Протяжение есть атрибут Бога; другими словами, Бог есть вещь протяженная.
этого положения развивается тем же способом, что и доказательство предшествующего.
В Боге необходимо есть идея как его сущности, так и всего, что необходимо вытекает из его сущности.
Ибо Бог (по пол. I этой части) может мыслить о бесконечном бесконечными способами, или (что то же, по пол. 16 ч. 1) может образовать идею своей сущности и всего, что необходимо следует из нее. Но все то, что находится во власти Бога, необходимо существует (по пол. 3–5 ч. 1). Следовательно, такая идея существует и (по пол. 15 ч. 1) только в Боге, – что и требовалось доказать.
Толпа под могуществом Бога понимает свободную волю Бога и право на все, что существует и что поэтому вообще рассматривается как случайное. Ибо, говорят, Бог имеет власть все разрушить и обратить в ничто. Кроме того, могущество Бога весьма часто сравнивается с могуществом царей. Но это мы опровергни в короля. 1 и 2 пол. 32 ч. 1; а в пол. 16 ч. 1 показали, что Бог действует с такой же необходимостью, с какой он сам себя понимает; т. е. с какой необходимостью вытекает из божественной природы, чтобы Бог понимал сам себя (как все единодушно согласны в этом), с такой же необходимостью вытекает и то, чтобы Бог производил бесконечное множество вещей бесконечными способами. Затем, в пол. 34 ч. 1 мы показали, что могущество Бога есть не что иное, как действующая сущность Бога; и потому нам так же невозможно представить себе Бога недействующим, как невозможно представить его несуществующим. Если бы я захотел развивать эту мысль далее, то мог бы здесь же показать, что то могущество, которое толпа приписывает Богу, не только человеческое (что показывает, что толпа представляет Бога человеком или подобным человеку), но и заключает в себе бессилие. Но я не хочу множество раз говорить об одном и том же. Я только опять и опять прошу читателя, чтобы он снова вникнул в то, что сказано об этом предмете в 1 части от пол. 16 до конца. Ибо никто не будет в состоянии понять правильно моих мыслей, если не будет тщательно остерегаться того, чтобы не смешивать могущества Бога с человеческим могуществом или правом царей.
Идея Бога, из которой бесконечное вытекает бесконечными способами, может быть только одна.
Бесконечный ум не охватывает ничего другого, кроме атрибутов Бога и его видоизменений (по пол. 30 ч. 1). Но Бог один (по королл. 1 пол. 14: ч. 1). Итак, идея Бога, из которой вытекает бесконечное бесконечными способами, может быть только одна, – что и требовалось доказать.
Формальное бытие идей признает Бога причиной, поскольку лишь он рассматривается как вещь мыслящая, а не поскольку он выражается каким-нибудь атрибутом; т. е. идеи как атрибутов Бога, так и отдельных вещей признают действующей причиной не само содержание идеи или восприятия вещи, но самого Бога, поскольку он есть вещь мыслящая.
Это следует уже из пол. 3 этой части. Ибо мы там пришли к заключению, что Бог идею своей сущности и всего, что из нее необходимо вытекает, может образовать по одному тому, что он есть вещь мыслящая, а не потому, что он есть предмет своей идеи. Потому-то формальное бытие идей признает Бога причиной, поскольку он есть вещь мыслящая. Но это доказывается и иначе. Формальное бытие идей есть состояние мышления (как ясно само собой), т. е. (по короля, пол. 25 ч. 1) состояние, которое природу Бога, насколько он есть вещь мыслящая, выражает известным образом, и потому (по пол. 10 ч. 1) не содержит в себе представления ни о каком другом атрибуте Бога, а, следовательно (по акс. 4: ч. 1), есть действие не какого-нибудь другого атрибута, как мышления. Следовательно, формальное бытие признает Бога причиной, поскольку лишь он рассматривается как вещь мыслящая, и проч., – что и требовалось доказать.
Состояния всякого атрибута имеют причиной Бога, поскольку лишь они рассматриваются под тем атрибутом, которого они суть состояния, а не поскольку под каким-нибудь другим.
Ибо каждый атрибут представляется посредством себя, без другого (по пол. 10 ч. 1). Почему состояния каждого атрибута содержат в себе представление своего атрибута, а не другого; и следовательно, они (по акс. 4 ч. 1) имеют причиной Бога, поскольку он рассматривается лишь под тем атрибутом, которого они состояния, а не под каким-нибудь другим, – что и требовалось доказать.
Отсюда следует, что формальное бытие вещей, которые не суть состояния мышления, вытекает из божественной природы не потому, что она прежде познала вещи; но вещи, составляющие предмет идей, вытекают и следуют из своих атрибутов тем же способом и с такой же необходимостью, с какой, как мы показали, идеи вытекают из атрибута мышления.
Порядок и связь идей – то же, что и порядок и связь вещей.
Это следует из акс. 4 ч. 1. Ибо идея того, что произведено какой-либо причиной, зависит от познания той причины, действие которой она составляет.
Из этого следует, что могущество Бога в мышлении равно его могуществу в активном действии, т. е. все, что вытекает из бесконечной природы Бога формально, – все это из идеи Бога тем же порядком и в той же связи вытекает в Боге объективно.
Прежде чем мы пойдем далее, необходимо вспомнить то, что мы показали выше, а именно: все, что бесконечный разум может представить как составляющее сущность субстанции, все то принадлежит только единой субстанции; и, следовательно, субстанция мыслящая и субстанция протяженная есть одна и та же субстанция, которая представляется то под одним, то под другим атрибутом. Так же точно модус протяжения и идея этого модуса – одна и та же вещь, но только выраженная двумя способами, – что, по видимому, туманно представляли себе те из евреев, которые именно утверждают, что Бог, разум Бога и понимаемые им вещи одно и то же. Например, круг, существующий в природе, и идея существующего круга, которая находится также в Боге, одна и та же вещь, не выражающаяся разными атрибутами, и поэтому будем ли мы рассматривать природу под атрибутом протяжения, или под атрибутом мышления, или под другим каким-нибудь – мы найдем один и тот же порядок или одну и ту же связь причин, т. е. одни и те же вещи, вытекающие взаимно одни из других. И я сказал, что Бог есть причина идеи, например круга, поскольку лишь он есть вещь мыслящая, и самого круга, поскольку он есть лишь вещь протяженная, только на том основании, что формальное бытие идеи круга может быть представлено лишь посредством другого состояния мышления как ближайшей причины, а этот опять посредством другого, и так далее до бесконечности; так что пока мы рассматриваем вещи как состояния (модусы) мышления, мы должны объяснять порядок всей природы или связь причин посредством одного атрибута мышления; а поскольку они рассматриваются как модусы протяжения, и порядок всей природы должен быть объясняем только посредством атрибута протяжения; то же самое я разумею и относительно других атрибутов. Поэтому Бог, поскольку он состоит из бесконечных атрибутов, есть на самом деле причина вещей, как они существуют в себе. Яснее я не могу развить этого в настоящее время.
Идеи несуществующих отдельных вещей или состояний так должны содержаться в бесконечной идее Бога, как формальные сущности отдельных вещей или состояний содержатся в атрибутах Бога.
Это положение следует из предыдущего; но яснее понимается из предыдущей схолии.
Из этого следует, что пока отдельные вещи существуют лишь постольку, поскольку они заключаются в атрибутах Бога, их объективное бытие или идеи существуют лишь постольку, поскольку существует бесконечная идея Бога; а если об отдельных вещах говорится, что они существуют не только поскольку они содержатся в атрибутах Бога, но и поскольку считаются имеющими продолжительность, то и их идеи заключают в себе также существование, по которому они считаются имеющими продолжительность.
Если бы кто-нибудь потребовал примера для более полного разъяснения этого предмета, то я не могу найти ни одного, который мог бы объяснить вполне предмет, о котором я здесь говорю, так как он единственный. Однако я попытаюсь осветить его насколько возможно. А именно, круг имеет такое свойство, что все прямоугольники, образуемые в нем всеми прямыми взаимно пересекающимися линиями, равны между собой. Поэтому в круге находится бесконечное множество прямоугольников, равных между собой. Однако каждый из них существует лишь постольку, поскольку существует круг, и идея каждого из этих прямоугольников может быть названа существующей лишь постольку, поскольку она содержится в круге. Но представим, что из бесконечного числа их существуют только два, именно Е и О. Тогда уже идеи их существуют не только постольку, поскольку они содержатся лишь в идее круга, но и поскольку они заключают в себе существование этих прямоугольников. Вследствие этого они отличаются от других идей других прямоугольников.
Идея отдельной вещи, существующей в действии, имеет причиной Бога не поскольку он бесконечен, но поскольку он рассматривается подвергшимся действию другой идеи отдельной вещи, существующей в действии, которой Бог есть причина опять-таки постольку, поскольку он подвергся действию третьей идеи, и так далее до бесконечности.
Идея отдельной существующей в действии вещи есть отдельное состояние мышления и отличное от остальных (по королл. и схол. пол. 8 этой части); поэтому имеет причиной Бога (по пол. 6 этой части), поскольку лишь он есть вещь мыслящая; но не поскольку (по пол. 28 ч. I) он есть вещь абсолютно мыслящая, а поскольку он рассматривается подвергшимся действию другого состояния мышления, а этого последнего Бог есть причина опять постольку, поскольку он подвергся действию другого, и так до бесконечности. Но порядок и связь идей те же (по пол. 7 этой части), что и порядок и связь причин. Итак, каждой отдельной вещи причина есть другая идея или Бог, поскольку он рассматривается подвергшимся действию другой идеи, а причина этой последней, поскольку он подвергся действию другой, и так до бесконечности, – что и требовалась доказать.
Познание всего, что случается в отдельном предмете какой- либо идеи, существует в Боге, но лишь постольку, поскольку он имеет идею этого самого предмета.
Идея всего, что случается в предмете какой-либо идеи, существует в Боге (по пол. 3 этой части) не поскольку он бесконечен, но поскольку он рассматривается как подвергшийся действию другой идеи отдельной вещи (по пред. пол.)\ но (по пол. 7 этой части) порядок и связь идей те же, что порядок и связь вещей. Итак, познание того, что случается в каком-нибудь отдельном предмете, будет в Боге, поскольку лишь он имеет идею этого предмета, – что и требовалось доказать.
Бытие субстанции не принадлежит к сущности человека; другими словами, субстанция не составляет формы человека.
Ибо бытие субстанции заключает в себе необходимое существование (по пол. 7 ч. 1). Если бы таким образом к сущности человека принадлежало бытие субстанции, то, коль скоро субстанция дана, человек необходимо должен бы был существовать (по опр. 2 этой части) и, следовательно, он необходимо существовал бы, что (по акс. 1 этой части) абсурдно. Итак, бытие субстанции, и пр., – что и требовалось доказать.
Это положение доказывается также полож. 5 ч. 4, а именно, что нет субстанций одинаковой природы. Но так как могут существовать многие люди, что составляет форму человека, то это, значит, не есть бытие субстанции. Кроме того, это положение следует из остальных свойств субстанции, т. е. что субстанция по своей природе бесконечна, неизменна, неделима и проч., как это легко может понять каждый.
Из этого следует, что сущность человека составляется известными видоизменениями атрибутов Бога. Ибо бытие субстанции (по пред. пол.) не принадлежит к сущности человека. Итак, она есть (по пол. 15 ч. 1) нечто такое, что существует в Боге и что без Бога не может ни существовать, ни быть представлено, или (по короли, пол. 25 ч. 1) видоизменение или состояние, которое выражает природу Бога известным и определенным образом.
Все должны согласиться с тем, что без Бога не может быть ничего и ничего не может быть представлено. Ибо все признают, что Бог есть единственная причина всех вещей – как их сущности, так и их существования, т. е. Бог есть Причина вещей не только по их происхождению (secundum fieri), как говорят, но и по их бытию (secundum esse). А между тем многие утверждают, что к сущности какой-нибудь вещи относится то, без чего вещь не может ни существовать, ни быть представлена; и поэтому они думают, что или природа Бога относится к сущности созданных вещей, или что созданные вещи могут существовать или быть представлены без Бога, или, что вернее, они недостаточно верны самим себе. Причина этого, как я думаю, заключается в том, что они не придерживаются порядка в философствовании. Ибо божественную природу, которую они должны были созерцать прежде всего, так как она в порядке познания предшествует как познанию, так и природе, они рассматривали последней, а вещи, которые называются предметами чувственных восприятий, считали предшествующими всему. Отсюда и пошло, что в то время как они рассматривали естественные вещи, они меньше всего думали о божественной природе, а потом, когда они обращались к рассматриванию божественной природы, то они всего меньше могли думать о своих первых измышлениях, на которых они основывали познание естественных вещей, так как эти измышления ничем не моши помочь им при познании божественной природы; и потому неудивительно, что они там и сям сами себе противоречили. Но я оставляю это в стороне. Ибо мое намерение здесь состояло только в том, чтобы указать основание, почему я не говорю, что к сущности какой-нибудь вещи принадлежит то, без чего вещь не может ни существовать, ни быть представлена именно потому, что отдельные вещи не могут ни существовать, ни быть представлены без Бога, и однако же Бог не принадлежит к сущности их. Но я сказал, что к сущности какой-нибудь вещи принадлежит то, что, коль скоро оно дано, вещь полагается, а коль скоро оно отнято, вещь уничтожается; другими словами, то, без чего вещь и, наоборот, что без вещи не может ни существовать, ни быть представлено.
Первое, что составляет действительное бытие человеческой души, есть не что иное, как идея какой-либо отдельной вещи, существующей в действии.
Сущность человека (по королл. пред. пол.) состоит из известных состояний (modi) атрибутов Бога, а именно (по акс. 2 этой части) из состояний мышления, идея которых по природе предшествует всем им (по акс. 3 этой части), и коль скоро она дана, то и остальные состояния (modi) (т. е. те, которым по природе предшествует идея), также должны существовать в том же индивидууме (по акс. 4 этой части). Поэтому-то идея и есть первое, что составляет бытие человеческой души. Но это не есть идея вещи несуществующей; ибо в таком случае сама идея не могла бы быть названа существующей (по короли, пол. 8). Итак, это будет идея вещи, существующей в действии. Но не вещи бесконечной, ибо вещь бесконечная (по пол. 21 и 23 ч. 1) необходимо должна существовать всегда. Но это (по акс. 1 этой части) абсурдно. Итак, первое, что составляет действительное бытие человеческой души, есть идея отдельной вещи, существующей в действии, – что и требовалось доказать.
Из этого следует, что человеческая душа есть часть бесконечного разума Бога. И поэтому когда мы говорим, что человеческая душа представляет то или другое, то мы выражаем этим не что иное, как то, что Бог, не поскольку он бесконечен, а поскольку он выражается посредством природы человеческой души, или поскольку он составляет сущность человеческой души, имеет ту или другую идею; а когда мы говорим, что Бог имеет ту или другую идею не только поскольку он составляет природу человеческой души, но и поскольку он вместе с человеческой душой имеет также идею другой вещи, то выражаем этим, что душа человеческая воспринимает вещь только отчасти, или неполно (inadaequate).
Здесь, без сомнения, читатели остановятся и припомнят многое, что их заставит остановиться; поэтому прошу их, чтобы они продолжали и шли со мной медленным шагом и не произносили суждения обо всем этом до тех пор, пока не прочитают всего.
Все, что случается в предмете идеи, составляющей человеческую душу, должно быть воспринимаемо человеческой душой, другими словами, о том необходимо будет в душе идея; т. е. если предмет идеи, составляющей человеческую душу, будет тело, то ничего не может случиться в этом теле, что не было бы воспринимаемо душой.
Ибо обо всем, что случается в предмете каждой идеи, необходимо есть познание в Боге (по королл. пол. 9 этой части), поскольку он рассматривается как подвергшийся действию идеи того же предмета, т. е. (по пол. II этой части) поскольку он составляет душу какой-нибудь вещи. Следовательно, все, что ни случается в предмете идеи, составляющей человеческую душу, о том необходимо существует познание в Боге, поскольку он составляет природу человеческой души, т. е. (по королл. пол. II этой части) познание того необходимо будет в душе, или душа воспринимает его, – что и требовалось доказать.
Это положение следует также и яснее понимается из схолии пол. 7 этой части, что и смотри.
Объект идеи, составляющей человеческую душу, есть тело или известный существующий актуально модус протяжения, и ничто другое.
Ибо если бы тело не было объектом человеческой души, то идеи производимых на тело впечатлений не существовали бы в Боге (по королл. пол. 9 этой части), поскольку он составляет нашу душу, а поскольку он составляет душу другой вещи; т. е. (по королл. пол. 11 этой части) идеи производимых на тело впечатлений не существовали бы в нашей душе. Но мы (по акс. 4 этой части) имеем идеи производимых на тело впечатлений. Следовательно, предмет идеи, составляющей человеческую душу, есть тело, и притом (по пол. II этой части) существующее актуально. Потом, если бы кроме тела был еще другой объект души, то, так как (по пол. 36 ч. 1) не существует ничего, из чего не вытекало бы какого-нибудь действия, то в нашей душе (по пол. II этой части) необходимо была бы идея какого-нибудь его действия. Но (по акс. 5) никакой идеи этого объекта нет в нашей душе. Итак, объект нашей души есть существующее тело и ничто другое, – что и требовалось доказать.
Из этого следует, что человек состоит из души и тела и тело человеческое существует так, как мы его чувствуем.
Из этого мы видим не только то, что человеческая душа соединена с телом, но и то, как нужно понимать это соединение души с телом. Никто не может вполне или отчетливо понять его, если прежде не узнает вполне природы нашего тела, ибо то, что мы до сих пор показали, имеет очень общий характер и приложимо к людям не более, чем к остальным индивидуумам, которые все одушевлены, хотя и в различной степени. В самом деле, идея каждой вещи, которой Бог есть причина, так же необходимо должна быть в Боге и таким же образом, как и идея человеческого тела; и потому все, что мы сказали об идее человеческого тела, должно применяться необходимо к идее всякой вещи. Однако же нельзя отрицать, что идеи, так же как и сами предметы, разнятся между собой, и одна из них совершеннее другой и имеет больше реальности, так же как и предмет одной совершеннее предмета другой и содержит в себе больше реальности. И потому, чтобы определить, чем человеческая душа отличается от других и чем она превосходит других, нам необходимо знать природу ее предмета, т. е. человеческого тела. Но я не могу здесь разъяснить эту природу, и притом это и необходимо для того, что я хочу доказать. Впрочем, я скажу вообще, что чем какое-нибудь тело способнее других больше действовать и страдать одновременно, тем и душа его способнее других больше воспринимать в одно время, и чем больше действия какого-нибудь тела зависят только от него одного и чем менее другие тела содействуют ему в его деятельности, тем больше способна его душа к отчетливому пониманию. Отсюда мы можем познать превосходство одной души над другой, а также видеть и причину, почему мы имеем лишь очень смутное познание о нашем теле, и многое другое, что я дальше из этого выведу. По этой причине я счел стоящим труда тщательнее изложить и доказать это, для чего необходимо предварительно сказать немного о природе тел.
Все тела или движутся, или находятся в покое.
Каждое тело движется то медленнее, то скорее.
Тела различаются между собой относительно движения и покоя, скорости и медленности, но не относительно субстанции.
Первую часть этой леммы я считаю ясной саму по себе. А почему тела не различаются относительно субстанции, это явствует как из пол. 5, так и из пол. 8 части 1, но еще яснее из того, что сказано в схолии положения 15 части 1.
Все тела чем-нибудь схожи между собой.
Все тела схожи именно тем, что они содержат в себе представление одного и того же атрибута (по опр. 1 этой части), затем тем, что они могут двигаться то медленнее, то быстрее, и, абсолютно, то двигаться, то находиться в покое.
Движущееся или покоящееся тело должно было быть приведено в движение или покой другим телом, которое также было приведено в движение или покой другим, а это – еще другим, и так до бесконечности.
Тела (по опр. 1 этой части) суть отдельные вещи, которые (по лемме 1) различаются между собой движением и покоем; поэтому (по пол. 28 ч. 1) каждое из них должно было быть приведено в движение или покой другой отдельной вещью, а именно (по пол. 6 этой части) другим телом, которое (по акс. 1) также или движется, или находится в покое. Но это последнее (по тому же основанию) не могло двигаться или находиться в покое иначе как если оно было приведено в движение или покой другим телом, а это (по тому же основанию) – опять другим, и т. д. до бесконечности, – что и требовалось доказать.
Из этого следует, что движущееся тело до тех пор будет двигаться, пока оно не будет приведено в покой другим телом; и тело покоящееся до тех пор будет находиться в покое, пока не будет приведено в движение другим. Это ясно само собой. Действительно, когда я предполагаю, что какое-нибудь тело, например А, находится в покое, и не обращаю внимания на другие движущиеся тела, то я ничего другого не могу сказать о теле А, кроме того, что оно находится в покое. Если же тело А начнет двигаться, то это, конечно, не может произойти потому, что оно находилось в покое; ибо из этого могло произойти только то, чтобы тело А находилось в покое. Если же, напротив, мы предположим, что А движется, и постоянно будем иметь в виду только А, то мы ничего не можем утверждать о нем, кроме того, что оно движется. Если же А находится в покое, то это, конечно, не могло произойти вследствие движения, которое оно имело; ибо из движения не могло произойти ничего другого, кроме того, чтобы А двигалось. Следовательно, это происходит от вещи, которой не было в А, именно от внешней причины, которая привела его в состояние покоя.
Все состояния, которые принимает какое-либо тело от действия другого тела, вытекают из природы подверженного действию тела и вместе с тем из природы тела, производящего действие, так что одно и то же тело движется различно в зависимости от различия природы движущих его тел, и наоборот, различные тела одним и тем же телом приводятся в различные движения.
Когда движущееся тело ударяется о другое покоящееся тело, которое оно не может сдвинуть, то оно отражается, чтобы продолжать движение, и угол, образуемый линией отраженного движения с плоскостью покоящегося тела, о которое ударилось движущееся, будет равен углу, который образует с той же плоскостью линия движения при падении.
Все это мы говорим о простейших телах, т. е. таких, которые различаются между собой только движением и покоем, скоростью и медленностью.
Перейдем теперь к сложным.
Когда несколько тел одинаковой или различной величины так стесняются другими, что налегают одни на другие, или когда, двигаясь с одинаковою скоростью или различными скоростями, сообщают друг другу свои движения в определенном отношении, то мы называем эти тела взаимно соединенными и говорим, что все они вместе составляют одно тело или индивидуум, который отличается от других этим соединением тел.
Чем большими или меньшими поверхностями части индивидуума или сложного тела налегают друг на друга, тем труднее или легче заставить их изменить свое положение, и, следовательно, тем легче или труднее заставить этого самого индивидуума принять другую форму. Поэтому тела, части которых налегают друг на друга большими поверхностями, я назову твердыми, а те, которые налегают малыми, – мягкими, а, наконец, части которых движутся одна относительно другой, назову жидкими.
Если из тела или индивидуума, сложенного из многих тел, выделятся какие-нибудь тела и в то же время на их место придут другие тела той же природы, то индивидуум сохранит свою природу по-прежнему без всякого изменения своей формы.
Ибо тела (по лемме 1) не различаются между собой относительно субстанции. То же, что составляет форму индивидуума, состоит в соединении тел (по пред. опр.). А это последнее (по предположению) сохраняется, даже если в теле происходит постоянное изменение. Следовательно, индивидуум сохранит свою природу по-прежнему как относительно субстанции, так и относительно состояния, – что и требовалось доказать.
Если части, составляющие индивидуум, уйдут в большем или меньшем количестве, но в такой пропорции, что все части сохранят по-прежнему то же взаимное отношение движения и покоя, то индивидуум сохранит по-прежнему свою природу без всякого изменения формы.
этой леммы такое же, как и предыдущей.
Если некоторые тела, составляющие индивидуум, свое движение, направленное в одну сторону, вынуждены повернуть в другую сторону, но так, что они могут продолжать свои движения и сообщать их друг другу таким же образом, как прежде, то индивидуум сохранит свою природу без всякого изменения формы.
это ясно само собой. Ибо предполагается, что индивидуум сохранит все, что, как мы сказали в его определении, составляет его форму.
Кроме того, составленный таким образом индивидуум сохранит свою природу, будет ли он двигаться как целое или оставаться в покое, будет ли он двигаться в одну сторону или в другую, только чтобы каждая часть сохраняла свое движение и сообщала его, как прежде, другим частям.
это следует из определения индивидуума, которое см. перед леммой 4.
Таким образом, из этого мы видим, как сложный индивидуум может испытывать на себе различные действия и тем не менее сохранять свою природу. Но до сих пор мы представляли себе индивидуумом то, что состоит лишь из тел, различающихся между собой только движением и покоем, скоростью и медленностью, т. е. то, что составляется из простейших тел. Если мы затем представим себе другой индивидуум, состоящий из многих индивидуумов различной природы, то мы увидим, что он может испытывать на себе еще более многообразные действия и тем не менее сохранять свою природу. Ибо так как каждая часть его состоит из многих тел, то поэтому каждая часть (по пред, лемме) без всякого изменения своей природы может двигаться то медленнее, то быстрее и, следовательно, сообщать свои движения остальным частям быстрее или медленнее. Если мы, далее, представим себе еще третий род индивидуумов, состоящий из этих вторых, то мы найдем, что он может испытывать на себе многие другие действия без всякого изменения их формы. И если мы таким образом будем продолжать до бесконечности, то поймем, что вся природа есть один индивидуум, части которого, т. е. все тела, видоизменяются бесконечными способами без всякого изменения целого индивидуума. И это я должен был бы разъяснить и доказать подробнее, если бы я вел разговор о теле. Но я уже сказал, что имею в виду нечто другое, и изложил все это лишь потому, что могу легко вывести из него то, что решил доказать.
I. Человеческое тело состоит из многих (различной природы) индивидуумов, каждый из которых очень сложен.
II. Из индивидуумов, составляющих человеческое тело, некоторые жидки, некоторые мягки и некоторые, наконец, тверды.
III. Индивидуумы, составляющие человеческое тело и, следовательно, само тело, подвергаются действию внешних предметов очень многими способами.
IV. Человеческое тело для своего сохранения нуждается во многих телах, которыми оно постоянно как бы возрождается.
V. Когда жидкая часть человеческого тела определяется внешним телом таким образом, что она часто наталкивается на другую мягкую часть, то она изменяет плоскость последней и отпечатывает на ней как бы некоторые следы внешнего толкающего тела.
VI. Человеческое тело может многими способами двигать внешние тела и многими способами располагать их.