Айрин Серпента
Жизнь точки на карте
Лицо «любимого человека» слегка напряглось.
– Ты и вправду готова меня простить за эту книгу? Я сам себя проклинал…
– Да чёрт с ней, с книгой, – Хилари криво улыбнулась. – В конце концов, против судьбы не пойдёшь, что на роду написано, то и будет. Максимум, что может сделать, если прочтет её, Майкл Ондрада, это попытаться вновь раздуть старый огонь. Когда это произойдёт, тогда я и подумаю‚ что делать.
Джек Строумер смотрел на неё, не в силах оторвать взгляда.
– Как я по тебе соскучился… А мне, дураку, казалось, что стоит уехать подальше от тебя – и всё успокоится.
– И здесь тоже? – рука Хилари медленно поползла по его штанине вверх. Но когда лицо Криса-Джека подсказало ей, что он готов закипеть от сдерживаемой страсти, она неожиданно перевернулась на спину и потянулась. – А знаешь, – ленивым тоном заговорила она, – я сначала хотела переодеться не привидением, а куртизанкой…
– И что тебе помешало? – Строумер весь дрожал от эротических воспоминаний, вызванных её позой.
Хилари посмотрела снизу вверх на него с хитрой улыбкой.
– А вдруг пришлось бы для тебя танцевать?
– Я и сейчас могу попросить тебя об этом, – голос Джека звучал хрипло и грубо.
– А я могу ответить согласием… – промурлыкала женщина, извиваясь всем телом, как змея. Опустив руки на грудь, она медленно обводила очертания тела руками, приподнимая ладонями груди, словно предлагая ему себя.
И натянутая струна самообладания Строумера лопнула. Отшвырнув комбинезон в сторону, он присоединился к желанной женщине на постели.
Глава 38
Словно и не переживший такую великую гонку, Джек Строумер не давал ей покоя всю ночь, несколько раз сменяя позы и лаская её вновь и вновь всё более изощрённо. Тоже стремившаяся к разрядке Хилари не возражала; однако в половине пятого утра сдалась и она. Джек не спал и тогда, и позже, прислушиваясь к её ровному дыханию. В семь часов он осторожно выбрался из постели на утреннюю пробежку. Сменивший своего предшественника в полночь администратор внизу приветствовал его с энтузиазмом:
– Buon giorno, signore. Как вам спалось?
– Buon giorno, Фелипе. Совсем не спал. Из-за вчерашнего… Как мальчишка, был возбуждён.
– И было из-за чего, signore Джакомо. Жак Норие и Рагнар Торсун дрались за победу, как львы, с вами в течение почти четырёх часов, – поколебавшись, он продолжил. – Не моё дело, конечно, signore, но Адриано, из обслуживания, сказал, что вчера в номере у вас находилась… дама.
От чуткого слуха Строумера не ускользнула крохотная пауза, сделанная администратором перед последним словом.
– Она не есть «дама» в том смысле, который подразумеваете вы, Фелипе. Она зарегистрировалась в отеле под именем Хилари Орти, но на самом деле она носит мою фамилию уже второй месяц. Жена так хотела мне сделать сюрприз, Фелипе, вы понимаете?
– О да, signore, конечно! Вероятно, я должен извиниться перед синьориной… синьорой Строумер за свою непростительную ошибку.
– Всё в порядке, Фелипе. Приезд Хилари был неожиданностью и для меня самого. Но сейчас… я безмерно счастлив, что она разделила со мной мой триумф. У меня есть к вам одна просьба, Фелипе.
– Si, signore Джакомо?
– Не могли бы вы распорядиться перенести вещи моей жены из номера, занимаемого ею, в «Чарльз Гарнье»? Мы без труда разместимся с Хилари в сьюте. А у вас появится свободное место.
Администратор и не скрывал своего удовлетворения:
– Si, signore, разумеется! Это хорошо.
– Около девяти часов, – с извиняющей улыбкой добавил Строумер. – А то Хилари ещё спит.
С тех юных лет, когда Хилари Анжелика Орти с головой погрузилась в бизнес отца, чтобы помогать Джилберто вместо никуда не годного в этом деле Анджело, она привыкла просыпаться по утрам в чужих безликих номерах отелей и в первые же пятнадцать секунд адаптироваться к ситуации. В это утро открывать глаза не хотелось, тело побаливало от непривычно интенсивных физических упражнений ночью; а Джек – она решила пока называть его так – Джек, тормоша её, бодро дефилировал по всему номеру из спальни в ванную, отделанную серым мрамором.
– Почти девять часов, а независимая мисс Орти ещё в постели! Решила разделить мою кочевую жизнь, малышка, так вставай. В половине десятого я обещал Фрэнку Вильямсу быть на автодроме.
– Иди, – не открывая глаз, Хилари швырнула в него подушкой.
Джек не отступил:
– И не надейся! Я, можно сказать, с семи утра спасаю твою репутацию в отеле, а где благодарность? Вставай, вставай, миссис Строумер, я должен представить свою маленькую австралийскую жёнушку друзьям!
Как только смысл сказанных слов дошёл до затуманенного сознания Хилари, она села в постели и закричала:
– Как ты меня назвал? Хантер, ты что, рехнулся? На месте газетчиков я ни за что не упустила бы такой сенсации – чемпион мира неожиданно обзаводится женой!
– Почему неожиданно? – Кристофер-Джек защищался от летящих в него подушек руками. Он сам ещё не знал, для чего затеял эту рискованную игру с молодой женщиной, но уже было интересно. – Могло так случиться, что мы тайно поженились с Хилари Орти два месяца назад в Аделаиде.
– Ненормальный, – Хилари наконец притомилась и сдалась. – Если Джед или Майкл возьмут в руки эти газеты, их хватит удар. Придётся тебе позвонить в магазин, чтобы мне доставили большие солнцезащитные очки и шляпу. С самыми широкими полями, какие у них есть, – громко добавила она из ванной.
Джек рассчитал время правильно: едва по радио под звуки национального гимна диктор поздравил жителей Монте-Карло с наступлением нового дня, в дверь постучали. Молодой коридорный – судя по внешности, решивший подзаработать студент – внёс в номер всего одну вместительную сумку с плечевым ремнём. Строумер протянул ему купюру, поверх которой и расписался на просьбу автографа; студент поблагодарил и мгновенно исчез, а Джек засмеялся при мысли о том, что от одного его росчерка, который так легко подделать, стоимость купюры резко возросла.
Он слышал, как Хилари манипулировала феном, суша в ванной волосы. Времени оставалось немного. Документы и личные принадлежности на самом верху сумки его не интересовали; Джек Строумер выбросил кое-что из тряпья. Не то, чтобы он не доверял Хилари, но всегда лучше быть уверенным на полные сто процентов. Его предосторожности оправдались: под нагромождением тонкого, почти невесомого нейлонового белья, так ошеломляюще пахнувшего самой его обладательницей, на самом дне в прозрачном, перевязанном красивой ленточкой целлофановом пакете лежала облегчённая модель «вальтера» в алюминиевом корпусе. От обывательской, слишком бурной, реакции на это открытие Джека Строумера спасло лишь то, что он в какой-то мере был к нему готов. Если бы кто-то ему сказал, что Хилари Орти – обыкновенная женщина, он первый назвал бы этого человека лжецом.
– Мой драгоценный чемпион! – завязывая кокетливую ленточку в волосах, предмет его размышлений стоял в дверях ванной, осуждающе глядя на него. – Не объяснишь ли мне, дорогой, что ты делаешь с моими вещами? Обыскиваешь?
Джек ради разнообразия слегка смутился:
– Прости, дорогая, но… результаты стоили того, – он помахал пакетом с «вальтером», отчётливо различимым сквозь целлофан. – Ты не боишься себя поранить?
– Всё-то тебе надо знать, – с неудовольствием отметила Хилари, вынимая из его руки пакет. – У меня, кстати, есть разрешение на ношение оружия – но оно не распространяется на Монако. Давай позавтракаем где-нибудь на улице в кафе? Я ужасно проголодалась.
– Дорогой, ну пожалуйста, – привстав со стула, Хилари налила себе ещё кофе. – Я же объяснила: я стреляю очень хорошо. Я была любимой ученицей отца. И никого убивать – ни здесь, ни в Австралии – я не собираюсь. Пистолет всего лишь для самозащиты. Если бы я захотела тебя наказать, лучшее средство – молчание женщины.
– Я бы сказал, что это награда, – хмыкнул Строумер.
– Ты не прав, – Хилари ослепляла его блеском своих глаз, – бывает такое молчание, что мужчина от неизвестности с ума сходит. Лучше скажи мне: ты всегда тренируешься в том красивом костюме, который был на тебе во время гонок?
– «Спарко». Такие комбинезоны для гонщиков шьёт фирма «Спарко». Они пропитаны специальным составом против горения, на случай, если что-то случится с машиной и вспыхнет пожар. Да, мы надеваем их и на тренировку.
– А почему сейчас… – Хилари Орти окинула спутника выразительным взглядом.
Джек только пожал плечами.
– Переоденусь в боксах. Для постоянного ношения, особенно в Монте-Карло, он неудобен. Из-за жаростойкого покрытия. Ты не забудешь называть меня там Джеком?
– Конечно, нет. Но вот как бы мне привыкнуть к новому имени?
– Я всего лишь сменил Орти на Строумер. Или тебе не по вкусу моя фамилия?
– Ну почему же, сойдёт. Ненадолго. Пока тебе не захочется вернуться к твоему настоящему имени. На какое время назначено это великое событие?
– Как-нибудь потом, дорогая. Зачем запутывать тебя перечислением всех моих имён? Лучше я сделаю тебе подарок.
– Что за подарок? – глаза Хилари засияли. – Какое красивое… – она потрогала камень на цепочке, пока Джек надевал ей его на шею. – Это нефрит?
– Да, любимая. Он подходит к твоим глазам… Китайцы называют его Fei Tsui – летящий зимородок. Говорит, он приносит счастье непостоянным женщинам. Этот рисунок в самом минерале, посмотри. Он уже рождается таким…
Протянув руки назад, Хилари обняла своего нового «мужа» за шею и страстно поцеловала.
– По-моему, я влюбилась в тебя. Сколько меня жизнь ни учит, что доверять мужчинам – последнее дело… Ты возьмёшь меня с собой на автодром?
Джек Строумер плотоядно улыбался. Что до него, он предпочёл бы на весь день остаться с нею в постели. Но Вильямс действительно ждал его.
– Договорились. Если ты останешься в этих джинсах. Они так пикантно обрисовывают твою попочку.
– Ладно, ладно, Строумер, без подробностей! Мы едем или как?
– А это уж от тебя зависит. Может, останемся? – жестами он объяснял ей, что мечтает с ней проделать.
Хилари рассмеялась:
– Крис, ты невыносим! С твоими способностями к перемене характера ты можешь переиграть любого хамелеона, – привстав со стула, она огляделась. – А что делают «звёзды», если им нужна машина? Мы возьмём такси?
– Вообще-то здесь не далеко, – завладев рукой Хилари, Джек Строумер повёл её вниз по авеню, названной в честь великолепной принцессы Грейс. – Вот только не уверен, что ты сможешь войти на автодром без специального пропуска, – он говорил серьёзно, но глаза его смеялись. – Велика ли твоя любовь настолько, чтобы следить за мной через решётку, повиснув на ней, как это делают наши сумасшедшие фанаты?
– Негодяй, – Хилари шлёпнула его по руке, незаметно спустившейся ниже её талии. – Слава тебя портит. Лучше скажи, сегодня опять будут гонки?
– Нет. Начинается обычный рабочий день, милая. Не сердись, если я не смогу уделять тебе много времени. Предстоит отладить новый «Вильямс-ФВ11». Пат Хеда уже думать не может ни о чём другом. Найджелу пришлось срочно уехать, и я пообещал Пату вместо него поработать тестовым пилотом. Пат всё-таки мой друг… Там будет много ребят. С точки зрения женщины, красивых. Поэтому по сторонам не смотри. Большинство из них моложе меня лет на пять-шесть. Запомни, Хилари Строумер, твой муж очень ревнив.
Глава 39
Едва пара влюблённых пересекла черту, отделяющую город от автодрома – вопреки зловещим предсказаниям Джека, от Хилари никто из охранников ничего не потребовал, сразу замечая её ладонь, лежащую в руке чемпиона, как их сразу же окружила толпа мужчин в чёрных джинсах и жёлтых рубашках с короткими рукавами – несмотря на приближающуюся зиму, зной в Монте-Карло не спадал. У большинства работников жёлтые наушники висели на шее, а от подражающих им праздных зевак отличал деловой вид и надпись «Agip» с красной точкой в i на спине. Они представляли собой важнейшую касту: инженеры, механики – обслуживающий персонал гонок. К Джеку почти мгновенно прорвался не очень высокий человек с косым пробором справа и чуть насмешливыми, весёлыми глазами; следы веселья сохранялись и сейчас, когда всё лицо носило выражение траурной озабоченности.
– Привет, Джек. Вчера я не успел тебя поздравить. Вызывало начальство – опять выясняли всю ночь, почему капризничают полуавтоматические коробки передач. От Дерни я слышал, что у вас были проблемы с двигателями «Рено» и в новой машине стоит «Хонда-РА166Е». Сегодня посмотрим… Мадам, – он неожиданно заметил, с какой нежностью обнимает Строумер женщину у своего плеча.
– Спасибо, Джон. Разреши представить тебе Хилари Строумер, мою жену.
– Польщён, мадам. Вам удалось поймать эту загадочную личность…
– Я не закончил, болтун. Хилари, эта райская птичка – Джон Барнард, лучший конструктор гоночных машин в Европе, Америке и во всём мире.
– Ты преувеличиваешь. Кстати, Патрик в бешенстве: ищет тебя. Герхард сегодня появится? Кто-нибудь видел Бергера? – он двинулся дальше, сопровождая свои выкрики большим шумом.
– Какой он славный, – восхитилась Хилари. – Вы все тут такие… сумасшедшие?
– Подавляющее большинство. Нормальному человеку тут не выжить. Пойдём, – он потянул её за руку, ежесекундно приветствуя нэдов, тэдов и филов по обе стороны от себя. Казалось, он знаком со всем техническим персоналом команды «Вильямс» и некоторых других. – Я начинал на «Эрроусе», видишь ли… Знаешь, ты не обращай много внимания, если Патрик скажет что не так. Пат Хеда – человек вспыльчивый и препятствия приводят его в ярость. Он в общем-то не плохой, но…
– Я боюсь за тебя, Крис, – она остановилась, принудив его сделать то же самое. – Это опасно?
– Любовь моя Хилари, только без сантиментов. Я их не выношу. Быть тестовым пилотом не опаснее, чем качать избалованного ребёнка в колыбели. А сегодня няньке придётся знакомиться с новым малышом.
– Не понимаю.
– Фрэнк, Пат и Дерни создали новое детище – «Вильямс-ФВ11». Супермашина.
– Мать, конечно же, неизвестна. Одни отцы.
– Почему? Мамочка «ФВ-11» из Страны Восходящего Солнца – «Хонда». Её двигатель, система питания – впрыск топлива с электронным управлением – «Хонда-РГМ1»… Ребёнок родился здоровым, весит всего 540 кг, а рост, то есть длина кабины, 889 миллиметров.
– А цвет глазок в кого, в папу?
– Даже и не знаю, что ответить, ведь с мамой я не знаком, – его шутливо-патетическую речь прервал гневный выкрик.
– Джордж Генри Строумер! Где ты пропадаешь, мать… простите, леди…
Джек изменился в лице при виде яростного человечка:
– Пат, я… Ну пойми, ко мне приехала жена…
– Никаких баб в боксах и на тренировках! Встретитесь в отеле. Иди за мной.
Строумер, пожав плечами, повиновался с расстроенным видом и классической фразой Синей Бороды:
– Прости, любимая, так получилось.
– Миссис Строумер? – произнёс мягкий голос за её спиной, и по тону говорившего Хилари поняла, как отчаянно сражается он с приступом смеха. – Я – Фрэнк Вильямс, но вы можете называть меня просто Фрэнк.
– Вы облагодетельствовали меня, – развернувшись, Хилари в упор посмотрела на среднего роста худощавого мужчину в фирменной кепке и наушниках. Он улыбался широко и добродушно, однако Хилари не понравился его не принимавший участия в общем выражении лица цепкий, настороженный взгляд. Но она знала правила бизнеса – ответная улыбка была сладкой и нежной, как мякоть молодого кокоса. – Если уж вы были так добры, мистер Вильямс… Фрэнк… я полагаю, мы станем друзьями. А между друзьями какие церемонии? Меня зовут Хилари.
– Я знаю, Джек рассказывал о вас.
– О-ля-ля! – Хилари не стала уточнять, что миссис Строумер родилась всего лишь этим утром в результате недоразумения. – Ладно, оставим эту тему. Вы появились так быстро, как же Джек и мистер Хеда вас не заметили?
– Чтобы заметить, надо смотреть по сторонам, очаровательная Хилари Строумер; а им сейчас не до того – испытания «ФВ-11» входят в завершающую стадию. Пата и Джека я всегда интересовал лишь в плане инвестирования, поэтому сегодня я намерен заняться более приятным делом – развлечением прелестной женщины.
– Вы очень милы, – Хилари улыбнулась. – И часто с вами происходит такое?
– Нет, – развёл руками Фрэнк с видом печального паяца. – Моя работа, как наркотик, затягивает меня.
– Но, я думаю, она очень интересна! Я ещё не встречалась с империей таких размеров, хотя в моём подчинении в Австралии и находится пара сотен человек.
– Так вы ещё и богаты? Потрясающе. Джеку Строумеру повезло так, как он этого не заслуживает.
– Ну, по-моему, он в роли мужа неплох. Хотя ему вечно, как и мне, надо куда-то ехать, спешить. За два месяца нашего брака, – Хилари вдохновенно фантазировала, – мы пробыли вместе недели две-три, не больше – так, чтобы в неподходящий момент не звонил телефон или не заглядывал кто-то из посторонних.
– Я думаю, в такие моменты все – посторонние, особенно близкие друзья.
– Вы правы. Мы с Джеком – семья необычная, очень трудно найти двух таких же сумасшедших молодожёнов…
Вильямс представлял собой идеального слушателя: он изредка кивал, поощряя к дальнейшей откровенности, и только блеск его прищуренных глаз выдавал напряжённое внимание к её рассказу, по ходу которого Фрэнк прикидывал, какой политики придерживаться в общении со столь неожиданно возникшей женой Строумера. «Умные женщины слишком опасны, – думал он, – а Джека и так уже с момента гибели Элио д'Анжелиса стоило больших усилий держать в узде». Впрочем, всё, конечно же, зависело от его собственного решения. Во всяком случае, Фрэнк старался создать у Джека подобное впечатление. Но знать расстановку сил лучше заранее.
– Без сомнения, вы планируете завести детей…
– По обстоятельствам. Джек с головой кидается в очередную авантюру. Пока он не надумает перейти к спокойной жизни – никаких детей.
– Спокойная жизнь, стабильный дом, дети – это так нормально, – Вильямс прощупывал почву, надеясь, что черноволосая женщина отвечает ему искренне. Хотя женщинам, похожим на ведьм, ни один нормальный мужчина в здравом уме доверять бы не стал.
Жена Строумера пожимала плечами:
– Нисколько. По крайней мере, для меня. Дом – это место, куда я заезжаю переодеться перед очередным банкетом и урвать три-четыре часа отдыха. У меня шесть слуг, но я не знаю, чем они занимаются в моё отсутствие – возможно, спят. Личный самолёт и яхта всегда ждут, что я могу нагрянуть без предупреждения и приказать отправляться в Кению или Гонконг. Джек отвез меня в мэрию в получасовом перерыве между ланчем и важным телефонным звонком. Я даже не успела заказать белого платья. Трагично, не правда ли?.. Вы покажете мне те машины, Фрэнк, которые сделали вас знаменитым?
– …а вот эта, видите, Хилари, темно-синяя с надписью «John Player Special» – «Лотос-79» – была создана Чепмэном в 78-ом. На ней Андретти стал чемпионом.
– Андретти?
– Марио Андретти, легенда «Формулы». Почти как я, – с очаровательной скромностью Вильямс ей улыбнулся. – Секрет «Лотоса» состоял в том, что продольная образующая кузова получила конфигурацию перевёрнутого самолётного крыла. Плоские боковины выполняли роль вертикальных торцевых шайб. Воздух, обтекающий профилированные части кузова, создавал аэродинамическую силу…
Женщина посмотрела на часы, и Фрэнк спохватился:
– Простите, Хилари, увлёкся. Бывает…
– Нет, нет, Фрэнк, было очень интересно. Честно. Но я всё время думаю о Джеке – и беспокоюсь за него, хотя это и глупо.
– Не так уж глупо, как вам кажется, Хилари. Всякое случается… Гибель д'Анжелиса была для всех нас большим ударом. Он испытывал «Брэбхем» в Ле-Кастелле… Надеюсь, с Джеком ничего не произойдёт. Но если хотите, мы можем спуститься вниз и наблюдать за испытаниями из компьютерного центра.
– Это было бы замечательно, Фрэнк, – она благодарно смотрела на него огромными влажными глазами, и Вильямс внезапно подумал, что мог бы отдать все волнения, тревоги, радости побед, составлявшие его жизнь с 1969 года, когда он начал руководить своей командой в «королевском классе», за несколько таких взглядов своей жены. И вряд ли влияние этой красавицы на Строумера было слабее…
– Что-то случилось, Фрэнк? – человек в наушниках и с микрофоном у рта расхаживал по небольшой комнате от одного компьютера к другому.
– Нет, нет, Юрген. Как испытания?
– Пока гладко, – инженер постучал по деревянной обшивке стен.
– Позволь представить тебе Хилари Строумер, жену Джека.
– Здравствуйте, мадам, – он быстро пожал ей руку. – Я – Юрген Мейерсдорф, инженер-электронщик. Простите, дело прежде всего… Да, Джек, я тебя слышу… Слишком сильная вибрация при разгоне? – инженер кивнул одному из своих помощников, и пальцы того сразу забегали по клавиатуре компьютера. – Принято. Как сцепление?.. Да, антикрылья более массивны… Да, замечательно…
Хилари неуверенно коснулась руки Вильямса.
– Можно мне послушать?
Тот отвёл один из наушников дублирующего комплекта, с сомнением посмотрел на неё, словно не расслышав, и быстро кивнул:
– Держите.
Хилари сморщилась, вслушиваясь в любимый голос, звучащий такой официальной деловитостью. Большинство технических терминов ей были незнакомы – двойной турбонаддув, двухдисковое сцепление, самоблокирующийся дифференциал… Потом голос внезапно смолк, и Хилари с тревогой посмотрела на Юргена Мейерсдорфа:
– Почему он молчит?
Инженер широко ухмыльнулся.
– Вы без конца еле слышно повторяете его имя. Молитесь, мадам?
В наушниках нестерпимо громко прорезался злой голос:
– Чёрт! Я ненавижу этот поворот, Юрген, меня на нём без конца заносит.
– Шестой? – мгновенно сориентировался по карте инженер-электронщик.
– Точно. Как болит колено!
– Джек! – Хилари сорвалась. – Джек, с тобой всё в порядке?!
– Хилари? – уже по тону она почувствовала, как глаза «мужа» сузились в этот момент. – Кто дал тебе наушники? Юрген, выставьте её оттуда. Всё в порядке, дурочка, я люблю тебя. Но в отеле я тебя хорошенько отшлёпаю.
Мейерсдорф стянул с неё дублирующий комплект и отдал его помощнику. Затем распахнул дверь:
– Простите, мадам, так распорядился ваш муж. Нервным женщинам тут не место. Был рад с вами познакомиться. Прощайте.
Лишённая своего гида – Фоэнк Вильямс остался на испытаниях, Хилари вышла из огромного здания мимо комментаторских, ещё вчера опустевших, кабин и бесцельно побрела вдоль пересекающих весь автодром дорожек, от одного бокса к другому, рассматривая аккуратно сложенные в углах инструменты, круглые знаки на длинных палках с надписью «Brakes on», запасные и испорченные шины из резины «Гудъир». Репортёры, освещающие тестовые испытания «супермашины» – из тех, кого так много бывает в Монферране на традиционных тренировочных заездах на новых «феррари», не обратили на неё никакого внимания – новость о неожиданном супружестве самого неуловимого из пилотов «Формулы-1» ещё не разлетелась достаточно далеко. Механиков красивая одинокая женщина интересовала, но её мрачный вид отпугивал даже самых смелых. Она не заметила, как уже десять минут наблюдавший за ней из-под бело-голубого зонтика «МакЛарен» симпатичный мужчина, похожий на сосредоточенного воробышка, поднялся из шезлонга и направился к ней. Хилари присела на корточки перед заинтересовавшей её штукой, потрогала её рукой, произнесла вслух:
– Интересно было бы знать, что это такое…
– Грелка, фрейлейн.
– Грелка? – Хилари удивилась – но не тому, что получила ответ на свой вопрос.
– Да, именно так. Перед прогревочным кругом или стартом ими разогревают покрышки всех болидов до 95-100 градусов по Цельсию. Простите, фрейлейн, привычка – в Америке же всё измеряют по Фаренгейту, – самая обыкновенная мужская рука с чёрными часами на запястье протянулась из-за её плеча и забрала загадочный предмет у неё из рук.
– Наверное, Фаренгейт был великим человеком. Но я не американка, а австралийка.
– Далековато вы забрались.
– Привыкла путешествовать. А вы?
– Из Австрии. Но это было давно. Хотя у меня по-прежнему остаётся дом в Вёргле. Вы журналистка?
– Не совсем так, – Хилари, отряхнув руки, поднялась с колен и наконец посмотрела на своего невидимого собеседника. – В данный момент я – супруга одного из ваших коллег. Меня зовут Хилари Строумер.
– В таком случае вам не следует носить эти часы.
– А в чём дело? – подняв руку, Хилари осмотрела свои шикарно оформленные часы с посеребрёнными стрелками.
– Гравировка, – подсказал гонщик. – На них написано «В память о Швейцарии от Криса».
Хилари подняла на него глаза ангела:
– Ну и что? Человек, подаривший мне их, был мне как брат. По крайней мере, так я объяснила своему мужу.
– Вы потрясающе лжёте, – в глаза симпатичного мужчины было восхищение.
Она парировала с улыбкой:
– Вы слишком наблюдательный человек, австриец. Или я могу называть вас мистер Бергер?
– Вы тоже, Хилари, заслуживаете некоторые лавры. Хотя моё имя вышито у меня на комбинезоне. Вы кого-то ждёте?
– Мужа. Но он пока занят.
– Мы могли бы поговорить с вами. Об Австралии. Мне нравится этот континент, хотя я там и не родился. А как насчёт вас, Хилари?
– Я из Сиднея.
– И, конечно же, закончили монастырскую школу в Роуз-Бей? Только монахини могут привить девушке такую осанку.
– Да, Роуз-Бей и факультет экономики в Сиднейском университете.
– Вот и славно. Врать надо по-крупному, а не по мелочам.
– Герхард, вы славный парень, я ничего против вас не имею, но что вы так взъелись на меня? Каждый человек имеет право на частную жизнь. Вам же не понравится, если я назову имя, от кого вы прячетесь здесь?
– О?
– Джон Барнард.
– Логично, – Бергер отвернулся, скрывая смех. – Он заставляет меня работать не меньше, чем Гельмут Марко и Гюнтер Шмидт.
– Я не знаю этих людей – в вашем мире я новенькая. Но Джон мне понравился.
– Вы давно с ним знакомы?
– Не ваше дело.
– Я не видел вас на Гран-при, значит, день-два. В таком случае, откровенно говоря, вы не знаете и Джона, Хилари. С ним надо работать. Он замечательный. .. Но вы удивили меня, Хилари. Я не предполагал, что у Джека Строумера может быть личная жизнь и тем более жена.
– Почему?
– Его высказывания о женщинах слишком категоричны, – Бергер улыбнулся своим воспоминаниям.
– Не выдавайте его, Герхард. По-моему, он только поощряет мои выходки, чтобы доказать самому себе, на какой особенной женщине он женился.
– Ах, вот вы где, ангелочки! – длинная тень упала на раскалённый асфальт. – Я понимаю, Бергер: жара, пыль, гораздо приятнее для твоей артистической души поболтать с красивой женщиной об отвлечённых материях в тени. .. Но душе уж придётся как-нибудь перетерпеть ожидающую нас работу.
Герхард покорно дал себя увести, как и Джек – несколькими часами ранее; но, уже отойдя от зонтика на восемь-десять шагов, он внезапно обернулся и подмигнул Хилари, отчего сразу же стал похож на взъерошенного, насмешливого воробья:
– Ваше очарование совершило с Барнардом чудо – я никогда не думал, что он способен на такой спич. Надеюсь ещё увидеться с вами, до встречи!
Снова оставшись в одиночестве, Хилари продолжила свою познавательную прогулку по трассе «Монте-Карло». Впрочем, мысль пройти все 3328 метров бетонного покрытия, составляющие один гоночный круг, не вызвала у женщины особого энтузиазма, равно как и проносящиеся мимо болиды, под наглухо закрытыми шлемами пилотов которых она тщетно пыталась разглядеть лицо своего «мужа». Все гоночный машины различались для неё лишь по цвету; несмотря на это, она была уверена, что ни на одном из болидов не промелькнула магическая надпись «Canon» – красным по белому названия фирмы, спонсировавшей создание «ФВ-11» в «Формуле-1».
Яркое солнце высвечивало отдельные детали машин в боксах «Вильямса», чёрные прямоугольники распахнутых дверей словно приглашали войти. Но Хилари, успевшая уже заметить, что присутствие посторонних в служебных помещениях, мягко говоря, не одобряется, отправилась не туда, а в центр – белое здание, примыкающее к боксам, где располагался кабинет Фрэнка Вильямса, конференц-зал и тот вычислительный узел, из которого Юрген Мейерсдорф выставил её два часа назад. В здании было почти тихо – умолк тот непрекращающийся, жужжащий шум голосов, который неизменно сопровождает любое испытание машин, будь то трасса в Монферране или бразильская «Жакарепагуа», или «Спа-Франкоршам» в Спа. .. Надёжно укрыв от посторонних глаз новое детище Дерни, Вильямса и Хеды, обслуживающий персонал гонок торопился домой – в гостиницы, чтобы, успев захватить последние жаркие дни пребывания в Монако, искупаться в бассейне или пофлиртовать с очаровательными местными девушками, по праву гордящимися своей смуглой кожей, жгучими глазами, королевской осанкой. Любая из них могла оказаться принцессой Стефанией или Каролиной, любой из мужчин мог оказаться не женихом, а телохранителем. Хилари посмотрела в окно на раскалённый город, но перспективой в одиночку возвращаться в отель, где она уже наверняка стала притчей во языцех, не соблазнилась. Мимо прошла уборщица с ведром и тряпкой, посмотрела на незнакомку в запылённых джинсах с безразличием, ничего не ответив на приветствие Хилари, скрылась.
Кабинет Фрэнка Вильямса женщина обнаружила неожиданно для самой себя: дверь была приоткрыта, из-за неё слышались голоса. Один голос – мощный, доминирующий – Фрэнка; наличие другого Хилари определила только по повторяющемуся покашливанию во время речи шефа «Вильямса». Подслушивать не входило в её намерения – она лишь собиралась узнать, где её «муж». Но не прерывать же беседу? Это невежливо. Хилари вошла. Секретаря в приёмной не было, зато слышимость оказалась намного лучше – дверь между секретарём и боссом была распахнута настежь.
– Фрэнк, не надо, не будем об этом! Всё равно поздно, – голос Кристофера-Джека настиг Хилари как раз в тот момент, когда она собралась исчезнуть. Со свойственной хорошему бизнесмену оперативностью женщина передумала – может быть, речь идёт именно о ней?
– Послушай, Джек, подумай ещё! У тебя есть время до конца года. Совсем не обязательно сообщать о своём решении сегодня, на пресс-конференции. Ты же не собираешься сжигать за собой мосты, правда?
– Фрэнк, я уже решил, – голос у Строумера был усталым. – Мне уже тридцать два.
– Ещё, Джек! Ещё только 32…
– Прости, Фрэнк. Я начинаю чувствовать, что такая жизнь не для меня. Я хочу покоя. Нормальную жизнь, детей. По образованию я архитектор и всегда могу найти работу.
– Всё из-за Элио, да?
Хилари насторожилась. Элио или Элии?
– Не только. Прими в расч`т мою жену, Хилари.
– Ах, жену! Ну, я ничего не могу с этим поделать – она очаровательна, умна. Но если твоё решение как-то связано с Элио… – Вильямс остановился, в волнении заходил по кабинету. На непроницаемом лице впервые появился намёк на какие-то человеческие чувства. – В 1978-ом тебе было всего 24, тогда ты ещё здесь не появился.
– Да, я занимался фристайлом в Швейцарии и ездил на «Прототипах».
– Это был тяжёлый год для «Формулы». Ещё никто не пришёл в себя после гибели Грэхема Хилла в 1975-ом; Федерация вводила новые правила… Однажды не выдержал Андретти, и его изречение вспоминали спустя год, два и будут вспоминать, когда пройдет десять лет. Это печальная, неприятная правда. Марио сказал: «К сожалению, гонки нашей «Формулы-1» означают многое, в том числе и смерть. Этот вид спорта никогда не был и не будет безопасным. Слова «безопасность гонщиков» звучат абсурдом», – Фрэнк стоял у окна с закрытыми глазами – он цитировал по памяти. Затем обернулся. – Вот так, Джек. Как бы мы ни хотели, мы не можем предусмотреть всё. Я знаю, что Элио был молод – в двадцать восемь лет жизнь ещё кажется прекрасной. Молодыми умирают счастливчики. Помнишь, у Хайяма: «Блажен, кто побыл здесь недолго и ушёл…»
