Блаженный Августин
О жизни блаженной
А если это так, то полагаю, что в день своего рождения я должен предложить немного лучшую трапезу не только для наших тел, но и для душ, так как мы согласны ведь между собою, что человек состоит из тела и души, Но я предложу вам эту трапезу, если только вы голодны. Ибо если я стану стараться накормить вас, когда вы будете не хотеть и брезгать, то напрасно потрачу труд; а было бы желательнее, чтобы вы требовали более этого рода пищи, чем пищи телесной. Это случится, если ваши души будут здоровы; потому что больные, как мы видим это и в недугах тела отказываются от своей пищи и не принимают ее. – С довольным видом лица и в один голос сказали все, что все, что бы ни изготовил я, они уже заранее принимают и благодарят меня.
Желаем ли мы быть блаженными, спросил я, вступая снова в беседу? – Едва произнес я эти слова, все в один голос отвечали, что это так. – Считаете ли выспрашиваю далее, блаженным того, кто не имеет чего желает? – Нет, отвечают – Значит, блажен всякий, кто имеет то, чего желает? – Блажен, отвечает мать, если он желает и имеет доброе; если желает худого, то несчастен, хотя бы и имел. – Ты, мать, говорю я ей с улыбкой радости, решительно овладела самою крепостию философии. Только за недостатком, без сомнения, слов ты выразилась не так пространно, как Туллий, с изречением которого согласны слова твои. Именно, в сочинении Гортензий, написанном им в похвалу и защиту философии, он говорит следующее: «Вот все, – не философы, впрочем, а люди готовые поспорить, – говорят, что блаженные суть те, которые живут так, как им хочется; но это не верно, поелику хотеть того, что не прилично, само по себе есть величайшее несчастие. Не получить желаемого не столько бедственно, сколько желать получить недолжное. Ибо порочность воли делает каждому более зла, нежели фортуна добра. «Этими словами она (мать) высказалась так, что мы совершенно забывши о ее воле, подумали, что с нами восседает некий великий муж, – между тем как я понимал, насколько мог, из какого и сколь божественного источника они проистекли. – Но, говорит Лиценций, ты должен, сказать нам, чего каждый должен желать и к чему следует ему стремиться, дабы быть блаженным. – Если угодно, заметил я ему, пригласи меня в день своего рождения, я охотно буду кушать все, что ты мне ни предложишь. – На таких же условиях прошу сегодня кушать и у меня, и не требовать того, что, быть может, не изготовлено. – Когда он начал сожалеть о своем скромном и боязливом замечании, я сказал: Итак мы согласны, что кто не имеет того, чего желает, не может быть блаженным; а с другой стороны, не всякий блажен и тот кто имеет то, чего желает? – Отвечали, что согласны.
Не согласитесь ли вы, спрашиваю, и с тем, что тот несчастен, кто не блажен? – Сомневающихся не оказалось. – Значит, спрашиваю опять, всякий, кто не имеет чего желает, несчастен? – Все согласились, что это так. – Что же, продолжаю я, человек должен приготовить себе, чтобы быть блаженным? Может статься, на этом нашем пиршестве и оно будет подано, чтобы голод Лиценция не оставался неудовлетворенным: ибо, на мой взгляд, для него должен приготовить то, что он имел бы, когда бы ни захотел. – Сказали, что это несомненно. – Итак, говорю я, оно должно быть всегда пребывающим, независимым от фортуны и не подлежащим никаким случайностям. Поелику, чего бы то ни было смертного и преходящего мы не можем иметь в то время, когда желаем и как скоро желаем. – С этим согласились все. Но Тригеций возразил: Есть много таких счастливцев, которые обладают в избытке этими тленными и случайностям подлежашиими, но для настоящей жизни приятными, вещами, так что у них нет недостатка ни в чем таком, чего они желают – На это я сказал ему: Представляется ли тебе блаженным тот, кто боится? – Не представляется, говорит. Но может ли, говорю, не бояться каждый, если он может лишиться того, что любит? – Не может отвечает. – Однакож, эти случайные блага могут быть утрачены. Следовательно, тот, кто их любит и обладает ими, не может быть блаженным. – Против этого спорить он не стал. – Но, возразила при этом мать, если бы он был и спокоен на счет того, что всего этого не утратит, и в таком случае он не может быть довольным подобного рода вещами. Значит, он несчастен уже потому самому, что остается постоянно нуждающимся. – На это я сказал ей: Не представляется ли тебе блаженным человек, в избытке обладающий всеми этими вещами, если он ограничивает свои желания, и довольный этими вещами, наслаждается ими пристойно и с приятностию? – В таком случае, отвечала она, он блажен не этими вещами, а умеренностию своего духа. – Прекрасно, сказал я; на этот вопрос, даже и не от тебя, иного ответа не должно быть. Итак, мы не сомневаемся нисколько, что тот, кто решился быть блаженным, должен приобрести для себя то, что всегда пребывает и что не может быть похищено никакою свирепою фортуною. – С этим, заметил Тригеций, мы еще раньше согласились. – Не представляется ли вам, спросил я, Бог вечным и всегда пребывающим? – Это, отвечал Лиценций, так несомненно, что не нуждается и в вопросе. – С этим благочестивым ответом согласились и прочие. – Итак, сказал я, блажен тот, кто имеет Бога.
