рис с изюмом. Зенобия пришла в восторг, обнаружив в центре стола целую композицию из фруктов – такого она не видела с тех пор, как полгода назад племя покинуло Пальмиру. Виноград – пурпурный и зеленый, – фиги и финики, персики и абрикосы!.. Она радостно улыбнулась и потянулась к абрикосу.

– За эту щедрость ты должна поблагодарить Одената, Зенобия, – пояснил отец.

– Ты привез фрукты из Пальмиры? – Она подняла на принца свои дивные глаза, и на мгновение ему показалось, что он тонет в их глубинах.

Наконец принцу удалось обрести дар речи, и он с улыбкой ответил:

– Я вспомнил, как ты не любишь кочевать по пустыне, и подумал, что ты наверняка успела стосковаться по свежим фруктам.

– Ты привез их для меня? – Смущенно спросила Зенобия.

– Вот видишь, Оденат, как легко ей угодить, – поддразнил принца Акбар. – Другая женщина потребовала бы изумрудов и рубинов, но моей маленькой сестричке довольно и абрикосов. Непритязательность – восхитительное качество для жены.

– Благодарю тебя за фрукты, мой господин, – пробормотала Зенобия и снова погрузилась в молчание.

Забаай же обеспокоился: «Совсем не похоже на Зенобию – вести себя так робко и молчаливо. Уж не заболела ли?» Но вдруг сообразил, что и принц был не очень-то разговорчив. Они с Зенобией вели себя как два молодых зверька, впервые оказавшихся в одной клетке. Ходили, настороженные, кругами и принюхивались – не пахнет ли опасностью? Вождь бедави мысленно усмехнулся, вспомнив, как вел себя в молодые годы с каждой новой девушкой – с каждой, кроме Ирис. С Ирис все было по-другому. Его немного тревожило, что Зенобия вроде бы неохотно разговаривала с принцем Оденатом, но с другой стороны, ведь ее впервые представляли жениху…

Трапеза завершилась сладкими слоеными лепешками с медом и мелко нарубленными орехами. На протяжении всего ужина подавалось чудесное греческое вино, и мужчины расслабились. Зенобия же выпила очень мало и была слишком чувствительной к поддразниванию братьев, хотя обычно в долгу не оставалась.

Наконец Забаай откашлялся и, взглянув на дочь, произнес:

– Дорогая, сегодня луна взойдет очень поздно, и на небе хорошо видны звезды. Пригласи с собой Одената и продемонстрируй ему свои познания в астрономии. – Посмотрев на кузена, добавил: – Ты можешь отвезти Зенобию в любое место на этих землях, мой принц, и она найдет дорогу обратно в Пальмиру – звездное небо будет ей проводником.

– Во дворце у меня прекрасная обсерватория, – отозвался Оденат. – Я надеюсь, Зенобия, ты когда-нибудь ее посетишь.

Он поднялся и, протянув руку девушке, помог встать. Они вместе вышли из палатки, а Забаай строго взглянул на сыновей, пресекая их непристойные шутки.

Зенобия и Оденат медленно побрели по лагерю, и девушка, украдкой посматривая на принца из-под длинных ресниц, думала: «Он и в самом деле очень красив…» В отличие от ее отца и братьев, носивших длинные облегающие одежды бедави, Оденат был в короткой тунике, а поверх нее надел кожаную нагрудную пластину и красный походный плащ. Зенобия мысленно одобрила эту простую и удобную одежду, а также сандалии принца – прочные и практичные.

Они шли, держась за руки, и в какой-то момент Зенобия заметила, что ладонь у жениха сухая, крепкая и мозолистая и подумала: «Это тоже хороший знак», а затем, взглянув на небо, проговорила:

– Прямо над нами находится планета Венера. Когда я родилась, Венера и Марс находились в сближении. Астроном-прорицатель, присутствовавший при моем рождении, предсказал, что я буду удачлива и в любви, и в войне.

– И как, была? – спросил Оденат.

– Меня всегда любили братья и родители, а про войну я ничего не знаю.

– И ни один юноша не признавался тебе в вечной любви?

Зенобия остановилась и немного подумала.

– Были молодые люди, которые вели себя со мной очень глупо, просто как молодые козлы, пытавшиеся привлечь внимание желанной козы.

– Ты хочешь сказать, что они бодались? – со смехом уточнил Оденат.

Зенобия хихикнула.

– Они делали все, кроме этого, однако я не думаю, что это и есть любовь.

– Может быть, ты просто не давала им возможности признаться в любви – как, например, сегодня вечером отказывала в этом и мне. – Принц повернулся к ней, теперь они стояли лицом к лицу, но Зенобия почти тотчас же в смущении отвернулась. – Посмотри на меня, милая, – тихо попросил Оденат.

– Не могу, – прошептала в ответ девушка.

– Как странно… – Принц мягко улыбнулся. – Женщина, которая командует верховым отрядом, не может взглянуть на мужчину, который ее любит? Я не съем тебя, Зенобия… Во всяком случае – пока, – добавил он со смехом. – Посмотри же на меня, мой цветок пустыни. Взгляни в глаза влюбленному принцу, готовому положить к твоим ногам свое сердце.

В следующее мгновение их взгляды встретились, и Зенобия задрожала, хотя ночь была довольно теплая. Оденат нежно и осторожно водил изящными пальцами по ее лицу – очертил подбородок, коснулся высоких скул, провел кончиками пальцев по носу, по губам…

– Твоя кожа как лепесток розы, мой цветочек, – пробормотал он низким страстным голосом.

Зенобия опустила голову, и теперь взгляд ее был прикован к земле. Ей казалось, что она вот-вот лишится чувств, и было очень трудно дышать. Она неуверенно переступила с ноги на ногу и вдруг покачнулась, но мускулистые мужские руки тотчас подхватили ее. И Зенобия даже не представляла, какой соблазнительной она казалась принцу: влажные коралловые губки чуть приоткрыты, а темно-серые глаза широко распахнуты. Близость девушки ужасно возбуждала Одената, однако он сохранял контроль над своими желаниями. «Как было бы просто заняться с ней любовью прямо сейчас, – думал он. – Уложить ее на песок и увлечь за собой. О, с каким удовольствием я обучал бы эту прелестную девушку искусству любви!» Но инстинкт предупреждал его, что еще не время. Поэтому он лишь крепко обнял ее и произнес:

– Мы должны лучше узнать друг друга, мой цветочек. Ты знаешь, что я намерен взять тебя в жены, но я люблю тебя и поэтому хочу, чтобы ты была счастлива. Если же, став моей женой, ты начнешь грустить, то пусть лучше этого и вовсе не случится. Ты окажешь мне честь, если проведешь это лето у меня во дворце. Так мы сумеем узнать друг друга под покровительством наших семей.

– Я… я должна спросить отца, – тихо отозвалась Зенобия.

– Я уверен, что Забаай бен-Селим согласится. – Оденат отпустил девушку, потом взял за руку и повел обратно к лагерю. Проводив невесту до шатра, он вежливо поклонился и пожелал ей спокойной ночи.

Зенобия в растерянности вошла в шатер и осмотрелась. Баб дремала, сидя у жаровни, и девушка с облегчением вздохнула – ей сейчас хотелось посидеть в тишине и подумать. Она была совершенно сбита с толку. Казалось, принц Оденат что-то пробудил в ее душе, но она сомневалась, что это и была та самая любовь, что возникает между мужчиной и женщиной. Да и откуда ей это знать? Она ведь никогда не испытывала ничего подобного. Зенобия так шумно вздохнула, что Баб, вздрогнув, проснулась.

– Ты уже вернулась, дитя? – Пожилая няня медленно поднялась на ноги. – Позволь помочь тебе приготовиться ко сну. Хорошо ли ты провела вечер? Погуляла с принцем? Целовал он тебя?

Зенобия засмеялась.

– Столько вопросов, Баб! Да, вечер прошел приятно, но принц меня не поцеловал, хотя в какой-то миг мне показалось, что вот-вот это сделает.

– Но ты же не побила его, как тех юношей из племени? – заволновалась Баб.

– Нет, не побила. И даже если бы он попытался меня поцеловать, то все равно бы не ударила.

Баб с удовлетворением кивнула и подумала: «Принц определенно решил завоевать мою прелестную девочку, и это хорошо. Причем он явно человек чувствительный, и это тоже похвально. Зенобию, этого маленького шершня, можно завоевать только сладкоречивыми убеждениями, а сила будет губительной».

Баб помогла своей юной хозяйке раздеться и уложила ее в постель.

– Спокойной ночи, дитя мое. – Она наклонилась и поцеловала девушку в лоб.

– Он хочет, чтобы я провела лето в его дворце, – проговорила Зенобия. – Как ты думаешь, отец согласится?

– Конечно, согласится! А сейчас спи, дорогая моя. И пусть тебе приснится сон про твоего прекрасного принца.

– Спокойной ночи, Баб, – послышалось в ответ.

К полудню следующего дня они свернули лагерь и направились обратно в великий город-оазис. Принц ехал рядом с Зенобией. Верхом на верблюде она оказалась куда более разговорчивой, чем предыдущим вечером, а два дня спустя, когда вдали показался город, они уже были почти друзья. Принц расстался с караваном у дома Забаая бен-Селима и отправился во дворец, чтобы подготовиться к появлению Зенобии.

Его встретила мать, Аль-Зена, некогда персидская принцесса. «Аль-Зена» по-персидски означает «женщина» – воплощение красоты, любви и верности. И все это присутствовало в элегантной матери Одената. Несмотря на свой миниатюрный рост, осанкой она обладала поистине царственной, кожей – белой как снег, а волосами и глазами – черными как безлунная ночь. Больше всего на свете Аль-Зена любила сына, своего единственного ребенка. Эта женщина с сильной волей не желала иметь серьезных соперников, претендовавших на внимание Одената, и потому была непопулярна среди жителей Пальмиры в отличие от сына, любившего и защищавшего свой город.

Аль-Зена узнала о возвращении Одената еще до того, как он въехал в ворота дворца, но предпочла дождаться, когда он сам к ней придет. Расхаживая по приемному залу своих покоев, Аль-Зена взглянула в серебряное зеркало, и увиденное очень ее приободрило. Она все еще красива – лицо, хоть ей уже сорок, было почти без морщин, а в черных как ночь волосах – ни одного седого волоска. Сегодня она оделась по парфянской моде – вишневого цвета шаровары и туника, бледно-розовая безрукавная блуза, расшитая золотой нитью и мелким речным жемчугом. На ногах ее были золоченые кожаные сандалии, а волосы она уложила в высокую замысловатую прическу из кос и кудрей, и украсила ее мерцающими бусинами цвета граната.

Аль-Зена заметила восхищение во взоре сына, когда он к ней вошел, и это доставило ей удовольствие.

– Оденат, любимый мой… – пробормотала она хрипловатым голосом, составлявшим резкий контраст с ее женственной внешностью и обняла сына. – Я очень по тебе скучала, дорогой. Где ты пропадал последние несколько дней?

Принц широко улыбнулся матери и усадил ее на мягкую скамью.

– Я был в пустыне, мама, в лагере моего двоюродного брата Забаая бен-Селима. И пригласил его дочь Зенобию провести лето здесь, во дворце.

Аль-Зена ощутила холодок дурного предчувствия и не ошиблась:

– Я бы хотел жениться на Зенобии, но она еще слишком юна и колеблется. Вот я и подумал, что если она проведет лето здесь и хорошенько познакомится с нами, то уверенности у нее прибавится. Отец, конечно, может просто приказать ей выйти за меня, но я бы предпочел, чтобы она и сама этого захотела.

Аль-Зена была совершенно не готова к таким новостям. Ей требовалось время подумать, но сначала она решила пойти напрямую.

– Оденат, у тебя еще много времени, и ты успеешь жениться. К чему такая спешка?

– Мама, мне уже двадцать пять. К тому же мне нужны наследники.

– А как же дети Делиции?

– Они мои сыновья, но наследниками быть не могут. Это же дети рабыни, наложницы. Да ты и сама все это знаешь… И знаешь, что я обязательно должен жениться.

– Но на девушке-бедави?… Оденат, уж наверное, ты можешь найти кого-нибудь получше.

– Зенобия только наполовину бедави, как и я, – улыбнулся Оденат. – Ее мать из прямых потомков царицы Клеопатры. Кроме того, девушка очень красивая и умная. Я хочу ее в жены – и получу.

Аль-Зена решила применить другую тактику – ту, что даст ей время подумать.

– Я прекрасно все понимаю, сын мой, и просто хочу, чтобы ты был счастлив, поэтому и беспокоюсь. Бедняжка Делиция!.. Ведь ее сердце будет разбито, когда она узнает об этом.

– Делиция не питает никаких иллюзий по поводу своего места в моей жизни, – заявил Оденат. – Ты позаботишься о том, чтобы Зенобию приняли здесь хорошо, верно, мама?

– Ну, раз уж ты так решительно настроен взять ее в жены… Хорошо, сын мой, я буду обращаться с ней как с собственной дочерью, – сладко пропела Аль-Зена.

Оденат поднялся и поцеловал мать.

– Спасибо, мама. Ничего другого я от тебя и не ожидал. – Принц улыбнулся и поспешно вышел из зала, решив навестить свою любимую наложницу Делицию.

Едва он успел выйти за дверь, Аль-Зена схватила фарфоровую вазу и в припадке ярости разбила об пол. Жена? Боги свидетели, она так надеялась это предотвратить! Наследники?! Он хотел наследников для этого города, этой навозной кучи! Пальмира, сколько бы она ни хвасталась тем, что основал ее сам царь Соломон, не шла ни в какое сравнение с древними персидскими городами – царством культуры и знаний. Это место, где она как в ссылке прожила последние двадцать шесть лет, не что иное, как куча навоза в пустыне! Ну ничего, он еще не женился. Быть может, если она поговорит с этой дурочкой Делицией… Что ж, если Оденат хочет девку из племени бедави, пусть совокупляется с ней, но сделать ее своей женой?… Нет, никогда!

Делиция приветствовала хозяина, прижавшись к нему пышным телом, и подняв лицо для поцелуя, проворковала:

– Добро пожаловать, мой господин. Я так по тебе скучала… И твои сыновья – тоже!

Принц поцеловал ее нежно, но без страсти. Что ж, Делиция, конечно, очень милая, но она уже давно ему надоела.

– Вы все здоровы? – спросил он.

– О да, мой господин. Хотя Верн упал и сильно разбил коленку. Ты же знаешь, он должен делать все то же самое, что и Лин, хотя его брат старше. – Увлекая принца к ложу, Делиция со вздохом прошептала: – Ночи без тебя такие длинные, мой господин…

Одената внезапно окутало ароматом гардений, и тут он понял, что пресытился им. Расцепив пухлые женские руки, обнимавшие его за шею, отстранился и тихо вздохнул – ему совсем не хотелось заниматься любовью со своей наложницей. Более того, Оденат с удивлением понял, что ему не хочется ложиться ни с одной из женщин гарема.

Собравшись с духом, принц проговорил:

– Делиция, хочу, чтобы ты знала: скоро я женюсь. Через несколько дней Зенобия бат-Забаай, единственная дочь моего двоюродного брата, приедет в этот дворец, чтобы некоторое время пожить тут. Она станет моей женой, а ее дети – моими наследниками.

– Ее дети – твоими наследниками? А как же мои… наши сыновья?

– Ты наверняка знала, что дети наложницы не могут наследовать царство Пальмиры.

– Но госпожа Аль-Зена говорила, что твои наследники – мои дети!

– Это решать не ей. Моя мать – персиянка. Когда она вышла за отца, ей следовало стать гражданкой Пальмиры, но она не захотела и провела долгие годы, умаляя достоинства моего царства, так и не пожелав узнать его обычаи. Последуй я ее примеру, она могла бы превратить меня в самого ненавистного из всех правителей Пальмиры. К счастью, я прислушался к совету моего отца: он сказал, что я не должен жениться на чужеземке, – иначе моих сыновей научат ненавидеть их наследие. Делиция, закон ясно говорит: дети наложницы не могут унаследовать царство Пальмиры.

– Ты можешь изменить закон, мой господин, разве нет?

– Даже не подумаю, – заявил принц. – Твои сыновья славные мальчики, но наполовину греки. А мы с Зенобией оба бедави, и наши сыновья тоже будут бедави.

– Ты наполовину перс! – воскликнула Делиция. – А у твоей драгоценной невесты, если я правильно помню, мать была гречанкой из Александрии!

– Но мы оба выросли в Пальмире, и мы оба – дети своих отцов. А наши отцы – бедави.

– Но по этой логике и наши с тобой сыновья тоже бедави, – гнула свое Делиция.

Оденат молчал, испытывая одновременно и раздражение, и грусть. Ему не хотелось обижать Делицию, но она не оставляла ему выбора. Он мысленно отчитал мать за то, что та осмелилась зародить в душе наложницы ложные надежды. Теперь он понимал, почему Аль-Зена поощряла его связь с бедняжкой Делицией, хотя всегда боялась и ненавидела женщин из его гарема.

Снова вздохнув, Оденат спросил:

– Кем были твои родители, Делиция?

– Мои родители? Какое отношение ко всему этому имеют мои родители?

– Ответь мне! Кто были твои родители? – Теперь голос принца прозвучал довольно резко.

– Не знаю. – Наложница в раздражении пожала плечами. – Я не могу этого помнить. Меня забрали у них совсем маленькой.

– Они были вольноотпущенными?

– Не знаю.

– Расскажи мне о своих самых ранних воспоминаниях. Подумай хорошенько и скажи, что ты вспоминаешь из своей жизни прежде всего.

Делиция наморщила лоб и некоторое время размышляла, затем не очень-то уверенно проговорила:

– Первое, что я помню… Помню, как меня угощали засахаренными фруктами в афинском борделе. Я была тогда совсем маленькой, не старше четырех-пяти лет. Мужчины любили сажать меня на колени. Они меня обнимали и называли своей славной хорошенькой девочкой.

– Я купил тебя не девственницей, – напомнил принц.

– Да, конечно, нет. Мою девственность продали на аукционе в Дамаске, когда мне было одиннадцать. Я обогатила своего хозяина – больше ни одна девственница не принесла ему столько денег.

– Значит, ты была проституткой уже три года, когда я купил тебя у госпожи Раби?

– Да. Но зачем ты меня обо всем этом распрашиваешь? Ты же знал, кто я такая, когда покупал меня.

– Да, Делиция, знал. Ты неглупая женщина, так что теперь кое о чем подумай. Ты не знаешь ни своих родителей, ни своего происхождения, не знаешь даже, откуда ты родом. До того, как я тебя купил, ты была проституткой. И ты устроила представление на глазах у всей Пальмиры в тот день, когда я тебя купил. Как можно сделать наследниками царства сыновей такой женщины? Ведь законы этого города – законы самого Соломона! Моя жена должна быть безупречной. Более того, все предки моих сыновей должны иметь благородное происхождение, которое можно подтвердить. Именно таким должен быть следующий правитель Пальмиры. – Принц обнял Делицию и, поцеловав ее в висок, добавил: – Я знаю, дорогая, что ты все понимаешь. И не сердись на меня.

– Так ты женишься только ради законных наследников? – В голосе женщины прозвучали нотки надежды, и Оденат почувствовал, что обязан ее развеять.

– Я женюсь по любви, Делиция. Я всегда был с тобой честен. Я купил тебя, чтобы помешать римскому губернатору, который потешился бы тобой, а потом отослал обратно к госпоже Раби, где тебе пришлось бы провести остаток короткой юности, ублажая каждую ночь многих мужчин. Вместо этого я купил тебя и сделал своей наложницей. И теперь у тебя есть все, чего только пожелаешь, и даже больше. Ты живешь в почете и безопасности. Ты избавлена от нищеты. И так будет до конца твоих дней, если, конечно, ты не вызовешь моего неудовольствия. – Эти последние слова прозвучали предостережением.

– А что будет с моими сыновьями? – с беспокойством в голосе спросила Делиция. – Если они не наследники тебе, что будет с ними?

– Они получат образование и будут служить Пальмире, то есть мне и моему преемнику. Твои сыновья – это мои сыновья, и им ничто не угрожает.

– Даже со стороны Зенобии бат-Забаай? – с язвительной усмешкой спросила Делиция.

– Да зачем же Зенобии желать зла твоим сыновьям? Ты ведешь себя глупо, голубка моя, потому что тебя ожесточило разочарование. Но помни: это не я и не Зенобия пообещали тебе, что твои сыновья унаследуют мое царство. Если ты злишься, Делиция, направь свою злость на ту, кто этого заслуживает. Направь ее на мою мать, потому что именно она ввела тебя в заблуждение.

Лицо Делиции покрылось красными пятнами гнева – она чувствовала себя оскорбленной и отвергнутой. Но Оденат был прав: именно Аль-Зена заставила поверить, что ее дети унаследуют небольшое отцовское царство. Делиция вовсе не была глупой. Немного подумав, она поняла, что ей очень повезло. Принц действительно избавил ее от ужасной жизни, и теперь двое ее сыновей стали гарантией того, что она сохранит за собой свое очень даже выгодное положение. Она будет редкостной дурой, если разрушит все это только потому, что дети другой женщины когда-нибудь станут правителями Пальмиры.

Она чувствовала, что уже надоела своему хозяину. «Но все же – ничего страшного, – думала Делиция. – Мне ведь ничто не угрожает. И моим сыновьям – тоже. Я даже подружусь с Зенобией бат-Забаай! Это ужасно позлит старую кошку Аль-Зену!» Она улыбнулась при этой мысли и тотчас же почувствовала, что успокаивается. О, она уже предвкушала удовольствие, которое получит, когда сумеет разозлить мамашу Одената.

– Почему ты улыбаешься, голубка моя?

– Потому что поняла, что ты прав, мой господин. А я вела себя глупо. С твоего позволения я поприветствую Зенобию бат-Забаай как твою жену и мою принцессу.

Оденат радостно улыбнулся.

– Я знал, милая, что твой ум и здравый смысл преобладают. – Принц встал и еще раз поцеловал Делицию в висок. – С мальчиками я увижусь позже. А сейчас нужно отдать распоряжения, чтобы все подготовились к приему Зенобии, которая появится во дворце завтра. Все должно быть безупречно!

Чуть приподняв свои изящные брови, Делиция посмотрела ему вслед. Должно быть, Оденат и впрямь влюбился, раз собрался вникать в детали домашнего хозяйства. Наверное, Зенобия бат-Забаай уже не похожа на того худенького ребенка с мрачным взглядом, что три с лишним года назад сидел и бесстрастно наблюдал за умирающим человеком. Делиция пожала плечами. Дворцовые интриги ее больше не касались. Пусть с ними разбирается малышка бедави.

Во второй половине следующего дня Зенобия въехала на своем верблюде в дворцовые ворота. Она нарочно выбрала час, когда большинство пальмирцев дремлют, пережидая жару, и приехала одна – ей не хотелось привлекать к себе внимание.

Аль-Зена стояла с каменным лицом, но Оденат поспешил навстречу, чтобы помочь закутанной в легкий плащ гостье спуститься на землю. Откинув капюшон, Зенобия негромко произнесла:

– Добрый день, мой господин.

– Добро пожаловать в мой дом, Зенобия, – ответил принц. – Надеюсь, скоро он станет и твоим домом, цветочек.

Зенобия смутилась, и ее бледно-золотистая кожа окрасилась персиковым румянцем.

– Как пожелают боги, мой господин, – тихо ответила девушка.

Принц повернулся, вывел вперед Аль-Зену и сказал с улыбкой:

– Познакомься, Зенобия. Это моя мать.

– Это большая честь для меня, моя госпожа, – проговорила девушка.

– Добро пожаловать во дворец… – Аль-Зена поискала подходящее слово. – Дитя. Надеюсь, твое пребывание здесь будет счастливым.

– Спасибо, госпожа, – вежливо ответила Зенобия.

Спустя несколько минут ее проводили в удобные покои, где Баб уже деловито распаковывала вещи – причем болтала, не закрывая рта. Пожилая служанка прибыла во дворец на несколько часов раньше Зенобии.

– Да-да, вот таким и должен быть настоящий дворец! – восторгалась Баб. – Тут чудесные сады, а все комнаты очень просторные. И еще – множество рабов, чтобы обслуживать нас. Надеюсь, и еда тут приличная.

– Тихо, Баб. Твой язык бежит впереди здравого смысла, – с улыбкой сказала девушка.

Служанка фыркнула и продолжила разбирать вещи, встряхивая каждый наряд Зенобии.

– Вот уж не знаю – а вдруг твои наряды недостаточно хороши для дворца? – пробормотала пожилая женщина. – Наверное, надо было немного подождать, чтобы сшить тебе новые.

– Ты слишком суетишься, старушка, – поддразнила служанку девушка. – Я или понравлюсь принцу, или нет. А если нет… тогда хоть перьями украшайся – ничего не поможет.

– Меня беспокоит не принц, а его мать, – сказала Баб, понизив голос. – Я слышала, она совсем не рада, что он пожелал жениться. Говорят, она надеялась, что ему хватит наложницы Делиции. И еще говорят, что Аль-Зена женщина очень своевольная и властная.

– Она возражает против меня, Баб? Или вообще против любой девушки?

– И то и другое, деточка моя, – ответила служанка: они с Зенобией всегда были честны друг с другом.

Зенобия немного подумала и проговорила:

– Думаю, лучший способ справиться с этой госпожой – стать сладчайшей сладостью. Разве сможет она найти недостатки в учтивом обращении и хороших манерах?

– А как ты будешь вести себя с наложницей, дитя мое? Ведь нельзя жить в одном дворце и совсем не встречаться…

– Даже не сомневаюсь, что мы встретимся, но я собираюсь с ней подружиться.

– О, Зенобия!.. – в ужасе воскликнула Баб.

– Просто у меня нет выбора, – пояснила хозяйка. – Если я выйду за Одената, мне придется стать ему помощницей. А как он сможет успешно управлять Пальмирой, если дома у него будут раздоры? Если такое случится, он сначала встревожится, а затем станет сердиться на меня. Нет, я должна взять верх и над его матерью, и над Делицией. – Зенобия лукаво улыбнулась. – Не волнуйся, Баб, я очень хорошо понимаю, что тут происходит. А сейчас… Знаешь, мне ужасно хочется искупаться. Наверняка такое простое удовольствие доступно в этом чудесном месте.

– Конечно, дитя! Для тебя уже все готово. Идем быстрее!

Баб взяла хозяйку за руку и повела в выложенную плиткой купальню, где гиацинтовый аромат духов Зенобии уже наполнял воздух, а черные девушки-рабыни ожидали почетную гостью. Взглянув на огромный бассейн, Зенобия радостно улыбнулась и, скинув одежду, шагнула в прохладную воду. Ее округлые груди и длинные ноги были тотчас же отмечены двумя шпионками, которых подослала Аль-Зена.

Когда она искупалась, Баб закутала ее в мягкий хлопковый халат, а затем девушка прилегла, чтобы отдохнуть перед вечерней трапезой, – напряженная подготовка к поездке немного утомила ее, и кроме того, она нервничала: ведь сегодня вечером ей снова предстояло встретиться с Аль-Зеной и, возможно, с Делицией, красивой наложницей Одената. Но все же, несмотря на все свои опасения, Зенобия уснула крепким сном невинной юности.

Проснувшись, она никого рядом не увидела. Немного помедлив, встала и вышла из комнаты в открытый портик. Внизу раскинулся большой сад, окруженный стеной, а за стеной расстилалась прекрасная Пальмира. Синие сумерки быстро переходили в черную ночь, уже горели фонари, и легкий ветерок приносил ароматы всевозможных цветов. Зенобия улыбнулась и расслабилась. Для нее совершенно очевидно: что бы ни произошло сегодня вечером, она не утратит власти над собой и над событиями.

– Ты уже проснулась? – послышался голос служанки.

Зенобия вернулась в комнату.

– Да, Баб.

– Надо было позвать меня, – проворчала старушка.

– Я хотела немного побыть одна.

Баб иронически хмыкнула и сказала:

– Что ж, а теперь одевайся.

Безрукавная белая туника Зенобии с низким вырезом смотрелась очень просто, и девушка улыбнулась про себя. Невинностью своего наряда она как бы подчеркнет разницу между собой и матерью Одената.

– Волосы надо оставить распущенными, – пробормотала Баб.

Расчесав длинные густые пряди хозяйки, она скрепила их белой лентой, расшитой крохотными жемчужинками. А Зенобия взяла шкатулку с драгоценностями и вынула из нее крупную золотистую жемчужину в форме слезы на тонкой золотой цепочке. Застегнула цепочку на шее – и жемчужина уютно легла между соблазнительными юными грудями. В дополнение к ней из ушей Зенобии свисали гроздья жемчужин на золотых проволочках. Браслеты из резных розовых кораллов и тонкие золотые проволочки с нанизанными на них жемчужинами охватывали запястья девушки, а пальцы украшала одна-единственная круглая жемчужина в золотой оправе – она привлекала внимание к длинным изящным пальчикам с прекрасно отполированными ногтями.