Руслан Белов
Сердце Дьявола 2
3. Боливар не вынесет двоих… – В лаве. – Без "трешки" не обойтись. – Крысы бегут в небо.
Мы не стали испытывать судьбы и спешно покинули погреб. Выбравшись из-под постамента, разломали его вместе с гробом и мумией Худосокова, покидали все в люк, задраили винтами крышку. Отряхнув пыль с рук, направились в столовую снимать стресс.
Выпив рюмку водки, я задумался. Взгляд мой блуждал по лицам друзей и копов: "Ольга, две Софии, Николай Второй… И еще полный стеллаж Ольг, Софий, Борисов и Черновых… Сердцем чувствую – надо уходить отсюда… Боливар не вынесет двоих, а нас тут по пять штук каждого…
По глазам своих товарищей я видел, что думают они о том же. А вот копов, судя по их виду, ничего не тревожило.
Ольга поглаживала мое бедро. В ее лучащихся глазах светилось желание как можно скорее остаться со мной наедине.
Николай Второй самозабвенно закусывал, время от времени по-хозяйски поглядывая на бездыханную Софию Третью, лежавшую на диване.
Вероника Вторая не ела, не пила, она – загадочность напополам с нежностью – ласкала Бориса взглядом.
Пропустив еще по рюмке, мы уединились в комнате отдыха. Баламут, естественно, прихватил с собой бутылку водки и рюмки, а я – миску квашеной капусты.
– Может быть, пора кормить верблюдов? То есть сматываться отсюда подобру-поздорову? – спросил я, поставив миску на журнальный столик и усевшись на диван.
– Без женщин? – спросил Бельмондо, опустившись в кресло.
– Женщин возьмем! – сев рядом со мной решительно сказал Баламут. – Как без них?
– А Николая Второго оставим? – рассматривая ногти, покачал Борис головой. – Представляешь, что он тут может натворить? Напьется, как Баламут, и запустит биокомпьютер с помощью копов…
В это время случилось необычайное: из-под журнального столика показался… язык раскаленной лавы… Спустя минуту пузырящийся и дымящийся оранжевый поток приблизился к нашим с Баламутом ногам. Мы подняли их, не сводя зачарованных глаз с ног Бельмондо – они были в лаве, но Борис никак не реагировал.
– Ты посмотри, в чем твои ноги! – выдавил, наконец, я.
Борис заглянул под стол и, побелев от испуга, вскинул ноги на диван.
– Ни фига себе! – сказал он, разглядывая свои совершенно целые кроссовки. – Опять глюки! Что ты поделаешь…
– Лава, текучая, базальтовая… Один к одному, – констатировал я, погрузив правую ногу в поток.
Бельмондо осмелел, видя, что я не вою от боли, встал, подошел к двери, выглянул в столовую и увидел лаву и в ней. Копы мирно беседовали, не обращая внимания ни на него, ни на быстро распространявшийся оранжевый поток. Вернувшись к столу, Борис не придумал ничего лучшего, как наполнить наши рюмки. Мы выпили, не чокнувшись.
Когда я потянулся за капустой, сквозь потолок посыпались темно-красные брызги и черные вулканические бомбы. Это была впечатляющая картина – некоторые из брызг и бомб прошивали нас насквозь. Одна из бомб пролетела сквозь бутылку. Коля импульсивно бросил к ней правую руку, схватил за горлышко и, увидев, что она невредима, нервно засмеялся. Отсмеявшись, предложил не испытывать судьбы и немедленно допить ее содержимое.
Прием третьей дозы улучшил настроение Николая, и он воскликнул, оглядывая комнату:
– Интересные шляпки носила буржуазия! – Сдается мне, что все эти чудеса связаны со сверхглубинной зоной проницаемости имени гражданина Худосокова… И это меня волнует.
– Меня это тоже волнует… – задумчиво протянул Бельмондо. – И потому я предлагаю…
– Наладить "трешку", – закончил за него Баламут.
– Верно, – покивал Борис. – Пусть разбирается. И еще пару зайцев можно убить…
– Ты… ты предлагаешь запихать в нее… Николая Второго? – догадался я.
– И ему подобных, – хмыкнул Баламут.
– А не жалко тебе их? – спросил я, представив себя, сидящим с тором на голове.
– Жалко у пчелки, – твердо ответил Баламут. – Вот появится у тебя двойник, тогда поймешь, каково рядом с самим собой жить и знать, что он все о тебе до последней закорючки знает… Все мысли читает. Блин, как перед богом себя чувствуешь… А свои мысли маскирует, гад, думает в сторону. Не-е-ет, в "трешку" его и чем быстрее, тем лучше…
– А его Софию? – усмехаясь, спросил я. – Тоже туда же?
– И Софию тоже. Мне одной по самую крышку хватит.
– Еще четверых надо… – проговорил я, думая о предстоящей ночи с Ольгой. Звонкий ее смех раздавался из столовой, и я понимал, что смеется она для меня.
– Смотаемся в погреб и мобилизуем тех, которые проснулись… Твою мать!
Последним выражением Баламута охарактеризовал странные изменения, произошедшие в окружающем пространстве. Неожиданно все мы оказались в толпе, вернее, в стае бегущих существ высотой около двух с половиной метров, весьма похожих на гигантских прямоходящих крыс. Но удивительным было не это, удивительным было то, что эти крысы бежали сквозь нас и бежали по вертикали, то есть снизу вверх!
Никто из нас не мог вымолвить и слова. Одеревенев, мы разглядывали короткую шерсть, покрывавшую крыс, их напряженные уши, выпученные от страха глазки.
– Похоже, крысы покинули Землю… – пробормотал Бельмондо, когда в потолке исчез хвост последней твари. – Надо с утра запускать "трешку"…
* * *
Трахтенн вон Сер был расстроен. Приборы показывали, что генерация Вселенной-4 началась раньше расчетного времени. И началась не с одной, а с многих точек, существенно отстоящих друг от друга, как по расстоянию, так и во времени… Это значило, что наряду с начальными порциями вещества новой Вселенной могут возникнуть и какие-то отдельные ее сквозные цивилизации, в том числе, и способные понять происходящее и защитить себя от действий жителей Вселенной-3. Защитить, уничтожив его космическую торпеду. Об этой возможности Трахтенна предупреждали ученые…
4. Пятна, каверны и дырки. – Когда топор был найден и проверен на остроту…
Утром почему-то подавали суп. Черепаховый, очень вкусный. Я думал, не заказать ли мне вторую порцию, когда Николай, сидевший напротив, чертыхнулся. Посмотрев на него, я увидел, что он недоуменно разглядывает скатерть под своей тарелкой.
– Протекает… – сказал он, наконец, сам себе. – Только что была нормальной, а теперь протекает.
Я встал, подошел к нему, взял тарелку в руки и, вылив остатки супа в свою, осмотрел. И увидел на дне маленькую, с маковое зернышко, дырочку. Она расширялась, медленно, но расширялась.
И это было не все – вся тарелка было покрыта едва заметными коричневыми пятнышками, медленно превращавшимися в каверны…
– Мы влипли! Это какая-то зараза! – увидев, что я ошеломлен увиденным, почернел Баламут.
– Боишься, что и в бутылках появятся дырки? – пытался шутить я.
– Дурак! – возмутился Коля. – Все рассыплется, все. И пещера эта, и бутылки, и… и Земля!
– Наверное так… – вздохнул вдруг Николай Второй, доселе тихо сидевший на своем месте. – Хотите, я вам кое-что покажу?
– Что ты нам покажешь? – вперил я в него насторожившиеся глаза.
– Иди, посмотри на мою руку…
Я, стараясь выглядеть невозмутимым, подошел к копу и вперил глаза в его ладонь.
На ней хорошо различались десятки алых каверн. Некоторые из них были размером в два-три миллиметра. И они расширялись, очень медленно, но расширялись.
В порыве брезгливости, я отбросил руку и, отирая ладони о бедра, пошел к своему стулу. Усевшись, посмотрел на тарелку Баламута.
В ней уже зияло три дырки.
* * *
Спустя пятнадцать минут нам было известно, что каверны покрывают также потолок, стулья, столовые приборы и правую руку не очнувшейся еще Софии. Той, которую принес Баламут Второй. Подумав, мы решили, что источником заразы является именно он. Спас его от заточения в Погребе Бельмондо, принесший из кладовки ящик шампанского, все бутылки в котором по понятной причине были пустыми или полупустыми…
Этот ящик сделал нас неврастениками. Мы стали избегать друг друга, старались ни к чему не прикасаться, не ели, не пили. Через некоторое время Баламут Второй ополоумел и решил отрубить себе руку – одна из каверн на тыльной стороне его ладони добралась до кости. Но, когда топор был найден, наточен и проверен на остроту, каверна перестала увеличиваться в размерах и на глазах затянулась…
* * *
Трахтенн Вон Сер, весь синий от переживаний, пришел на командный пункт, чтобы посмотреть с тоски на мерцающие звезды. Однако взгляд его приковал дисплей, показывавший состояние Синии: вон Сер увидел, что процессы генерации Вселенной-4 прекратились.
"Как здорово", – порадовался Трахтенн и, улегшись на спину, принялся соображать, как ему отметить это событие. И, в конце концов, решил не оригинальничать, а просто выпить еще. Выпив пол-литра, пошел в свою каюту, улегся на кровать и отдался тяжелому наслаждению. Как только в его глазах сине-розовые разводы сменились малиновыми, заныла сирена общей тревоги.
"На борту появился чужой…" – лениво подумал Трахтенн и, не открывая глаз, пошарил активным перлом сенсорной кручмы по пульту управления, нашел соображало и вставил его в заднюю (бордовую) кручму. И, продолжая наслаждаться (малиновые разводы трансформировались в пьянящие звездочки третьей величины), неспешно переварил информацию, переданную соображалом с бортового Мыслителя. Получалась, что в тысяча сто тридцать третьем отсеке с ПВВВ появился фрагмент Вселенной-4, проявляющий активность и после прекращения деструктивных процессов в ядре Синии. "Аг… Ак?.." – только и смог подумать на это Трахтенн. "Нет, активность не агрессивная" – ответил сообразительный Мыслитель.
Компьютер еще что-то сказал, но Трахтенн уже не слушал: выжав соображало и повысив давление в системе со струнным замедлителем, он отключился.
* * *
Надо сказать, что Трахтенн вовсе не был токсикоманом, по крайней мере, по мариинским меркам. Мариинская цивилизация с незапамятных времен основное внимание уделяла всестороннему развитию индустрии всевозможных удовольствий. Еще тысячу торгов назад все ксеноты по генетической склонности к тому или иному образу жизни были разделены точными научными методами на шесть групп. И с тех пор около десяти процентов ксенотов – природных наркоманов – с момента рождения, вернее, с момента определения природных склонностей, помещалось в так называемые кадушки – специальные высокотехнологичные емкости, в которые в определенной последовательности подавались совершенно безвредные и индивидуально подобранные наркотические вещества.
Другие десять процентов новорожденных (с ярко выраженной склонностью к насилию) после достижения ими семи торгов наделялись титулом "хор" и отправлялись на планету Уруш, лишенную собственной фауны и флоры, и вообще всего того, чего мариянам было бы жалко потерять или испортить.
Такой высылкой мириинская цивилизация решала три проблемы. Во-первых, она освобождала себя от прирожденных убийц и насильников; во вторых, оттачивала хирургию и трансплантантологию (на Уруше воевали постоянно, и хирургия развивались на нем стремительно); а в-третьих, в ее распоряжении всегда было несколько миллионов прекрасных и на все готовых солдат.
Третья часть населения Мария, самая большая и самая в психическом отношении здоровая (около 50 %), носила титул "вон", который давал им право получать удовольствия самостоятельно и в широком их спектре. Эти удовольствия включали всевозможные и хорошо организованные приключения разной степени опасности, секс, туризм, в том числе, как вы уже знаете, и секс-туризм, потребление произведений всевозможных искусств, в том числе и кулинарных, разнообразная и безвредная интоксикация, спорт, политика и так далее.
Четвертую часть населения (около десяти процентов) можно было бы назвать отбросами общества, если бы не ее огромный творческий потенциал. Ее составляли психопаты и неврастеники всех мастей. Эти десять процентов носили титул "сай" и жили в концентрационных лагерях со всеми удобствами; в них они безвредно для общества могли сублимировать свои душевные заболевания в открытия, изобретения, инженерные разработки и произведения искусства.
Пятую часть населения Марии (тоже десять процентов) составляли трудоголики. Они не имели титула и работали с утра до вечера, обеспечивая всем необходимым все остальное население.
Шестую часть мариян составляли ксеноты, уставшие от существования. Они скапливались на Затаенном острове и ждали там момента, наиболее подходящего для осознанного расставания с жизнью.
Как вы уже, наверное, догадались, Трахтенн вон Сер принадлежал к самой большой группе мариинского населения, то есть к нормальным ксенотам, которые с самого рождения беспрестанно предавались удовольствиям. Выйдя из анабиоза (анатексиса) на заключительном отрезке полета, он оказался в непривычной обстановке, в которой невозможно было получать привычные с детства удовольствия; он оказался в атмосфере, в которой витало такое непривычное для "вонов" слово "надо", в которой витали страхи, сомнения и прочие стрессы. И, конечно же, он пытался избежать их. С помощью интоксикации и релаксатора.
Вы можете спросить, почему руководителем жизненно важной миссии мариинские Управители поставили нормального ксенота? Ведь были же полковники с Уруша, гениальные маньяки из концентрационных лагерей, неусыпные трудоголики, наконец? Да не могли они назначить никого из перечисленных групп ксенотов! Потому что закон № 173 Мариинской цивилизации гласит: Руководителями ксенотов, так же, как и исполнителями ответственных заданий могут быть только "воны". То есть нормальные ксеноты.
5. Копы не против. – "Трешка" в действии. – Компот из селедки. – Дело дохлое?
Баламут, обрадованный прекращением кавернообразования, сходил за шампанским (не все бутылки оказались попорченными) и мы сели отходить от стресса. Но веселья не получилось – мысли о том, что вот-вот начнется какая-нибудь маленькая или большая крупная неприятность не давала нам покоя.
С таким настроением лезть в "трешку" самим не хотелось и мы уговорили веселенького уже Баламута Второго послужить пару дней главной составляющей компьютера. Так быстро уговорили, что мне эта сговорчивость показалось странной. Но подозрения жили в наших сердцах недолго, а именно до тоста в честь мужественного добровольца. Опорожнив фужер, доброволец развеселился и предложил немедленно идти в погреб:
– Приоткроем люк, – сказал он, – и первым пятерым моим собратьям, желающим подышать свежим воздухом, предложим лезть в компьютер вместе со мной.
* * *
…Так получилось, что первыми в наши сети попали копы всех нас, то есть Софии, Вероники, Ольги, Бельмондо и мой. Шестым хотел выскочить Николай Третий, но мы его не пустили А отловленных и в общем-то не сопротивлявшихся копов, усыпили эфиром, найденным в медпункте, перетащили в комнату "трешки" и прикрепили с помощью белохалатников к креслам и датчикам. Когда копы опамятовались, надели им на головы тор и напустили в него голубой эссенции.
И "трешка" заработала. К нашему, надо сказать, несказанному удивлению – в душе никто не верил, что у нас с ней что-нибудь получится. "Все великое просто" – думал я, набивая биокомпьютеру первый вопрос: "Что происходит?"
Ответила "трешка" немедленно:
– Что происходит, что происходит, – услышали мы с потолочного динамика ее уверенный голос. – Да сейчас вокруг вас происходит миллион процессов. Колиньке Баламуту, к примеру, я посоветовал бы немедленно заняться Софией, ибо через два часа тридцать семь минут она поплывет в ежемесячный отпуск. А ты, Черный, вообще охамел… Какого черта ты Оленьку в сердце свое не впускаешь? Она же на пятьдесят два с половиной процента лучше той самки, которая лежит сейчас с первым советником шведского посольства на диване в отдельном кабинете модного московского ресторана "Пушкин"… А ты, Бельмондо? Столько женщин познал, а как был дураком, так и остался – два года с Вероникой живешь, а не доставил себе труда понять, что оргазм у нее клиторный… Кстати, хотите анекдот на эту тему? Однажды послал бог мужику бутылку шампанского, а жена его была против этого дела, хоть плачь. Так мужик придумал: Приду домой, спрячу бутылку в сливной бачок, а когда заснет – выпью. Так и сделал. Легли они спать, жена с краю, он у стенки, а в соседней комнате – Вовочка. Выждал мужик минут пятнадцать и полез через жену к сливному бачку. А она тык ему локтем в живот: Подожди, Вовочка еще не спит. Выждал мужик еще пятнадцать минут. И опять в живот получил. Наконец, добрался он до бачка, стал бутылку открывать, а она возьми и стрельни! А Вовочка кричит матери из своей комнаты: Ну что, довыпендривалась? Папка в туалете застрелился!
– Ну и хам же ты, "трешка", – покачал я головой. Анекдот вне всякого сомнения перешел в биомашину от Чернова-2. А к нему от меня.
– Неправда твоя, начальник! – возразила "трешка". – Я не хам, я – все вы вместе взятые. И потому я даже не мужчина и не женщина, я не голубой и не зеленый, я не мальчик и не муж, я – все вы! Посмотрите на себя со стороны и содрогнитесь, встретившись глазами с ничтожными обывателями! Чем вы занимаетесь? О чем вы думаете? Вы пьете и трахаетесь, трахаетесь и пьете… И думаете только об этом…
– Ты нам мораль не читай, – рассердился я. – Мы тебя не затем собрали. У нас тут черт те что творится, а ты турусы на колесах разводишь. – Ты лучше скажи, что это за странные дырки появляются на тарелках и прочих местах?
– Да… – вздохнула "трешка". – Это вопрос серьезный и как-то связанный с появлением копов… Знаете что, суньте-ка тарелку в анализатор, он стоит в комнате номер четыреста четыре…
Когда просьба "трешки" была выполнена, она надолго замолчала. А это означало, что дело наше плохо.
6. Всех по паре. – Двенадцать против шестерых.
Поговорив с полчаса на диване, София с Вероникой пошли прогуляться. А мы развалились на креслах в кают-компании и принялись ждать "аудиенции" с "трешкой". Когда я раздавливал в пепельнице четвертую сигарету, София с Вероникой вернулись, сопровождаемые дюжиной враждебно настроенных копов. В их толпе всех нас было по паре – двое "черных", двое "баламутов", два "бельмондо" и так далее.
…Сначала нам пришлось драться каждому со своими копами, но скоро нападавшим это перестало нравиться. И все из-за того, что я, например, легко избегал ударов совершенно аналогичных мне Черновых – может быть, из-за того, что арсенал приемов нападения и обороны у них был тот же, что и у меня. А может быть, просто реакция у них, недавно появившихся на свет, была похуже. В общем, минуты через три безрезультатной и явно бесперспективной битвы все мы – и нападавшие, и обороняющиеся – на секунду приостыли. Но только на секунду – по крайней мере, я услышал только два удара своего сердца. Когда третий только назревал, копы, как по команде, сменили соперников и передо мной оказались две недобро улыбающихся "бельмондо".
Зря они теряли время на недобрые улыбки. Зная, где у Бельмондо, любителя женщин, самое святое место, я короткими расчетливыми ударами ног вывел их из строя и тут же бросился на помощь настоящему Бельмондо, только что получившему от одного из копов Баламута очень неприятный, по-видимому, удар в солнечное сплетение. Оригинал Баламута всерьез дрался с двумя "ольгами", вооружившимися ножками разломанных дубовых стульев. Получив несколько ударов по голове (я, пожалуй, от них свалился бы) он прояснел мозгами и поспешил вооружиться огнетушителем, висевшим на стене. И две "ольги" тотчас покрылись облаком белоснежной пены, из которой, впрочем, продолжали вырываться их кулачки.
В самом начале драки я опасался, что присоединившиеся к нам девушки перейдут на сторону своих бывших "сестер". Но, к счастью, этого не произошло – они мужественно приняли бой на нашей стороне. Ольга-2 легко связала малохольных Вероник неизвестно откуда взявшимися у нее колготами и тотчас же принялась помогать Веронике из своей команды, которую и видно-то не было под телами мутузящих ее "софий". А наша София схватились не на жизнь, а на смерть с "черновыми". И успешно им сопротивлялись, видимо, из-за того, что оригинал Чернова хоть и любил Ольгу, но к златокудрой Софии был неравнодушен. И это отношение, естественно, наследовалось его копами.
Завершающие минуты битвы прошли с переменным успехом, но с заметной тенденцией к полной и безоговорочной победе превосходящей по численности стороны. Так оно и случилось. Нас одного за другим скрутили и привязали к колоннам, удерживавшим своды кают-компании.
Как только дело было сделано, копы собрались в кружок и после короткого обмена мнениями решили нас… повесить. Однако когда веревки были найдены и проверены на прочность, обнаружилось, что прикреплять их не к чему – на сводах кают-компании не было ни люстр, ни крюков. Тогда один из "черновых" предложил вместо повешения просто освежевать нас, как баранов. Остальные копы согласились, и один из "бельмондо" пошел на кухню за разделочными ножами…
Сначала мне показалось, что они просто не в состоянии нас убить. Ко мне подходили "ольга", "баламут", "чернов", но ни один из них не смог ни вогнать нож в мое сердце, ни перерезать горло. Что-то было такое в их глазах. Жалость? Беспомощность? Или просто сказывалось отсутствие мясницкой квалификации?
Когда они один за другим захохотали, мы озадачились. А когда нас развязали и повели к накрытому столу, мы поняли, что над нами просто шутили…
* * *
Места за обеденным столом хватило всем участникам так благополучно закончившейся драки. А шампанского в подвалах Худосокова было достаточно. "Трешка" по-прежнему думала, но мы уже не беспокоились о будущем, ибо в тот момент всех нас интересовало лишь ближайшее будущее в объятиях наших подруг. Уже в конце вечера, когда мне стало совсем уж хорошо, я спросил своего копа, сидевшего рядом:
– А с чего это вдруг вы на нас набросились?
– Послал кто-то… Мы уже от голодухи хотели в колодец лезть, как в мозгах зашевелилось: "А сможете вы, малохольные, с ними шутку сыграть?"
– А как вы вылезли? Мы ведь завалили выход из Погреба? И люк был завинчен?
– София Вторая его развинтила, – ответил мой коп, как-то странно вставая. Я изумленно обернулся и увидел, что стащила его с места одна из "ольг", стащила, потянув за ухо. Так они и ушли.
* * *
Когда вон Сер очнулся весь в разводах и версовых полосах, до Синии оставалось лететь около 15 грегов. Струнного замедлителя в системе уже не было, на экране дисплея по-прежнему горело сообщение о наличии в тысяча сто третьем отсеке с ПВВВ фрагмента Вселенной-4. Трахтенну ничего не оставалось делать, как переместить туда свое значительно обезвоженное тело. Проползая мимо релаксатора, он старался на него не смотреть. До третьего отсека было около сорока мариинских стадий, и к концу своего вынужденного путешествия Трахтенн чувствовал себя значительно лучше.
…Инородное тело представляло собой овалоид диаметром в полкратца, изготовленный из серебристого металла большой прочности. Частью оно сидело в штабеле ПВВВ, так, как мизим сидит в булкане – ящики с взрывчаткой, прилегающие к овалоиду были просто-напросто срезаны его поверхностью. Штабель располагался у самого борта корабля и вон Сер подумал, что если длина овалоида превышают полтора кратца, то этот фрагмент Вселенной-4, пожалуй, повредил и внешний корпус его космической торпеды. Живо разобрав ящики (ПВВВ обладает низкой детонационной способностью), Трахтенн увидел, что овалоид и в самом деле сидит в борту корабля…
