– Но ведь она вполне компетентна? – внезапно нахмурившись, тревожно спросил генерал.
– Да, вполне, – Богерт слегка улыбнулся. – Она понимает роботов, как родных братьев. Вероятно, потому, что так ненавидит людей. Дело в том, что она, хоть и психолог, крайне нервная особа. Шизофренического склада. Не принимайте ее слишком всерьез.
Он разложил перед собой длинные ленты графиков с замысловатыми кривыми.
– Видите, генерал, у каждого робота время, проходящее между падением груза и окончанием полутораметрового пробега, уменьшается с повторением эксперимента. Здесь есть определенное математическое соотношение, и нарушение его свидетельствовало бы о заметном отклонении позитронного мозга от нормы. К сожалению, все они кажутся нормальными.
– Но если наш Нестор Десять не отвечает вынужденной реакцией, то почему его кривая не отличается от других? Я этого не могу понять.
– Очень просто, Реакции робота, к несчастью, не вполне аналогичны человеческим. У человека сознательное действие гораздо медленнее, чем автоматическая реакция. У роботов же дело обстоит иначе. После того как выбор сделан, сознательное действие совершается почти так же быстро, как и вынужденное. Правда, я ожидал, что в первый раз Нестор Десять будет захвачен врасплох и потеряет больше времени, прежде чем среагирует.
– И этого не случилось?
– Боюсь, что нет.
– Значит, мы ничего не добились, – генерал с досадой откинулся на спинку кресла. – А вы здесь уже пять дней…
В этот момент, хлопнув дверью, вошла Сьюзен Кэлвин.
– Уберите графики, Питер, – воскликнула она. – Вы знаете, что нам они ничего не дают.
Кэллнер поднялся, здороваясь с ней. Она что-то нетерпеливо буркнула в ответ и продолжала:
– Нам надо, не откладывая, предпринять что-нибудь еще. Мне не нравится то, что там происходит.
Богерт и генерал обменялись печальным взглядом.
– Что-нибудь случилось?
– Пока ничего особенного. Но мне не нравится, что Нестор Десять продолжает от нас ускользать. Это плохо. Это должно удовлетворять его непомерно возросшее чувство собственного превосходства. Я боюсь, что мотив его действий – уже не просто исполнение приказа. Мне кажется, дело теперь скорее в чисто невротическом стремлении перехитрить людей. Это ненормальное, опасное положение. Питер, вы сделали то, что я просила? Рассчитали нестабильность модифицированного Нестора Два для тех случаев, о которых я говорила?
– Считаю понемногу, – ответил математик равнодушно.
Она сердито взглянула на него, потом повернулась к Кэллнеру.
– Нестор Десять прекрасно понимает, что мы делаем. У него не было причин попадаться на эту удочку, особенно после первого раза, когда он убедился, что реальная опасность человеку не грозит. Остальные просто не могли вести себя иначе, а он сознательно имитировал нужную реакцию.
– И что же нам следует предпринять теперь, доктор Кэлвин?
– Не позволим ему притвориться в следующий раз, Мы повторим эксперимент, но с одним изменением. Человек будет отделен от роботов проводами, через которые будет пропущен ток высокого напряжения – достаточно высокого, чтобы уничтожить Нестора. Проводов надо натянуть столько, чтобы робот не мог через них перепрыгнуть, И роботам будет заранее хорошо известно, что прикосновение к проводам означает для них гибель.
– Ну нет! – зло крикнул Богерт. – Я запрещаю это! Мы не можем уничтожить роботов на два миллиона долларов. Есть и другие способы.
– Вы уверены? Я их не вижу. Во всяком случае, дело не в том, чтобы их уничтожить. Можно устроить реле, которое отключит ток в тот момент, когда робот прикоснется к проводу. Тогда он не будет уничтожен. Но он об этом знать не будет, понимаете?
В глазах генерала загорелась надежда.
– А это сработает?
– Должно сработать. При таких условиях Нестор Десять должен остаться на месте. Ему можно приказать коснуться провода и погибнуть, потому что Второй Закон, требующий повиновения, сильнее Третьего Закона, заставляющего его беречь себя. Но ему ничего не будет приказано – все будет оставлено на его собственное усмотрение. Нормальных роботов Первый Закон заставит пойти на гибель ради спасения человека даже без особого приказания. Но не нашего Нестора Десять! Он не подвластен Первому Закону, а приказаний никаких не получит. И он будет руководствоваться Третьим Законом, законом самосохранения, а значит, должен будет остаться на месте. Вынужденная реакция!
– Мы займемся этим сегодня?
– Сегодня вечером. Если успеют сделать проводку, Я пока скажу роботам, что их ждет.
На стуле молча, неподвижно сидел человек. Груз сорвался с крюка, обрушился вниз, а в последний момент отлетел в сторону под внезапным, точно рассчитанным ударом могучего силового луча.
Только один раз.
А доктор Сьюзен Кэлвин, наблюдавшая за роботами из будки на галерее, вскрикнув от ужаса, вскочила со складного стула.
Шестьдесят три робота спокойно сидели в своих кабинах, уставясь, как сычи, на рисковавшего жизнью человека. Ни один из них не двинулся с места.
Доктор Кэлвин была рассержена настолько, что еле сдерживалась. А сдерживаться было необходимо, потому что один за другим в комнату входили роботы. Она сверилась со списком. Только что вышел двадцать седьмой. Сейчас должен был появиться двадцать восьмой. Оставалось еще тридцать пять.
Номер двадцать восьмой робко вошел в комнату. Она заставила себя более или менее успокоиться.
– Кто ты?
Тихо и неуверенно робот ответил:
Я еще не получил собственного номера, мэм. Я робот модели Нестор Два и в очереди был двадцать восьмым. Вот бумажка, которую я вам должен передать.
– Ты сегодня еще не был здесь?
– Нет, мэм.
– Сядь. Я хочу задать тебе, номер двадцать восьмой, несколько вопросов. Был ли ты около четырех часов назад в радиационной камере второго корпуса?
Робот ответил с трудом. Голос его скрипел, как несмазанный механизм.
– Да, мэм.
– Там был человек, который подвергался опасности?
– Да, мэм.
– Ты ничего не сделал?
– Ничего, мэм.
– Из-за твоего бездействия человеку мог быть причинен вред. Ты это знаешь?
– Да, мэм. Но я ничего не мог сделать. – Трудно представить себе, как может съежиться от страха большая, лишенная всякого выражения металлическая фигура, но это выглядело именно так.
– Я хочу, чтобы ты рассказал мне, почему ты ничего не сделал, чтобы спасти его.
– Я хочу вам объяснить, мэм. Я никак не хочу, чтобы вы… чтобы кто угодно думал, что я мог бы как-нибудь причинить вред хозяину. Нет, нет, это было бы ужасно, невообразимо…
– Пожалуйста, не волнуйся. Я ни в чем тебя не виню. Я только хочу знать, что ты подумал в этот момент.
– Прежде чем это произошло, вы, мэм, сказали нам, что один из хозяев будет в опасности из-за падения этого груза и что нам придется прорваться через электрические провода, чтобы ему помочь. Это-то меня не остановило бы. Что значит моя гибель по сравнению с безопасностью хозяина? Но… но мне пришло в голову, Что, если я погибну на пути к нему, я все равно не смогу его спасти. Груз раздавит его, а я буду мертв, и, может быть, когда-нибудь другому хозяину будет причинен вред, от которого я мог бы его спасти, если бы остался жив. Понимаете, мэм?
– Ты хочешь сказать, что тебе пришлось выбирать: или погибнуть человеку, или тебе вместе с человеком. Так?
– Да, мэм. Хозяина нельзя было спасти. Можно было считать, что он уже мертвый. Но тогда получилось бы: что я уничтожу себя без всякой цели, И без приказания. А так нельзя.
Сьюзен Кэлвин покрутила в пальцах карандаш, Это же рассуждение – с незначительными вариациями – она слышала уже двадцать семь раз. Наступило время задать главный вопрос.
– Пожалуй, в этом есть логика. Но я не думаю, чтобы ты был способен так рассуждать. Это пришло в голову тебе самому?
Робот поколебался.
– Нет.
– Кто же до этого додумался?
– Мы вчера ночью поговорили, и одному из нас пришла в голову эта мысль. Она звучала разумно.
– Которому из вас?
Робот задумался.
– Не знаю. Кому-то из нас.
Она вздохнула.
– Это все.
Следующим был двадцать девятый. Осталось еще тридцать четыре.
Генерал-майор Кэллнер тоже был крайне раздражен. Уже неделя как всякая деятельность на Гипербазе прекратилась, если не считать кое-какой бумажной работы на вспомогательных астероидах. Уже почти неделя как два ведущих специалиста осложняют положение бесплодными экспериментами. А теперь они – во всяком случае эта женщина – являются к нему с совершенно невозможным предложением. Впрочем, Кэллнер понимал, что дать волю гневу было бы неосторожно.
Сьюзен Кэлвин настаивала:
– Но почему же нет, сэр? Не подлежит никакому сомнению, что существующее положение крайне опасно. Единственный способ достигнуть результатов, если мы еще не упустили время, – разделить роботов. Их больше нельзя держать вместе.
– Дорогая доктор Кэлвин, – заговорил генерал необыкновенно низким голосом, – я не представляю себе, где я мог бы разместить отдельно друг от друга шестьдесят три робота.
Доктор Кэлвин беспомощно развела руками.
– Тогда я бессильна, Нестор Десять будет или повторять действия других роботов, или уговаривать их не делать того, что он сам сделать не может. В любом случае дело плохо. Мы вступили в борьбу с этим роботом, и он побеждает. А каждая победа усугубляет его ненормальность. – Она решительно встала. – Генерал Кэллнер, если вы не разделите роботов, мне останется только потребовать немедленно их уничтожить. Все шестьдесят три.
– Ах, потребовать? – Богерт сердито взглянул на нее. – А какое вы имеете право предъявлять требования? Эти роботы останутся там, где они находятся. Я отвечаю перед дирекцией, а не вы.
– А я, – добавил генерал-майор Кэллнер, – отвечаю перед моим начальством, и этот вопрос должен быть улажен.
– В таком случае, – вспылила Кэлвин, – мне остается одно: подать в отставку. И если для того, чтобы заставить вас их уничтожить, придется предать гласности всю эту историю, я это сделаю. Это не я дала санкцию на изготовление модифицированных роботов.