Гвинпин и Оливка
Появился ветер. Очень лёгкий, но, совместно с морозным воздухом, неприятный.
– Подарки закончились? – спросила Оливка.
– Да, – с сожалением ответил Евгений.
«Наверное, возьму его с собой встречать Новый год, – решалась внутри себя Оливка. – Он не противный. Ласковый. Даже терпеть почти не придётся. Напьюсь шампанского, вина… Как вот только потом от него избавляться?..»
– Я знаю, что ты скажешь, Оль, – произнёс Евгений обречённо. – Ты скажешь, что твоя неуёмная совесть не позволяет тебе меня обманывать…
«Хороший аргумент»,– одобрила Оливка.
Она уже хотела сказать что-то типа:
– Ты ошибаешься, Гвин! Собирай подарки, пойдём. Скоро уже автобус.
Но он её перебил, воскликнув:
–Но ведь это несправедливо!
– Что именно несправедливо? – удивилась Оливка.
– Оль! – горячо заговорил Евгений. – Пойми! Ведь при одной лишь мысли о твоих нежных ладошках, о твоих сияющих глазах, о лохматой радуге твоих волос… При одной мысли о твоих горячих губах, щеках, плечах… Обо всей тебе – нежной, пылающей – мне хочется жить, петь, танцевать! Мне хочется взорваться космическим яйцом и подарить тебя всю вселенную! Неужели это невозможно?!
«Вселенную? – автоматически повторила про себя Оливка. – При чём здесь вселенная?».
«А-а-а, – вслед за этим сообразила она. – Это про любовь! Красиво говорит! Никогда такого не слышала…». «Может быть, и не услышишь больше…» – появилась откуда-то дикая нелепая мысль. Порыв ветра неожиданно сдул редкие снежинки, пристроившиеся рядом с яркой розочкой. Искрясь, они медленно полетели в разные стороны.
– Спроси свою неуёмную совесть, – продолжал говорить Гвин. – Разве недостаточно того, что я вижу тебя всего лишь раз в неделю, не более? Разве недостаточно того, что набережная больше не слышит наших шагов? Разве недостаточно осенних слёз, которые от нашей разлуки замёрзли и стали зимой, холодом, снегом?
« Может быть, пойдём уже? – подумалось Ольге. – Ведь и в самом деле холодно!».
– Это, конечно, моя вина, – продолжал распинаться Гвинпин. – Мы не успели с тобой ни сфотографироваться вместе, ни побегать по лесу, ни покататься на катере, ни потанцевать толком. Мы не отметили ни одной годовщины нашего знакомства, мы вместе не были ни в одних гостях, если не считать родственников. Я так и не успел поносить тебя на руках… Спроси свою неуёмную совесть: неужели ей этого недостаточно?!
«Достаточно, достаточно… – подумала Оля. – Что-то я теряю нить разговора…».
– Да если разобраться, – не унимался Гвин. – То мы вообще почти ничего не успели! Мне всё думалось, что впереди у нас ещё огромный промежуток времени, который принято именовать «вся оставшаяся жизнь». Впрочем, к чему теперь говорить об этом…
– Ни к чему!– подтвердила Оливка, поднимаясь. – Складывай подарки обратно в мешок, Гвин. Мне уже пора.
– В пакет, – машинально поправил её Евгений.
«Зачем он сказал это сейчас? – с грустью подумала Оливка. – Сказал бы утром, ласково меня поглаживая, когда я ещё не проснулась. Про любовь мне бы точно понравилось… А теперь чего уж, действительно! Всё равно утром умылась бы – и решила бы весь год жить без него. Или… или, может быть, согласится выйти за него замуж?..»
Ольга зябко передёрнула плечами. Посмотрела вдаль, в парк. Практически уже наступил вечер. «Интересное здесь место, – подумалось ей. – Самый центр города, а деревья, кусты – как живой лес. Не очень большой, правда». Она обратила внимание на девушку, которая совсем недалеко от них что-то собирала с ветвей берёз. «Неужели из этих чёрных засохших листьев можно заваривать чай? – подумала она – Лечебный какой-нибудь, наверное. Едва ли это может быть вкусно». Девушка была необычная. В лёгкой курточке – и это на таком холоде. Пушистые наушники вместо нормального капюшона или шапки. «Очень интересная окраска волос, – подумалось Ольге. – Жаль, мне такие рыжие оттенки не идут. Со стороны вот красиво смотрится».
– Твои подарки, Оль, – услышала она голос Гвинпина.
– Спасибо, Жень, – серьёзно посмотрела она на него, принимая снова наполненный подарками пакет. – За сюрприз, поздравления, хорошие слова. С праздниками! Не обижайся. Привет родителям. Опаздываю уже, извини.
И, угадывая, предупреждая его порыв, добавила:
– Дойду сама, так быстрее. Здесь близко.
Евгений остался один. С привычной тоской смотрел, как Оливка осторожно, буквально на цыпочках, обходя заледеневшие кусты, выбралась на парковую дорожку, уже покрытую плиткой, утоптанную, по которой можно идти, не опасаясь, что каблучки провалятся в рыхлый снег. Она помахивала подарочным пакетом. Редкие снежинки вились шлейфом вслед за ней.
«Вот так она и выглядит, разлука, – подумалось ему. – Когда один ждёт, а другая уходит. Безжалостно, чётко, как метроном: топ-топ, топ-топ, топ-топ…». На мгновение ему даже показалось, что они с Оливкой никогда больше не увидятся. «В этом году – точно не увидимся», – решил он. А если думать вообще, то это, конечно же, ерунда. Разве так бывает – вообще не увидеться? Не-ет, Гвинпин что-нибудь да придумает…
Чуть в стороне от тропинки, по которой ушла Оливка, Евгений обратил внимание на рыжеволосую девушку. Присев на корточки между берёзами, она словно разглаживала снег. Или что-то искала. Евгению было не очень хорошо видно, но, похоже, она ещё и шептала что-то потихоньку. «Как будто заклинание читает, – подумал он. – И как ей не холодно без шапки? И волосы у неё странные. Но красивые!». Волосы, действительно, были необычного цвета. Золотисто-рыжие. Слово последние остатки солнца спрятались у неё в голове.
Слабый ветер, ликуя, поднял маленькие вихри снежинок, забавляясь…
Виолетта
Пласт снега, мерцая, клубясь,
взвивается в воздух, танцуя.
И медленно падает в грязь
погибшей мечтой… Аллилуйя!
Прощай! Отпускаю тебя.
Эпической прозой простора!
Букашкой в тюрьме янтаря!
Зелёным огнём светофора!
Прощай! Я серёжки берёз
размажу пыльцой плодовитой
по снегу как память. И – врозь!
И – прочь от тебя!
Мой забытый…