Сочинение итальянского дипломата, писателя и поэта Бальдассаре Кастильоне (1478–1529) «Придворный», соединяющее воспоминания о придворной жизни герцогства Урбино в начале XVI века с размышлениями о морали, предназначении, стиле поведения дворянина, приближенного к государю, – одна из тех книг эпохи Возрождения, что не теряли популярности на протяжении последующих веков и восхищали блестящие умы своего и будущих столетий. Для истории культуры труд Кастильоне явился подлинной сокровищницей, и сложно представить, насколько более скудными оказались бы знания потомков об эпохе Возрождения, не будь он создан.
Составленное в виде сборника занимательных и остроумных бесед, это ярко и непринужденно написанное произведение выходит за рамки источника сведений о придворных развлечениях своего времени и перечня достоинств совершенного придворного как всесторонне образованного и утонченно воспитанного человека, идеального с точки зрения гуманистических представлений. Создавая «Придворного» почти одновременно с известным трактатом Макиавелли «Государь», Кастильоне демонстрирует принципиально иной подход к вопросу, что такое реальная политика и человек, ее вершащий.
Как ни удивительно, за почти пятисотлетнюю историю этой знаменитой книги не было осуществлено ни одного полного ее перевода на русский язык, были опубликованы лишь отдельные фрагменты. И вот наконец у нас есть возможность познакомиться с прославленным памятником литературы в полном переводе.
Книге Кастильоне скоро стукнет 500 лет, и за этот период она впервые полностью переведена на русский. Есть чему порадоваться, ибо эта популярная классика своей эпохи, которой зачитывались короли и придворные, воспринимается как филигранно написанный текст на стыке этикетной прозы, культурологического исследования (опосредованно, разумеется), мемуаров и беллетристики. В какой-то степени это такой модерновый (для того времени, конечно) куртуазный роман, отражающий в бесконечных, насыщенных диалогах и некоторых описаниях нравы и ритуалы своей эпохи. И юмор, без сомнения! При этом понятно, что итальянец не бегал с диктофоном по дворцовым палатам, да и, признаться, сам в этих беседах участия не принимал. Так что они отчасти пересказ услышанного, отчасти художественная литература (привет Шекспиру!), но отражающая самое главное: обычаи, образ мыслей, условности и занятия эпохи Возрождения. Подобные диалоги были в то время своеобразной интеллектуальной игрой при дворе: ну да, у них же не было нетфликсов, букридеров и спотифаев, коротали время как могли. Как итог, итальянец рисует портрет идеального придворного – утончённого, всесторонне образованного, обходительного. А для нас текст ценен в комплексе: не только и не столько как символ своей эпохи.