Александр Беляев
Борьба в эфире
– Что же вы хотите? – пропищал Клайнс.
– Мы уже достигли того, что хотели. Вы больше не владеете Америкой. Я пришел сказать вам, что вы арестованы. Извольте следовать за мной.
– Следовать? Куда? Но как же так, вдруг?.. Я… я еще не завтракал. Мне предписан строгий режим.
Мы невольно улыбнулись.
– Вас накормят, – ответил Смит.
– Да, но у меня специальный режим… таблетки…
– Вы можете взять их с собой.
– Вы разрешаете? – кисло улыбнувшись, сказал Клайнс. – Они в другой комнате, я сейчас возьму их.
Груда теста зашевелилась, как опара, вылезающая из квашни. У Клайнса оказался такой большой живот и такие тонкие ноги, что, казалось, он не в состоянии ходить. И он действительно не мог ходить без механической помощи.
Рядом с Клайнсом стояла колясочка, которую я не заметил среди груды подушек. Клайнс положил на колясочку свой свисающий до колен живот, подняв его каким-то рычажком, повернул ручку, и домашний «автомобиль» тихо покатил к двери, унося полусидящего на маленькой площадке толстяка.
Когда колясочка скрылась за косяком двери соседней комнаты, Смит сказал:
– Надо, однако, последить за этим господином.
Мы прошли к двери соседней комнаты. Заглянув в нее, я воскликнул, – картина, которую я увидел, была жуткой.
Клайнс, пыхтя и хрипя от страшных усилий, взобрался на подоконник. Окно было открыто настежь. Толстяк перевесил свое грузное тело, в окне мелькнули тонкие ножки, и Клайнс полетел в бездну.
«Он покончил с собой», – подумал я.
– Проклятый толстяк, он хочет убежать от нас! – крикнул Смит, бросаясь к окну. Я последовал за ним. Круглая туша Клайнса, похожая теперь на головастика, перевернулась несколько раз в воздухе и вдруг превратилась в шар. Шар сразу замедлил падение.
– Парашют, – сказал Ли.
Навстречу этому живому шару уже летел американский аэроплан. Подлетев, аэроплан выбросил сетку и зачерпнул воздух, пытаясь поймать Клайнса, но промахнулся. В тот же момент появилось второе воздушное судно, по конструкции которого я определил, что оно европейское. Оттеснив аэроплан американцев, европейское судно тоже выбросило сеть, подцепило падающий шар и потянуло его.
– Ловко! Попалась птичка! – воскликнул Смит. – Но полюбуйтесь на эту воздушную игру. Можно подумать, что мы присутствуем при новом виде спорта – «пушбол» в воздухе!
Игра действительно шла вовсю. Из всех окон небоскреба падали такие же шарики, а воздушные суда двух враждебных армий гонялись за ними, как голодные стрижи за мошкарой, стараясь отбить добычу друг у друга. Но это была не игра, а эвакуация, самая странная из всех, которые когда-либо были. Остатки вражеского воздушного флота, проиграв сражение, бросились к городу-небоскребу, чтобы спасти от плена и унести с собой не успевших бежать жителей города. Аэропланы дрались в воздухе, сталкиваясь между собой и упуская добычу. Многие из выбрасывавшихся предпочитали даже поимку их вражеским аэропланом неминуемой смерти на площадке небоскреба, так как не все парашюты успевали раскрыться. Много обитателей дворца миллиардеров было поймано, но многие из них успели спастись. Спастись на время.
– Дальше Земли не улетят, а весь земной шар теперь в наших руках, – сказал Ли.
Это было верно. Судьба земного шара была решена. Но борьба еще продолжалась, как последние вспышки догоревшего костра. И эта борьба не окончилась еще и для нас лично.
Не успела окончиться охота на падающие шары, как мы вдруг подверглись нападению. К окнам небоскреба начали причаливать вражеские аэропланы, откуда высаживались одетые в черное люди. Мы бросились в соседнюю комнату и заперли дверь. Но это была плохая защита. Град пуль из беззвучно стрелявших пистолетов изрешетил дверь. Если бы мы не стояли у стены, из нас никого не осталось бы в живых. Пули, очевидно, обладали страшной силой, так как пробивали даже стену небоскреба.
«Скверно, – подумал я, – они изрешетят нас».
Смит, не терявший спокойствия, вынул из кармана небольшую металлическую коробочку и сказал:
– Их страшное оружие, должен признаться, мое изобретение. Но они не знают, что я изобрел и защиту против него.
Смит нажал кнопку ящичка, и я услышал жужжание. Затем он направил аппарат на нас, производя такие движения рукою, как будто он опрыскивал нас жидкостью из пульверизатора. Передавая аппарат Ли, он сказал:
– Проделайте и со мной эту операцию. Здесь собраны омега-лучи, новый вид, неизвестный вам, электроэнергии. Эти лучи облекут ваше тело невидимым флюидом, который охранит вас от пуль. Всякая пуля, прикоснувшись к вашей невидимой оболочке, превратится в пар. Вот посмотрите.
Смит стал перед дверью под градом пуль и начал поворачиваться, как под струей душа. Вокруг него образовалось облачко от превращающегося в пар металла.
В этот момент дверь, уже изрешеченная пулями, с треском раскрылась, и в комнату ворвался отряд людей, одетых в черное. Другой отряд неожиданно показался из двери, ведущей во внутренние комнаты. Этот отряд, очевидно, ожидал конца атаки, чтобы не попасть под огонь атакующих с улицы, от окна.
Вошедшие, видимо, ожидали увидеть груду трупов и были очень удивлены, застав нас невредимыми. Их лица были покрыты черными масками – противогазовый костюм, как узнал я впоследствии, и я не мог видеть выражения их лиц. Но все они начали быстро отступать, встретившись с нами лицом к лицу. Первый отряд присоединился ко второму. Этот маневр был понятен: мы не имели даже парашютов, и путь отступления через окно нам был отрезан. Враги соединенными силами пытались отрезать нам путь во внутренние комнаты, надеясь, очевидно, захватить нас живыми, если не удалось прикончить смертельным оружием.
Однако они, видимо, еще не хотели верить, что это страшное оружие бессильно против нас. Их автоматические пистолеты начали обливать нас целыми потоками пуль. Комната наполнилась паром, но мы по-прежнему стояли невредимы.
Враги опустили руки и стали совещаться. Что оставалось делать дальше? Вступить в рукопашную? На это у них – детей миллионеров – не хватало решимости. Их тела были столь же изнеженными и дряблыми, как и у их родителей. Они были сильны только своим механическим оружием. Смит, хотя был слабее моих европейских друзей, все же выглядел значительно крепче этих выродившихся аристократов. Что касается Ли и даже Эа, то они, вероятно, без труда разбросали бы каждый по десятку этих вояк. Но особенно врагов смущал мой вид. Я должен был казаться им каким-то мастодонтом, – настолько мое телосложение было несоразмерным в сравнении с этой новой породой большеголовых, тонконогих людей.
Совещание длилось несколько минут. Самый щупленький и тоненький из них, бывший, очевидно, начальником, отдал какое-то приказание. В ту же минуту из следующей комнаты двинулись резервы. Враги сплотились и начали медленно подвигаться к нам. Отчаянность положения заставила их решиться на рукопашный бой.
Смит принял вызов первым. Он бросился вперед, врезался во вражеские ряды и начал разбрасывать нападавших на него. Однако ему скоро понадобилась наша помощь. Враги облепили его с ног до головы, по трое и четверо повисая на руках, хватали за ноги. Ли, Эа и я бросились к нему и освободили от этих черных муравьев.
При первом же моем столкновении с врагами произошел случай, удививший меня самого. Желая оторвать от Смита крепко ухватившегося за него человечка, я неожиданно для себя поднял всю кучу и перебросил в угол комнаты. Я никогда не был спортсменом-тяжелоатлетом и не выделялся физической силой. Но тела этих существ, не исключая и Смита, оказались необычайно легковесными. Смит упал вместе с ними и хотя, вероятно, расшибся, но был тем не менее очень доволен моим выступлением. Он скоро поднялся и присоединился к нам, а поверженные мною враги лежали недвижимо. Возможно, что от падения все они разбились насмерть. Этот случай произвел настоящую панику среди врагов. Они отступили во вторую комнату. На помощь им шли все новые подкрепления. Я видел, что целая анфилада комнат заполнена людьми в черном. Они решили подавить нас массой. Нам нужно было во что бы то ни стало пробиться вниз, к нашей машине. И мы дружно бросились на врагов. Завязалось горячее сражение, и, пожалуй, без меня моим друзьям пришлось бы плохо. Я расшвыривал врагов, как пустые бумажные пакеты. Они разлетались по всей комнате и замертво падали на мебель, ковры… Несколько тел повисло даже на люстрах. Я прокладывал путь, но мне все время приходилось возвращаться назад, чтобы освободить своих товарищей. Эа устала первой из нас. Два или три раза я раскапывал груду вражеских тел, чтобы освободить ее. И ее ответная улыбка – или мне это только казалось? – уже не была безразличной.
Странное дело – эта улыбка прибавляла мне сил. Мне хотелось доказать Эа, что и мы, грубые люди двадцатого века, имеем свои преимущества.
Мы оттесняли врагов комната за комнатой, лестница за лестницей. Но этот небоскреб был чертовски велик, и врагов было чертовски много. Я чувствовал, что изнемогаю. Пот лил с меня ручьями. Руки тяжелели. Хватит ли сил? Эа смотрела на меня и улыбалась…
Глава 11
Живые машины
Еще один этаж, и мы будем у цели. Я почти падал от усталости. Среди пискливых вражеских голосов я вдруг различил крик Ли. Он звал меня на помощь. Оглянувшись, я увидел, что Ли, Смит и Эа повергнуты на землю. Враги всем скопом навалились на них и пытаются задушить. Я бросился на помощь друзьям, но силы окончательно изменили мне. Я упал. Плотная масса тел покрыла меня. Я начинал терять сознание.
В этот самый момент до моего слуха донесся – или это мне показалось? – звук фабричной трубы. Звук этот рос, усиливался и переходил в мощный рев, от которого дрожали стеклянные стены небоскреба. Этот чудовищный звук как будто разбудил меня. Но откуда он исходил? Я высвободил голову из груды тел и посмотрел вокруг. С нашими врагами творилось что-то невероятное. Их изнеженный слух, привыкший к тишине города-дома, и их слабые нервы не переносили резких звуков. А это был не просто звук, а мощный рев. Среди врагов поднялась настоящая паника. Они метались, словно охваченные пламенем пожара, затыкали уши, прятали головы в груды тел, бесновались, катались по полу… А звук все рос, и уже не только стеклянные стены, но и весь остов грандиозного здания дрожал мелкой дрожью. Даже для меня, привыкшего к реву паровозов и автомобильных рожков, этот звук становился нестерпимым. Однако кто бы ни трубил в необычайную трубу, этот ужасный рев явился нашим спасителем.
Еще минута – и наши враги один за другим как подкошенные попадали на пол. Некоторое время их тела конвульсивно подергивались, потом и эти движения затихали. Неужели звук убил их?
Рев трубы прекратился так же неожиданно, как и начался. Огромный зал представлял собою поле сражения, усеянное трупами людей, на телах которых не было ни единого повреждения, за исключением тех, кто подвернулся под мою тяжелую руку.
Я подбежал к моим друзьям и начал приводить их в чувство. Первым пришел в себя Ли, вслед за ним Смит. Эа лежала в полуобморочном состоянии. Быть может, и ее нервы не выдержали этой звуковой канонады, а может быть, она была измучена боем? Я поднял ее и бережно понес. Перед нами был открытый путь, если не считать массы поверженных, недвижимых тел. Мы пытались обходить их, но у дверей это оказалось невозможным: здесь тела лежали сплошной стеной. И если из поверженных не все были мертвыми, то едва ли кто вернулся к жизни из тех, по чьим телам прошел тяжелой поступью я – человек двадцатого века.
Наконец мы спустились на нижнюю площадь, посреди которой стоял наш корабль. Механик был около него. Он издали приветствовал нас рукой.
– Вы живы? – крикнул он нам. – Признаться, я уже потерял надежду увидеть вас снова.
– Скажите, – обратился я к механику, – не знаете ли вы, кто поднял такой ужасный рев?
– Я поднял, – ответил он улыбаясь. – Что же мне оставалось делать? Сидя внутри нашего корабля, я наблюдал в перископ, что делают враги. Они пытались поднять люк нашего корабля, но это им не удалось. Тогда они принесли машину, при помощи которой хотели расплавить корабль вместе со мной. И я решил отогнать их нашим «громкоговорителем». Кстати, Ли хотел испытать его действие. Ведь это его изобретение.
– Да, – сказал Ли, – «мегафон» – мое изобретение. При помощи особых усилителей я довожу силу звука до таких пределов, что колебания воздушных волн, вызываемые ими, могут убить быка и разрушить стены.
– Настоящая иерихонская труба, – сказал я.
– Такая труба уже была изобретена в ваше время Иерихоном? – заинтересовался Ли.
Очевидно, он не знал легенд далекого прошлого. У меня не было времени рассказывать ему библейскую историю. Эа все еще не приходила в себя, и я начал серьезно беспокоиться за ее жизнь.
– Вот мы сейчас оживим ее, – Ли вынул флакон с жидкостью и поднес к ее носу. Эа открыла глаза и улыбнулась Ли. Я пожалел, что чудодейственная бутылочка не находилась в моих руках. Но Ли как бы угадал мою мысль и сказал Эа:
– Благодарите его – он спас вашу жизнь.
Эа посмотрела на меня и улыбнулась уже мне.
– В конце концов, – скромно отвел я от себя честь спасения девушки, – нас всех спас звук вашего мегафона и механик, который…
– Куда теперь? – спросил механик, перебивая меня. Он тоже отказывался от чести быть спасителем.
– Летим на заводы, где наша помощь необходима, – ответил Смит.
Мы вошли в корабль, механик пустил мотор, Эа уселась у руля управления, и двинулись в путь.
– Хотите посмотреть, как управляется наша машина? – услышал я голос Эа сквозь полуоткрытую дверь кабины.
– Это очень интересно, – ответил я и, пройдя в кабину пилота, сел в мягкое кресло рядом с Эа.
– Управление так несложно, что ребенок мог бы справиться с этой машиной, – сказала Эа. – Вы видите, что, хотя мы плотно забронированы от внешнего мира, весь путь, лежащий впереди нас, с четкостью зеркального отражения обрисовывается на этом стекле. Я вижу весь путь полета. Ножными педалями я регулирую скорость, а рулевым колесом – направление.
Мы очень медленно катились по площади города-дома.
– Вот я пускаю сразу на вторую скорость…
Корабль рванулся вперед.
– И направляю руль сюда…
– Куда же вы?! – вскрикнул я. – Вы направляете прямо на железобетонный остов небоскреба…
Я ждал катастрофы и невольно сжал руку нашего пилота, но Эа только улыбнулась. Острый металлический нос корабля пробил стену огромной толщины с такой легкостью, что я не почувствовал даже толчка, как будто эта стена была сделана из картона. Как мог забыть я, что наш универсальный корабль еще так недавно пробивал толщи горных пород!
Я повернул перископ и начал смотреть на землю. Мы летели невысоко. Расстилавшийся внизу ландшафт был ясно виден. Под нами проходили равнины, извилистые голубые ленты рек. Дорог не было видно, но это не удивило меня. С тех пор как воздух сделался главной дорогой, в земных дорогах не стало нужды. Меня удивило другое. Америка казалась безлюдной, заброшенной землей. Не было видно ни ферм, ни городов. Что бы это могло значить? Я обратился с вопросом к Эа.
– Ферм нет, – ответила она, – потому, что продукты питания добываются не на полях, а в лабораториях, химическим путем. А города?.. Богачи здесь жили в десяти гигантских небоскребах. Рабочие же… но вы увидите, как жили здесь рабочие.
Воздушный корабль поднялся на высоту, перевалил через большой горный кряж, и я увидел огромную долину с необычайно гладкой поверхностью, как будто вся она была асфальтирована.
– Что это, гигантский аэродром? – спросил я.
– Нет, это всего только крыша, одна сплошная крыша над фабрикой, занимающей сто двадцать квадратных километров.
– Вы так осведомлены в американских делах, как будто уже бывали здесь.
– Если бы мы не были осведомлены о многом, то и не победили бы, – ответила девушка. – Это фабрика, но вместе с тем и город рабочих, так как рабочие здесь живут на фабриках. Под этой беспредельной крышей они родятся и умирают, не видя неба над головой.
– Как это ужасно! – сказал я, еще не зная, что это только начало тех ужасов, которые предстояло мне увидеть.
Воздушный корабль снизился прямо на крышу. Мы открыли люк и вышли. Смит нажал ногой черный квадрат на серой крыше. Открылась дверь, ведущая вниз. Мы стали спускаться по узкой лестнице, сразу погрузившись в полумрак.
– Здесь хозяева экономили на всем, даже на свете. Осторожней ступайте.
Небольшая лестница кончилась, и мы оказались на бетонном полу фабрики. Это здание представляло собой, даже по своей конструкции, полный контраст с городом-небоскребом. Если тот строился по вертикали, то фабрика – по горизонтали. Небоскреб был весь залит лучами солнца, здесь же тусклое искусственное освещение наводило тоску. По расположению это здание было похоже на шахматную доску. Широкие, прямые улицы разделяли квадратные кварталы. Улицы были безмолвны. По полу с легким шумом трения двигались только бесконечные ленты, подававшие из квартала в квартал части заготовляемых машин.
– Зайдем в этот цех, – сказал Смит.
Мы вошли в большую полутемную комнату. Недалеко от дверей вращались два стоявшие близко друг к другу колеса, около пяти метров в диаметре каждое. Я подошел к этим колесам и невольно отшатнулся. Между колес прямо на земле сидел какой-то урод. У него, по-видимому, совершенно отсутствовали ноги, так как туловище помещалось в чашеобразном металлическом сосуде. Зато его руки были непомерно велики. Он вращал ими огромные колеса. Это был какой-то придаток машины. К несчастному уроду подошел низкорослый рабочий в замасленном костюме, с масленкой в руке, и влил в рот вертящего колеса уродца какую-то жидкость с таким видом, как будто он смазывал машину.
– Вот и пообедал, – грустно улыбаясь, сказал Смит.
Человек с масленкой ходил около колес, где сидели такие же уродцы, и «смазывал» эти живые машины.
Дальше стояла машина с очень сложным и непонятным мне механизмом. В середине этой машины находилось нечто вроде коробки не больше шестидесяти сантиметров высотой, и в этой коробке бегал карлик, нажимая рычажки… И рядом такая же точно машина, с такой же коробкой и совершенно таким же маленьким человечком!
А еще дальше я увидел отверстие в потолке и чью-то неимоверно длинную и тонкую фигуру; собственно, я увидел только ноги, так как верхняя часть туловища от пояса находилась на втором этаже. Время от времени с автоматичностью машины из отверстия появлялись руки, как длинные рычаги, захватывали подаваемые на транспортере готовые части механизмов и поднимали их на второй этаж.
Это была не фабрика, а какой-то музей уродов. Их вид производил гнетущее впечатление. В их неподвижные, тусклые глаза нельзя было смотреть без содрогания. Я много пережил за время своего необычайного путешествия, но еще никогда мои нервы не были потрясены до такой степени. Мне было необходимо собрать всю силу воли, чтобы не упасть в обморок.
– Нет, это слишком… Уйдем скорее из этого ада, – обратился я к Смиту.
Он тяжело вздохнул.
– Да, видеть это – большое испытание для нервов. Но вы не видели и десятой доли всех ужасов наших фабрик. Это, – Смит показал на уродцев, – безнадежные люди, даже не люди, а живые машины. Они не только не могут освободить себя, но им уже ничем нельзя помочь. Конечно, не все рабочие превращены в такие придатки машин. Это, в сущности, пережитки старины. Много лет тому назад наша медицина сделала большие успехи в изучении действия желез внутренней секреции на развитие человеческого тела и отдельных органов. Хозяева этих фабрик не преминули использовать успехи науки для своих целей. Они заставили ученых путем подбора и воздействия на железы создавать людей, которые являлись бы такой вот составной частью машины.
– И люди соглашались на это?..
– Не люди, а голод… Все делалось «добровольно» за грошовые прибавки, посулы, а изуродованному потомству этих «охотников» ничего больше не оставалось, как продолжить участь отцов или умереть с голоду из-за полной неприспособленности организма делать какую-нибудь иную работу. Это была эпоха «профессиональной приспособленности», доведенной до абсурда.
– Но, в конце концов, разве это могло быть выгоднее простой механизации? Например, этот великан, таскающий руками части машин на второй этаж…
– Идея была не совсем глупой. Люди делались составной частью машин в тех случаях, когда все-таки требовалось регулировать ход трудовых процессов участием сознательной воли. Потом это было оставлено. Но часть производства осталась с людьми-машинами. Они были дешевы и… совершенно безопасны. Если хотите, это и есть символ «идеального рабочего» с точки зрения капиталиста. Согласитесь, что в большей или меньшей степени и в ваше далекое время капиталисты старались «машинизировать» рабочих, прикрепить живых людей к машинам на возможно больший срок, в ущерб физическому и умственному развитию. Здесь в силу сложившихся условий им удалось осуществить этот идеал до конца. Теперь эти несчастные будут вынесены на свежий воздух, увидят голубое небо и свет солнца. Мы сделаем все возможное, чтобы облегчить им жизнь.
Я вздохнул с облегчением, когда увидел наконец подошедшего к Смиту рабочего, который казался нормально развитым и здоровым, если не считать бледного цвета лица от постоянного пребывания в закрытом помещении.
Смит начал о чем-то разговаривать с рабочим, а мы с Ли и Эа поспешили покинуть эту могилу с заживо погребенными.
Я вышел на поверхность и с облегчением вдохнул свежий воздух.
В этот момент раздался удар грома. Шаровидная молния, такая же, какую я видел на солнечной станции, упала на крышу, с грохотом обрушив часть ее. Еще несколько молний упало вокруг нас.
– Разрядник! – услышал я голос Смита.
Молнии прекратились. Но в наступившей тишине я вдруг услышал громкий голос, как будто исходящий с неба:
– Привет от Клайнса!
На крышу выбежал Смит.
– Проклятье! – кричал он. – Клайнсу удалось бежать!.. Эти беглецы, прежде чем погибнуть, могут наделать нам немало бед…
А Ли, открыв люк нашего корабля, спрашивал механика:
– Вы не отметили направления радиоволны?
– Есть, – ответил он.
– Тогда летим скорее!..
