Блаженный Августин
Христианская наука или Основания Герменевтики и Церковного красноречия
29) Но, чтобы лучше раскрыть сии слова Апостола, которые очень важны, надобно обратить внимание на два рода наук, известных у Язычников и тесно соединенных с самою нравственностью. Науки первого рода имеют предметом своим то, что изобретено людьми; а науки второго рода то, что не изобретено, а вследствие наблюдения принято, как уже готовое или свыше учрежденное. Основанное на установлениях человеческих частью соединено с суеверием, частью свободно от оного.
30) Делать и почитать идолов, боготворить тварь или какую-либо часть ее, советоваться и входить в ближайшие и тесные сношения со злыми духами, к чему способствует магия, о которой поэты, впрочем, более упоминают, нежели говорят что-либо определенное, – все таковое учение, основанное на установлении человеческом, исполнено суеверия. К сему раз ряду относятся и различные книги гадателей по внутренностям животных и прорицателей по полету птиц, которые, впрочем, при всей суетности их, не столько еще предосудительны как другие. Сюда же принадлежат и различные перевязки и лекарства, осуждаемые самою медициною и состоящие в заговариваниях или каких-либо знаках, кои называются характерами, а также употребление различных привесок, привязок и оберток, кои делаются не для исправления членов тела, а по причине их особенной какой-то силы и значения, кои иногда содержатся втайне, а иногда объявляются. Все это называют скромным именем физики, желая тем показать, что лечат как будто естественным образом, а не по суеверию: так, например, привешивают серьги на верхней части каждого уха, советуют иметь на пальцах кольца из костей страуса, держать во время икоты правою рукою большой палец левой руки и пр.
31) Подобных суеверных замечаний чрезвычайное множество. Так, еще почитают знаменательным, если какой-либо член тела приходит в необыкновенное движение и свербит, если случится друзьям, идущим вместе, увидеть меж себя лежащий камень, или если между ними проходит собака или дитя. В последнем случае достойно сожаления не столько то, что друзья попирают обыкновенно ногами своими оный камень, как предвестник разрывающейся дружбы, сколько то, что они бьют и невинное дитя, пробегающее между ними. Но за детей отмщают часто собаки: некоторые, по суеверию, бьют и собаку, проходящую между ними, но это не всегда проходит им без наказания – собака иногда вдруг от мнимого лекарства препровождает врага своего к истинному медику. К этому «е роду суеверий относятся и следующие: бить ногою об порог, когда проходишь мимо своего дома; опять ложиться на постель, когда, обуваясь, начнешь чихать; возвращаться в дом, когда, вышед из оного, споткнешься обо что- либо; трепетать от представления будущего несчастия, почти не сожалея о настоящей потере, когда мыши точат платье. По сему последнему случаю прекрасно сказал Катон одному человеку, который просил у него совета, жалуясь на то, что сапоги его источены мышами: то не чудо, сказал он, что мыши точат сапоги, то было бы чудо, если бы сапоги начали точить мышей.
32) От подобных столь вредных суеверий не свободны и те которые по причине наблюдений по звездам, делаемых относительно дней рождения, названы предсказателями судьбы новорожденных (genethliaci), а ныне вообще называются математиками (mathematici). Ибо, какие бы они ни делали наблюдения в рассуждении истинного положения звезд тогда, когда кто-либо рождается, и сколько бы не успевали в сем; но, усиливаясь на основании опытов своих предсказывать нам будущие наши действия или следствия наших действий, этим самым они и сами чрезвычайно заблуждают и неопытным людям продают не предсказание, а жалкое рабство. Ибо всяк, дотоле свободный, приходя к такому математику, дает ему деньги, чтобы выйти от него рабом Марса или Венеры, или, лучше, всех звезд, названных (теми, кои первые впали в заблуждение и передали его потомству) по некоторому сходству их с известными животными, именами сих животных, а из почтения к некоторым, важным людям – именами этих людей. Так Римляне в недавнее еще время хотели назвать звезду, именуемую у нас Люцифером, в честь Цезаря именем Цезаря. И такое название, может быть, действительно осталось бы за денницею и перешло бы в потомство, если бы не предвосхитила сей чести себе бабка Цезаря – Венера, которая, к сожалению, сама не имела никакого права перевести на своих наследников то, чего при жизни своей не имела, и, вероятно, иметь не домогалась. Ибо когда было праздное место не занято никем из умерших предков, то не замедлили поступить так, как обыкновенно поступают в подобных случаях: заставили нас месяцы Квинтилий и Секстилий называть Июлем и Августом в честь Цезарей – Юлия и Августа, как будто для того, чтобы всяк желающий видел и знал, что сии звезды находились на небе стократ прежде, нежели явились на свет оные люди! А дававшие звездам имена лиц – по указу ли кесарей или по собственному произволу и суетности – представляли себе, что они чрез тс самое по смерти оных лиц возносят их на небо! Напротив, какие бы имена ни давали люди звездам, все они суть только звезды, созданные и устроенные в порядке природы по воле Творца для того, чтобы движением своим производить перемену и разнообразие времен. Замечать, каково это движение бывает в ту пору, когда кто-либо рождается, очень удобно на основании правил, коих изобретателей Св. Писание давно осудило сими словами: «Аще бо толика возмогоша ведети, да возмогут уразумети век, сих же Владыку како скорее не обретоша» (Прем.13:9).
33) Но весьма заблуждают и выказывают крайнее безрассудство те, кои на основании подобных наблюдений хотят предсказывать о свойстве и нравах, о будущих действиях и приключениях новорожденного. Суеверие сие без всякого сомнения и жалости отвергают уже все, которые опытом научились отучаться от подобных глупостей. Ибо наблюдения, делаемые в сем случае над звездами, ограничиваются примечанием того, в каком положении находятся так называемые созвездия, когда рождается дитя, о судьбе которого одни несчастные спрашивают у других несчастнейших. Но иные близнецы так скоро выходят один за другим из утробы матерней, что не приметно бывает почти никакого промежутка времени между рождением их, а посему нельзя означить сего промежутка никакою особенностью со стороны созвездий. Из сего необходимо должно заключить, что некоторые близнецы рождаются под одинаковым созвездием: между тем обстоятельства жизни их бывают не только не одинаковы, но даже противоположны, так что один из них наслаждается полным счастьем, а другой терпит величайшие бедствия. Примером сего могут быть близнецы – Исав и Иаков, из коих последний, при рождении, даже держался пяты первого (Быт.25:25–26). Посему, относительно дня и часа их рождения не иное можно было сделать замечание, как то, что оно произошло под одним созвездием, но Писание, проповеданное уже на всех языках, постоянно свидетельствует, как различны были между собою Исав и Иаков – по нравам, поступкам, занятиям и успехам.
34) Здесь не имеет никакой силы то возражение, что и одно малое мгновение, разграничивающее время рождения близнецов, весьма значительно в целом мире при необыкновенно скором движении тел небесных. Ибо, если и допустить, что оно весьма значительно, то, по крайней мере, в продолжение его математик ничего не может заметить особенного в созвездиях, при взгляде на кои он вызывается предсказать будущую судьбу рождающихся. Если же он в таком случае ничего не замечает особенного в созвездиях; если, по его словам, Исав и Иаков должны были родиться под одним созвездием, то что пользы ему, что в продолжении и одного мгновения бывает перемена на небе (которое он безрассудными действиями своими так жалко поносит), но не бывает ее на его табличке, на которую он напрасно с такою заботливостью смотрит? На таковые мнения людей о важности некоторых гадательных знаков, установленных предубеждением человеческим, в некотором отношении не иначе надобно смотреть, как на некоторого рода договор и условие со злыми духами.
35) В самом деле, пристрастившиеся к пагубной науке гадать, которая, собственно, есть наука только издеваться над другими и обманывать их, за такое пристрастие свое, по некоему тайному суду Божию, подпадают нередко тайному влиянию падших Ангелов, которые смеются над ними и обманывают их, тех Ангелов, коим, сообразно премудро установленному порядку вещей, по закону Божественного Провидения попускается иногда иметь некоторое влияние на сию низшую часть мира. От сих насмешек и обманов злых духов происходит то что суеверное и гибельное искусство прорицания иногда действительно открывает прорицателям нечто из прошедшего и будущего и сказывает им немало такого, что в последствии времени оправдывается отчасти событиями и соответствует собственным их наблюдениям. Такие небольшие удачи возбуждают и питают их любопытство, вследствие чего они более и более запутываются и запутывают других в сети зловредного заблуждения. О сем роде душевного любодеяния в предосторожность нам не умолчало и Св. Писание; оно отвращает нашу душу от него не тем только, что называет обманщиками всяких гадальщиков, но и тем, что запрещает верить им и тогда, когда бы предсказания их сбывались: «Если восстанет среди тебя пророк, или сновидец, и представит тебе знамение или чудо, и сбудется то знамение или чудо, о котором он говорил тебе, и скажет притом: «пойдем вслед богов иных… то не слушай слов пророка сего, или сновидца сего» (Втор. 13:1–3). Таким образом, даже верность подобных предсказаний нисколько не оправдывает самой науки предсказывать. Посему святотатственное искусство, при помощи которого воззвана была тень умершего Самуила (1Цар. 28:14–20), достойно всякого отвращения и проклятия, хотя тень оная, будучи представлена Царю Саулу, предрекла ему истину (Сир. 46:23). И Апостол Павел, как свидетельствует книга Деяний, не пощадил духа злобы в некоей чревовещательнице, но запретил ему и изгнал его из женщины, несмотря на то, что она сим духом изрекла истинное свидетельство об Апостолах (Деян.16:16–18).
36) Посему Христианин должен презирать и отвергать все те искусства и науки, которые, будучи основаны на столь безрассудном и вредном суеверии, предполагают еще некоторое сообщение людей с дьяволами, должен удаляться их, как удаляется вероломного и опасного содружества. «Это не потому – говорит Апостол, научая презирать идолопоклонство, – что идол есть что-нибудь, но потому, что приносящие ему жертву, приносят бесам, а не Богу: я же не хочу, чтобы вы были в общении с бесами» (1Кор.10:19). Что сказал Апостол об идолах и о жертвоприношениях, совершаемых в честь идолов, то должно разуметь и о всех прочих видах и предметах суеверия, кои ведут к идолопоклонству, к воздаянию Божеского почтения твари или какой-либо части ее, внушают различные суеверные действия и замечания – то есть о всем том, что не установлено свыше для всеобщего употребления по духу любви к Богу и ближнему, а есть следствие одной любостяжательности частных лиц и только расстраивает сердца слабых. Во всех сих искусствах должно бояться и избегать сообщения с бесами, которые с начальником своим Диаволом ни о чем столько не стараются, как о том, чтобы удерживать нас в сообщении с собою и не дать нам обратиться к Богу. Между тем, к сожалению, у людей составились ложные мнения не об одних звездах, которые своим бытием и устроением в порядке творения возвещают только славу Божию, а не судьбу человеческую; многие много уже написали относительно прочих случаев рождения (у животных) и вообще относительно различных происшествий мира, забыв, что они совершаются под управлением Божественного провидения, а не наших мудрований; мечты же и догадки в рассуждении сего выдаются даже за твердые правила, как бы оправданные самыми опытами. А какие это опыты? Такая-то есть родила там-то, громовый удар разбил то-то и то-то, то есть последовало что-либо не вполне обыкновенное.
37) Все подобные суеверные действия постольку бывают иногда значительны, поскольку из сердечного предубеждения в пользу их бедных людей образовался некоторого рода всеобщий договор с демонами, между тем, как сами по себе они, эти суеверия, все исполнены только вредного любопытства, мучительных забот и гибельного рабства. Ибо они не потому замечены людьми, чтобы действительно имели какую-либо силу, но потому имеют нередко силу, что люди посредством своих замечаний и примет, так сказать, вынудили их иметь какую-либо силу. По сей-то причине последствия их не для всех бывают одинаковы, но большею частью сообразны с мыслями и предубеждением каждого. Ибо злые духи, желая содержать человека в обмане, льстят ему доставлением того, что, как они видят, сообразно с его ожиданиями и хотением. Для пояснения сего предмета употребим несколько примеров: крестообразная буква «X» иное значит у Греков, а иное у Латинян, и это зависит не от свойства самой буквы, а от произвола и взаимного условия людей соединять с нею то или другое значение; и потому человек, знающий Греческий и Латинский языки, когда пишет к Греку, употребляет букву «X» совсем в другом значении, нежели в каком употребляет ее, когда пишет к Латинянину. Так же слово «бета» у Греков есть название известной буквы Р, а у Латинян означает огородное зелие; подобным же образом, когда произношу слово «lege», Грек разумеет под ним одно («говори»), Латинянин же – иное («читай»). Такое различие значений в одних и тех же словах и их относительная вразумительность, очевидно, зависят от тех условии, какие люди поставили между собою в рассуждении их: не условия произошли от значений, а значения от условий; таким точно образом и сила различных суеверных действий, которые ведут к гибельной связи с бесами, зависит от частных наблюдений и предрассудков каждого, а не от них самих. Все это яснейшим образом показывают обряды и обыкновение птицегадателей ни перед наблюдениями, ни после них не допускать смотреть на полет птиц или прислушиваться к их крику. Почему? Да потому, что все эти приметы весьма ничтожны сами по себе если не предварен в пользу их наблюдающий.
38) Пожелав Христианину совершенной свободы от подобных вредных и Богопротивных суеверий, я должен еще рассмотреть те установления или изобретения человеческие, которые не заключают в себе ничего суеверного, и которые обязаны своим происхождением собственно людям без всякого сообщения их с бесами. Сюда относится все то, что находится в употреблении у людей и имеет свое значение – то или иное – не само по себе, а по одной только воле человеческой, из каковых вещей одни вовсе не нужны и служат более для удовольствия и роскоши, а другие полезны и необходимы. Ибо, если бы различные знаки, представляемые, например, танцующими комедиантами, были понятны сами по себе – естественно, а не по принятому обычаю соединять с ними известные значения – то не было бы, например, нужды, чтобы глашатай народный изъяснял Карфагенянам, что хотел подобными знаками выразить один их пантомимик, танцевавший пред ними, как об этом доселе рассказывают многие старые люди, от коих и мы это слышали. Да и нечего дивиться в этом отношении Карфагенянам, когда и теперь еще у нас самих человек неопытный в рассуждении подобных мелочей, вошед в театр, при всем своем внимании не понимает значения действий, представляемых там пантомимами, если кто-либо другой не изъяснит ему оных. Правда, что все желают видеть ближайшее сходство означающего с означаемым, т. е. чтобы знаки, сколь-возможно, были подобны предметам, ими выражаемым, и стараются достигнуть сего; но поскольку одно может быть подобно другому в различных отношениях, то, вообще говоря, вразумительность знаков по необходимости зависит от предварительно достигнутого условного согласия в их значении.
39) Что касается произведений живописи, ваяния и других подобных искусств, особенно если произведения эти ознаменованы опытностью художников, то едва ли не всякий при взгляде на оные непогрешительно узнает, чему они подобны и что ими выражается. Несмотря на то, и эти произведения должны быть относимы более к роду ненужных вещей, исключая те, кои ясно показывают свое особенное какое-либо значение, побудительную причину, место, время и особенную же цель происхождения. Наконец, к числу совершенно бесполезных изобретений человеческих относятся тысячи различных басен и вымыслов, которыми издавна забавляются люди. И вообще должно сказать, что между изобретениями человеческими, чем более какое произошло от самих людей, тем более исполнено лжи и обмана. Полезные же и необходимые установления человеческие суть те, коими определяется известный образ одежды и уборов для различия пола и звания, также бесчисленные роды знаков, без которых общество человеческое или вовсе быть не может, или было бы несовершенно, куда должно отнести известный вес, меру, клеймо и цену монет, что все у всякого народа и общества свое, в особенном виде, и что, без сомнения, не было бы различно у различных народов и в одном и том же народе не изменялось бы по воле правителей, если бы не являлось установлением человеческим.
40) Христианин не только не должен презирать постановлений человеческих, нужных в жизни, но должен, сколько можно, наблюдать их и удерживать в памяти. Ибо в числе их есть такие, коих черты сняты с самой природы. Из постановлений человеческих должны быть отвержены и презираемы те только, которые относятся, как выше замечено, к сообщению с бесами; все же прочие, коими люди соединяются с людьми – кроме ненужных и излишних – достойны нашего внимания. Таковы особенно начертание письмен, без которых мы читать не можем, и различные языки, познание которых нужно, как мы о том сказали выше. Сюда же относятся и знаки сокращения, известные так называемым нотариям или писцам под сокращениями. Все это знать полезно, всему этому учиться позволительно, оно не ведет к суеверию, не есть что-либо излишнее если столько занимает нас, что не препятствует нам к достижению высших целей, для которых все это, собственно, и должно быть предназначено.
41) Теперь обратимся к установлениям нечеловеческого происхождения, и к ним должно отнести все, что не изобретено самими людьми, а принято ими от прежних времен, или свыше, от Бога, в чьих бы руках и устах оно потом ни сохранялось. Из сих открытий одни касаются тела и чувств, другие – души и разума. Первые состоят или из повествований, или из описаний, или, наконец, из опытов и дел механических.
42) Таким образом, все, что повествует о преемственном последовании прошедших времен, так называемая История, весьма много способствует нам к уразумению священных книг, хотя, без отношения ее к Церкви, она составляет науку самую детскую. Ибо, мы многое в Писании раскрываем и по Олимпиадам, и по именам консулов; незнание же консульства, во время которого родился Господь и при котором пострадал Он, ввело некоторых в такое заблуждение, будто Господь пострадал на сорок шестом году своей жизни, потому что Иерусалимский храм, прообразовавший тело Господне, строился сорок шесть лет, как говорили Иудеи. Что Иисус Христос был лет около тридцати, когда крестился, это мы верно знаем из Евангелия ([битая ссылка] Лк.3:23), но как долго Он жил на земле, после крещения, о сем мы можем только гадательно заключать, взяв в рассмотрение дела Его; с большей же точностью это может быть определено из истории языческой, по снесении ее с Евангелием. Тут открывается и то, что не напрасно упомянуто о сорокашестилетнем строении храма Иерусалимского. Поскольку это число лет никак не может быть применено к летам земной жизни Иисуса Христа, то оно, без сомнения, имеет какое-либо особенно знаменательное отношение к устроению тела человеческого, которое из любви к нам не возгнушался принять на Себя единородный Сын Божий, «Им же вся быша».
43) Польза истории сделается для нас еще более ясною когда представим себе, сколь важное употребление сделал из нее (не говоря уже о писателях Греческих) наш Амвросий против читателей и любителей Платона, дерзавших говорить, что все учение Господа нашего Иисуса Христа, столь высокое и прославляемое ими самими, заимствовано из сочинений Платона, того Платона, который жил гораздо ранее нашего Спасителя! Упомянутый Епископ не с большей ли достоверностью при помощи Истории доказал вовсе противное дерзкой мысли любителей Платона? Нашед в Истории, что сей славный греческий философ предпринимал путешествие в Египет во время Иеремии, и именно тогда, как и сам Пророк сей был в Египте, он самым правдоподобным образом вывел из того, что все лучшее в учении и сочинениях Платона есть следствие наставления, которое преподал ему Иеремия. Ибо учение Еврейского народа, в котором одном сияло почитание единого Бога и из которого пришел к нам по плоти Господь наш, явилось гораздо ранее времен самого Пифагора, у позднейших последователей которого Платон, как говорят сами любители его, учился Богословию. Итак, по соображении времени, гораздо вероятнейшим оказывается то, что языческие мудрецы в лучших и более верных местах своего учения заимствовались от учения нашего, нежели, что Господь наш Иисус Христос заимствовал свое учение от Платона, что совершенно ложно и нелепо.
44) Поскольку История, между прочим, повествует и о всех прошедших установлениях или произведениях человеческих, то самую Историю по тому самому уже не должно относить к числу изобретений собственно человеческих, что показывает и самый предмет ее, ибо все прошедшее не может уже быть переделанным и должно оставаться навсегда в том порядке времен, которого Творец и Правитель есть один Бог. Одно дело – повествовать о событиях, иное – учить что-либо делать. История повествует о минувших происшествиях с достоверностью, имея в виду пользу читателей; книги же гадателей и другие подобные им сочинения учат что-либо делать или наблюдать, имея вместо всякого основания только дерзость учителей, а не достоверность повествователей.
45) Есть еще повествования, подобные речи описательной (demonstratio), кои имеют предметом своим не прошедшее что-либо, а настоящее. Таковы сказания о местоположении стран, о свойствах известных животных, дерев, трав, камней и других вещей. О всех сих предметах мы рассуждали выше и сказали, что знание их способствует к уразумению многих иносказательных мест Писания; только они сами не должны быть употребляемы вместо знаков, ведущих к какому-либо суеверию – в сем последнем отношении занятие ими мы уже назвали непозволительным. Ибо одно дело сказать: «У тебя не будет болеть живот, если, натерши такой-то травы, ты будешь пить воду, ею настоянную», и совсем иное: «У тебя не будет болеть живот, если повесишь сию траву себе на шею». В первом случае мы имеем дело с полезным употреблением вещи, которое одобряется; в последнем – с суеверным предубеждением в рассуждении ее, которое осуждается. Впрочем, можно свободно пользоваться известною вещью, которая служит к здоровью тела, будучи к нему привязана или другим каким-либо образом приложена, хотя бы неизвестно было, как именно оказывает она столь благотворное влияние на тело; главное правило в сем случае то, чтобы при употреблении ее не было иначе никаких заговариваний, призываний и суеверных примет, иначе христианин тем более должен бояться пользоваться ею, чем более она кажется полезною ему. Когда неизвестно, почему какая-либо вещь полезна и имеет такую или другую силу, то в этом случае позволительность или непозволительность употребления ее зависит от употребляющего, то есть, от того в каком духе и с какою целью она употребляется, – сею целью должно быть только восстановление или благорастворение телесной природы, посему подобные вещи и должны быть потребляемы только в медицине и земледелии.
46) Учение о телах небесных состоит не из повествований, а из описаний, коими нельзя пренебрегать вовсе, потому что Св. Писание, хотя и не о многих звездах, но упоминает. И течение Луны, по приспособлению к которому ежегодно празднуется известное время в честь страдания Господа, само по себе известно многим, но весьма немногие хорошо знают время восхождения, захождения и другие особенности прочих светил небесных. И, сказать правду, сие познание, само по себе хотя ничего не представляет суеверного, несмотря на то, для занимающегося Божественным Писанием не много полезно, а при бесплодном усилии извлекать из него то, чего в нем нет и быть не может, бывает даже вредно; и тот не много теряет, кто вовсе не занимается им, как таким предметом, который служит основанием пагубным обманам, издавна находясь в руках шарлатанов и слепых прорицателей. Впрочем, учение о звездах, кроме описания предметов настоящих, в некоторых частях своих имеет вид повествования о прошедшем, ибо, от настоящего положения и движения звезд можно со строгою правильностью заключать к прошедшему и, таким образом, возобновлять прежние их следы и положения. Кроме сего, оно предлагает верные, на исчислении основанные, предсказания и о будущем, только не в рассуждении наших дел и приключений, о которых обыкновенно бредят прорицатели, а в рассуждении самих же звезд. Ибо, зная, какой теперь месяц, посредством счисления можно найти и показать каким именно он был в такое-то время за несколько лет перед этим и каким будет через несколько лет после этого. Подобное сему могут говорить и о всякой звезде люди, надлежащим образом занимающиеся звездочетством. Но я уже довольно сказал, что по моему мнению, следовало сказать о употреблении сего рода знаний.
47) Подобным же образом, на основании прошедших опытов верно предугадывается будущее и в рассуждении прочих искусств, которые или производят что-либо надолго остающееся, как например, дом, стул, какой-либо сосуд и прочее тому подобное, или даже служат, можно сказать, орудием благотворных для нас действий Божиих, каковы врачебная наука, земледелие, наука правления, или ограничиваются одним только представлением действий, каковы танцы, ристалища, борьба. Всякий, занимающийся сими искусствами, не иначе приступает к самому делу, как на основании прошедших опытов и с уверенностью в успехе опытов будущих. Познание о всех сих искусствах, как имеющее немалое приложение в обыкновенной жизни человеческой, и для нас не бесполезно: не для того, чтобы самому заниматься ими на деле, разве потребует того какая-либо нужда, о чем я здесь не говорю, но для того, чтобы иметь возможность хоть сколько-нибудь судить о сих искусствах там, где Св. Писание касается их иносказаниями, от них занятыми.
