Барбара Уоллес
Самые счастливые времена
Глава 2
На следующее утро Пайпер позвонила Мари Руж-Монпелье. К ее удивлению, пожилая дама выказала огромное желание увидеться, и особенно настаивала после того, как услышала упоминание о работах своего брата. Она пригласила Пайпер прийти после ланча. Это означало, что придется пропустить занятия, и это даже немного радовало. Выходной будет сейчас очень кстати, поможет прийти в себя.
Мари, как оказалось, проживала в одной из башен в районе Ла-Дефанс – деловом квартале в ближайшем пригороде, добраться до которого было проще, чем она ожидала.
Не желая являться раньше времени, Пайпер решила осмотреть окрестности. Ее внимание привлекла Большая Арка, задуманная архитектором как вариант знаменитой Триумфальной арки двадцатого века. В такой прекрасный летний день, когда погода была не слишком жаркой и не слишком прохладной, так приятно прогуляться по улицам. Начался обеденный перерыв, и кафе и рестораны стали заполняться людьми. Туристы предпочли различным заведениям лужайки парка неподалеку. Проходя мимо, Пайпер наблюдала за тем, как весело они смеются и обсуждают увиденное. Может, Фредерик имел в виду именно это, когда советовал посмотреть в городе все, что только возможно?
Мысли о хозяине выбили ее из равновесия. Когда она проснулась утром, его уже не было дома. Это ее не особенно удивило, поскольку так бывало большую часть дня, но она надеялась, что после вчерашнего вечера что-то может измениться. Перед глазами стоял его образ у окна, сердце сжималось от сочувствия его одиночеству. Фредерик был глубоко погружен в свои мысли, и от этого казался далеким и непонятным ей.
То, чем она сейчас занималась, можно выразить одним словом – прожекты. Или двумя – пустые мечты. В любом случае, ей необходимо остановиться. Ее постоянно плохое настроение не означает, что босс пребывает в таком же состоянии.
Неожиданно разболелись ноги, протестуя против открытых туфелек, надетых после нескольких месяцев ношения ботинок. Пайпер огляделась, выбирая кафе, где можно было бы передохнуть, и заметила на углу много свободных столиков под бордовыми с белым тентами. Устроившись в одном из кресел из ротанга, она достала мобильный телефон, когда услышала знакомый голос, заказывающий чашку эспрессо.
Она повернулась. Даже в очках-авиаторах, закрывающих половину лица, она узнала Фредерика.
Он был один. По крайней мере, кресло напротив не было занято, а вытянутые ноги, загораживающие к нему проход, наводили на мысль, что он никого не ждет. Она оглядела его длинные ноги, отмечая, как узкие брюки подчеркивают развитые мышцы, и подумала, что сегодня он, похоже, в более приподнятом настроении.
Должно быть, чувствовать себя уверенно намного приятнее, чем постоянно стараться казаться таковым. И конечно, здорово быть таким красавцем. Пейшенс любила повторять, что красивым быть совсем не обязательно, поскольку красота быстро уходит. Пайпер не знала, согласна ли она с сестрой. Ведь ее никто не считал красивой. Ребята в школе посмеивались над тем, чем занимается ее сестра, хотя в глазах у них при этом вспыхивал огонь. На нее саму так никто никогда не смотрел.
Внезапно, будто почувствовав ее взгляд, Фредерик повернулся в ее сторону. Пайпер подумала, что будет лучше сделать вид, что она его не заметила, но вместо этого почему-то махнула рукой. Он никак ей не ответил. Пайпер уже была готова обидеться, но вовремя поняла, что находится вне поля его зрения. Пригладив юбку, она встала и подошла к столику.
– Бонжур, месье, – произнесла она с улыбкой.
Приветствие, произнесенное с американским акцентом, заставило Фредерика вынырнуть из своих мыслей. На данный момент он был знаком лишь с одним человеком, который так говорил. Несколько раз моргнув, он уловил вихрь желтого и красного на краю картинки. Подняв голову, он увидел знакомое лицо брюнетки.
– Пайпер? Как вы здесь оказались?
– Я сидела через два столика. Помахала, но вы не обратили внимания.
Не стоит забывать о вежливости. Они оба понимают, он не ответил, потому что она сидела не с той стороны.
– Задумался, – поспешил ответить Фредерик, поддерживая ее игру.
– Я вам не помешала?
– Нисколько. Пытаюсь убить время после рано закончившейся встречи. – Еще одного бессмысленного визита к офтальмологу. Он раз в несколько месяцев приходил к врачу лишь для того, чтобы услышать, что зрение его не стало лучше. – А вы?
– Вообще-то пытаюсь убить время перед встречей, – улыбнулась она.
Фредерик неожиданно для себя понял, что ему приятно видеть Пайпер. В доме она всегда носила пиджак кулинарной школы или строгую форму, которая была полной противоположностью той, о которой мечтала бы любая горничная-француженка. А это платье… Яркие цвета определенно ей идут. Кроме того, он мог любоваться ее открытыми плечами, что раньше было невозможно.
– Встречаетесь с другом? – спросил он. Предстоящее свидание объясняло такой наряд. Ему внезапно стало любопытно, с кем она проводит время. Ведь о ее личной жизни ему было известно только то, что вчера вечером она из-за кого-то плакала. Странно, что такая привлекательная американка – а она была, несомненно, очень привлекательной – проводит все вечера в Париже в одиночестве.
– У меня встреча в Роуз-д'Армс неподалеку, – произнесла Пайпер. – Это дом для престарелых недалеко отсюда.
– Хотите подобрать себе суррогатную бабушку?
– Нет, – со смехом ответила она. Надо заметить, смех у нее заразительный и веселый. Похож на перезвон колокольчиков. – Это по просьбе сестры.
– Что у вашей сестры может быть общего с домом для престарелых?
– Долгая история. Не хочу утомлять вас подробностями. Я подошла просто поздороваться. Не буду мешать вам заниматься тем, чем…
– Прошу вас, останьтесь. Будем убивать время вместе.
– Вы уверены, что я не помешаю?
Она выглядела смущенной, и ее не за что винить. Все восемь месяцев они почти не разговаривали, а тут третий раз за два дня.
– Я бы не предложил, будь это так. Какой смысл нам двоим сидеть за соседними столиками? Кроме того, вы меня заинтриговали.
В этом кафе, как и во всех прочих на площади, столики стояли рядом, а не напротив друг друга, чтобы посетители могли насладиться прекрасным видом. Пайпер села, и Фредерика обдало ароматом ванили и пряностей, от которого рот наполнился слюной.
– Вы сегодня что-то пекли?
– Нет, – пожала плечом девушка. – А в чем дело?
– Все в порядке. – Он не ожидал, что от человека может исходить такой восхитительный аромат. – Теперь рассказывайте свою длинную историю.
Пайпер глубоко вздохнула и начала:
– Хозяйка моей сестры, Анна, в семидесятых жила в Париже с художником и часто позировала ему. Ее внучатый племянник, Стюарт, хотел сделать ей сюрприз ко дню рождения и преподнести картину. Поэтому Пейшенс попросила меня встретиться с сестрой художника и выяснить, не сохранилась ли какая-нибудь работа.
– Полагаю, ваша сестра могла бы найти более простой способ. Если художник известный…
– Вот тут начинаются сложности.
Пайпер отвлеклась и сделала заказ официантке, принесшей его кофе.
– Сложности, вы сказали.
– Художник давно умер. Если верить Анне, он был сравним по таланту с Пикассо. Теодор Даченко купил…
– Простите. – Фредерик вынужден был ее перебить. – Вы сказали, Теодор Даченко?
– Именно, – кивнула Пайпер. – Моя сестра Пейшенс работает у Анны Даченко, его сестры.
Невероятно. Коллекция серебряных изделий Даченко было известна во всем мире. Фредерик лично знал людей, которые мечтали получить экземпляр из коллекции этого русского. Что же касается Теодора, он считался одним из самых безжалостных олигархов двадцатого века.
– Вы хотите сказать, что пытаетесь заполучить портрет Анны Даченко?
– Это не совсем портрет. Она позировала обнаженной. Найджел много писал, кроме того, работы были весьма… откровенные и…
– И Даченко их уничтожил, – закончил за нее Фредерик. – Поразительно. Фамилия Даченко… скажем так, если даже одна картина существует, это станет событием в современной культуре.
– Не думаю, что Стюарту есть дело до живописи, художественная ценность картины для него не важна – он просто хочет подарить тетушке кусочек воспоминаний. Как говорит Пейшенс, Анна по-настоящему любила этого художника.
Вернулась официантка и поставила перед Пайпер чашку кофе с молоком.
– История весьма трагическая, правда, – сказала она и сделала глоток.
Трагическая, но интересная. Фредерик был невероятно заинтригован, такого чувства он не испытывал со студенческих времен.
– Ничто так не будоражит кровь, как возможность открыть миру нового художника, – задумчиво произнес он. – Эйфория захватывает вас, как… – Сравнение со страстью прозвучало бы неуместно в обществе женщины. – Невероятно захватывает. Не многие чувства могут сравниться с этим по силе. Я вам завидую.
– Все это может быть впустую.
– Возможно. – Фредерик потянулся к чашке, размышляя, что, скорее всего, так и есть. – Будет предприятие успешным или нет, азарт все равно присутствует.
– Вы бы не согласились пойти со мной?
Он опустил чашку и внимательно посмотрел на Пайпер.
– Извините, не понял?
– Вы только что сказали, что завидуете мне, кроме того, я совсем не разбираюсь в искусстве. А вдруг картина с изображением Анны висит у этой дамы на стене? Откуда мне знать, стоит ли она тех денег, что готов заплатить Стюарт?
– Вы же говорили, что ценность картины не в стоимости.
– Верно.
Повисла пауза, и Пайпер заерзала в кресле. Вскоре она заговорила опять, и от него не ускользнуло то, как изменился ее голос, стал ниже и менее восторженным.
– Что ж, ладно. Я только предложила.
– Нет, вы не поняли, я буду рад составить вам кампанию. – Фредерик принял решение, не думая, что его подтолкнула перемена в ее голосе.
Улыбка вернулась на лицо Пайпер.
– Здорово! Допьем кофе, и можем идти.
Делая глоток эспрессо, Фредерик думал о том, что нет ничего страшного в том, чтобы нанести визит пожилой женщине в доме престарелых. Вреда от этого не будет.
Откуда же у него такое чувство, будто он ввязывается во что-то более серьезное?
В квартире Мари, разумеется, не было никаких картин. Их встретила высокая женщина с изможденным лицом в бархатном домашнем костюме.
– Профессор! Как интересно, – приветствовала она их с широкой улыбкой и протянула ему руку. – Прошу, проходите.
– Я предполагала, что ваше появление произведет фурор, – пробормотала стоящая позади Пайпер.
Фредерик улыбнулся в ответ, ощущая забытый трепет перед началом охоты.
Он согласился, несмотря на то, что так до конца и не понял, почему Пайпер предложила пойти вместе. Кто знает, когда выдастся случай ступить на знакомую дорожку. Кроме того, как он мог отказать такой красавице. Пайпер прошла в глубь комнаты, и он смог разглядеть ее фигуру. Ей бы позавидовала и обладательница безупречных форм. Мягкие изгибы, стройный силуэт – руки так и тянулись прикоснуться к ней. Решено. Надо избавиться от этой жуткой формы для горничной.
– Какой период вы изучаете, профессор? – спросила Мари. Она уже, прихрамывая, шла по комнате к книжному шкафу.
– Средневековье.
– Найджел сказал бы, что вы застряли в прошлом. Он гордился тем, что противопоставлял себя истеблишменту. Мы все тогда этим гордились. Прошу, присаживайтесь.
Она жестом указала на диван, размеры которого с трудом позволяли так его называть. Чувствуя себя гигантом, Фредерик пристроился на край, удивляясь, как женщина с ростом Мари умудряется чувствовать себя на нем комфортно. Пайпер опустилась рядом, и он вновь с удовольствием вдохнул аромат ванили и пряностей. Такое ощущение, что он зашел в самую прекрасную кондитерскую на свете.
– Мой брат был таким талантливым. Мама утверждала, что он научился рисовать раньше, чем ходить. Я уверена, она преувеличивала. Знаете, я не могу вспомнить и дня, чтобы он не сделал хотя бы рисунок или набросок.
Женщина достала альбом, похожий на большую пластиковую папку, и открыла.
– Вот, – сказала она. – Брату пять лет, а он уже выиграл свой первый конкурс.
Альбом лег на колени Фредерика. Фотография была старой и очень маленькой, поэтому ему было трудно разглядеть изображение, но он наклонился вперед и сделал вид, что внимательно смотрит. Пайпер тоже подалась вперед, и ее колено коснулось его бедра. Фредерик с трудом вдохнул.
– Впечатляет, – пробормотал он, сам не понимая, что имеет в виду, ногу Пайпер или достижения Найджела.
– Он мог бы так много сделать, – продолжала Мари. – Мы все умоляли его отказаться от этого ужасного мотоцикла, но он был упрям. – Голос ее дрогнул. – Простите. – Женщина опустила глаза и поджала губы. – Я так давно ни с кем не говорила о Найджеле.
– Простите, что вызвали у вас неприятные воспоминания, – поспешила вставить Пайпер.
– Все в порядке. Они не такие уж неприятные. Мне кажется, в некотором смысле Найджел был рад умереть молодым. Он как-то сказал мне, что художник находит признание только после смерти.
– Могу назвать вам имена нескольких современных художников, которые поспорили бы с этим утверждением, – заявил Фредерик.
Мари грустно улыбнулась.
– Я никогда не соглашалась с ними. В конце концов, это уже не имеет значения, ведь его работы уже никто не увидит.
Потому что Теодор Даченко приказал их уничтожить.
– Поэтому мы здесь, – произнесла Пайпер. – Моя сестра работает у Анны Даченко.
Улыбка сползла с лица Мари.
– Эта семья уничтожила моего брата, – воскликнула она. – Я была маленькая, но отлично помню, что говорили мои родители о Теодоре и всех остальных Даченко.
Надо отдать должное Пайпер – она оставалась спокойной. Его всегда занимало, как люди реагируют в подобных ситуациях. Его экономка определенно умеет держать себя в руках.
– Как я понимаю, Теодор Даченко заслужил ваш гнев, – продолжала Пайпер. – Он совершил ужасный поступок.
– Возмутительный. Погубил жизнь моего брата, уничтожил его работы и только для того, чтобы у его семьи не было повода стыдиться.
Остальную часть гневной речи Мари произнесла себе под нос.
– Если для вас это важно, Анна прекратила всякое общение с братом после того, как он это сделал.
Мари подняла на нее глаза.
– Правда?
– Да. Сестра говорила, что Анна, как и вы, обвиняла брата в смерти Найджела. Кстати, она так и не вышла замуж.
– Из-за Найджела?
– Она очень любила вашего брата.
Фредерику стало не по себе. Любовь лишила молодую наследницу будущего.
Мари вернулась к книжному шкафу. Ее вытянутый силуэт наполовину скрывала темнота.
– Я встречалась с ней лишь однажды, – после молчания произнесла она. – Найджел привел ее на воскресный обед и представил как свою музу. Не скажу, что родители были счастливы. Помню, отец прошептал маме, что Анна «выглядит слишком дорого».
Фредерик живо представил себе картину, как Найджел, их вечно голодный сын, приводит в дом родителей богатую семнадцатилетнюю любовницу.
– Мне известно, что Теодор пытался уничтожить все картины Найджела. – Пайпер заерзала на месте, и на этот раз коснулась его всем бедром. – Мы надеялись, может, несколько полотен все же сохранились?
– Вы полагаете, сохранись хоть одна, моя семья хранила бы ее?
– Возможно, перед приездом Теодора Найджел кому-то продавал свои работы? – предположил Фредерик. – Или подарил друзьям.
Мари покачала головой.
– Мне об этом неизвестно. Из всех работ Найджела сохранилась лишь пара пейзажей, которые он написал еще в художественной школе и подарил маме.
– Что ж, – вздохнула Пайпер. – Мы предполагали, что надежды мало.
Фредерик подумал, что она, кажется, напротив, очень рассчитывала на удачу. Ее разочарование слишком велико, это очевидно. Он сам не раз напоминал своим ученикам, что в жизни часто приходится разочаровываться. Однако сейчас ему не хотелось объяснять это Пайпер, а просто пожать ей руку. На него это совсем не похоже.
Мари тем временем продолжала говорить.
– Я совсем не уверена, что родители позволили бы сохранить хоть один портрет Анны. Они и слышать не хотели о Даченко.
– Да, – кивнула Пайпер. – Я понимаю.
– У моего брата был друг, который может что-то знать. У него галерея в Марэ. Кажется, он добился успеха. Его звали Гаспар.
Фредерик поднял глаза на женщину.
– Гаспар Теру?
– Да, именно так.
– Вы его знаете? – повернулась к нему Пайпер.
– Галерея Гаспара Теру одна из самых уважаемых в Париже.
– Гаспар был очень близок с Найджелом. Только он может знать, продавал ли брат кому-то портреты Анны. Если еще жив.
– Вот что я вам скажу, – обратился Фредерик к Пайпер, когда позже они шли по площади. – Если Гаспар представляет работы Найджела, тот должен быть очень талантлив. В его галерее вывешены полотна самых талантливых молодых художников Европы. Я купил несколько картин сына Гаспара, Бернара. Он немного уступает отцу, но тоже очень талантлив.
Пайпер не было дела до таланта Бернара, ее волновало только то, что поиски зашли в тупик. Она не ожидала, что будет так разочарована ответом Мари, уверявшей, что картины уничтожены. Ее тронула история любви Найджела и Анны.
Она развернулась, чтобы лучше видеть идущего рядом мужчину. Поддавшись внезапному порыву, она пригласила Фредерика пойти с ней. Причина в том, что он увлекся историей; кроме того, она решила, что с ним ей будет спокойнее, если Мари не выкажет той же радости, что по телефону. Женщине любого возраста будет приятно увидеть у себя на пороге мужчину, который выглядит как Фредерик.
А теперь получается, он может стать ее спасением.
– Полагаю, вы не знаете, жив ли еще Гаспар Теру?
– Он жив, но последние несколько лет болел. Проблемы с головой. – Он сделал неопределенный жест рукой.
Именно этого Пайпер и боялась. Вздохнув, она смахнула прядь волос с лица. Что ж, по крайней мере, ей есть к кому обратиться.
– Может, его сыну что-то известно? Как, вы сказали, его имя?
– Бернар.
– Позвоню ему завтра. Может, у его отца сохранились какие-то записи или дневники.
– Искренне желаю удачи. С Бернаром очень непросто связаться. Он предпочитает общаться только с серьезными коллекционерами. Даже в его галерею можно попасть лишь по предварительной договоренности.
Отлично. И как ей добиться этой договоренности? Звонить постоянно, пока Бернар не ответит?
Или… Ей пришла в голову неплохая идея.
– На ваш звонок он ведь непременно ответит, верно?
– Разумеется. Мы много лет сотрудничаем. Хотите попросить меня договориться о вашей встрече с Бернаром?
– А вы могли бы? Тогда он согласится со мной разговаривать. К тому же, если картина найдется, это будет и ваш успех.
Фредерик не смог сдержать смех.
– Что? – Пайпер смутилась. Она никогда не видела столь ироничного выражения его лица. Потом он откинул голову и смеялся громко и от души, глядя в небо. – Вам это не нужно?
– Напротив, признание всем приятно.
– Тогда что вас так рассмешило?
– Нет, ничего.
Что же его так развеселило? Может, это она? Тогда почему ей не щемит сердце, как бывало каждый раз, когда люди над ней смеялись? Вместо этого ей стало на удивление легко и тепло рядом с ним.
– Так вы позвоните Бернару?
– Да, позвоню. Как только доберусь до университета.
– Спасибо вам большое! Вы самый лучший! – Пайпер была так рада, что встретила Фредерика. Пожалуй, сегодня ее лучший день в Париже. Неожиданно для самой себя, она потянулась и обняла его за плечи.
Она прижималась к Фредерику, пока не почувствовала, что пряжка его ремня давит на грудную клетку. Отпрянув, она опустила голову, моля бога, чтобы он не заметил, как покраснели ее щеки.
– Хм… Спасибо вам, – пробормотала Пайпер.
– Рад помочь, – ответил Фредерик.
Интересно, на его лице опять присутствует то же ироничное выражение? Но чтобы посмотреть, ей пришлось бы поднять на него глаза, а это было невозможно.
Учитывая, как горит лицо, лучше достать мобильный телефон и сделать вид, что она что-то ищет.
– Мы неплохо провели с вами время, – услышала она над головой. – У меня скоро факультатив. Попросить Мишеля отвезти вас домой?
И ей придется сидеть рядом с ним на заднем сиденье автомобиля?
– Не стоит беспокоиться. Я доеду на метро. – Так безопаснее. – Я хотела зайти на фермерский рынок.
– Как вам удобно. Я сообщу, что ответил Бернар.
Пайпер проводила взглядом удаляющегося в сторону кафе Фредерика. Он был спокоен и двигался с присущей ему грацией. Очевидно, такая нервная реакция возникла только у нее. Впрочем, как можно надеяться, что будет по-другому?
Глава 3
Когда она вернулась на следующий день из школы, Фредерик ждал ее в гостиной.
– У нас встреча с Бернаром через полчаса, – сообщил он. – Машина уже едет.
– У нас? – переспросила Пайпер, чтобы удостовериться, что верно его поняла. Сегодня они виделись впервые, и после той неловкой ситуации, что произошла вчера, когда она позволила себе его обнять, Пайпер даже не надеялась на столь милостивое обращение. – Вы тоже пойдете?
– Придется, раз уж я принимаю участие в поисках картины. Кроме того, Бернар обмолвился о том, что одно имеющееся у него полотно может меня заинтересовать.
– Правда? – Значит, она его правильно поняла. По телу прокатилась теплая волна радости. – Я скоро буду готова.
Она бросилась в свою комнату, на ходу расстегивая пиджак. Фредерик все очень быстро организовал. Конечно, она помнила, что он обещал ей связаться с художником немедленно, но не ожидала, что встреча состоится так скоро. Он еще сказал, что будет принимать участие в поисках лично. Неужели она не ослышалась? Пайпер была польщена, что важная для нее встреча стояла первым пунктом в списке дел такого занятого человека, как Фредерик.
Платье, в котором она была вчера, висело на спинке стула. Пожалуй, это ее лучший летний наряд. Когда-то она наивно полагала, что сможет купить себе что-нибудь новое в Париже. «И все же это лучше, чем джинсы и футболка», – напомнила она себе и поспешно натянула платье через голову. Юбка немного помялась, но в рамках допустимого. Ведь, кроме Фредерика, никто не знает, что вчера она была в том же самом. Решив, что он, скорее всего, не обратил внимания на то, что на ней надето, она подхватила босоножки и понеслась обратно в гостиную.
– Очень быстро, – отметил Фредерик. Он, как всегда, выглядел безупречно, на этот раз в легком льняном пиджаке.
– Вы велели поспешить.
– Я не думал, что люди понимают, что это значит. Вы, должно быть, забыли, что я провожу большую часть дня в обществе студентов, а у нас разные понятия о времени. – Он распахнул входную дверь и жестом пригласил ее выйти. – Идем?
Как и большинство художественных галерей Парижа, галерея Гаспара Теру располагалась в квартале Марэ, в исторической части города недалеко от площади Вогезов.
Пайпер вышла из машины и с удовольствием вздохнула полной грудью.
– Должна вам признаться, эта часть города нравится мне намного больше. – Архитектура деловых районов была современной, а здесь… Это был именно тот Париж, о котором она мечтала. – Булыжники, статуи, все это так…
– Романтично? – подсказал Фредерик.
Сухой тон заставил ее покраснеть.
– Понимаю, я кажусь вам типичной американкой.
– И да и нет. Знаете, это и мое любимое место в городе. Как бы ни впечатляли небоскребы, им далеко до французской классики. Кстати, эта площадь является первым примером городского планирования. Генрих IV обогнал свое время. – Он обвел рукой площадь. – К тому же это одно из немногих мест, где здания выдержаны строго в едином стиле. Видите эти аркады по периметру?
Фредерик продолжал рассказывать об архитектуре и исторических деталях, и Пайпер жалела, что не может все это оценить должным образом. Ее больше привлекало выражение его лица, энтузиазм в глазах, который был виден даже сквозь стекла очков. Его манера говорить вызывала трепет в груди. Сейчас Фредерик был не такой серьезный, как обычно, будто вырвался из рамок. Пайпер могла бы слушать его вечно. Как хорошо, что у шефа Диспельту не такой завораживающий голос. Она бы постоянно отвлекалась и не смогла бы записать ни один рецепт.
– Не сомневалась, что вы, как искусствовед, отлично знаете предмет, – усмехнулась Пайпер.
Нет, она не ошиблась, и щеки чуть ниже очков-авиаторов порозовели.
– По моему мнению, архитектура – одна из форм искусства. Например, горгульи Нотр-Дама или памятник Людовику XIII на площади Вогезов. Я очень ценю стремление людей вкладывать силы в создание красоты. Когда я думаю об этой части Парижа, особенно если вспомнить, сколько войн пришлось пережить городу, я не могу ей не восхищаться. – Пойдемте, – сказал Фредерик, помолчав немного. – Галерея Бернара на западной стороне.
Взяв Пайпер под локоть, он повел ее в дальний конец площади. Пока они шли мимо галерей и антикварных магазинов, Пайпер с интересом разглядывала витрины, но все же больше ее занимали ощущения от прикосновений Фредерика, хотя он и отпустил ее руку через пару секунд.
– Галерея Бернара под номером тридцать три. Дверь, как правило, заперта, нам придется звонить.
– Закрытая дверь, встречи по договоренности. Вы правы, он избирателен с клиентами.
– Он может себе это позволить.
– Мило. Надеюсь, я все же попаду внутрь.
– Непременно, – произнес Фредерик с улыбкой. – Вы же со мной.
Пайпер издалека увидела галерею. Фредерик толкнул дверь и, поняв, что она открыта, распахнул, пропуская Пайпер вперед. Над головой звякнул колокольчик.
– Бонжур! – К ним уже направлялся хозяин галереи – высокий поджарый мужчина с тонкой полоской усов над губой и зачесанными назад волосами с проседью. Взглянув на Фредерика, он расплылся в улыбке, обнажившей два ряда идеальных зубов, и затараторил по-французски с такой скоростью, что Пайпер потеряла надежду уловить, о чем идет речь. – Прошу меня извинить, – вскоре переключился он на великолепный английский. – Я слишком возмущен, что Фредерик так редко у меня бывает.
– А я ответил, что просто завален работой.
– И это истинная правда, – добавила Пайпер. – Месье почти не бывает дома. – Слова прозвучали как жалобы брюзжащей жены, и Пайпер смутилась. – Я хотела сказать, что он слишком много работает. – Вышло не лучше.
К счастью, хозяин галереи был искренне рад видеть Фредерика и спешил показать ему картину.
– Я уже говорил по телефону об этой работе, уверен, тебе понравится. Начинающий художник из Праги. Я нашел его во время последней поездки. Видел бы ты, какие он находит оттенки.
– Не сомневаюсь, что он настоящий мастер, – перебил его Фредерик. – Но прежде позволь Пайпер задать тебе один вопрос. О друге твоего отца.
По лицу Бернара было видно, что он предпочел бы поговорить о своей находке, но он не стал возражать.
– Разумеется. Но, как я и сказал, у отца было очень много друзей. Возможно, они общались еще до моего рождения, тогда я ничем не смогу помочь.
– Он был не только другом, вероятно, еще и клиентом, – произнесла Пайпер. – Сестра того художника полагает, что у вашего отца могли сохраниться некоторые его работы.
Она достала телефон, чтобы показать присланную Пейшенс фотографию одного из полотен.
– Надеюсь, еще сохранились книги с учетными записями о продажах. Его звали Найджел Руж. Это написал он.
Она протянула телефон. Глаза Бернара стали круглыми, брови поползли вверх.
– Бог мой, не могу поверить! Вы ищете это произведение? Картину с изображением обнаженной дамы?
– Да… – неуверенно ответила Пайпер, она уже и сама стала сомневаться, что это так. Выражение лица Бернара заставляло ее нервничать. – А в чем дело?
– Я вырос, любуясь этой женщиной.
– Вы… Что?
– Именно, картина висела у нас в столовой.
Невероятно. Пайпер поверить не могла в свою удачу. Она уже настроилась на долгий разговор, приготовилась умолять мужчину рассказать, где он видел эту картину.
– Она все еще принадлежит вашей семье?
Бернар покачал головой.
– Боюсь, уже нет. Я продал большую часть вещей, когда мы расставались с домом. Необходимо было оплатить долги. Эта картина была продана вместе с остальными.
Ей надо было заранее приготовиться к тому, что поиски редко бывают легкими и короткими. И все же надежда существует.
– Но вы ведь знаете человека, который ее купил?
– У меня записано все о каждой картине. – Бернар вскинул голову.
– Можем мы узнать имя? – вмешался Фредерик.
Пайпер вздрогнула. Видимо, последние несколько минут Фредерик разглядывал работы, поэтому голос его звучит так глухо.
– Разумеется, но мне потребуется несколько минут, чтобы найти все в компьютере.
– Спасибо вам, – с чувством сказала Пайпер, обращаясь скорее к Фредерику, нежели к Бернару. – Вы очень мне помогли.
– Вернусь, как только найду нужную информацию. А вы тем временем посмотрите картину Бискупа. Она называется «Зауфальствы». – Бернар самодовольно улыбнулся и указал рукой на картину. – Вы будете в восторге от его манеры.
Пайпер подошла к картине. Типичный пример современного искусства. Перемешанные цвета – белый, красный и черный, – вероятно передающие некий смысл. Цена ее впечатлила больше. Она меньше заплатила за весь год обучения в кулинарной школе.
– Что скажете? – обратилась она к Фредерику, стоящему у нее за спиной.
– Любопытно, – только и ответил он.
– Ваш друг действительно думает, что вы сегодня это купите?
– Полагаю, да. Бернар никогда не шутит, когда разговор идет об искусстве.
– Вы так и сделаете? Выпишете чек, если работа понравится?
– Если понравится, да.
Пайпер тряхнула головой. В ее голове не укладывалась мысль о том, что можно одним росчерком отдать сумму, которую ей пришлось копить много месяцев, в прямом смысле откладывая каждое пенни. А Фредерик собирался расстаться с такими огромными деньгами так легко, словно покупал новую рубашку.
– Вам она нравится? – спросил он.
– А вам?
– Честно? – Он склонил голову набок. – Я не вполне понимаю, что сейчас вижу. Передо мной лишь смешение красок.
Пайпер прищурилась, стараясь уловить какие-то очертания. На ее взгляд, эта работа ничем не отличалась от многих, висящих в доме Фредерика. Но они производили лучшее впечатление, были легче и разнообразнее по цвету. Эта картина, определенно, не манила ее. От взгляда на полотно внутри появлялось знакомое неприятное чувство, а это не приносило радости. Не хотелось бы видеть эту картину каждый день.
– Она очень грустная, – произнесла наконец Пайпер.
– Так и должно быть. – Вдалеке послышались шаги. – Ведь «зуфальствы» переводится с чешского как «отчаяние».
Неудивительно, что у нее появилось ощущение зияющей внутри дыры.
– Не представляю, как может появиться желание купить произведение, нагоняющее тоску? Впрочем, я плохо разбираюсь в искусстве.
– Вот как? А я полагал, повара считают кулинарию искусством.
– Знаменитые шефы безусловно. Каждый из них своего рода творец. – Шеф Диспельту частенько напоминал им об этом. – Но я говорю о живописи и всяком таком. – Она перевела взгляд на соседнюю картину. – Единственным предметом искусства в нашем доме был постер с «Водяными лилиями» Моне. Думаю, Бернар не продает постеры.
