Бертрис Смолл
Царица Пальмиры

– Прошу прощения, Зенобия бат Забаай! Мне очень жаль, что моя внешность вызывает у вас мучительные воспоминания. Я не хотел обидеть вас. Но я новичок в Пальмире. Должен признаться, я очень люблю верховую езду, но боюсь заблудиться в вашей пустыне. Я просто хотел покататься вместе с вами.

Она почувствовала себя виноватой, однако не собиралась сдавать свои позиции и дать римлянину понять, что она чувствует укол совести.

– Не надо ездить по пустыне без сопровождения, Марк Александр! Здесь повсюду бродят грабители-персы либо изменники-бедави, которые ищут глупого путешественника, чтобы ограбить и убить его. Они не отличают римлян от всех остальных. Им безразлично, чье горло перерезать и чей кошелек украсть.

Она сидела на лошади, холодно и горделиво глядя на него, а между тем в голове у нее пронеслась мысль о том, что он весьма привлекательный мужчина, возможно, даже самый красивый из всех, кого ей приходилось видеть. На мгновение она почувствовала раскаяние. Нет, самый красивый мужчина на свете – ее Ястреб!

Марк Александр испытывал невероятно сильное желание снять Зенобию с лошади и целовать этот презрительный ротик до тех пор, пока он не смягчится. Однако он не стал делать этого. Он не мог подвергать опасности свое положение в Пальмире, а заниматься любовью с нареченной князя, несомненно, означало бы крах карьеры. Поэтому он только кивнул и сказал:

– Возможно, вы правы, Зенобия бат Забаай. Мне лучше вернуться в город. – Он не смог удержаться и прибавил: – Судя по всему, вы – одна из тех женщин, которые завлекают ничего не подозревающих путников и ведут их к гибели.

Отъезжая прочь, он испытал большое удовлетворение, видя ее гнев.

«Прекрасная девушка, – подумал он, – прекрасная и слишком резкая». Но кто может обвинить ее в этом? Антоний Порций сказал, что мать Зенобии убили римские легионеры, но не упомянул об изнасиловании. Несчастная девушка! Нет, это определенно неподходящий момент, чтобы объяснять ей разницу между галлами-изменниками и полуримлянами-полубританцами, как он.

Марк Александр проехал некоторое расстояние, обернулся и бросил взгляд назад. Девушка хлестнула лошадь, заставила ее скакать галопом и помчалась по пустыне с невероятной скоростью. Марк Александр усмехнулся про себя. Ему нравились по-настоящему смелые женщины.

В течение следующих нескольких дней он много работал над руководством для своего бывшего раба, который должен стать его правой рукой. Севера приставили учить его, когда он был еще ребенком. Когда отец Марка Бритайна предложил этому человеку свободу, тот попросил оставить его на службе у семьи Александров. В такой просьбе они не могли ему отказать, и с того дня Север начал учиться у Луция Александра основам коммерции. Он прибыл в Пальмиру на два месяца раньше Марка Александра, чтобы приобрести для него виллу и склад.

Теперь Марку Александру предстояло взять бразды правления в свои руки. Он старался сосредоточиться, но его мысли постоянно прерывались возникавшим перед ним видением: длинноногая девушка, такая же норовистая, как белая кобыла, на которой она сидела. Он понял, что желает ее, и для него это было чем-то вроде шока. Ведь он знал, что она не может принадлежать ему. Марк Александр, сын Луция, богатый, красивый, которому с самого рождения никогда и ни в чем – в пределах разумного – не отказывали, серьезно влюбился впервые за свои двадцать пять лет.

По мере того как приближался день свадьбы, возбуждение в доме Забаая бен Селима все усиливалось, пока не превратилось в настоящую лихорадку. Хотя ни одна из жен Забаая, за исключением Тамар, никогда не обращала на Зенобию ни малейшего внимания, теперь все они хотели помочь ей и занять место матери невесты. Женщины давали девушке бесконечные советы, каждая хотела сама выбрать для нее одежду и горько негодовала по поводу вмешательства остальных. Зенобия стала чем-то вроде отборного куска мяса, из-за которого торгуются женщины на рынке. В конце концов она попросила отца утихомирить своих жен и оставить с ней только Тамар. Тамар всегда была рядом с ней, поэтому она займет место матери невесты – она, и никто другой. После этого Зенобию наконец оставили в покое.

Вечером, накануне свадьбы, Зенобия взяла маленький медальон, который надела на нее мать при ее рождении, и положила его на алтарь домашних богов. «Эти боги защищали меня в детстве, – думала она, – но завтра детству придет конец, и оно никогда больше не вернется». Она мысленно положила на алтарь в торжественном жертвоприношении последнее напоминание о своих детских годах. Если бы она была моложе, то принесла бы сюда свои игрушки. Но они уже давно выброшены. Она тихо стояла в маленьком семейном садике, который окружал алтарь, молилась за свою мать и желала, чтобы каким-нибудь чудесным образом, известным одним только богам, Ирис оказалась бы завтра рядом с ней.

Тамар и Баб так добры к ней, она чувствовала себя почти виноватой. И все же впервые за многие месяцы ей ужасно не хватало матери. Она вспоминала не столько красоту золотоволосой Ирис, сколько сладкий аромат ее духов, нежное прикосновение ее руки, шорох длинных юбок, когда она по ночам выходила из комнаты Зенобии. Она вспоминала эту прекрасную женщину, которая всегда находила время, чтобы поговорить с ней, которая обнимала ее легко и нежно, которая счастливо смеялась, видя, как ее дочь и муж играют вместе. Слезинка скатилась по щеке Зенобии, потом другая, пока лицо ее не стало мокрым от слез печали.

Баб бросила на девушку взгляд и увидела, что ее плечи дрожат от горя. Она хотела подойти к ней, но Тамар удержала ее.

– Не надо! – сказала жена Забаая бен Селима. – Со времени смерти Ирис она еще ни разу по-настоящему не плакала, и это ей необходимо. Пусть ее печаль останется позади вместе с тем, что осталось от ее детства.

Баб кивнула:

– Ты, конечно, права, но я не могу видеть, как она страдает.

Если бы я только могла, я бы заслонила ее собой от всего зла, какое только есть в жизни.

– Этим ты не окажешь ей услуги, Баб. Зенобия сама должна встретиться лицом к лицу со всем, что ей суждено испытать на своем пути. Если она не будет знать, что такое зло, то как же она сможет бороться с ним?

– Знаю, знаю! И вообще я болтаю глупости. Разве кому-нибудь удавалось от чего-то заслонить Зенобию? – ответила Баб.

– Давай войдем в дом! – сказала Тамар. – Скоро наша девочка придет, чтобы примерить на счастье свой свадебный наряд. Она не должна знать, что мы наблюдали за ней в такие минуты.

Женщины вернулись в свои комнаты и стали ждать девушку. Обе любили ее и хотели по традиции разделить с ней те минуты, которые не могла разделить с ней ее родная мать. И все же обе верили, что Ирис наблюдает за ними из рая, где находятся после смерти праведники.

В ту ночь сон ускользал от Зенобии. Как и всякая невеста, она была одновременно испугана и возбуждена в связи с теми событиями, которые должны произойти на следующий день. Те мучительные минуты, которые она пережила с князем две недели назад, только усилили ее любопытство. Едва лишь она задремала, как тут же, вздрогнув, пробудилась и вспомнила свой беспорядочный и запутанный сон. Во сне она видела римлянина, и он смотрел на нее насмешливыми голубыми глазами. Зенобия села в постели, вся дрожа, и подумала, что это, должно быть, ей явилась тень убийцы ее матери в ночь перед свадьбой. Потом она вспомнила другого римлянина, Марка Александра Бритайна, который повстречался ей в пустыне несколько дней назад. Именно он и был тем мужчиной, которого она увидела во сне. Она в замешательстве гадала, почему это он вдруг приснился ей. Смущенно покачав головой, она снова легла и заснула легким сном.

В предрассветный час пришел прорицатель. В жертву принесли молодую овцу. Предзнаменования сочли в высшей степени благоприятными. Дом Забаая бен Селима украсили множеством цветов, пальмовыми ветвями, красочными полосками шерстяной ткани, которыми обвили колонны, изысканными гобеленами, висевшими повсюду в атрии, где должна была состояться церемония. Еще до восхода солнца начали съезжаться гости.

Зенобия с помощью Тамар и Баб завершала в своей спальне последние приготовления. Она уже выкупалась и вымыла свои прекрасные черные волосы. Теперь с помощью гребня в форме копья их разделили на шесть прядей. Таков был древний обычай, который вел свое начало от тех времен, когда свадьба, сопряженная с захватам невесты в плен, была скорее правилом, чем исключением. Потом пряди аккуратно свернули в спирали и закрепили с помощью лент.

Свадебный наряд Зенобии представлял собой белую тунику из тончайшего, как паутинка, шелка, который собственноручно соткали Тамар и Баб. Прямая туника была сшита из одного куска ткани и ниспадала к ногам Зенобии, обутым в серебряные сандалии. Тунику стянули на талии шерстяной лентой, завязанной геркулесовым узлом. Именно Геркулес считался хранителем супружеской жизни. Только став мужем Зенобии, Оденат получал привилегию развязать этот узел. На тунику невесты накинули покрывало цвета пламени. На голову возложили венок из душистых белых цветов фрезии.

Прибыл жених вместе с матерью и друзьями. Он был одет в окаймленную серебром белую тогу, и ему тоже дали венок из белых цветов фрезии под стать венку невесты. Он надел его на голову. Прорицатель официально объявил, что предзнаменования были благоприятными и что все готово для начала свадебной церемонии.

Тамар, которая должна была исполнять во время церемонии роль пронубы^[4], вывела Зенобию вперед. Потом жена Забаая соединила в присутствии гостей руки жениха и невесты. Зенобия выразила словами свое согласие на этот брак. Она произнесла эти слова трижды: первый раз на латинском языке, второй – на греческом и третий – на арамейском, языке своего племени, чтобы каждый из присутствовавших в зале мог понять ее.

– Если ты – Гай, то я – Гая! – сказала она.

Потом верховный жрец из храма Юпитера подвел пару к домашнему алтарю с левой стороны. Их посадили лицом к алтарю на табуреты, покрытые кожей овцы, которую недавно принесли в жертву. Верховный жрец сделал Юпитеру бескровное подношение – пшеничную лепешку. Вторую лепешку съели жених и невеста. После этого жрец прочел молитвы Юноне, богине супружества, а также местным божествам. Утварь, необходимую для совершения подношения, принес в закрытой корзине мальчик. Его называли камиллом, и оба его родителя должны были быть живы. Для этой важной роли Зенобия избрала своего юного племянника Забаая бен Акбара.

Когда церемония завершилась, гости закричали «Feliciter!», что означало пожелание удачи и счастья. Оденат повернул Зенобию лицом к себе. Она увидела его в первый раз после того, как покинула его дворец почти две недели назад, почувствовала смущение и покраснела. Со стороны тех, кто стоял достаточно близко к ней, чтобы заметить это, послышался гул одобрения.

Он нежно поцеловал ее в лоб.

– Мне не хватало тебя, мой цветок! – сказал он так тихо, что только она одна могла его услышать.

– И мне не хватало тебя, Ястреб!

Это был единственный момент, когда им удалось побыть наедине по прошествии многих часов. Роскошный свадебный пир должен был продолжаться до самого вечера. Зенобия знала, чего от нее ожидали. Она взяла своего супруга за руку, и вместе они повели гостей в великолепный пиршественный зал Забаая, находившийся на открытом воздухе в саду позади виллы. Там по вымощенному плиткой двору расставили обеденные столы и ложа. В центре двора бил фонтан, испускавший водяные струи из пасти золотого морского дракона. Жених и невеста сели рядом на одно ложе за центральный стол. Гостей усадили в зависимости от того, насколько важное положение они занимали.

Трапеза состояла из трех частей. На закуску подали спаржу в масле и уксусе, тунца, нарезанные тонкими ломтиками яйца, уложенные на листья салата-латука, устриц, которых доставляли, уложив их в снег, и дроздов, зажаренных до золотисто-коричневого цвета и уложенных на кресс-салат. Все это было подано на больших блюдах, украшенных абрикосами и спелыми маслинами. На второе предложили филейную часть козла, ножки ягнят, жареных цыплят, уток, как домашних, так и диких, зайцев, огромные миски с овощами – зелеными бобами, молодой капустой, цветной капустой, которая ввозилась из Европы, салатом-латуком, луком, редисом, огурцами, зелеными и спелыми маслинами. Подали также караваи хлеба, круглые и горячие, прямо из печи.

Когда основные кушанья убрали, на всех столах расставили хрустальные вазы с миндалем и фисташками и блюда с зелеными и золотистыми грушами, алыми и пурпурными сливами, персиками, абрикосами, вишнями, гранатами, а также черным, розовым и зеленым виноградом. Принесли липкие медовые лепешки в форме бабочек, обсыпанные измельченными орехами и маком. Был подан также свадебный пирог с начинкой из изюма и смородины, и куски этого пирога раздали всем гостям, чтобы они взяли их домой на счастье.

На протяжении всей трапезы подавали вино, разбавленное водой. Но на десерт предложили крепкое, неразбавленное красное вино. Его вновь и вновь наливали в бокалы жаждущих гостей. Когда пирующие напились и наелись, началось представление: борцы, фокусники с дрессированными собаками и девушки-танцовщицы. Их очень хорошо принимали. Утро постепенно перешло в день, а потом внезапно наступил вечер. Вот-вот должна была начаться самая важная часть свадебной церемонии. Для законности брака необходимо, чтобы публика сопровождала невесту до дома жениха с величайшей торжественностью.

В течение всего дня возле дома Забаая бен Селима, а также вдоль дороги, по которой молодая чета должна была возвращаться во дворец князя, стояли толпы людей. Пришли те, кто должен был нести факелы и играть на флейтах. Процессия начала выстраиваться. Баб уже ушла вперед, во дворец. Зенобия попрощалась с семейством своего отца. Все гости запели свадебный гимн. Оденат сделал вид, будто силой вырывает Зенобию из объятий защищавшей ее Тамар. После этого невеста заняла свое почетное место в процессии. Ее сопровождали трое ее самых младших братьев. Двое из них шли рядом с ней, держа ее за руки, а старший шел впереди, освещая путь свадебным факелом из боярышника.

Прежде чем процессия вышла на улицу, Забаай бен Селим тихо сказал дочери:

– Помни, мы – твоя семья. Если мы понадобимся тебе, Зенобия, нужно только дать знак!

Она улыбнулась ему сияющей улыбкой:

– Я буду помнить об этом и молить богов, чтобы у меня никогда не возникла необходимость воспользоваться твоим предложением, отец!

– Самое лучшее – быть готовой ко всему! – предупредил Забаай.

– Идем же, мой цветок!

Рядом с ней стоял Оденат и улыбался. Она радостно вернула ему улыбку, и процессия тронулась. На улице в толпе доброжелателей стоял Марк Александр и смотрел, как уходила Зенобия. Она была такой же прекрасной, какой запомнилась ему, и впервые в своей жизни он почувствовал зависть к другому мужчине, к князю Пальмиры, который должен развязать геркулесов узел на свадебном одеянии Зенобии, а потом провести остаток ночи, занимаясь любовью с этим прелестным созданием. Будет ли он нежен с ней или же набросится на нее как зверь и испугает ее? Марк Александр вздохнул. Он был бы нежен! Он стал бы ласкать ее кожу, которая мягче шелка! Марк Александр каким-то образом догадался, что кожа у Зенобии мягкая. Он ласкал бы ее до тех пор, пока внутри ее прекрасного тела не начал бы бушевать огонь, пламенное желание.

Заметив выражение страстного желания на лице Марка Александра, Север был потрясен. Он понял, что его хозяин влюбился в новую княгиню Пальмиры.

Но размышлять об этом было некогда, потому что толпа уже присоединилась к процессии и начала распевать песни, полные грубых шуток и двусмысленных выражений. Все пошли провожать невесту через город к ее новому дому. «Повсюду это происходит одинаково», – подумал Север. Это вовсе не удивляло его. Княгиню, патрицианку или простую женщину – всех провожали с одними и теми же вульгарными песнями. На первом перекрестке, к которому они подошли, Зенобия бросила монету, чтобы сделать подношение местным божествам. Вторую монету она подарила Оденату, как символ приданого, которое она принесла ему, а третью сохранила, чтобы положить ее на алтарь богов своего нового дома. Процессия продвигалась вперед, и в толпе то и дело устраивали свалку, чтобы схватить леденцы, лепешки из кунжута и орехи, которые князь рассыпал по дороге, произнося традиционную молитву о том, чтобы его жена была плодовитой.

Казалось, к тому времени когда они достигли дворца, к процессии присоединился уже весь город. У главных ворот Зенобия остановилась и обвила столбы ворот шерстью. Это символизировало ее обязанности в качестве хозяйки дома. Потом она смазала ворота маслом и салом: символами изобилия. Оденат поднял ее, осторожно перенес через порог и бережно поставил на ноги в огромном атрии дворца. Зенобия в последний раз произнесла традиционные слова:

– Если ты – Гай, то я – Гая!

После этого двери закрылись.

В присутствии приглашенных на свадьбу гостей Оденат предложил Зенобии огонь и воду в знак их новой совместной жизни. Приняв у него из рук свадебный факел, Зенобия положила его в кучу дров, лежавших в очаге атрия, а потом бросила уже потухший факел в толпу гостей. Гости устроили свалку в борьбе за этот символ счастья. Потом она прочла молитву богам, поблагодарив их за свою счастливую судьбу. Она молила их о том, чтобы они подарили ей много детей. Тамар, которая все еще исполняла в церемонии главную роль, повела Зенобию к брачному ложу. Это ложе выполняло чисто декоративную функцию. Его всегда устанавливали в атрии в ночь после свадьбы и оставляли там в последующие дни. Это послужило сигналом для гостей. Они ушли, и вскоре молодая супружеская чета осталась наедине.

В течение нескольких минут они стояли в молчании. Потом князь спросил:

– Ты устала, мой цветок?

– Да.

– Тогда давай ляжем в постель!

– Здесь?

В ее голосе он услышал испуг. Она окинула пристальным взглядом большой открытый атрий. Наконец ее взгляд остановился на большом, покрытом позолотой супружеском ложе.

– Нет, не здесь, Зенобия! – Он хотел успокоить ее и старался, чтобы его голос звучал твердо и ровно. – В саду дворца у тебя есть собственный дом. Сейчас мы отправимся туда. Именно там мы с тобой будем жить.

– А Баб уже там?

– Только не в эту ночь, мой цветок. Эту ночь мы проведем вдвоем.

– Ах! – Ее голос был очень тихим, а рука – очень холодной.

– Надеюсь, ты будешь довольна своим домом, мой цветок. Он не слишком велик. Не думаю, что тебе хочется иметь большой дом. Все рабочие, мастера и ремесленники, какие только есть в городе, трудились здесь в течение двух последних недель, чтобы построить для тебя этот дом.

– Значит, он совсем новый? Ох, Ястреб! Я не хотела доставлять тебе столько хлопот.

– Мне хотелось, чтобы у тебя был дом – твой собственный дом, моя любовь. Это здание построено из высушенного на солнце кирпича и облицовано снаружи белым мрамором. Дом совсем простой, но в нем два этажа. Спереди находится атрий. Там ты сможешь принимать гостей; есть и библиотека, в которой я смогу работать, столовая, выходящая на юг, которой мы будем пользоваться в зимнее время, и другая столовая, выходящая на север, в которой мы будем обедать летом. Нам не понадобится пиршественный зал, потому что в главном дворце есть несколько таких залов. Кроме того, имеются кухня и одна большая комната, которую, я полагаю, ты с удовольствием возьмешь себе. Есть также удобная комната для Баб. Я подумал, что она будет рада жить на первом этаже. Ей не нужно будет слишком часто подниматься по лестнице. Спальни вместе с ванными комнатами находятся на втором этаже. Я выбрал лишь минимальное количество самой необходимой мебели. Я подумал, что ты, должно быть, получишь удовольствие, если сама сможешь выбрать для себя вещи. Что же касается рабов, то их ты тоже выберешь сама. Но в течение следующих нескольких дней нам понадобится только одна Баб. Она и будет обслуживать нас.

Они вышли из главного дворца и пошли по обширному саду, залитому лунным светом и заполненному ночными шорохами. Затем свернули на посыпанную гравием дорожку, по обеим сторонам которой росли пальмы. Пройдя по дорожке до конца, они увидели прелестный маленький дворец. Когда они дошли до его открытых дверей, Оденат снова поднял ее и перенес через порог. Но, оказавшись внутри, он не стал опускать ее на пол. Вместо этого прошел через атрий, по коридору, за которым скрывались ступеньки, и понес ее вверх по лестнице, в спальню. Только там он поставил ее на пол посреди комнаты.

– Помоги мне справиться с этой проклятой тогой! – спокойно попросил он.

Удивленная, она повиновалась.

– Терпеть не могу эти тоги, но такие события, как это, и мое высокое положение требуют, чтобы я надевал их.

Она молча взяла одежду и осторожно повесила ее на стул – она не знала, где находятся сундуки для хранения одежды. Оденат сел и наклонился, чтобы расшнуровать сандалии. Она поспешила к нему и склонилась над его ногами, чтобы помочь. Сняв с него сандалии, она любовалась его грациозными ступнями. Ощутив на своей голове прикосновение его руки, она вздрогнула.

– Ты не должна снимать с меня сандалии, мой цветок!

– Но я хочу! – возразила она. – Я не всегда буду именно такой женой, какую ты хочешь, мой Ястреб. Но такие мелочи, как эта, я, конечно, буду делать для тебя, и пока я делаю это, ты будешь знать, что я люблю тебя.

Он протянул руку, взял ее за подбородок и приподнял ее голову. Он долго и пристально смотрел в ее прекрасные, спокойные серые глаза. Потом его губы слегка коснулись ее губ, распространяя по всему ее телу легкий трепет. Она в смущении опустила глаза и вдруг заметила, что на нем в тот момент была только короткая нижняя туника. Зенобия как зачарованная рассматривала мускулистые и стройные ноги своего мужа, длинные, гладкие и загорелые. Он некоторое время наблюдал за ней, и ему стало весело. Он чувствовал, как ей хотелось прикоснуться к нему. Но пока она еще боялась сделать это.

Он встал и привлек ее к себе. Его руки потянулись к геркулесову узлу, который был завязан на ее свадебном платье. Несколько минут он возился с ним, но разгадка тайны этого узла ускользала от него. Он прошептал:

– Кто, черт побери, завязал этот узел?

Зенобия рассмеялась:

– Тамар.

– Очевидно, она хотела, чтобы мне вообще никогда не удалось развязать его. Ах, вот как!

Он потянул шерстяную ленту и снял ее. Теперь туника Зенобии висела свободно. Он снял ее через голову девушки и повесил на тот же стул, на котором висела его тога. Туда же он повесил и свою нижнюю тунику – еще прежде, чем Зенобия заметила, что он снял ее. Она стояла ошеломленная, а он опустился на колени и снял ее серебряные сандалии. Потом встал и осторожно развязал ленты, скреплявшие ее длинные локоны. Протянув руку, он взял щетку, лежавшую на виду на стоявшем рядом столике, повернул Зенобию и стал медленно расчесывать ее волосы, уже освободившиеся от сложной и вычурной прически. Он восхищался их блеском и длиной – они доходили ей до бедер.

Он снова повернул ее лицом к себе и стоял, созерцая ее обнаженную красоту. Его уверенные действия удивили ее. Она была потрясена, обнаружив, что стоит обнаженная перед мужчиной. Несколько долгих минут Зенобия стояла неподвижно под его изучающим взглядом. Она не имела ни малейшего понятия о том, чего он ждал от нее – если он, конечно, вообще ждал чего-нибудь, кроме покорности. Основательно изучив ее спереди, князь медленно обошел вокруг и осмотрел свою юную жену под всевозможными углами.

– Чего ты хочешь от меня, мой господин? – немного испуганно прошептала Зенобия.

Выведенный из своего мечтательного состояния, он понял, как неловко она себя чувствует. Он нежно привлек ее к себе и обнял.

– Зенобия! – произнес он с нежностью, но его голос показался ей необычайно хриплым. – За свою жизнь я повидал немало красивых женщин, но никогда еще я не встречал женщины столь совершенной, столь безупречной, как ты, мой цветок!

– Значит, ты хочешь меня?

– Хочу тебя?! – произнес он, задыхаясь. – Да я хочу тебя уже много недель, моя маленькая дурочка!

– Думаю, я тоже хочу тебя! – ответила она с нежностью.

Он рассмеялся:

– Откуда же ты можешь знать, что хочешь меня, моя маленькая целомудренная невеста? Ведь я – единственный мужчина, который когда-либо прикасался к тебе! Но тебе это понравилось, Зенобия! О да, мой цветок, тебе это понравилось! Только что, когда ты опустилась на колени, чтобы снять мои сандалии, ты испытывала желание прикоснуться ко мне.

Она залилась краской.

– Откуда ты знаешь об этом?

– Потому что я мужчина, и я знаю женщин.

Он провел рукой вниз по ее спине под волосами и стал гладить и ласкать ее ягодицы. В изумлении она отскочила от него, но он прошептал ей на ухо:

– Нет, мой цветок, не надо бояться! Я знаю, как ты невинна, поэтому мы будем продвигаться вперед медленно. В отношениях между мужчиной и женщиной не должно быть спешки, а только время для наслаждений!

Он приподнял ее голову и с нежностью поцеловал ее.

– Я люблю тебя, Зенобия, княгиня Пальмиры! – Он поцеловал ее в кончик носа. – Я люблю твою гордость и независимость! – Он поцеловал ее веки, закрывшиеся при его первом нежном натиске. – Я люблю твою красоту и твою невинность! Но больше всего я люблю тебя саму, мой маленький цветок пустыни! Я не женился бы на тебе, если бы не любил тебя.

Он чуть-чуть нагнулся, поднял ее, пронес через комнату и положил на супружеское ложе.

Неистовое биение ее сердца отдавалось у нее в ушах. Глаза ее были плотно закрыты, но она слышала его голос, который насмешливо говорил:

– Я очень внимательно изучил тебя, моя дорогая, и теперь предоставляю тебе возможность сделать то же самое.

Она услышала шелест ткани.

– Открой глаза, Зенобия! – приказал он ей, и в его голосе слышался смех. – В теле мужчины нет ничего такого, чего следовало бы бояться. Может быть, в нем есть что-то смешное. Ведь у него нет той красоты форм, какая есть в женском теле. Все же полагаю, я достаточно красив, по крайней мере настолько, насколько может быть красив мужчина.

У нее вырвался тихий смех, но глаза оставались закрытыми.

– Зенобия! – В его голосе слышалась и насмешка, и строгость. – Открой же глаза! Приказываю тебе!

Она открыла глаза и села.

– Мне нельзя приказывать, Ястреб! – Потом ее серые глаза расширились, и она произнесла, задыхаясь: – О-о-ох!

Глядя на нее, он озорно усмехнулся:

– Разве я не привлекателен на твой взгляд, мой цветок? – И он встал в позу, пародируя атлетов на арене.

Она была не в состоянии оторвать взгляд от его тела. Он был немного выше ее, сложен прекрасно: ноги длинные, икры и бедра крепкие и красиво очерченные, узкая талия, переходившая в широкую грудь и еще более широкие плечи; руки длинные и мускулистые, а кисти тонкие, с длинными пальцами. Его тело было загорелое и гладкое, и теперь, когда она глядела на него, ее снова переполняло желание ласкать его так же, как он ласкал ее две недели назад. Она осторожно отводила взгляд от символа его пола. Однако теперь ее взгляд скользнул вниз, и, когда она отважилась сделать это, краска смущения разлилась по ее щекам. К ее удивлению, тот страшный зверь, перед которым она испытывала страх, оказался всего лишь нежным созданием, маленьким и мягким, угнездившимся на своем ложе, покрытом темными волосами.

И снова он угадал ее мысли.

– Он становится большим только тогда, когда я желаю тебя.

– Но ведь ты же сказал, что хочешь меня! – упрекнула она его.

– Я действительно хочу тебя, мой цветок, но хотеть и желать – это разные вещи. Я хочу тебя разумом и сердцем, а желание исходит из моего тела. – Он вытянулся в постели рядом с ней. – Сегодня у меня не было времени для желания. – Протянув руки, он привлек ее к себе. – Не было времени до настоящего момента, Зенобия.

Его губы нашли ее губы. Он завладел ими и пробовал их вкус до тех пор, пока она, охваченная сильной дрожью, не отдалась его вспыхнувшей страсти.

Она не ожидала, что губы мужчины могут быть такими нежными. Он мягко приказал ей разомкнуть губы, и она повиновалась, пропуская внутрь его бархатистый язык. Он ласкал ее язык, и неожиданно она почувствовала, что внутри у нее начинает полыхать пламя. Она откинула голову назад и несколько раз вдохнула воздух, чтобы унять головокружение, но он только засмеялся и снова завладел ее губами в горячем поцелуе. Наконец, удовлетворившись тем, что ее нежные губки покорно приняли свои обязанности, он проложил своим обжигающим ртом тропинку вниз. Его тонкие пальцы гладили ее стройную шею. Запечатлев жаркий поцелуй на ее ушке, он прошептал:

– Ты чувствуешь, как в тебе зарождается желание, любовь моя?

И он нежно укусил ее за мочку уха, а потом двинулся дальше по мягкой шелковистой выпуклости ее шеи.

Зенобия задрожала. Когда руки мужа отыскали ее округлые полные груди, она нежно вздохнула в страстном томлении. Она желала его прикосновений! Она жаждала их, потому что ей казалось, что тогда растает и исчезнет это ужасное, непереносимое томление, переполнявшее все ее существо. Он с благоговением ласкал ее груди, эти мягкие шары. Потом без предупреждения опустил голову вниз, и его теплый рот захватил трепещущий и напрягшийся сосок. Он набросился на ее девственную грудь со страстью, и она вскрикнула, удивившись не только его действиям, но и чувству напряжения, которое возникло в ответ на эти действия в укромном местечке между ее ногами.

Он поднял голову, и звук его голоса успокоил ее:

– Не бойся, мой цветок! Разве это неприятно тебе?

В ответ она снова притянула его голову к своей груди, и он возобновил эти приятные развлечения. Однако вскоре он продолжил свои исследования. Одной рукой он обвил ее талию, а другой легко прикасался к ее животу, который неистово трепетал под его прикосновениями. Он опустил голову и стал раздражать языком ее пупок, заставляя ее корчиться и извиваться под ним. Его рука опустилась еще ниже, к ее гладко выщипанному бугру Венеры. Теперь он чувствовал, что она начала сопротивляться ему. Ее тело напрягалось под его пальцами, а в звуке ее голоса послышалась нервозность.

– Пожалуйста, Ястреб! Пожалуйста, не надо!

– Почему ты вдруг стала так бояться меня?

Он попытался снова прикоснуться к ней, но она, защищаясь, схватила его за руку.

– Пожалуйста!

Тут ему пришло в голову, что она, может быть, даже не знает о том, что может произойти между мужчиной и женщиной.

– Рассказывала ли тебе Тамар о том, что должно произойти между нами, между мужем и женой? – спросил он.

– Нет, – ответила она, – но я знаю, что все должно быть так же, как это происходит у животных. Самец залезает на самку. Разве не так?