– Она дышит? – чей-то шёпот ворвался в моё плывущее сознание.
– Не знаю, Стэн, – второй обеспокоенный голос. – Упасть с такой высоты… Навряд ли госпожа выжила. Но ты потрогай её.
– Сам потрогай, я боюсь.
– Ну ты и трус!
Какое-то шуршание и через мгновение ко мне прикоснулись, точнее, прикоснулось… что-то острое и твёрдое. Я хотела вскрикнуть от боли, но вместо крика вырвался приглушённый сип, а следом я даже смогла слабо трепыхнуться.
– Ты чего это в госпожу палкой тычешь? Сдурел, что ля, старый ты пень?
– Живая, Сол, она живая! – последовал восторженный ответ и тут же я услышала шаркающие шаги – ко мне подошли ближе.
– Тогда тащи её из воды! Чего замер? Надобно хозяйку домой отнесть, тама Шэлька о ней позаботится.
Двигаться не могла, сопротивляться этим двоим тем более, но судя по их разговору, вредить мне не собирались. Поэтому я не стала напрягать и без того болящее тело и даже мозг. А просто-напросто вырубилась, погружаясь в благодатное беспамятство.
***
– Ира, банкам доверять никак нельзя, положишь туда деньги и всё, поминай как звали. Знаешь же, что сейчас творится с экономикой страны, все финансовые организации схлопываются, как карточные домики! – это говорила мне моя невестка, супруга старшего брата.
В чём-то она права. Но хранить деньги, доставшиеся мне от моего вдруг объявившегося отца, в комнате в общежитии – последнее дело! Как отомкнуть дверь – знают даже дети, чего уж говорить о взрослых. Нельзя так рисковать, тут Лариска зрит в корень.
– Давай, к нам приезжай. Поговорим.
– Эмм, – чуточку растерялась я, – ну, давай.
Сказано – сделано. Поглубже спрятав деньги в рюкзак, поспешила к автобусной остановке. Поеду в гости к родне. Давно Сашку не видела, свою племянницу. Вот вроде и живём в одном городе, а времени, чтобы встретиться никогда не остаётся.
Люди стояли на остановке, словно нахохлившиеся воробушки, в практически одинаковой одежде и даже цвета они были почти единого, различаясь лишь оттенками серого и чёрного. Промозглый осенний ветер гнал пожухлую траву, будто соревнуясь со мной вскорости. Чувствовалось приближение зимы. Передёрнув плечами, встала под козырёк, такая же блёклая, как и народ вокруг, и замерла, глядя влево, туда, откуда вскорости должен подойти так нужный мне автобус.
Общественный транспорт, скрипя и устало "вздыхая", хотя вроде бы внешне выглядел вполне прилично и даже ярко – сверкал улыбками звёзд на приклеенных по бокам рекламных плакатах, подкатил к остановке ровно через четверть часа томительного ожидания. Я отлепила ступни от холодной земли и поторопилась в сторону гостеприимно распахнувшихся дверей, откуда в меня даже на расстоянии повеяло теплом, с неповторимым шлейфом пота, сигарет (водитель наверняка курил какую-то термоядерную смесь) и бензина.
Протиснувшись между людьми, стараясь не задеть кого-то локтями, заняла пустое пространство и замерла. Посмотрела в окно на пасмурное небо и хмурых прохожих, спешивших куда-то по своим очень важным делам.
Рюкзак прижала плотно к груди так, чтобы ни один воришка не смог чиркнуть ножичком и достать драгоценное содержимое.
А мысленно была далеко-далеко. Мама меня воспитывала в одиночестве. Никогда не говорила, кто мой отец, лишь, что он бросил нас, когда мне было два года. И вот недавно со мной связались с какой-то конторы и объявили, что я одна из наследниц небольшого, но приятного состояния.
Оформление всех бумаг заняло некоторое время и вот сегодня после обеда нотариус вручил мне заветный пухлый конверт. Если верить обмолвкам юриста, то дом и квартира в городе ушли третьей жене отца, мне же достались деньги. Неожиданно. И очень вовремя!
– "Остановка Маяковского", – механический голос оповестил, что мне пора на выход и я, встряхнувшись, потянулась вслед за другими пассажирами.
Оказавшись на улице, вдохнула носом свежий осенний воздух. Пахло скорым дождём. Но он не страшил, поскольку я, поверив ноющим костям и интуиции, захватила зонт. Улыбнувшись своим мыслям, поскакала вперёд.
Не успела я набрать номер на домофоне, как дверь распахнулась. Лариска явно ждала моего появления с нетерпением. Я неплохо относилась к жене брата, но всегда думала, что Миша мог бы найти и кого получше. Лара была бабой вздорной, даже скандальной. Любила сплетни и поболтать о пустом. Подруг у неё в нашем городе не случилось, посему невестка отрывалась, так сказать, на мне. Я её слушала, даже не пытаясь высказаться. Меня бы просто не поняли, ведь было только одно верное мнение: Ларискино.
– Ох, как ты вовремя, дождь обещали. Погода меняется так часто! Ещё утром по телевизору говорили о солнце, а уже после обеда переобулись и вещают о дожде, – затараторила она, приобнимая меня и чмокая воздух у моей щеки. – Проходи-проходи. Давненько в гости к нам не заглядывала. Сашка каждый день о тебе спрашивает!
Мне не дали и шанса открыть рот и поздороваться. Когда Лара отвернулась, чтобы повесить мой плащ на крючок в вещевом шкафу, на меня налетел маленький ураган:
– Тётя Ира! – детский голосок звенел от радости, которой не было предела – искренней и полной обожания.
Александра была похожа на своего отца – спокойного Михаила. Он был таким большим и бородатым, точно плюшевый медведь. Странно, что жена у него была полной его противоположностью, но, как говорится, "любовь зла…".
– Привет, детка! – подхватив малышку на руки, воскликнула я, так же как и она, радуясь встрече. – Прости, я так задумалась, что забыла купить тебе что-нибудь вкусненького!
– Ну и отлично, что забыла! Не то располнеет, – тут же вклинилась вечно сидящая на диетах сноха. – Пойдём на кухню, я пирожков напекла, – противореча своим же установкам, пригласила она.
Печь Лариса умела. Пироги, пирожки, булочки, всякие торты выходили у неё просто обалденно вкусно. Этого не отнять. Может сие обстоятельство и стало решающим для Мишки? Не знаю, никогда с ним не обсуждала его выбор. И не осуждала, принимая и уважая выбор близкого человека. – Сашка, подожди у себя в комнате, наиграешься ещё с тёткой, она никуда от тебя не денется! Мне нужно с ней кое-что обговорить, дела взрослые, важные, не для твоих маленьких ушек!
Поболтав о том и о сём, точнее, послушав сплетни двора через призму видения самой Лары, она перешла к важному:
– Ира, дорогая, нам нужна твоя помощь!
– Помощь? – не поняла я, и даже кончик носа почесала.
– У Мишки бизнес не идёт, вчера пришли и сказали, что заберут нашу квартиру, она же в залоге! – и тут впервые я увидела в глазах женщины слёзы. – Помоги расплатиться с долгами. Мы всё вернём, обещаю!
Что-то внутри меня оборвалось. Я кинула взгляд в сторону выхода, где виднелась часть комнаты Сашки, девочка беззаботно играла в куклы, разливая им чай в маленькие пластмассовые чашечки.
Было ли мне на тот момент жаль этих денег? Честно, очень. Но я племяшку я любила больше и никак не могла позволить ей оказаться на улице!
В итоге пухлый приятно шуршащий плотный конверт плавно перекочевал в руках невестки.
– Спасибо, Иришка, – прошептала Лара, обхватывая в порыве благодарности мою холодную ладонь. – Мы всё вернём, Мишка говорит, что дела пойдут в гору, как только он сможет расплатиться с основными долгами…
Брат действительно поправил свои дела и сохранил квартиру, вот только вернуть мне долг он так и не смог. Ни через пару месяцев, ни через полгода.
– Мы же родные люди! Должны поддерживать друг друга! Помогать! В конце концов, прощать! – как-то высказалась сноха, загородив грудью красного от стыда Михаила, когда я в очередной раз спросила о своих деньгах.
Ругаться не стала, главное, что у Сашки была крыша над головой и еда на столе.
И больше я не касалась этой темы и продолжила своё существование в комнатушке о шести квадратных метрах. А потом заболела…
***
– Госпожа? – тихий женский голос и мягкое прикосновение к моему плечу выдернули меня из забытья, возвращая моё сознание к реальности. – Дорогая моя девочка, живого места на теле не осталось! – продолжила негромко причитать незнакомка.
С трудом, даже с усилием, я открыла глаза и через некоторое время смогла сфокусироваться на тонущих во тьме деревянных балках потолка. Это точно не моя комната и не палата в больнице.
– Где я? – просипела непослушными губами. Вырвался какой-то невнятный шёпот, – пить…
– Госпожа! – напротив меня возникло старческое встревоженное женское лицо. – Очнулась, родненькая! Сейчас водицы подам. Ох и напугали вы нас!
Её полный нежности и заботы голос, то отдалялся, то приближался. А после к моим жаждущим губам прижался прохладный край чаши.
– Пейте, да, вот так. Не спешите, госпожа Эйла, не то подавитесь!
А я не могла насытиться, настолько вкусной была вода! Холодная, бодрящая, она живительным эликсиром пролилась в желудок и стало чуточку легче.
– Вот и славно, моя милая. Вот и хорошо! Вы будете жить, я уж постараюсь, чтобы все ваши раны затянулись, и следа не осталось!
Женщина говорила что-то ещё, я же обессиленно откинулась на тощую подушку и смежила веки. И в этот раз мне не снились родственники-предатели. И, как это ни странно, несмотря на ломоту во всём теле, впервые за долгое время меня не терзала жесточайшая мигрень, связанная с болезнью, которую не могли вылечить, которая медленно, но верно вела меня к одному-единственному концу… Ещё несколько часов, а может быть, минут? назад я думала, что тот приступ был последним, но нет, я где-то здесь и я дышу. Я живу!
Дорогие друзья! Приглашаю вас в свою новую историю. Очень надеюсь, что это будет просто бытовое фэнтези, приправленное толикой приключений и окутанное шлейфом романтики))) Проды пока без графика.
Всегда ваша,
Айлин.
– Как госпожа? – тихий голос прозвучал откуда-то слева на некотором от меня расстоянии.
– Спит, чего шумишь? – проворчал уже знакомый мне женский голос.
– Я-то шумлю? – возмущённо пропыхтели в ответ, – я переживаю! А ты шикаешь на меня, старуха!
– Сам старый пень! – беззлобно огрызнулась моя временная сиделка, а я медленно открыла глаза, мысленно радуясь, что это удалось без особых усилий. Так же не спеша повернула голову в сторону говоривших. Мужчина и женщина обоим далеко за шестьдесят, наверное, даже все семьдесят. Лица испещрены морщинами и глубокими складками – печать непростой жизни. Но вот спины у них прямые, плечи расправлены, люди не горбились под тяжестью лет, фигуры жилистые, видны крепкие руки, в общем, и он, и она выглядели бодрячком! Удивительно!
– Ужо три дня лежит, народ волнуется, а ты молчишь, ничего не говоришь, – наседал на женщину пришедший за новостями мужичок.
– Дышит, а это главное. Я её отпаиваю своими настойками, и они взаправду помогают – сердце стало ровнее биться, хозяйка больше не стонет от боли, спит спокойно. Синяки по телу мазью мажу, посветлели чуть. Передай остальным, на поправку идёт. Дай Всевышний вскорости выздоровеет.
– Радостно слышать такое, – вздохнул старичок и выглянул из-за плеча моей сиделки. И наткнулся на мой непонимающий взгляд.
– О! – я чуть не оглохла.
– Ты чего орёшь?! – бабуся замахнулась, чтобы треснуть собеседника по спине, но проследила за его глазами и тоже увидела очнувшуюся меня.
– Госпожа моя! – позабыв о госте, кинулась ко мне, – как вы? Пить хотите, али поесть принести?
– Да, – прошептала, чувствуя, что сил стало больше, но в горле сухо, как в пустыне. – Если можно, просто пить, а потом, – прислушалась к себе, – и поесть.
Кроме нормального зрения, ко мне вернулось и обоняние и пахло от меня не розами, уж точно.
– Сейчас-сейчас я быстренько на кухню и назад к вам. Коли есть захотели, то уж точно на поправку дело идёт! Заживём! – и поспешила к двери, потянув следом за собой счастливо улыбавшегося старичка.
Пока отсутствовала сердобольная бабушка, нашла в себе силы и приподнялась на локтях. Что-то было не так и это связано не с запахами, а с мироощущением, точнее, с телоощущением. Кто-то туго перетянул рёбра, оттого дышалось с некоторым трудом. Но смутило вовсе не это…
– О боже! – прошептала, оглядывая тощую фигурку под тонким шерстяным пледом. В заплатах.
Это же сколько я пролежала в беспамятстве, что настолько отощала? Где мои законные восемьдесят килограмм?!
– Одни кости! – неверяще, прошептала я, с трудом приняв сидячее положение, откинула покрывало и уставилась на своё исхудавшее в край тело.
И тут же схватилась за лицо, мяла, тянула. Кожа упругая, без морщинок, если верить ощущениям. Огляделась в поисках зеркала, не нашла.
Пришлось щупать: нос вроде мой, и губы похожи на прежние, а вот шрама над виском нет. Потрогала шею и всё, что ниже. Грудь небольшая, упругая, талия тонкая, ни грамма жира и противного нависающего "кармашка" снизу…
Та-а-ак. Нужно успокоиться, вдох-выдох. Навести панику – всегда успею. Для начала следует разобраться в ситуации.
Огляделась.
Скудно обставленная комната: узкая кровать, на которой я сидела, подле комода с какими-то глиняными чашками, у единственного в помещении окна с плотно задёрнутыми шторами, квадратный стол, подле него два стула с резными спинками, несколько пустых полок, приколоченных к обшитым деревом стенам, на полу плетёный коврик. И вот вроде, и всё.
Скрипнула дверь, выдёргивая меня из странно-задумчивого состояния.
– Вот, госпожа, милая моя, – в комнату вошла всё та же женщина. В руках она несла увесистый поднос, с дымящейся глиняной чащей на нём, кружкой и кувшином. – Похлёбка мясная, с овощами, ломоть хлеба, и вода с вином.
– Эм-м, – пробормотала я, следя, как аппетитно пахнущий обед или ужин? плавно приземлился на стол. – Кто вы? – решила пойти ва-банк, действительно, рано или поздно придётся с ней заговорить и притворяться, что я её знаю – последнее, обречённое на провал, дело.
Руки старушки дрогнули, посуда звякнула, и женщина, чуть помедлив, обернулась. Глаза круглые, шокированные. Натруженные, заскорузлые пальцы схватились за край старого, но чистого фартука и смяли его.
– О Всевышний! Вы не помните меня? – и слёзы в глазах.
– Я ударилась затылком, – выдохнула, не зная, как быть. Всегда терялась при виде чужих слёз, – в голове туман, никого и ничего не помню. Что это за место? Как я тут очутилась? И вообще, кто я сама такая?
Бабулька подтянула к себе стул и обессиленно на него рухнула. По морщинистой щеке побежала крупная прозрачная слеза.
– И как же нам теперь быть? – всхлипнула она.
– Не плачьте, – мне было искренне жаль несчастную женщину, я свесила ноги с кровати и хотела было встать, чтобы подойти к ней, но не успела ничего из этого сделать.
– Вам пока нельзя ходить! Сил мало, оступитесь, упадёте! Меня Шелька зовут, я ваша помощница, пособляю по хозяйству! – тараторила она, помогая мне вернуться в лежачее положение.
– Шелька, по нужде сходить всё равно придётся! – воскликнула я и дёрнула плечом, чтобы вырываться из её цепких рук. Вышло слабое трепыхание и заболели рёбра.
– Охохонюшки! Сейчас-сейчас, – шмыгая носом, моя сиделка резво наклонилась и вынула из-под кровати… утку. То есть подобие мочеприёмника, допотопный, но вполне определённой формой, которая не оставляла сомнений в назначении сего предмета.
– Ну уж нет! – фыркнула и строго нахмурилась, – веди в уборную!
И меня повели, поддерживая с одной стороны. Пришлось выйти из комнаты, шаркая ногами в кожаных башмаках, и преодолеть некоторое расстояние – туалет находился в другом конце коридора. Что же, я уже потихоньку догадывалась, что не всё так просто и это место далеко не привычная городская квартира со всеми удобствами. И выносной большой горшок, стоявший за ширмочкой, являлся прямым доказательством, что занесло меня неизвестно куда. Страх подступил к горлу, но радовало одно очень важное обстоятельство – я жива, у меня не ломит виски и не идёт носом кровь. А с остальным можно разобраться.
Сделав свои дела, также с помощью Шельки, её присутствие смущало, но без умелых действий женщины я бы провозилась неизвестно сколько времени, подошла к тазу и мне полили на руки из рядом стоящего кувшина. Умылась: плеснула в лицо и на шею, стало полегче. И вгляделась в мутное отражение.
И пусть изображение плыло, было не чётким, но это точно моё лицо. Молодое, симпатичное, курносое, овальное. Шок. Непонимание. Всё это посетило меня с удвоенной силой, но я смогла сдержать возглас и, взяв в руки чистую тряпицу, заменявшее здесь привычное полотенце, насухо вытерлась.
– Как меня зовут, Шелька? – оказавшись снова в своей комнате, спросила я вдруг ставшей молчаливой, женщину.
– Госпожа, ваше имя Эйлианна Бейл. Вы хозяйка этого дома и земель вокруг него, – через минуту, ответила она и снова всхлипнула.
Я же, чувствуя, что этот небольшой променад до отхожего места оказался не самой хорошей идеей – болели-гудели ноги и ушибленные рёбра, устало присела на краешек кровати и выдала:
– А теперь по порядку. Мне нужна твоя помощь, чтобы всё вспомнить. Без тебя я не справлюсь, у меня никого нет. Такое ощущение, что я осталась одна в целом мире, – говорила искренне, поскольку так оно на самом деле и было. Слёзы невольно застили взор. Стало так жаль саму себя, аж выть захотелось. И это моё состояние Шелька очень чутко уловила, потому что перестала шмыгать носом и взялась утешать меня, поглаживая меня по узким плечам, начала рассказ.
– Вы внебрачная дочь графа Лемана, этот дом, территория вокруг и лес – всё это ваше. Он подарил всё это вам. У графа двое законных сыновей, все они наследники большого состояния, но вы единственная, пусть и незаконнорождённая, дочь. Граф любил вашу мать, помершую во время родов, но и взять вас в свой дом никак не мог. И вы со своей няней были отправлены сюда. Ваш отец, заботился о вас, пока не помер, даже посылал учителей, дабы дать вам хоть какое-то образование…
Шелька говорила, глядя в одну точку, словно пересказывая чьи-то слова, хотя, возможно, так оно и было.
– Полли – ваша кормилица и няня, умерла несколько дней назад.
Женщина замолчала, как-то устало вздохнула и перевела взор своих блёкло-зелёных глаз на меня. Я же прилегла, дабы дать отдых измождённому телу.
– Я перешла границу не так давно, и живу здесь всего ничего, но Полли для меня стала самой лучшей подругой. Светлый человек, прекрасный душой и помыслами. Мне её будет не хватать.
Я молчала, не зная, что сказать. Для меня та женщина, о которой с такой теплотой в голосе отзывалась Шелька, была чужой, но чтобы уж совсем не показаться равнодушной, нахмурилась, стараясь не переигрывать и изобразить хотя бы чуточку печальное выражение на лице.
– Вы сильно горевали, – продолжая сверлить меня взором своих больших глаз, продолжила говорить бабулька, – совсем расклеились. Но на зачем-то пошли в его логово…
Какое такое "логово"? Фраза царапнула слух, но вмешиваться в монолог разговорившейся помощницы не спешила.
– Вы упали со скалы, когда шли через ущелье, мужики не поняли, как сие произошло, опомнились, но было уже поздно. С обрыва сорвались, прямо в подземную реку. Я всё ещё сильно удивлена, что вы вообще выжили.
А как я удивилась сему обстоятельству! Если верить интонациям Шельки, я должна была переломать все кости так, что не собрать!
В глубине души ко мне уже пришло понимание, что всё же та девушка умерла. Эйлианна Бейл погибла и в её теле очутилась я, Ирина Полёва. В своём мире или времени я тоже скончалась. В гордом одиночестве в палате. Никому не нужная. И вдруг так жалко себя стало, хоть волком вой!
Слёзы прочертили горячую дорожку…
Шершавые ладони прикоснулись к щекам, отирая солёную влагу.
– Поплачьте авось полегчает, да и вспомните чего важного, – приговаривала Шелька, мягко поглаживая мои волосы и плечи.
Может, я бы и успокоилась вскорости, но проявленное искреннее сочувствие и тепло от совершенно постороннего человека, прорвало плотину – я заревела безобразно, вздрагивая и сотрясаясь всем телом. Всё накопившееся вырвалось наружу. Не люблю проявлять столь сильные чувства, даже будучи наедине с самой собой, но вот сейчас взвыла раненым зверем, честно, оно само как-то так вышло… Никогда в жизни не позволяла себе подобного.
Успокоилась не скоро, продолжать разговор в таком эмоциональном раздрае не было ни сил, ни желания, поэтому отпустила Шельку и обессиленно прикрыла опухшие веки. Засыпая подумала, что каким-то немыслимым образом оказалась тут. Задалась правильными вопросами: что это за место, возможно, какая-то параллельная реальность? Или просто земное прошлое? Судя по масляной лампадке, стоявшей на столе, электричество пока не придумали. Или же блага цивилизации сюда так и не добрались. Ну, ничего, будет время и я непременно выясню, где нахожусь.
Утром меня разбудила скрипнувшая дверь – сон стал чутким, а слух острым. Давно я так прекрасно не слышала! Тут же распахнула опухшие веки – неприятные последствия вчерашнего водоразлива, и посмотрела на деловитую Шельку. Женщина прошла к окну и распахнула плотные занавески. Солнце ворвалось в комнату, заставляя меня зажмуриться от неожиданности.
– Утро добренькое! – поприветствовала меня она, – сейчас Сол завтрак принесёт, уж больно он хочет вас видеть и лично убедиться, что вы идёте на поправку.
– Доброе, – вяло улыбнулась я, хотела было извиниться за вчерашнюю сцену, но смолчала – меня зовут госпожой и хозяйкой, значит, по статусу я выше, и мои порывы просто не поймут. С другой стороны, всегда нужно оставаться человеком, какое бы положение ни занимала, посему сказала так: – Шель, спасибо вам за доброту… за сердечность проявленную, за заботу искреннюю.
И реакция на мои слова, сказанные в порыве благодарности, последовала незамедлительно! Помощница быстро ко мне подошла, присела на краешек кровати и шепнула:
– Не стоит, я вас, как внучку свою полюбила. Вы и ваш дом стали мне родными, – она потянулась к моей руке и мягко сжала.
В дверь негромко постучали, даже как-то неуверенно, отвлекая нас от разговора.
– Войдите! – ответила моя "сиделка" и створка тут же распахнулась. В проёме показался седой высокий мужчина. Худощавый, с прямой спиной, множеством морщин на лице, шее и открытой части рук. Глаза пронзительно-голубые. Увидев меня, лежащую на кровати, сочувственно поджал губы и перешагнул через порог. Пришедший держал перед собой увесистый поднос, на котором стояли какие-то миски и кувшин со стаканом.
– Хозяйка! – осторожно заговорил мужичок, – как же я рад, что вы и правда на поправку идёте! Я ведь сам вас из воды вытащил, потом домой отнёс. Зазря вы с нами к Джеку пошли, сами бы с ним переговорили, просил же вас, не ходить, но вы же упрямая, ничем вас не переубедить было!
Сол оказался ещё тем ворчуном, но очень подвижным: пока говорил, успел пройти в комнату, расставить на столе завтрак, и даже поправил занавески, чтобы покрасивее было, складка к складке.
– Шелька говорит, вы память повредили, так и неудивительно, свалиться с такой-то высоты! А ещё она ревела вчера, глупая баба! Человек, главное, жив остался, а она нас чуть не утопила на кухне своими слезами, – Сол подошёл к моей кровати поближе, словно хотел убедиться, что я всё же дышу, даже голову наклонил чуть вперёд, будто бы прислушиваясь. – Проверяющий прибудет токмо через несколько месяцев, успеем мы спрятаться, нечего раньше времени переживать было и дёргать вечно занятого Джека.
Всё интереснее и интереснее, кто такой Джек, что за проверяющий и зачем им или нам прятаться от него?
– Я сегодня булок испёк ароматных, только для вас. Муки мало осталось, надо в город ехать. Скоро сезон, постояльцы понаедут, чем кормить их будем? – продолжал он вываливать на меня тонны информации. – Зима закончилась, весна пришла, скоро можно будет проехать, снова народа тьма набежит, не протолкнуться станет! Вертеться-крутиться придётся, а я один, помощник нужен, сведущий в готовке.
Я тихо вздохнула. День ещё даже толком не начался, а уже какие-то проблемы назрели и решать их не кому-то, а мне.