Айла Даде
Мы упадем первым снегом
Ayla Dade
LIKE SNOW WE FALL
Иллюстрация и дизайн Дарьи Грушиной
© Like Snow We Fall by Ayla Dade
© 2021 by Penguin, a division of Penguin Random House Verlagsgruppe GmbH, München, Germany.
© Л. Бородина, перевод на русский язык
© ООО «Издательство АСТ», 2024
* * *
Всем королевам, что бьются за жизнь,
Говорю: на танцполе ты не одна
– Ава Макс
В тихом омуте черти водятся
Пейсли
В животе урчит. В тишине это отчетливо слышно, но никто на меня не смотрит. Еще не рассвело, большинство людей в автобусе спят.
Я осторожно наклоняюсь, чтобы достать из сумки мобильный телефон и не разбудить сидящего рядом человека. За последние шестнадцать часов мы не обменялись ни единым словом. Его потертый костюм в полоску был ему великоват на пару размеров. Возможно он был бизнесменом, но не таким уж и успешным, учитывая, что путешествие на автобусе из Миннеаполиса в Аспен нельзя назвать воплощением комфорта.
Но меня устраивает и такой. Этот автобус везет меня все дальше.
Он увозит меня далеко-далеко.
Туда, где безопасно.
Моя сумка падает обратно на пол, когда автобус въезжает на холм. Я смотрю на экран мобильного. 7:17 утра. До места назначения осталось недолго. Волнение отдается в животе и пробирается к кончикам пальцев. Оконное стекло запотевает от моего дыхания, когда я, наклонившись вперед, пытаюсь разглядеть улицу сквозь щель в пожелтевших шторах. Теплый свет фонарей освещает падающий снег. Мелкие домики выстроились в ряд друг за другом, и лишь в нескольких окнах горит свет. Мой взгляд скользит дальше, по заснеженным остроконечным крышам, к высокой белой колокольне.
Это будет новое начало. Прыжок в неизвестность. Я буду предоставлена сама себе, но мне не страшно.
Так всегда было. И всегда будет.
Над нашими головами вспыхивают потолочные лампы, распространяя маслянисто-желтое сияние по всему автобусу. После пары поворотов раздается треск громкоговорителя и монотонный голос водителя:
– Через несколько минут мы прибудем в центр Аспена. Это последняя остановка в нашем путешествии. Пожалуйста, покиньте автобус и не забудьте свой багаж. Большое спасибо.
Глубоко вздохнув, я достаю из багажника коньки, прижимаю их к груди и смотрю в окно. Прямо перед моими глазами заснеженные горы Аспена вздымаются в небо, словно пытаясь дотянуться вершинами до облаков.
Вот я и приехала. В свой новый дом. Это шанс всей моей жизни.
Автобус останавливается и двери открываются. Холодный воздух бьет в лицо. Я взваливаю на плечо джутовую сумку, крепко сжимаю белые кожаные коньки и выхожу на улицу вслед за остальными. Под зимними ботинками хрустит снег.
Среди кружащихся хлопьев я различаю рассеянный свет уличных фонарей. Воздух чист и пахнет свободой. Миром. Аспен выглядит именно так, как я его себе представляла.
Волшебно.
Мои светлые пряди щекочут мне щеку, когда я натягиваю шерстяную шапку и начинаю пробираться по снегу. В животе опять урчит. Кажется, я почти сутки ничего не ела. Последний раз это было перед…
Нет. Я запрещаю себе вспоминать. С этим покончено. Я не позволю подмешать этот яд в мое счастье и испортить его, как капля нефти портит пресную воду.
По светлому небу пробегают розовые полосы, возвещающие о наступлении рассвета. Я различаю маленькие домики посреди гор. Они похожи на деревню Санта-Клауса в рождественских открытках.
Мое внимание привлекает свет справа, он исходит от здания на углу. За большими окнами, у длинного прилавка, стоит симпатичная женщина и выкладывает на витрину кексы.
Кексы… У меня потекли слюнки. Ноги сами собой понесли меня туда, прежде чем я успела додумать следующую мысль.
Когда я вхожу и закрываю за собой холодную дверь, раздается звон колокольчика. Меня сразу окутывают чудесные ароматы свежей выпечки. Я на мгновение закрываю глаза и делаю глубокий вдох, затем открываю и оглядываюсь вокруг.
Перед стойкой стоят старые кожаные барные стулья. Красная и черная обивка на них потрескалась, и кое-где даже выглядывает желтый поролон. У окон вдоль стены стоят скамейки с такой же красной кожаной обивкой, а между ними – белые столики. Над старомодным музыкальным автоматом алыми буквами светится название заведения: «Закусочная Кейт».
Время завтрака. Я чувствую запах жареных блинчиков, черники и корицы. Шоколад, миндаль и мед. Аппетитные ароматы тянулись со всех сторон, я так и не смогла определить их все, сколько бы ни пыталась.
А еще кофе. Я чувствую сумасшедший запах свежего кофе.
Мерцающая розовая неоновая вывеска за стойкой («Хот-доги, гамбургеры, молочные коктейли») говорит мне о том, что здесь можно еще и неплохо пообедать.
Взгляд скользит по фотографиям на стенах. На одной из них изображен освещенный город в вечернее время, окруженный заснеженными горами, словно защитной стеной. На остальных фотографиях изображены…
Голуби. Во всех вариациях и проявлениях. У одного разноцветное оперение. Другой, крупным планом, смотрит в камеру своими огромными желтыми глазами. А еще один сидит с высоко поднятой головой рядом со… своими делами. Под ней написано: «Будь как голубь – гадь на все!»
– Привет, милая, – стройная женщина в фартуке в горошек мне улыбается. Ее глаза такого же теплого шоколадно-коричневого цвета, как и кексы. Подошвы туфель из белого материала тихонько шуршат при каждом шаге по черно-белому кафельному полу. – Чем я могу подсластить твое утро? Судя по твоему виду, тебе бы не помешала дополнительная порция сахара.
– Кофе, – говорю я с запинкой. – И… яичницу. Пожалуйста.
Сердце колотится в груди. Я нервничаю. Давно я не встречала непредвзятых людей. Людей, которые не знают моего прошлого. Хотя я знаю, что эта женщина никогда не видела меня раньше, я не могу избавиться от неприятного ощущения, что она все равно поймет, кто я такая.
До того, как у меня появился свой угол, я росла в пригороде Миннеаполиса, в трейлерном парке. Пригород был маленьким. Жителей там было немного. Все друг с другом были знакомы. Дети знали, с кем им можно играть, а кого следует обходить стороной. Я была из тех, кого нужно обходить. «Тараканы из трейлера». Так нас называли. Перед глазами проплывают размытые образы. Родители, которые тащат за собой своих детей мимо ограды нашего района. Мои маленькие пальчики, которыми я чешу голову, а через несколько секунд обнаруживаю под ногтем вошь. Мама, которая стоит на коленях в нашем трейлере перед незнакомым мужчиной с длинными волосами, брюки которого болтаются на лодыжках, они смеются над тем, что её семилетняя дочь застала их за этим «занятием».
И, наконец, мои худые бедра, на которые я уставилась, когда впервые села на тонкий матрас домашней кровати.
Мои мысли резко прерываются, когда брюнетка в фартуке хихикает:
– Яичница. Ты явно из другого города.
На моих губах появляется улыбка:
– Как вы узнали?
Я стягиваю с головы шапку, сажусь на красную скамейку и вешаю куртку и коньки на спинку.
– Что плохого в яичнице?
– Ничего. Просто местные в моей закусочной ее не едят.
– Почему?
– Поверь, милая, – она обходит стойку и наливает кофе в большую чашку. – Когда ты узнаешь, каковы на вкус мои шоколадные блинчики, яичница покажется тебе помоями.
– Звучит заманчиво, – я ухмыляюсь. – Ну хорошо, тогда мне ваши знаменитые блинчики.
Женщина ставит передо мной горячую чашку и одаривает меня победной улыбкой:
– Ты не пожалеешь.
Она поворачивается и исчезает за дверью, которая, по всей видимости, ведет на кухню. Сквозь звуки радио я слышу стук кастрюль и сковородок, а через некоторое время – шипение горячего масла.
Я разминаю пальцы на столе и смотрю в окно. Розовые полосы на небе уже исчезли. Вместо них я вижу, что на улицах Аспена стало гораздо больше людей, плотно укутанных в одежду и пробирающихся сквозь снег. Вздохнув, я достаю из сумки мобильный телефон и просматриваю фотогалерею.
На фотографиях я вижу улыбающиеся лица моих друзей. Почти на каждой фотографии мы на льду в тренировочной экипировке. Все свое свободное время мы проводили там. После окончания школы каток стал моей рутиной. С раннего утра до позднего вечера.
На следующей фотографии я чувствую, как холодная невидимая рука смыкается на моем сердце и сжимает его. На меня смотрят голубые глаза Кайи. Наши головы лежат рядом на льду, из пучков выбилось несколько локонов. Мы хохочем над какими-то делами дней минувших.
Я помню тот день. Это было после окончания регионального чемпионата. Один из немногих дней, о котором я вспоминаю с радостью.
Фото расплывается перед глазами. Я сглатываю. Кайя была моей лучшей подругой и до сих пор ею остается. Но она понятия не имеет, где я. Она не знает, что со мной случилось.
Никто не знает.
Неожиданно передо мной опускается тарелка. Я поспешно бросаю мобильный телефон обратно в сумку и выпрямляю спину.
– Большое спасибо, – говорю я.
Женщина улыбается. Ее взгляд скользит по моему лицу и на мгновение задерживается. Я опускаю голову и перевожу внимание на блинчики.
Проходит целая вечность, прежде чем она снова начинает двигаться и исчезает за стойкой.
– Кстати, меня зовут Кейт, – говорит она.
Я запихиваю вилкой в рот большой кусок блинчика и чувствую, что сейчас заплачу от удовольствия.
– Пейсли, – отвечаю я с набитым ртом.
Кейт кивает. Она открывает крышку жестяной банки, в которой хранится испеченное печенье, и посыпает его сахарной пудрой.
– Ты к кому-то приехала или просто здесь проездом?
Я уже съела больше половины блинчиков, но впереди еще много времени. Желудок просит добавки.
– Нет, я… – я сглатываю и прочищаю горло. – Я только что сюда переехала.
Кейт удивленно на меня смотрит:
– Вот как? В Аспене такое случается нечасто, – она наклоняет голову и внимательно рассматривает мою единственную сумку. – Занимаешься фигурным катанием?
Я давлюсь блинчиком:
– Откуда…
– По конькам, – Кейт показывает на спинку скамейки.
– Нетрудно догадаться.
– А, да, – я делаю большой глоток кофе, а затем добавляю, – меня приняли в аспенский «АйСкейт».
– Ого! Значит, у тебя хорошо получается. Туда берут только лучших, – Кейт кусает печенье с сахаром, закрывает крышку банки и ставит ее на место, рядом с кексами. – Моя дочка тоже там занимается.
Последний кусочек блинчика исчезает у меня во рту. Я поспешно глотаю, смотря на Кейт широко открытыми глазами:
– Дочка?
– Гвен. Она примерно твоего возраста, – Кейт показывает на меня надкушенным печеньем. – Тебе двадцать?
– Двадцать один, – поправляю я, а затем хмурюсь. – Вы случайно не добавляете в блинчики эликсир вечной юности? Я бы от такого не отказалась.
Кейт смеется. Крошки сыплются на прилавок, когда она надкусывает бисквит.
– Я рано стала матерью. В семнадцать. Но если я найду такой эликсир, я тебе непременно сообщу.
Звон колокольчика возвещает о новом посетителе.
– Черт, как же холодно на улице.
Молодой человек с огромной спортивной сумкой высыпает снег из ботинок на плитку. Он отряхивает перчатки, и на пол падает еще больше снега.
– Доброе утро, Уайетт, – приветствует его Кейт. Она уже наливает кофе в одноразовый стаканчик. – Ты сегодня припозднился.
– Да, я проспал.
Парень берет стаканчик, кладет на стойку две долларовые купюры и насыпает в кофе столько сахара, что я всерьез задумываюсь, не панацея ли это для всего города.
– Вчера на это ушло больше времени, – он закрывает крышкой свой стаканчик. – Наверное, пора отрегулировать кофе-машину.
Кейт поднимает бровь:
– Ты говоришь мне это как минимум три раза в неделю, когда появляешься здесь по утрам.
Уайетт ухмыляется. Его черты лица пугающе привлекательны, и я готова поспорить, что он один из тех, кто слишком хорошо это понимает.
– Точно. Ну, что сказать? Жизнь у нас всего одна.
Он поднимает на прощание стаканчик и шаркает к двери, задевая сумкой мои коньки. В боковом отделении висят две скрещенные хоккейные клюшки.
Ага. Хоккеист.
– Лучше держись подальше от его вечеринок, – говорит Кейт, когда Уайетт покидает закусочную, – иначе похоронишь свою мечту, даже не успев подумать о слове «Олимпиада».
Я наливаю кофе в чашку и наблюдаю, как она медленно заполняется до краев.
– Соревновательный спорт и вечеринки несовместимы.
– Ох, только при Ноксе этого не говори.
Я поднимаю глаза, нахмурив брови:
– При Ноксе?
– Объявится с минуты на минуту, – отвечает она, указывая на новый стаканчик с кофе, который она почти налила.
– Он тоже хоккеист?
– Не совсем, – уголки ее рта украшает загадочная улыбка. – Он сноубордист.
Не успела она это произнести, как колокольчик на двери снова звенит. В закусочную входит широкоплечий парень с коротко стриженными светло-каштановыми волосами.
Я замечаю, что он смотрит прямо на меня. Мы сталкиваемся взглядом, и я вижу только его зеленые глаза. Из-за освещения их светло-зеленый цвет кажется мне необыкновенным, они как будто светятся.
Он первым отводит глаза. Снежинки падают с его волос на черный пуховик. Ноги обуты в теплые ботинки.
– Спасибо, Кейт, – говорит он, пока кидает в кофе – сюрприз! – три пакетика сахара. Другой рукой он потирает лицо.
– Устал, Нокс? – спрашивает она весело.
– Не то слово. Не знаю, как мне прожить этот день.
– Может быть, сегодня просто ляжешь спать пораньше?
– Кейт, – Нокс недоверчиво усмехается. Его улыбка обезоруживает. От такой у женщин обычно подгибаются ноги. – Прошу.
Она машет на него рукой:
– Ну и ладно. Забирай свой кофе и уходи! Распугаешь мне всех клиентов своим пьяным лицом.
Нокс дуется:
– У меня ангельское личико. Скажи, что оно у меня ангельское, Кейт.
– Если ангелы выглядят так, будто их хлеб насущный состоит из шотов, то да. У тебя ангельское личико.
Он смеется, платит за кофе и направляется к выходу. Его глаза снова встречаются с моими, прежде чем обращают внимание на коньки на спинке скамейки. От его беззаботного настроения не осталось и следа, и все же его взгляд трудно истолковать. Мне даже показалось, что он меня за что-то осуждает. Но прежде, чем я успеваю истолковать его взгляд, он выходит за дверь.
– Что ж, это и был Нокс, – констатирует Кейт. – От него тебе следует держаться на еще большем расстоянии, чем от вечеринок Уайетта.
– Почему? – спрашиваю я, обхватив ладонями большую кружку с кофе. – Что с ним не так?
Кейт смотрит на дверь, за которой он исчез несколько секунд назад.
– Вопрос в том, есть ли у него хоть что-то, что идет как надо. Романы с девушками, скандалы, проблемы… Тут у Нокса полный набор. Он хороший парень, но… – она вздыхает. – Похоже, сноубординг не помогает ему встать на путь истинный.
Мы какое-то время молчим, а его большие зеленые глаза все не выходят у меня из головы. Наконец, я вздыхаю и достаю из сумки бумажник:
– Спасибо за чудо-блинчики. Сколько с меня?
Кейт качает головой.
– Убери деньги, милая. Завтрак сегодня за мой счет, – она улыбается. – Добро пожаловать в Аспен.
Когда наши глаза встретились
Пейсли
Пахнет деревом. Это первое, о чем я подумала, когда зашла в гостиницу под названием «У Рут».
И действительно – стены коттеджа полностью обшиты деревом. В зоне отдыха стоят ситцевые кресла, коричневый кожаный диван и камин, в котором потрескивают дрова. На одном из кресел сидит дама с мелированными седыми волосами и вяжет. Она поднимает глаза, когда я вхожу и стряхиваю снег на толстый ковер.
– Да ты совсем замерзшая, – говорит она. – Замерзшая и худая.
– Э-э… – неужели все люди в Аспене такие прямолинейные? – Мне нужен номер, если у вас есть свободный. Всего на несколько дней! – быстро добавляю я, когда женщина хмурит брови. – То есть, я надеюсь, что на несколько. Возможно, и на долгий срок.
– Девочка, ну вот что ты со мной делаешь? – она с трудом встает, глубоко вздыхая. – Разве ты не знаешь, что сейчас разгар сезона?
– Разгар сезона?
Женщина идет за стойку и листает журнал регистрации.
– Сейчас зима. Курорты Аспена забронированы на несколько месяцев вперед. А сейчас еще весь мир съедется посмотреть на нашего Нокса на региональном чемпионате, – она поднимает глаза и внимательно на меня смотрит.
– Ты же не из этих, да?
– Из каких?
– Из его фанаток.
– А, нет, – я улыбаюсь и демонстрирую коньки. – Меня пригласили в «АйСкейт». Просто у меня еще нет жилья, а сбережений хватит максимум на месяц. Мне много места не надо. Только кровать. Или… я могу спать на диване, мне все равно. Неважно. Главное, что я…
– Господи, ну уж нет, – она кивает головой на диван. – Эта штука проваливается глубже тонущего корабля. Хочешь спину себе повредить?
– Я…
– Давай-ка поглядим, – бормочет она, перелистывая страницу и проводя пальцем по списку постояльцев. Мои плечи опускаются все ниже и ниже, а морщины на ее лбу становятся все глубже. – Нет, без шансов.
К горлу подкатывает комок. Пальцы ноют, потому что я слишком крепко сжимаю коньки. Я ослабляю хватку.
– Ладно, тогда… ничего страшного. Я что-нибудь найду. Может быть, вы подскажете, где находится ближайшая гостиница?
На ее лице появляется сочувствие:
– Там тоже все занято.
Меня охватывает паника. Паника вкупе с безнадежностью. Что же мне делать? Спать на заснеженных улицах Аспена? Меня душит безысходность.
Вот так всегда. Вечно я попадаю в такие ситуации. Нормальные люди не срываются с места. Они планируют и готовятся, у них с собой больше багажа, чем смена одежды, туалетные принадлежности и коньки. Нормальные люди не такие отчаянные, как я. И у них не такая дерьмовая жизнь, как у меня.
– Да ничего, – выдавливаю я. Голос ломается. – Может быть, найду что-нибудь в округе Аспена.
Леди хмурится. Ее губы складываются в тонкую линию.
– Дай мне минутку, хорошо? Можешь подождать у камина. В миске на столе есть шоколад.
Половицы под ковром скрипят, когда она проходит по коридору за стойкой и исчезает за дверью. На меня опускается гнетущая тишина, давая мыслям слишком большой простор.
Лучше бы она не уходила. Лучше бы она продолжала со мной говорить, тогда бы я не начала себя спрашивать, куда теперь идти и где мне спать сегодня.
Когда я сажусь на диван, то тут же в нем утопаю. В нос ударяет запах старой кожи и аромат свечей с корицей.
Какое-то время я слушаю треск огня и тиканье часов над камином, прежде чем слышу шаги хозяйки. Она появляется за прилавком, телефон по-прежнему прижат к уху.
– Конечно, я принимаю витамины. Все в порядке. Я тоже тебя люблю, дорогая, – на ее губах появляется улыбка, когда она кладет телефон на стойку. Затем она поднимает взгляд на меня. – Это звонила моя дочь Ариа. Она учится в Род-Айленде. В Брауне.
– Ничего себе. Это… очень хорошо, – я потираю носки ботинок друг о друга и думаю, почему она мне это говорит. Зачем мне ждать? – Наверное, вы по ней очень скучаете.
– Да, – хозяйка глубоко вздыхает. Она бросает короткий взгляд на телефон и постукивает пальцем по стойке, затем подходит ко мне. Я замечаю, что она хромает. – Ариа полна жизненной энергии. Она такая позитивная. Во всем видит лучшее, и… Ты так и не пробовала шоколад?
– Ой! – я выпрямляюсь, удивившись быстрой смене темы. – Нет, я…
– Ты многое упускаешь. Вот, возьми целую горсть и положи в карман. Шарики из нуги – лучшие во всем Аспене! – прежде чем я успеваю что-нибудь сказать, она высыпает половину содержимого миски в мою сумку. – Не верится, что у тебя так мало багажа. Если бы Ариа это увидела, у нее бы случилась истерика. Что ж, тебе же лучше, – она пожимает плечами. – Меньше придется нести в свою комнату.
Я моргаю:
– В свою комнату?
– Поэтому я и звонила дочери. Она не возражает, если ты будешь спать в ее старой комнате. Но будь осторожна: Ариа уже много лет твердит, что под половицами живет куница, – она подмигивает. – Я же не могу допустить, чтобы ты замерзла до смерти на улицах Аспена. Вот это был бы заголовок! Да еще в разгар сезона.
– Боже мой, – от благодарности у меня трясутся колени, когда я вскакиваю с дивана и протягиваю женщине руки. – Вы мне точно жизнь спасли. Без шуток. Господи… Спасибо! Даже не знаю, как вас отблагодарить.
Она машет рукой:
– Найди куницу.
У меня вырывается смех. Он звучит дико и грубо, совсем не похоже на меня. После последних суток я даже не удивляюсь.
– Я приманю ее вашим шоколадом, – я говорю, шагая за ней. – Кстати, я Пейсли.
– Я Рут. Осторожно, вот эта ступенька жутко скрипит. Это коридор с номерами для постояльцев, а за этой дверью, – в конце коридора мы подходим к темной деревянной двери с латунной ручкой, – теперь будешь жить ты.
Рут протягивает мне ключ, а еще одним, таким же, открывает дверь. Мы выходим в коридор, украшенный красочными картинами. Она показывает на деревянную лестницу в конце коридора.
– Там твоя временная комната. Живи, сколько нужно. Если хочешь, можешь платить за нее еженедельно, или вместо этого помогать мне с готовкой и номерами. Решать тебе.
Сердце учащенно бьется в груди, хотя речь идет всего лишь о комнате. Но для меня это важный рубеж. Еще один шаг на пути к самостоятельной жизни.
– Спасибо, – говорю я снова, и все же у меня есть чувство, что этого недостаточно. – Я с удовольствием буду помогать прибираться, у себя и у постояльцев. Это… как раз мне сейчас очень подходит.
Рут улыбается:
– Конечно, дорогая. И перестань все время меня благодарить. В Аспене принято друг другу помогать. Привыкай.
Лучше не стоит. Привыкнуть к чему-то – значит потерять бдительность. А это может привести к ужасным вещам.
«Ужасным, ужасным, ужасным».
Я трясу головой, чтобы разогнать возникшие образы. Вместо этого я улыбаюсь Рут:
– У вас есть еще мысли, где я могу найти работу?
Рут проводит рукой по пестрым седым волосам и поджимает нижнюю губу:
– Давай-ка подумаем. Несколько баров «Апре-ски» в центре и на горнолыжных трассах ищут официантов. Может быть, повезет с «Вуднз». Это наш супермаркет. А еще, хм, подожди-ка… – она склоняет голову. – Ты катаешься на коньках. Значит, в хорошей физической форме, да?
Я киваю.
– Тогда можешь попробовать устроиться на южную трассу. Молодым талантам в сноуборд-клубе нужен новый инструктор по силовым нагрузкам. Не знаю, актуальна ли вакансия сейчас, но можно попробовать.
– Спас…
Рут поднимает руку, чтобы перебить меня:
– Даже не думай.
Вместо того, чтобы снова опустить руку, она оставляет ее в том же положении. Радость в ее глазах исчезает, и вместо нее появляется грусть. Пальцы поглаживают тонкую кожу возле моего правого глаза и убирают пряди волос с моего лица – нежный, успокаивающий жест, но я вздрагиваю, как будто она меня ударила.
– Здесь ты в безопасности, – говорит она тихонько. – В Аспене тебе нечего бояться.
Я едва осматриваю свою новую временную комнату. Все, что я успеваю заметить, – это мечту: деревянную мебель в стиле рустик, гирлянды и множество украшений. После чего я быстренько забегаю в душ и снова спешу на улицу.
С картой трасс в руках, которую я позаимствовала у Рут, я выхожу из небольшого автобуса, который доставил меня прямо в горы Сноумасс. Я бездумно смотрю на красочную картинку с многочисленными описаниями, пока не нахожу маленький символ школы лыж и сноуборда.
– Привет, – слышу я голос рядом с собой. Я поднимаю глаза и вижу лицо пожилого мужчины, чья темная борода кажется почти белой от снежинок. Он указывает на кабинку канатной дороги. – Поедем вместе?
Я пробираюсь навстречу к нему по снегу:
– А я отсюда попаду в школу лыж и сноуборда?
– Конечно. Нужно будет выйти на второй остановке.
– Отлично. О, Боже, я раньше на таком не ездила. Он может упасть?
Мужчина распахивает передо мной дверь и пожимает плечами:
– Наверняка. Но я такого еще не видел.
– Какое облегчение, – бормочу я себе под нос, уже занося ногу в кабинку. – А в принципе? С точки зрения статистики? Насколько безопасно…
Дверца захлопывается. Супер.
Когда кабинка трогается с места, мне становится не по себе. Не скажу, что я боюсь высоты, но… она скрипит! А скрип на высоте нескольких сотен метров вызывает у меня подозрения. Вот почему я всегда считала мазохистами тех, кто садится на колесо обозрения с сияющей улыбкой.
Крепко вцепившись в холодную скамейку, я пытаюсь не думать о том, найдут ли мое разбитое тело в сугробах прежде, чем я обморожу конечности. Но, как ни парадоксально, чем выше поднимается кабинка, тем спокойнее бьется мое сердце.
Именно открывающийся вид избавляет меня от страха. Горы в Аспене очень красивые. Они не оставляют места для неприятных чувств. Сама того не осознавая, я прикладываю ладонь к прохладному стеклу и вглядываюсь в горизонт. Может быть, именно на заснеженных вершинах я потеряю голову и обрету душу.
Надо мной небо, подо мной земля, а вокруг – покой.
Сойдя на второй станции, я неожиданно проваливаюсь в снег по самые голени. Джинсы промокают за несколько секунд, и я решаю срочно купить болоневые штаны. Например, на eBay.
Сначала я совершенно теряюсь. Издалека слышен смех детей и их разговоры, но самих детей не видно. Передо мной лишь бескрайнее снежное полотно, а внизу – далекие крыши аспенских домов.
– Ладно, – бормочу я и смотрю на черную доску, на которой нарисована картинка, похожая на ту, что была на моей карте лыжных трасс. – У тебя все получится, Пейсли. Вот увидишь.
Я трачу несколько минут, чтобы разобраться в карте.
И около пяти минут бреду по утрамбованному снегу, пока в итоге – наконец-то! – не добираюсь до склона.
Передо мной суетятся люди в теплых костюмах – отдала бы что угодно за такой костюм! – и учат детей первым движениям на лыжах и сноуборде. Я с трудом стряхиваю мокрый снег с джинс и ботинок, прежде чем ступить на твердый снег трассы и подойти к подростку, который стоит ко мне ближе всех. Он уже взял сноуборд под мышку и собрался уйти в другую сторону.
– Эй! – я поднимаю руку и машу, чувствуя себя как потерпевшая, которую только что нашли спасатели. Он меня не слышит. Задыхаясь, я снова кричу:
– Эй! Сюда! Да, это я тебя звала!
Когда я наконец добираюсь до него, то уже тяжело дышу. Из-под шлема выглядывают кончики его каштановых волос. Кажется, у него стрижка в стиле Джастина Бибера, которая в моде уже несколько лет.
– Ты здесь хорошо ориентируешься?
Под ярким небом я вижу, как он краснеет. Его щеки и лоб украшают крупные прыщи: должно быть, он только-только вступил в пубертат.
– Салют, – бормочет он, не глядя на меня. Похоже, крепление для ног на сноуборде для него гораздо интереснее, чем я.
– Слушай, можешь отвести меня к кому-нибудь главному?
Он кивает, поворачивается и идет вперед, не говоря ни слова. Я плетусь за ним, на ходу уворачиваясь от двух детей, которые в противном случае оторвали бы мне ноги своими лыжами.
– Вон там, – говорит парнишка. Я даже не успеваю понять, кого он имеет в виду, как он исчезает из виду.
Вздохнув, я окидываю взглядом трассу. Повсюду разноцветные костюмы. Все одинаковые на вид. Люди дико кричат, смеются, дети визжат от радости. Здесь невозможно кого-то разглядеть, тем более что я даже не знаю, кого ищу, и…
– Что тебе здесь нужно?
Я моргаю и узнаю парня, внезапно оказавшегося передо мной. Я бы узнала эти глаза где угодно.
Это Нокс, сноубордист.