Барталомей Соло
013
– Да что ты такой смурый? – догнал его парень. – Сколько не вижу тебя, вот-вот разрыдаешься.
– Отвяжись, – рявкнул Аркистон, ускоряя шаг, но малый прилип, будто репейник.
– Да постой ты! – крикнул он. – Я видел тот слиток у тебя.
Аркистон остановился будто вкопанный. Дурак. Ну, на хрена, спрашивается, ты его доставал? Дуралей, что тут скажешь?
– А где твой напарник? – подбежав, спросил Дэйк. – Вы же все время вместе ходите? Не разлей вода прям.
К щекам прилила краска. Рука в куртке нащупала кастет.
– Не горячись, парень, – проговорил Дэйк и достал из кармана небольшой револьвер. – Завалил своего Барри, как пить дать. Золото не поделили, значит. Вот ты и попался, друг. Давай как сюда свой улов и проваливай подобру-поздорову.
«Ну уж нет, – стиснув зубы, подумал Аркистон. – Лучше умереть, да и кишка тонка у этого сопляка». Он кинулся на Дэйка, прыгнув будто хищник на свою добычу. Прозвучал выстрел, и Аркистон вздрогнул. Обессиленный, он рухнул на грязную землю, а из-за пазухи вывалился тот самый слиток.
Паренек был бледен. Он в нерешительности оглядел раскинувшуюся перед его взором картину, затем убрал револьвер и поднял слиток.
Кровь заливала землю, хрипящий Аркистон попытался встать, но сил на это не было. В глазах потемнело, и резкая боль пронзила его в районе живота. Последнее, что он видел, – это фигура удаляющегося парня, который оглядывался по сторонам и спешно уходил на восток.
Солнечное утро в гробу
Она была с ним кроткой и ласковой, даже теперь, когда их положение уж никак не назовешь равноправным. Он никогда не боялся ее, напротив, всячески старался показать, что чувствует себя с ней на одной волне. Но теперь темнота как будто бы мстила ему. Теперь она стала его злейшим врагом, его кошмаром наяву, ведь ничего вокруг, кроме беспросветной тьмы, не было. Тьмы, такой ласковой, но уж слишком коварной. Он прислушался, но ничего не услышал, как будто слух и тот предал его. Пощупал себя – все на месте: и нос, и глаза, и конечности даже вроде бы целы, ничего не болит. Хотя нет. Болит голова и как-то странно пульсирует что-то внутри, как будто мозг хочет вырваться наружу. Немного подумав, он попытался встать, но тут же ударился головой обо что-то твердое. Вспомнил, что уже проделывал это два или три раза и каждый раз отключался от полученной встряски. Собрался с мыслями, попытался успокоиться, хотя воздуха почти не оставалось и дышать теперь было весьма затруднительно. Вспомнил последний день. Он и два его друга – Ваня и Игнат – затеяли какую-то очередную нелепую авантюру, привычную для их круга общения.
– Чтоб вас черт побрал! – чертыхнулся он, испугавшись собственного голоса. В этой тишине он звучал особенно громко.
Трое русских в Гарварде. «Сумасшедшая троица» – так их прозвали однокурсники. Отец каждого богаче предыдущего. У Ваньки папаша в нефтяном бизнесе, Игнатов – тот в банковской сфере, а его самого – крупный чиновник федерального уровня. И как их свела судьба в одном месте? В Гарварде любили богатеньких сынков, и поэтому сумасшедшей троице прощалось все. Когда в прошлом году они подожгли один из исследовательских кампусов, никого даже не отчислили. Валерий Петрович прилетел лично и отстроил пятиэтажное здание заново. Пару месяцев назад у них был спор – нюхали кокаин прямо на одной из лекций выдающегося профессора из Германии. И это сошло с рук – профессор опубликовал статью в Times, но студенты успешно перешли на следующий курс. И вот теперь очередной спор. Куда более авантюрный.
Ночью троица выкопала яму на заднем дворе общежития, неподалеку от озера. Участь быть похороненным заживо выпала ему, и он, конечно же, согласился. Привезли дорогой дубовый гроб, положили его туда и закопали. Три отверстия для воздуха сделали в самый последний момент, Игнат подсказал. Пролежать в гробу двадцать четыре часа – плевая задача, особенно для него, самого отмороженного из всех.
Сколько времени прошло теперь? Должно быть, оставалось совсем немного до того, как его откопают. В пять утра он слышал, как земля падает на гроб под хохот его товарищей. Только они трое знали об этой безумной идее. Только эти трое на всем белом свете.
Голова по-прежнему трещала и шла кругом. Похоже, трех дырочек в крышке гроба действительно было мало. Или же эти два оболтуса насыпали сверху слишком много земли…
Через пару часов его обуяла паника. Он говорил себе, что нужно лишь подождать, говорил вслух, рассуждая то на русском языке, то на английском. Ни часов, ни телефона по условиям спора с ним не было, но он уже начинал считать секунды. «Раз, два, три», – отбивал он такт в голове, но смеха друзей и шороха земли почему-то все еще не было. Когда он почувствовал голод и жажду, пришел настоящий страх. Сколько он здесь лежит? Сколько, черт возьми, времени он провел в этом гробу?
