Айлин
Бездна под ногами
У каждого из нас своя бездна под ногами, всю свою жизнь мы боремся с тем, чтобы не провалиться туда. Все наши страхи, переживания, негативные эмоции увеличивают эту бездну. Люди по-разному ведут себя при осознании своей личной бездны. Одни начинают беспросветно пить, другие – злиться на себя или на весь мир. Кто-то пытается закрыть глаза и сделать вид, что ее вовсе нет, и лишь единицы пытаются побороть ее. Ни один человек так и не смог найти способ избежать бездны: она преследует нас, заставляет нервничать ещё сильнее, совершать ошибки, оступаться и в конце концов проваливаться в нее.
Сегодня моя бездна практически меня поглотила, я готова была сама в нее погрузиться. Самое ужасное, что особой причины на это не было, просто дурацкое стечение обстоятельств.
Я устала впахивать одна с утра до ночи, чтобы прокормить семью, устала от вечных болезней детей, устала от своего жирного тела, устала постоянно готовить, стирать, гладить. Устала…
Это сложно объяснить словами. Парадокс в том, что я люблю свою работу, безумно люблю и дорожу ею, даже люблю вести домашнее хозяйство и заботиться о других. Но в этот день та самая бездна все расширялась и к концу дня стала настолько большой, что, казалось, уже невозможно ее обойти, остаётся только войти.
Мне повезло, что лишь показалось. Стоило вспомнить о детях, как бездна стала сужаться, и я, хоть и с трудом, но смогла преодолеть ее в этот раз. Однако осталось отвратительно липкое чувство, что мы с ней ещё не раз поборемся.
Говорят, надо идти к специалисту, если один не справляешься с депрессией. Согласна, наверное, надо, но как только начинаю это планировать, тут же что-то происходит: заболевают дети, аврал на работе, ломается машина, словно мистика какая-то. Поэтому я отложила эту мысль на неопределенный срок и пытаюсь сама собрать себя по крупицам, для чего взяла отпуск на работе. Правда, не уверена, что отпуск в виде сидения дома сильно поможет мне, но стоило хотя бы попробовать.
Итак, впереди две недели отдыха и я уже составила список дел, чтобы отдыхать было не скучно.
Проснулась рано, как на работу, хотела встать и поняла, что нет необходимости. То самое чувство, когда хочется ещё полежать, а пора вставать, сегодня меня не посетило. Как странно…
Каждый день приходилось буквально отдирать себя от кровати, чтобы начать собираться на работу, а сегодня можно хоть пол-дня проваляться в кровати, а желания нет. Заставила себя просто полежать, без желания: ну надо же проверить, каково это поваляться в постели без особой причины, вдруг в этом корень всех моих проблем. Но вот уже пол-часа лежу: спать не хочется, лежать не комфортно, уже и подушка не такая, и одеяло жаркое – стало всё раздражать.
Прислушалась: в квартире тихо, дети взрослые уже, каждый утром нашел, что ему по вкусу, в холодильнике, сам позавтракал и ушел в школу. Значит, я одна, в квартире чисто, только вчера на психозе прибралась везде капитально. Холодильник забит продуктами и готовыми блюдами, тоже психанула позавчера и наготовили на роту солдат, до сих пор никак не доедим. Лежу и прислушиваюсь к себе: так что же ты хочешь? Давай генерируй, сегодня можно исполнять мечты. Но мой мозг молчит, в том-то и вся беда, он уже давно ничего не хочет. Всё, что я делаю весь день, – это сплошное «надо» и «обязана», но никак не «хочу» и «нравиться».
– Я разучилась хотеть чего-то для себя, приплыли, – сказала я громко сама себе.
Медленно сползла с кровати, прибрала за собой, пошла в ванную. Мозг молчал… «Ну хоть что-то придумай, ну пожалуйста! Я что, зря отпуск брала?», – пыталась я вступить в беседу с ним и найти компромисс. Но всё было не так просто, как хотелось, вероятно, он на меня очень обиделся за все годы игнорирования его желаний и теперь сам игнорирует меня.
Кое-как запихнула в себя завтрак и решила искать ответ на свою апатию в интернете – не очень-то умно, но другого просто не придумала. Начитавшись и насмотревшись различных психологов, я сделала вывод, что вся проблема внутри меня самой и помочь себе могу только я сама. Вроде как надо найти момент в жизни, когда всё это стало только зарождаться, и отмотать пленку назад, понять, что не так, и не поступать так больше.
Я села перед зеркалом и начала вспоминать, когда впервые меня стала накрывать моя бездна.
***
В школе все девочки в классе уже вовсю кокетничали с мальчиками, дружили, ходили за ручку, а я нет. На меня никто не обращал внимания, хотя я выглядела не хуже других и училась хорошо, но что-то во мне отталкивало. Как-то я спросила мальчика, который мне нравился, почему он со мной не хочет сидеть за одной партой, ведь и он, и я сидим одни. Тогда он посмотрел на меня серьезно и ответил:
– Потому что я тебя боюсь, ты такая странная, прям как будто старая, нет – древняя.
Я тогда не особо поняла смысл того, что он хотел мне передать, но именно в этот момент я впервые почувствовала свою бездну и как она манит к себе.
Мне стало холодно и так темно на душе, что я отвернулась от мальчика, так ничего ему не ответив. На следующий день он заболел и не пришел в школу, обычный насморк, вроде как ничего серьезного, но мальчик никак не мог побороть болезнь, все затянулось почти на месяц. Когда он наконец-то поправился, то сел подальше от меня, а на перемене попросил не подходить к нему близко.
– Не надо, пожалуйста, не подходи, и не проклинай меня больше, я ничего плохого тебе не делал, – взмолился он с явным испугом в глазах.
Я отступила подальше от него и покрутила пальцем у виска, показывая ему, что он сошел с ума и несёт всякую чушь.
Но дети в классе подхватили эту волну псевдостраха и каждый посчитал своей обязанностью объявить мне бойкот и держаться от меня подальше. Учителям даже приходилось порой сажать меня за свой стол, чтобы другим хватило места за партами, иначе ученики просто отказывались занимать парты возле меня. Это безумие длилось почти год: любой заболевший винил меня в проклятии, а если моя плохая отметка вдруг сопровождалась болезнью учителя, который мне ее поставил, то весь класс гудел, что я и учителей теперь проклинаю, и скоро меня вся школа будет бояться.
Холод поселился в моем сердце, я поняла тогда, что один человек может намеренно или невольно создать невыносимые условия для другого человека. Так и мой одноклассник, своей выдумкой сделал мое пребывание в школе просто невыносимым. Сидя на уроках, я мечтала лишь поскорее оказаться дома. Удивительно, но в данной ситуации на мою сторону не встали даже учителя. Когда пришла моя мама разбираться в причинах бойкота, то классный руководитель ей ответила:
– Ваша дочка сильно отличается от других детей в классе, она чрезмерно взрослая, строгая, неэмоциональная, у нее крайне жёсткий и требовательный характер и такой взгляд, что у меня самой порой мурашки по коже от него. Я не оправдываю детей за травлю, но и осуждать их реакцию на вашу дочку не могу, просто постараюсь держать ситуацию под контролем. Это всё, что я могу обещать вам.
– Если всё так, как вы говорите, то она сама себя защитить сможет, могу только пожелать вам удачи, – ответила моя мама и ушла.
Со мной мама обсуждать ничего тогда не стала, она понимала, что я подслушала весь разговор с классным руководителем. Мне хотелось услышать от близкого человека слова поддержки, совет, но мама просто промолчала и сделала вид, что всё нормально.
С тех пор бездна меня не покидала: она то увеличивалась до таких размеров, что, казалось, уже неизбежно быть ею поглощенной, то уменьшалась, что даже и не вспоминала про нее.
Школу я так и закончила изгоем, на последний звонок и выпускной не пошла, за аттестатом пришла специально с опозданием, когда основная масса одноклассников уже разошлась.
– Марина, что по жизни планируешь делать? В универ-то поступать будешь? – неожиданно обратился ко мне один из одноклассников.
Я застыла даже сначала: уже пару лет никто ко мне не обращался, все сторонились, а тут прямой вопрос ко мне, да ещё и при свидетелях. Наступила странная тишина – все ждали, а что же дальше.
– Я поступлю в институт, стану врачом, пойду работать в больницу, выйду замуж, рожу двоих детей, рано стану вдовой, и тогда ты мне позвонишь и предложишь встречаться, – ответила я.
Зачем я так сказала, сама не понимала, но, говоря это, искренне верила в свои слова, будто знала, что так оно и будет.
– Нормально у тебя так с фантазией! Ты чё, таблы, что ль, какие пьешь? Поделись, и мы тоже расскажем про свое будущее, – посмеялся Гриша, тот парень, который задал мне вопрос.
– Я и без таблов нормально фантазирую, чего и вам желаю. Жаль, не у всех из вас есть будущее, некоторые последний год живут, ну ладно, мне пора, – ответила я и практически бегом выбежала из школы.
«Марина, что ты несёшь, зачем ты такое людям говоришь, и так ты странная для всех, теперь вообще психованной посчитают», – злилась я на себя и никак не могла успокоиться.
Никто не верил, что я смогу поступить в медицинский институт. Мама прямо сказала, что денег на учебу у нас нет, так что или я поступаю на бесплатное, или иду работать. Я прекрасно понимала, что попасть на бесплатное в медицинский крайне сложно, нужно набрать фактически максимальный бал. Я, конечно, хорошо училась в школе, но не настолько, чтобы быть уверенной в своих силах. Однако я просто знала, что поступлю, я не могла этого объяснить, просто знала, и всё.
Мама давно привыкла к моему странному замкнутому характеру и предпочитала не лезть ко мне с расспросами. Так что я в назначенный день пришла на вступительный экзамен в институт, прошла в аудиторию и ждала своей очереди, чтобы вытянуть билет. Народу было целое море, все переживали, суетились, стоял гул до тех пор, пока не вошли экзаменаторы, тогда уже воцарилась торжественная экзаменационная тишина. Секретарь шла по рядам со стопкой билетов и предлагала вытянуть каждому любой. Когда она подошла ко мне, у нее из стопки выпал билет, она на него нечаянно наступила. Я наклонилась и подняла его. На предложение заменить его, я сказала:
– Оставьте, он сам меня выбрал.
Секретарь посмотрела на меня удивлённо, но ничего не ответила, просто продолжила свою работу.
Билет оказался для меня простым, все темы я знала очень хорошо, так что написала всё подробно и с примерами. Я осталась довольна и была уверена в хорошем балле. В день вывешивания списка поступивших, мама спросила меня:
– Почему ты не идёшь в институт, сегодня же списки повесят, хоть узнаешь, поступила или нет, надо же определяться уже с твоим будущим.
– Я знаю, что поступила, меня зачислили в первую группу, попозже поеду, когда расписание занятий будет известно, – спокойно ответила я.
– Ты порой меня пугаешь, не пойму, откуда в тебе это. Ладно, я после работы заеду посмотрю списки сама, – сказала мама и лишь печально покачала головой.
Я чувствовала себя неуютно, я была для неё проблемой, бедовым ребенком, вроде как не хулиганила, но заставляла ее нервничать из-за своего характера.
В институте учеба мне давалась с трудом, теория была явно не моим коньком, но в практике я могла полностью развернуться. Стоило мне увидеть пациента, как я моментально понимала что с ним не так и как это исправить. Преподаватели вскоре начали меня называть ходячим МРТ и периодически устраивали мне проверки разного вида, чтобы понять, как это я проделываю, не хитрю ли.
В больнице я пропадала сутками, мне нравилось помогать людям, а когда у меня ещё и получаться стало, то я будто бы не уставала даже, а наоборот набиралась сил от каждого выздоровевшего пациента.
***
Коллеги -врачи приглядывались ко мне сначала с недоверием, потом с удивлением, которое быстро перешло в чувство страха: меня снова боялись, но уже иначе – бойкотов никто не объявлял, даже общались сдержанно вежливо и при крайних случаях с пациентами могли и совета попросить, но на вечеринки не звали, и в целом, на другие темы, кроме работы никто не пытался со мной заговорить.
– Мариночка, вы умница, таких талантливых врачей очень мало, но поймите меня правильно, я не могу назначить вас заведующей отделением, вы, как личность, крайне асоциальны, вас же боятся, не самая лучшая психологическая атмосфера воцарится при таком руководителе. Вы уж меня простите великодушно, – в сотый раз пытался извиниться главный врач больницы.
Это происходило каждый раз, как увольнялся очередной заведующий отделением, и главному врачу вновь приходилось подбирать кандидатуру на эту должность. Почему-то никто не приживался заведующим, выдерживали не больше полугода и сбегали. Причина лично мне так и не была понятна.
– Степан Григорьевич, вы же знаете, что я не хочу быть заведующей, так что не переживайте по этому поводу, я лучше пойду к пациентам, с вашего позволения, – каждый раз я отвечала одно и то же главному врачу больницы.
А что мне ещё оставалось сказать? Я и правда не горела желанием заниматься административной работой, меня всё устраивало и так.
– Марина, почему вы за все эти годы ни разу не спросили, почему вас боятся? – вдруг задал вопрос Степан Григорьевич, когда я уже практически была у двери его кабинета.
– А какой смысл задавать этот вопрос? Если люди хотят чего-то бояться, они всегда найдут для себя повод и основание, ну или придумают на крайний случай. Эта информация ничего не изменит. Я не изменюсь, и они тоже, – постаралась я дать развернутый ответ.
– Я начинаю верить, что вы колдунья, причем древняя. Такой выдержкой, как у вас, обычный человек просто не смог бы обладать, – сказал мне Степан Григорьевич.
– Интересная теория, ну а если и так, какая разница, здесь я просто доктор Марина Анатольевна и не больше, – ответила я с улыбкой, меня и правда рассмешили его слова.
– Хорошо, Мариночка, только прошу вас, на этот раз пусть заведующий отделением проработает хоть пару лет, я утомился их выбирать. Я знаю, вы можете это устроить, – обратился ко мне главный врач.
– Ну ладно вам, неужели и вы тоже в эти глупости поверили? – с искренним удивлением в голосе спросила я.
– Мариночка, как тут не поверишь, люди ж всё видят: стоит кому-то вам что-то поперек сделать, как тут же, или заболевает человек или ещё что похуже случается у него. А у наших заведующих уже и не перечесть сколько бед происходило – аварии, пожары, смерть близких людей, серьезные заболевания, страшно даже вспоминать. И это случалось аккурат после стычек с вами. Мне самому страшно сейчас вам это всё говорить, как бы не прокляли меня за такое откровение, – практически дрожащим голосом сказал мне Степан Григорьевич.
– У вас жена больна, приведите на диагностику, лучше меня знаете, что раннее выявление болезни многократно повышает шансы на спасение. Я вас очень уважаю и ценю как специалиста, не стоит верить в чушь, которую люди несут, – ответила я спокойно главному врачу больницы.
– А что с женой? Она вроде не жаловалась, – обеспокоенно спросил Степан Григорьевич.
– Я пойду к пациентам, всё у вас будет хорошо, до свидания, – ответила я и вышла из кабинета.
Моя бездна с каждым шагом увеличивалась, мне хотелось заплакать, но я не умела, последний раз у меня получалось заплакать далеко-далеко в детстве. Я дошла до ординаторской и остановилась у двери: «Когда же это закончится? Почему я такая? За что мне это?» – мысли не давали покоя.
На душе похолодело, бездна сковывала и манила всё сильнее, я морально начала сдаваться, как-то вдруг стало всё равно. А вдруг станет легче, если она меня поглотит», – подумала я.
– Марина Анатольевна, помогите, пожалуйста, там подростка привезли без сознания, на улице подобрали, жизненные показатели падают, а что с ней, понять не можем, ещё немного и потеряем ее, – тараторила рядом врач-реаниматолог, хорошая девочка, ещё сопереживающая пациентам, недавно начала работать.
– Конечно, пойдем скорее, – ответила я ей и отодвинула свою бездну на второй план, есть вещи поважнее моих личных переживаний.
Девочку тогда удалось спасти, а может, это она меня спасла, вовремя появившись в моей жизни. Не знаю даже, но точно поняла, что я нужна пациентам, поэтому свою боль и переживания должна припрятать глубоко-глубоко, чтобы не мешали работать.
Нового заведующего вот уже месяц не могут найти, всё как-то неуправляемо в отделении становится. Врачи нервничают, по углам перешептываются, а главврач занят лечением жены. Он после моих слов решил проверить здоровье супруги и выявил онкологию на ранней стадии.
– Мариночка, скажите честно, вы ведь знаете, я верю вам, как моя Лена сможет выкарабкаться? – спросил меня как-то главврач, поймав в коридорах больницы.
– Степан Григорьевич, всё будет хорошо, выполняйте рекомендации лечащего врача и не переживайте, если нужна моя помощь, вы только скажите, я всегда готова, – ответила я.
– Спасибо, ты и так, считай, ее спасла, когда предупредила меня, не было же и намека на такую беду, – сказал главврач.
Тогда наша беседа на этом закончилась. После его слов мне стало тепло на душе, впервые мои странности принесли положительную реакцию в мой адрес, моя бездна на некоторое время отступила.
Не знаю, что тогда так повлияло на персонал отделения, то ли главврач их уговорил и внушил, что меня не надо бояться, то ли я стала меняться, но на очередном собрании на тайном голосовании большинство проголосовало за мою кандидатуру на пост заведующей отделением.
Я была крайне удивлена. Главврач, устав уговаривать сотрудников занять эту должность предложил просто каждому написать на бумажке фамилию того, кто, на их взгляд, лучше всего подходит для этой работы, и бросить в коробку. Чья фамилия будет написана больше всего раз, тот и станет заведующим отделением.
– Уважаемые коллеги, сегодня начинается новая глава в нашем отделении, у нас избрана заведующей Марина Анатольевна. Это врач очень талантливый и невероятно проницательный, иногда мне кажется, что она просто колдунья. Главное, что ее колдовство, если оно и правда есть, будет теперь работать во благо нашего отделения и наших пациентов. Желаю всем нам плодотворной и успешной работы, – с такой речью выступил перед коллегами Степан Григорьевич после голосования.
Должность мне давалась тяжело, я не любила бумажную работу, а ещё больше не любила отвечать за других врачей, но пришлось смириться и впахивать. Что-то получалось, что-то нет, Степан Григорьевич помогал, да и коллеги оказались невероятно понимающими и терпеливыми. Никто за период моей адаптации ни разу не жаловался и не бунтовал. Всё удавалось решать мирно.
Когда казалось уже, что всё налажено и работает как надо, один из ведущих врачей неожиданно принял решение о переезде за границу, пришлось срочно искать замену. Многие приходили на собеседование, но не внушали мне доверие. Пока не появился Виктор. Он зашёл в кабинет, и я поняла, он именно тот кто нам нужен, от него веяло уверенностью, силой и спокойствием. До прихода к нам он работал фельдшером на селе, в довольно глухом месте, до ближайшей больницы далеко, поэтому опыт у был крайне разнообразный – к нему шли с абсолютно всеми проблемами, и он помогал их решать.
– Мне сказали, что вас называют знахарем. А почему? – спросила я у Виктора.
– Это народ мне придумал название, всё потому, что жили мы далеко от больниц и аптек, порой самому приходилось за нужными травами в лес ходить и готовить настойки, отвары и мази, – спокойно ответил Виктор.
– А почему уехали? – спросила я.
– Я там жил, пока родители живы были, помогал им, их не стало прошлым летом. Сначала отца похоронил, мать следом слегла, с пол года даже не прожила, перед смертью слово с меня взяла, что в город подамся и начну людям тут пользу приносить. Ещё – что женюсь, детишек заведу. Вот я и приехал, – ответил Виктор.
– Поняла, ну что ж, добро пожаловать. Не знаю как с женой, но с работой мы вам поможем, если хотите приступайте прямо сейчас, осмотритесь. Если вопросы какие будут, задавайте, у нас хороший коллектив, и я тоже всегда рядом, – сказала я Виктору и невольно улыбнулась ему.
Меня этот жест удивил, обычно я контролирую свою улыбку, а тут получилось просто так, потому что захотелось улыбнуться этому взрослому спокойному мужчине. Почему-то я робела в его присутствии, что-то в нем было такое, что заставляло меня волноваться, хотелось узнать его получше – не просто как специалиста, а ещё и как человека.
– Спасибо, я пошел тогда осматриваться, – улыбнулся Виктор невероятной доброй улыбкой в ответ, и вышел из кабинета.
Весь день мои мысли возвращались к нему, в конце дня я решила посмотреть, как у него дела и пошла его искать в отделении.
Завернув за угол, я увидела, что он сидит на скамейке в коридоре рядом с пожилой женщиной. Та безутешно плакала, то и дело поднося платок к лицу, а Виктор держал ее за руку и говорил ей что-то. Я тихо подошла ближе, чтобы услышать их разговор.
– Доктор, неужели он так и будет всю жизнь калекой? Ему ведь всего пятнадцать, как же ему дальше жить? – говорила пожилая женщина.
– У вашего внука очень серьезно травмирована спина, но нет ничего невозможного, стоит ему захотеть, как всё получится, главное, не терять веру в себя. Этот путь очень сложный, ему придется заново учить свое тело чувствовать, опираться, садиться, потом уже ходить. На это уйдут не дни и даже не месяцы, а годы. Но он встанет и снова начнет ходить на своих ногах, сможет воплотить в жизнь все свои мечты. Кто-то должен дать ему надежду и поддержать, поверить в него. Родители сдались, а вы нет, так станьте для него опорой, – говорил Виктор.
– Так я же старая… Разве я столько проживу, чтобы помогать ему? – спросила женщина.
– Вы будете жить до тех пор, пока ваш внук крепко не встанет на ноги, вот увидите, – ответил Виктор.
– Спасибо, доктор, вы не забыли ещё, как это – быть человеком, я очень вам благодарна, – ответила пожилая женщина, после чего встала и вошла в палату.
Там лежал Егор, мальчик, разбившийся на мотоцикле, я раньше бабушку его не видела, родителей знала, они часто приходили к сыну, но после того, как купили ему крутую инвалидную коляску, стали появляться всё реже и реже. Травмы были очень серьезными, многие врачи считали, что он не выйдет из больницы, делали разные предположения, сколько же ему ещё осталось на этом свете времени. Однако я всегда видела в нем надежду, не знала, как помочь, но знала, что у него есть шанс вернуться к прежнему образу жизни. Неужели Виктор именно тот, кто сможет ему помочь?
– Марина Анатольевна, а почему Егор не занимается ничем? Просто лежит, это никак не способствует его реабилитации, надо разрабатывать тело, заставлять мышечный каркас работать по-новому, иначе парень так и останется в этой палате, – спросил меня Виктор, как только увидел, что я наблюдаю за его работой.
– Наши специалисты поставили на нем крест, хотели даже отправить домой на дожитие, но я не позволила, продлила его пребывание у нас до конца месяца. Никто тут не знает, как ему помочь, вижу, что вы сможете, – ответила я Виктору.
– Мы попробуем это сделать, мне показалось, или вы тоже чувствуете, как я? Чувствуете в нем надежду? – спросил Виктор, смотря мне прямо в глаза.
У меня от его взгляда перехватило дыхание, я даже отступила на шаг и не сразу осознала сказанное им, а осознав, почувствовала, что он прав.
– Марина Анатольевна, думаю, вы не только с работой мне поможете, вы – моя будущая жена, правда ведь? – сказал Виктор.
– Так я не одна такая? Да, наверное, так и будет, – ответила я ошарашенно.
– Я уверен, – сказал Виктор, взял меня за руку и нежно поцеловал в запястье.
Мы смотрели друг на друга и не могли наглядеться, будто мир вокруг нас отключился и не имел больше никакого значения. Были он и я.
Мысли о возможном браке меня периодически посещали, я даже знала, что выйду замуж и рожу детей, но ни один из мужчин в моем окружении не подходил на роль моего мужа, а тут сто процентное попадание. Неужели так бывает? Это сон или реальность? Мой мозг генерировал вопросы, пытаясь понять и разобраться, что происходит.
***
У меня зазвонил телефон, я вдруг очнулась от своих воспоминаний, нехотя потянулась к трубке. Звонили с работы, надо ответить.
– Алло, – выдавила я из себя.
– Марина Анатольевна, извините, что беспокою вас дома, тут поступил мужчина, требует, чтобы только заведующая его лечила, орет и буянит, медсестру толкнул, на врачей кидается. Можно полицию вызвать и выставить этого дебошира вон из больницы? – задал вопрос Валерий Игоревич, мой заместитель.
– А с чем он поступил? – спросила я, всё ещё находясь во власти своих воспоминаний, мое сознание возвращалось медленнее, чем того хотелось бы мне и требовала ситуация.
