Александр Беляев
Прыжок в ничто
Глава VII
Как осрамилась леди Хинтон
Через несколько «дней» путешественники заметили странное явление: «ночью» они часто просыпались на короткий срок и затем снова засыпали. «Днем» же они начали мгновенно засыпать на несколько минут. Доктор Текер решил, что это реакция организма на необычные условия жизни на ракете.
– И в конце концов, быть может, мы превратимся в людей, которые совсем не спят? – спросил Блоттон.
– Не думаю, – ответил доктор.
Разговор этот был прерван странными звуками, похожими на маленькие взрывы: звуки доносились из кухни. Вслед за ними послышались восклицания повара.
– Опять у Жака взорвался какой-нибудь кипятильник, – сказал Стормер.
На этот раз взорвался не чайник, и не взрыв заставил вскрикнуть повара.
Он стоял над вскрытой коробкой консервов и нюхал ее.
– В чем дело, Жак? – спросил Цандер.
Повар протянул консервную коробку:
– Стреляет. Плохо пахнет. Совершенно испорченные консервы.
– Ну что ж, вероятно, случайно попалась плохая коробка. Возьми другую.
Но и с другой, и с третьей, и с четвертой случилась такая же история. Как только Жак прорезал жесть коробки, слышался легкий взрыв, и из прорези с пеной и газом вылетала заливка.
Дело приобретало серьезный оборот. Консервы составляли главные запасы питания. Цандер приказал Жаку принести несколько невскрытых банок в кают-компанию. Затем он пригласил туда всех пассажиров и приказал Жаку вскрывать коробки.
Они «взрывались» одна за другой.
На каждой коробке была синяя этикетка с надписью: «Консервный завод».
Владелица завода была смущена. А раздраженный Стормер с обычной своей грубостью подносил каждую новую «выстрелившую» банку почти к самому носу леди Хинтон и говорил:
– Понюхайте. Как вам это нравится? Ваше производство…
– Не понимаю, как это могло случиться, – отвечала леди Хинтон. – Мои консервы славились своей доброкачественностью и широко раскупались не только в Англии, но и во многих государствах Европы.
– Я бы за них не дал и цента! – не унимался Стормер. – Думаю, что и на Венере больше не дадут. Но чем прикажете нам питаться…
– Позвольте, – вдруг ожила леди Хинтон, напряженно подумав. – Я вспомнила. Мои фабрики вырабатывали два сорта консервов. Первый сорт – с зеленой этикеткой, а второй – с синей. Синие – те действительно… Они предназначались для поставок различным учреждениям, шли в продажу по низкой цене…
– Ну, это я понимаю, – продолжал Стормер, – я сам коммерсант. Но на кой же черт, простите за выражение, вы для «ковчега» подсунули консервы с синими этикетками? Отравить нас всех собрались, что ли?
Леди Хинтон выпрямилась. Это уж было слишком. Как смеет говорить с ней, леди, таким тоном какой-то торговец!
– Я вас прошу более осторожно выбирать выражения. Не забывайте, кто я, мистер Стормер, и не забывайте того, что я сама путешествую с вами и, следовательно, делю судьбу всех. Не можете же вы заподозрить меня в том, что я имела намерение отравить и самое себя? Здесь, очевидно, произошла роковая ошибка. Но где, когда и как, не могу понять. Мне не нужно убеждать вас в том, что я отдала распоряжение направить в Стормер-сити для «ковчега» самый высший сорт консервов. Большая партия была сделана по особому заказу. Мой инженер говорил, что никогда еще фабрика не производила лучших консервов. Быть может, партии отправляемых консервов перемешали при погрузке? Да, да. Я вспоминаю, что в то время, когда отправлялись консервы в Стормер-сити, моя фабрика отгружала большую партию для… одного ведомства…
– С синими этикетками?
– Да, с синими этикетками.
Для пассажиров «ковчега», кроме Ганса и Винклера, так и осталось загадкой, каким образом в Стормер-сити были отправлены и затем погружены на «ковчег» испорченные консервы.
Дело же происходило так. В порту рабочие-грузчики обратили внимание на две партии консервов: одну поменьше, с зелеными этикетками на ящиках, другую огромную, с синими. Узнав, что синие этикетки были адресованы военному ведомству и предназначались как военные запасы для солдат, рабочие отказались грузить пароходы.
– Надо попробовать, чем собираются кормить солдат, – сказал один молодой рабочий и, взвалив ящик на спину, как будто невзначай уронил его. Ящик разбился, банки консервов выпали на землю. Несколько банок быстро разошлись по рукам. Таким же образом был «случайно» разбит один ящик и с зеленой этикеткой.
Рабочие попробовали тех и других. С омерзением отбросили банки с синими этикетками и с аппетитом съели содержимое «зеленых».
– Видно, что это готовилось не для нашего брата, – сказал первый рабочий, отведав из банки с зеленой этикеткой. Когда же пошли на работу переодетые полицейские и штрейкбрехеры, они нашли хаос и перемешанные коносаменты. Грузы были спутаны.
Такова история появления консервов с синими этикетками в «ковчеге».
– Хотел бы я знать, чем мы теперь будем питаться? – снова спросил Стормер. Он ел больше всех, и его этот вопрос беспокоил больше всех.
Начали подсчитывать запасы. Увы, если сбросить со счета консервы, остальных продуктов – муки, сухарей, сушеных овощей – хватит ненадолго.
– Проклятье! – снова выбранился Стормер. – А не убавить ли скорость полета? – продолжал он. – Тогда, быть может, нам хватит провизии на больший срок.
– Увы, мистер Стормер, – ответил Цандер. – Я вижу, что вы еще очень далеки от понимания относительности времени и пространства. От ускорения или замедления мы ничего не выигрываем и не проигрываем. Ракетные сутки всегда равны ракетным суткам, будут ли они равны земному месяцу или часу. Для нас будет совершенно неощутимо, ускорил или замедлил свой ход наш хронометр по сравнению с земным. С какой бы быстротой или медлительностью ни вращались стрелки нашего хронометра, – когда они будут показывать двенадцать дня, ваш желудок заявит претензию на завтрак.
– Довольно. Так. Это я понял. Но тогда нельзя ли, наоборот, еще больше ускорить полет, чтобы время на Земле полетело с сумасшедшей скоростью? В неделю этак лет пятьдесят.
– Скорость движения «ковчега» уже достигла предела. Мы больше не можем «ускорять» течение земного времени.
Стормер так стукнул кулаком, что легкая алюминиевая поверхность стола прогнулась.
– Так что же нам прикажете делать? Лететь назад – в объятия врагов, или лететь вперед – в объятия голодной смерти? Смерть позади, смерть впереди. Нечего сказать, хорошенькую кашу вы заварили, леди Хинтон, с вашими «синенькими».
Наступила тяжелая пауза. Все сидели подавленные.
Цандер не спешил прерывать это гнетущее молчание: пусть хорошенько прочувствуют положение. Потом спокойно, не спеша, он начал:
– Не знаю, что вас ждет позади, но впереди я не вижу смерти, если вы только не будете упрямиться, как упрямились до сих пор. У нас в ракете есть все, чтобы обеспечить наше существование на неопределенно долгий срок, создав круговорот веществ. Мы захватили с собою в разобранном виде оранжерею, семена плодов и овощей. И если бы вы, господа, вовремя послушались меня и занялись делом, вместо того чтобы… мы уже имели бы все необходимое. А теперь вам придется посидеть на урезанном пайке, пока мы не построим нашу оранжерею и не получим первого урожая. Времени остается очень мало, – продолжал Цандер, – но я думаю, что мы успеем. Нас выручит Солнце. Его лучи здесь не отражаются и не поглощаются облаками и атмосферой, как на Земле, поэтому их действие гораздо интенсивнее. Словом, произрастание и созревание должно здесь идти усиленным темпом.
– Относительно какого времени? – спросил Маршаль. – День считать за месяц?
– Относительно нашего времени. Не забудьте еще одного обстоятельства. На земном шаре существует тяготение, которое сильнейшим образом влияет на жизнь растений: на быстроту их роста, величину и прочее. Не забудьте, что клетки растений, делясь в процессе роста, непрестанно ведут борьбу с земным тяготением, которое приковывает, тянет вниз каждую клетку. Помните, как ненормально развивались наши растения в стеклянном шаре Стормер-сити? Они росли горизонтально, а не вверх стеблями и были значительно больше своих собратьев, растущих на грядках. Не по той ли причине растения отдаленных геологических эпох Земли отличались гораздо большей высотой: какие-нибудь мхи, хвощи достигали роста современных эвкалиптов, секвой? В те отдаленные времена земной шар вращался быстрее, чем сейчас, большая центробежная сила уменьшала силу тяготения, и растения, а также и первобытные животные обладали огромными размерами. Земля еще не «пригнетала» их так, как теперь. Меньшая земная тяжесть наряду с другими условиями – большею влажностью, теплом, большею насыщенностью углекислотой – обусловливала и больший рост, вероятно, и скорейшее деление клеток. В нашей же ракете все предметы, живые и неживые, невесомы. Все это и заставляет меня предполагать, что в оранжерее растения будут очень быстро всходить, расти, плодоносить и вызревать. Но, разумеется, это лишь предположение. Думаю, что оно не обманет меня и на этот раз. Вот выход, – закончил Цандер. – Ваше спасение в том, чтобы немедленно всем приняться за работу.
– Как, работать? – вскричал Стормер. – Я… У нас есть еще петух, курица, поросенок и две козы. Если нам не хватит продуктов до первого урожая, мы можем зарезать их…
– Ни в коем случае! – вмешался Шнирер.
Эти животные, взятые в «ковчег» по его настоянию, входили, так сказать, в его философскую систему, составляли неотъемлемую часть его планов «новой жизни на новой Земле», которая, впрочем, как две капли воды должна была походить на земную жизнь времен библейского Авраама: пастушескую идиллию натурального хозяйства, идиллию жизни на лоне природы. Он уже мечтал о мирных стадах овец на тучных пастбищах у прозрачного ручья. Он, как Ной, не прочь был бы забрать по крайней мере всех домашних животных – «по семи пар», но «Новый ковчег» не обладал чудодейственной вместимостью старого, и Цандер, увы, – и в этом последнее слово было за ним – согласился взять только нескольких, решив, что они и без всякой философии будут нелишними.
На этот раз Цандер поддержал философа.
Глава VIII
Пассажиры заняты устройством оранжерей и солнечного двигателя
Для пассажиров «первого класса» наступили невеселые дни. «Черная биржа» была добровольно закрыта. Каждого пассажира приставили к определенной работе.
Рабочий день был строго расписан. Утром Ганс, Винклер, Пинч, Блоттон, Текер и даже епископ надевали эфиролазные костюмы и отправлялись на поверхность ракеты устанавливать под руководством Цандера оранжерею. Женщины смотрели за животными, подносили части оранжереи к двойному люку, готовили семена к «небесному севу».
Оранжерея имела пятьсот метров в длину и два метра в диаметре. Во всю ее длину было окно высотою в метр. В стекла окна вплавлена прочная металлическая сетка, чтобы стекла не были выдавлены внутренним давлением, хотя это давление паров и газов внутри оранжереи и должно было быть ничтожным – всего двадцать миллиметров ртутного столба.
Оранжерея была соединена с ракетой, кроме проходов, двумя тонкими трубками. Одна должна была удалять из ракеты в оранжерею углекислый газ, а другая – доставлять в ракету свежий кислород, вырабатываемый растениями.
Внутри оранжереи во всю ее длину был помещен металлический сосуд. Его предполагалось наполнить полужидкой почвой с удобрениями из человеческих выделений. Эти экскременты до устройства оранжереи приходилось выбрасывать наружу в пустых консервных банках из-под горючего. Толчок – и «груз» летел в Мировое пространство, следуя, однако, за ракетой. С устройством оранжереи «ассенизация» производилась иначе: продукты выделения уже не должны были пропадать бесполезно в мировой бездне, а, переработанные биохимически растениями, возвращаться в виде пищи.
Длинный металлический сосуд-труба внутри оранжереи и был собственно «грядками». В нем имелось множество дыр, куда предполагалось сажать семена и рассаду. Внутри стенки сосуда смачивались жидкостью. Газы и удобряющая жидкость нагнетались насосами. Так как давление паров и газов в оранжерее было ничтожно, то стенки ее были очень тонкими – не толще обыкновенного оконного стекла.
Для равномерного распределения света почвенная труба могла поворачиваться. Упругость паров воды в оранжерее была низкой. Испарения почвы и листьев сгущались в особых придатках оранжереи, находящихся постоянно в тени и имевших поэтому низкую температуру. Углекислый газ, кислород, азот и другие газы были также в сильно разреженном состоянии. Поэтому людям, входящим в оранжерею, приходилось предварительно надевать скафандры.
Несмотря на относительную легкость конструкции и тонкость стенок оранжереи, вес ее оболочки на Земле равнялся двадцати тоннам. В ракете вес почти отсутствовал, и потому даже епископу ни разу не приходилось работать «в поте лица». Однако именно невесомость и доставляла больше всего хлопот при сборке оранжереи. Люди словно превратились в муравьев. В своих эфиролазных костюмах копошились они по поверхности ракеты, перенося огромные части оранжереи, в два-три раза превышающие их рост и «вес».
Забота строителей заключалась в том, чтобы предохранить части и материалы от толчков, отчего они могли улететь в мировое пространство. Малейшее неосторожное движение, и какая-нибудь труба улетала. Для того чтобы части оранжереи не сбрасывались с поверхности ракеты центробежным эффектом, на все время работ Цандер прекратил вращение ракеты. Только прикрепив, привязав, привинтив части оранжереи, он по окончании «дневных» работ или во время «обеденного перерыва» давал передышку леди Хинтон и другим остававшимся внутри ракеты. Леди терпеть не могла парения в невесомом пространстве.
Леди Хинтон в своей каюте находилась, во всяком случае, в безопасности. Те же, которые работали наверху, подвергались немалому риску «упасть» в небо. Положим, все они уже хорошо освоились с употреблением ракетного ранца. Но все же возвращение на ракету после такого невольного отлета занимало немало времени и труда.
«Управление собой при помощи ракетного ранца – большое искусство, неизвестное на Земле. Необходимо научиться точно измерять расстояние до цели, а в пустоте этого нелегко достигнуть. По расстоянию – регулировать силу взрыва. И, само собой, уметь определять правильность направления – прицела» – так писал Ганс в своем дневнике.
Эллен, Амели, Марта Текер и Делькро под руководством Ганса занялись посадкой растений. Ганс уже имел опыт по растениеводству – недаром он провел столько времени в стеклянном шаре. Все надевали легкие костюмы и отправлялись на работу в оранжерею. Винклер устанавливал аппарат, который автоматически, под давлением солнечных лучей, поворачивал оранжерею к Солнцу под нужным углом.
Цандер в то же время работал над установкой гелиоэлектростанции. Принцип устройства этой станции был очень прост.
– Я черпаю свои конструкции из неистощимой сокровищницы творческих идей Циолковского, – говорил Цандер, указывая на свой двигатель. – Циолковский предусмотрел все до мелочей, словно он уже не раз побывал в небе и пришел рассказать нам об этом.
В эфирной пустоте можно получить, даже без концентрации солнечных лучей параболическими зеркалами, двести градусов тепла и рядом, на расстоянии в один метр, температуру, близкую к абсолютному нулю. Эта разница температур и использовалась для получения энергии. Двигатель имел два одинаковых сосуда, термоизолированных друг от друга. Задний находился в тени переднего, обращенного к лучам Солнца. Передняя сторона имела черную, хорошо поглощающую лучи поверхность. Поэтому такая поверхность и вода, находящаяся в сосуде, должны были нагреваться Солнцем до двухсот градусов Цельсия. Пары воды, прежде чем перейти в холодильник – во второй сосуд, находящийся в тени, – проходили через специальную паротурбину.
Когда почти вся жидкость перейдет из переднего сосуда – котла в задний – холодильник, сосуд автоматически поворачивается холодильником к Солнцу, а котлом к темному небесному пространству. Через каждый час холодильник становится котлом, котел – холодильником и так далее.
Так как жидкость почти не терялась, ибо «паровые котлы» в виде тонких трубок были хорошо изолированы, то этот двигатель не требовал расходов. Не было больших потерь и на изнашивание трущихся частей: благодаря значительному ослаблению силы тяжести это трение было ничтожно, и потому износ двигателя происходил чрезвычайно медленно.
Оранжерея оправдала себя. Если в чем и ошибся Цандер, то только в том, что недооценил действие «здешнего» Солнца на растения.
Растения росли с необычайной быстротой и почти пугающей пышностью. Оранжерея скоро начала походить на уголок джунглей. Через огромное сплошное стекло Солнце заливало цилиндр своими лучами. Так как ракета снова вертелась, то развитие растений шло самым причудливым путем.
Растения тянулись к центру ракеты. Как будто две струи зеленых фонтанов встречались в середине оранжереи. Встречались, сталкивались, перемешивались, создавая зеленую «пену». Именно здесь, в центре оранжереи, растения развивались бесформенными клубками, словно голова Медузы. Надо было принимать какие-то меры. Прежде всего уравнять «силовое поле» на всем протяжении ракеты. Как это сделать?
Ответ пришел при довольно неожиданных обстоятельствах. Как-то Цандер и Ганс осматривали оранжерею, стоя на поверхности ракеты. Вдруг Ганс заметил какой-то приближающийся предмет. На них словно надвигалась из полумрака небесного пространства маленькая планетка. Солнечные лучи освещали ее край, и она казалась полумесяцем. Не только Ганс, но и Цандер пришел в недоумение, когда заметил эту небесную странницу.
– Уж не сама ли Венера жалует к нам в гости? – шутя спросил он у Ганса.
– Смотрите! У Венеры выросло ухо!
– Или крутой бараний рог!
– Или… или… Смотрите! Да ведь это большой бидон, который был выброшен нами! Ну да, я поручил Пинчу сделать это, а он, вероятно, не доставил себе труда оттолкнуть банку как следует. Бидон описал эллипс и вернулся под влиянием притяжения «ковчега». – Ганс сделал жест рукой и продолжал: – Привет тебе, первый спутник планеты «ковчег». Да, я начинаю относиться с уважением к нашей ракете. Она притягивает к себе тела, как заправское небесное светило. Правда, бидон падает на «ковчег» довольно-таки медленно. Вот я сейчас изловчусь и, как только бидон приблизится, поддам его ногой, как футбольный мяч.
– Подождите, Ганс, – остановил Цандер. – Мне пришла одна мысль. Не будем играть в футбол. Я придумал иную игру. Дайте бидону упасть. Принесите другие пустые бидоны, банки, ящики и прочий хлам, который мы обычно выбрасывали. И принесите моток проволоки метров… да, метров в пятьсот длины. Знаете, где он лежит? Идите!
Когда все это было доставлено на поверхность ракеты, Цандер объяснил свою мысль – и опять-таки мысль своего великого учителя Циолковского. Необходимо устроить ракете противовес: собрать, связать в один ком всякие банки, посуду из-под горючего и прочее. Привязать его к проволоке. Оттолкнуть. Ракета и ком – все равно какой формы – окажутся как бы частями единой летящей системы. Теперь необходимо привести эту систему в движение – заставить ком, привязанный к ракете, обращаться вокруг нее, или, вернее, ком и ракету обращаться вокруг общего центра тяжести, словно гоняться друг за другом. «Кувыркающаяся» ракета описывает своими концами сравнительно небольшой круг, почему и центробежная сила развивается небольшая. В центре же ракеты она и вовсе отсутствует. При новой системе вращения ракета будет описывать большую окружность. Если придать этому движению значительную быстроту, то можно сообщить телам почти земной вес. Кроме того, при таком вращении, когда ракета оказывается как бы привязанной к ободу колеса, во всех частях ракеты будет почти одинаковая центробежная сила. Остается только поставить это «колесо» к Солнцу так, чтобы обеспечить равномерное и непрерывное освещение оранжереи.
Ганс понял проект Цандера и успешно выполнил его.
Когда наскоро собранная «планетка-спутник» была привязана и отнесена, вернее – отброшена Гансом от ракеты на длину проволоки, Цандер распорядился осторожно пустить в ход заднюю дюзу, придающую ракете поступательное движение. В то же время Ганс, сидя на спутнике, начал стрелять из своей ракеты-ранца. Спутник и ракета двинулись, система заработала.
Центробежная сила «разлилась» равномерно по ракете и оранжерее.
Теперь растения в середине оранжереи не росли в виде головы Медузы Горгоны.
Верхушки растений повернулись к центру массы, лишь немного отклоняясь в сторону Солнца.
«Верх» и «низ» изменялись не раз в этом мире условности и относительности.
Пассажиры единодушно приветствовали нововведение Цандера. На всем протяжении ракеты, во всех каютах можно было теперь не только сидеть, стоять прочно, как на Земле, но и кипятить воду почти «по-земному», курить, наливать в стаканы и пить, – словом, Цандер вернул всем привычные земные условия и ощущения, лишь несколько облегчив вес тел по сравнению с земным.
