Ашира Хаан
Сердце мексиканца
Паленке
1.
Паленке оказался натуральной деревней: с орущими петухами, замызганными пикапами, пыльными не асфальтированными дорогами и громогласными матерями семейств, сидящими в плетеных креслах на своих верандах. Из домов пахло жареной рыбой и до боли родным, из детства, супом. По пыльной улице прогуливались куры и равнодушно жарило с небес мексиканское солнце.
На фотографиях в интернете квартира казалась немного старомодной, но чистенькой и милой. Наивные салфеточки и коврики виделись частью местной экзотики, диковинным дополнением к стандартному уровню комфорта с кондиционером и душем.
В реальности «апартаменты с отдельным входом» оказались двумя комнатами на втором этаже, куда надо было проходить через жилой первый. Там на полу валялись детские игрушки, орал телевизор, транслируя викторины и розыгрыши лотерей с разноцветными «колесами удачи», и лежал на диване хозяин дома, почесывая голое пузо под задравшейся грязной майкой.
Его старшая дочь, смуглая девчонка лет восемнадцати, проводила Алю наверх, шуганула из-под стола облезлую собаку и принялась снимать развешенное на балконе белье, одновременно что-то быстро рассказывая по-испански.
Кофеварки не было, чайника не было, в отключенном холодильнике хранился ржавый тостер, зато на две комнаты и балкон было целых пять телевизоров, а из окна было видно горы.
Аля тщательно заперла дверь, упала в плетеное кресло-качалку, медленно, с наслаждением, свернула самокрутку и закурила, щурясь на синюю дымку на горизонте. Интересно, там есть настоящие вулканы?
Всего семь дней. Можно потерпеть даже отсутствие кофеварки. К тому же у нее запланирована куча экскурсий, так что возвращаться она сюда будет только на ночь.
По-английски здесь никто не говорил, даже в столице было трудно найти ресторан с англоязычным меню. Белокожую женщину провожали любопытными взглядами. Особенно остро это ощущалось в метро, где, стоило Але резко повернуться, как она ловила блеск десятков черных глаз, устремленных на нее.
Здесь, в деревне, она выделялась еще и своим излишне городским видом, ярко-розовым огромным чемоданом и электронной сигаретой, которую не выпускала из рук.
Надо было встать, принять душ, переодеться и отправиться на поиски автобусов к ближайшим руинам, надо было погуглить какое-нибудь турагентство, чтобы добраться до руин, что подальше, найти место, где выдают дозу кофеина, раз уж с кухней в квартире не сложилось, надо было хотя бы разобрать чемодан, но вместо этого Аля закурила вторую сигарету и лениво качнулась в плетеном кресле.
Паленке как-то сразу расслабил ее, выключил городскую суетливость и нервозность, и даже на ящерицу, высунувшую любопытную морду из щели в метре от нее, Аля посмотрела с веселым спокойствием, хотя обычно визжала даже при виде таракана.
Через час она все-таки выбралась на улицу: без кофе вкус сигарет казался каким-то не таким, и новообретенное сибаритство, объединившись со старым добрым перфекционизмом, требовали довести деградацию в кресле-качалке с видом на горы до совершенства.
Было слишком жарко для прогулок, поэтому она свернула в ближайший магазинчик, где купила все-таки кофе и пятилитровую бутыль воды, не доверяя той, что льется из-под крана. С трудом дотащила ее по крутым улочкам, но перед лестницей на второй этаж тяжело вздохнула.
Толстопузый отец семейства, наблюдавший за ней с дивана, что-то строго крикнул, и из недр дома появился, видимо, старший сын – высокий, черноволосый, со странно красивыми, но при этом резкими чертами лица. Пугающе похожий на воинственных хозяев этих земель, какими они были изображены на пирамидах, что успела увидеть Аля.
Жестокие губы его предков презрительно скривились при взгляде на женщину-гринго. Наглые глаза напомнили Але взгляды наркоторгоцев и бандитов в Мехико: они сулили, что стоит им повстречаться с ней не днем на станции метро, а вечером и вне видимости полиции – и разговор будет куда более интересным.
Он выхватил бутыль и в одну секунду взлетел по лестнице, толкнул плечом дверь на кухню, занес воду, но сразу не ушел. Вместо этого он дождался, пока Аля тоже добралась до второго этажа, и оглядел ее, раскрасневшуюся, со спутанными волосами, с головы до ног, медленно и подробно, вообще не смущаясь, – словно накрытый для него шведский стол, с которого он обязательно все попробует. Но потом.
Под этим взглядом обычный, даже скромный городской сарафан ощущался как пеньюар из «Виктория Сикрет» – не только ничего не скрывающий, но и будоражащий воображение похлеще полной наготы.
Але захотелось прикрыть руками стратегические места, но вряд ли это бы помогло.
Парень обвел взглядом кухню, задерживаясь на признаках чужого быта – чашка из сувенирного магазинчика, электронная сигарета, шляпа с широкими полями и висящий на спинке стула бюстгальтер. Аля даже не успела покраснеть, как он перевел взгляд обратно на нее и вновь смотрел долго, куда дольше приличного. Черный взгляд стал абсолютно нечитаемым, ноздри раздувались, кончик языка нырнул между зубами, словно в задумчивости.
– Спасибо за помощь, – быстро сказала Аля по-английски, надеясь прервать эту напряженную сцену.
Он приподнял уголок губ и склонил голову.
Ах да, она все время забывает.
– Gracias! – повторила она уже по-испански.
– De nada! – ответил тот и наконец ушел.
Она посмотрела ему вслед, чувствуя, как разбегаются по коже мурашки. Вряд ли ему больше двадцати. Ей тридцать. Но он ведет себя как взрослый и очень опасный зверь.
Матерый.
Семь дней внезапно показались ей слишком долгим сроком.
2.
В душе была только холодная вода. Краны не были подписаны, но как Аля их ни крутила, из обоих лилась жидкость одной и той же температуры.
Конечно, не такая, как в России зимой, не по-настоящему ледяная, приятно тепловатая, но все равно мыть голову было некомфортно.
Хорошо все-таки, что в конце концов она прилетела в Мексику одна. Никакой святой человек не удержался бы от комментариев по поводу забронированной ею квартиры.
Аля и сама бы сказала что-нибудь ехидное, глядя на соседствующие на стене картины: на одной был Иисус в розовых блестках, на другой – обнаженный смуглый парень манерного вида, написанный ломаными линиями и с наклеенным на причинное место бантом из шуршащей бумаги.
Впрочем, в сувенирных лавках соседствовали Дева Мария с Кетцалькоатлем, так что хозяев могло ничего не смущать.
Поездку эту они планировали со старой сетевой подругой. Вместе продумывали маршрут, чтобы умудриться впихнуть в один отпуск как можно больше пирамид, музеев и соборов. Вместе мечтали, как будут потом купаться в Карибском море, пить текилу и есть огненные тако. Гадали, какими будут парни в местном «Тиндере», и утешали друг друга, что если местные окажутся не очень, в последнюю неделю на курорте наверняка найдется немножко симпатичных американцев и канадцев – говорят, именно они отдыхают на мексиканских пляжах.
Однако буквально накануне вылета у подруги серьезно заболела мама. Как бы ни было обидно, семейный долг был важнее дружеского. Часть денег за билеты на самолет удалось вернуть, но свою половину за гостиницы и квартиры подруга оставила Але в качестве компенсации за то, что бросает ее одну. За два дня найти нового попутчика было нереально. Но и повторить подвиг с подготовкой поездки – тоже.
Аля курила полночи и думала, думала, думала… А наутро достала свой самый большой чемодан и кинула туда купальник.
Увы, надежды на свидания со смуглыми сексуальными латиносами развеялись в прах: коренные жители этих мест были низкорослыми и коренастыми и, смешавшись с завоевателями, изрядно подпортили экстерьер их потомкам. Испанское изящество и обаяние столкнулось с суровой харизмой кровожадных индейцев – и результат не порадовал.
Окно в спальне оказалось без стекла. Можно было закрыть его ставнями, задернуть занавесками или запереть железной решетчатой створкой. Ничто из этого не помогало от доносящихся снаружи криков петухов и бравурной музыки очередной викторины.
В квартире вообще было много разнокалиберных окон: панорамные выходили на балкон, узкие бойницы были прорезаны в стене коридора, над раковиной было круглое окошко, как в домике хоббитов, и даже в туалете за жалюзи обнаружилось окно в крошечный внутренний дворик. Сам дом был таким же разнокалиберным, состоящим из лепящихся друг к другу пристроек, лестниц, балок, навесов и кое-как слепленных друг с другом кусков жести. Можно было выглянуть в окно в коридоре и неожиданно узреть кусок комнаты этажом ниже – с чьей-то смуглой ногой в шлепанце и стоящей рядом с ней бутылкой колы.
Выглянув в соседнее окно, Аля так же случайно подсмотрела, как выбегает из летнего душа хозяйская дочка: смуглая гибкая фигурка, гладкая кожа, черные волосы, чуть грубоватое жесткое лицо – достойная правнучка жестоких народов, когда-то владевших этой землей. Увы, судя по старшим женщинам, этой суровой красоте осталось недолго: к тридцати все женщины здесь безнадежно расплывались.
Спохватившись, она бросилась распаковывать чемодан и раскладывать косметику. После прогулки по пыльным улицам надо было протереть лицо тоником, иначе не миновать прыщей. Обычно Аля справлялась с ними с помощью кислотных пилингов, но в Мексике слишком активное солнце, пришлось пока повременить.
И на будущее не забывать, выходя на улицу, пользоваться хотя бы пудрой с SPF 20, иначе она на собственном опыте узнает, что такое фотостарение.
Возраста Аля боялась чудовищно, до панических атак и кошмаров. Семь лет назад, придя наконец в себя после маминой смерти, она посмотрела в зеркало и не узнала юную беззаботную студентку, которой была еще недавно. От той девчонки остались одни объедки времени: серая обвисшая кожа, тусклые глаза, заломы на лбу – словно ей было ближе к сорока, чем к двадцати.
Она кинулась тогда к одному врачу, к другому, к косметологу, пластическому хирургу, массажисту, психотерапевту, черту лысому – умоляя обернуть злое колдовство вспять. С тех пор даже в недельном отпуске с ней всегда была ее косметичка с двумя-тремя полноценными линиями по уходу за кожей в любых условиях. Что бы ни происходило, в каком бы состоянии она ни была, «малый круг» очищения-увлажнения-питания составлял минимальные двадцать минут.
Со временем она научилась не только получать от этого удовольствие, называть уход за кожей своим женским наслаждением, но и в самом деле нашла приятные вещи вроде миста для кожи с запахом кока-колы, после которого ей хотелось облизать саму себя, или совсем мелкой блестящей пудры, незаметной днем, но заставляющей таинственно мерцать кожу вечером.
3.
Умытая, умащенная, пахнущая свежо и сладко, Аля забралась на высокую широченную кровать в своей спальне. В ее деревенском детстве кровати тоже были такими – очень высокими, с горой матрасов и перин. Вообще местная деревня от российской глубинки отличалась мало – разве что куры были тощие да ходили между ними огромные важные индюки. И месяц тут висел рожками вверх, а не вбок.
Она никак не могла заснуть, слушая спорящие друг с другом телевизоры на первом этаже и у соседей, стрекот цикад в высокой траве, лай собак, беззаботную болтовню на испанском у нее под окнами. Слышимость была такая, будто подружки сидели прямо у нее в ногах.
Закинув руки за голову, она гладила пальцами резную спинку кровати и думала, что вряд ли этот второй этаж строили специально для туристок с другого конца мира. Странно, что тут вообще знали о такой штуке как AirBnB. Скорее всего, и эта кровать с резной спинкой – в ширину больше чем в длину, и роскошь пяти телевизоров, и картины с Иисусом, и музыкальный центр с огромными колонками в гостиной, накрытый вышитыми салфетками, и даже почти не поцарапанные кожаные кресла – все это предназначалось молодой семье.
На этой кровати молодой усатый мачо должен был любить свою гибкую смуглую красавицу-жену, делать ей детишек одного за другим, десяток шебутных потомков индейцев и конкистадоров. В этой кухне должна была она печь лепешки, варить густые супы и ругаться со свекровью, перекрикивая телевизор.
Но почему-то так не вышло, и теперь такие, как Аля, фифы будут приезжать сюда год за годом, оставлять недовольные комментарии, жалуясь на отсутствие горячей воды и стиральной машины, а кровать никогда не станет семейным ложем, познавшим и зачатие, и рождение, и смерть. Разве что пожилой немецкий турист не рассчитает силы в борьбе с мескалем и однажды утром не проснется – сдаст сердце.
В открытое окно тянуло запахами чужой непривычно острой еды и дымом, музыка и разговоры постепенно стихали, сменяясь далеким смехом, и Аля провалилась в сон, все-таки незаметно, но сильно устав от перелета из Мехико и нервов с заселением.
***
Проснулась неожиданно рано – на рассвете, хотя никогда в жизни не была жаворонком. Но, видимо, местный воздух бодрил и наполнял энергией лучше городского.
Полежала, глядя через распахнутые окна на розовое небо, постепенно наливающееся жаркой белизной, и решила, что раз так, самое время поработать. На отпуск Аля оставила себе парочку не очень срочных статей, которые, в случае чего, можно было безболезненно отложить еще на месяц-два.
Идти гулять все равно рано, а тут можно успеть что-нибудь написать, пока хозяева не проснулись и не включили телевизор с очередной викториной.
Вскочив с высокой кровати, она скинула спальную футболку прямо на пол и пошла в душ с наивной надеждой, что вчера ей просто не досталось нагретой воды после всего огромного семейства, живущего здесь, а первой пташке достанется жирный червячок. Но увы, после прохлады ночи вода лилась даже не тепловатая, а по-настоящему холодная.
Краситься с утра не стала – все-таки деревенская атмосфера изрядно ее расслабила. Намазалась сладко пахнущим молочком для тела и прямо так, голой, вернулась в спальню, с удовольствием чувствуя, как гладит кожу теплый воздух. Есть плюсы и в одиночном путешествии: не надо торчать в ванной, пока впитается крем.
Открыла чемодан, чтобы выбрать платье на сегодня, подняла глаза на утреннее небо – и замерла. Прямо напротив ее окна, на крыше какого-то сарая, стоял давешний парень и смотрел на нее, опираясь на тяжелый молот с длинной рукоятью. Его черный взгляд обжигал не хуже мексиканского полуденного солнца.
Несмотря на обнаженную грудь, где было на что посмотреть, пялился он ей прямо в глаза, и от этого почему-то стало жутко.
Аля быстро захлопнула решетчатую створку окна, задернула штору.
Сердце билось тяжело и неровно.
На всякий случай она перепроверила щеколды на двери и заперла спальню изнутри.
Как она могла подумать, что кто-то увидит ее в такую рань?
Достала ноутбук, села по-турецки на кровати, открыла файл с текстом, но все равно продолжала ощущать огненный взгляд.
Будто он продолжает там стоять и видит ее по-прежнему голой сквозь занавески и натянутую прямо на влажное еще тело футболку.
Через час мучений с медленным деревенским интернетом и собственным воображением, она не выдержала, подошла к окну и осторожно заглянула в щелочку.
На крыше сарая никого не было.
4.
Время шло к семи, снизу потянуло запахами кухни, послышались разговоры – дом потихоньку просыпался.
На крышу сарая выбралась старшая дочь и принялась натягивать веревки между торчащими из бетона прутами арматуры. Потом высыпали дети помельче и быстро развесили на них сушиться свои футболки и шорты.
Без кофе оставаться здесь было совершенно бессмысленно, поэтому Аля собралась, вовремя вспомнила про санскрин и пудру, надела сумку через плечо и поехала к водопадам.
Мексиканские дороги были ужасны – вроде бы водитель маленького белого микроавтобуса, набравший группу туристов на главной площади Паленке, вел неплохо, но трясло немилосердно. Читать не получалось – укачивало.
Приходилось смотреть по сторонам: на пролетающие мимо ярко-зеленые поля кукурузы, на до крайности бедные магазинчики с написанными от руки вывесками, на темную пыльную зелень на обочине, которая должна бы носить гордое звание джунглей, но выглядит для них слишком обыденно. Если не обращать внимания на торчащие то тут, то там нахальные листья пальм, может показаться, что они где-то в средней полосе России. Даже лезущие прямо под колеса мелкие сиреневые и желтые цветочки совершенно такие же.
Впечатление смазывалось периодическими остановками из-за «лежачих пешеходов», устроенных у подъезда к каждому мелкому поселку или даже отдельному небольшому ранчо у дороги. Кое-какие были вообще самодельными, из мешков с песком.
Возле них дежурили мелкие смуглые дети – они натягивали поперек трассы веревку с навязанными на нее клочками ткани, и когда машина притормаживала, облепляли окна, предлагая яркие сувениры, местные сладости и кокосовую воду в полиэтиленовых пакетах с трубочками.
Водопады оказались ошеломительными.
Один был невероятно высоким: вода падала с острого края скалы, разбивалась о камни, и в воздухе парила водяная взвесь. Дышать в ней было тяжело, словно под водой. Но сила и красота доводили до головокружения – оторваться было невозможно.
Кто-то лез купаться, кто-то шел смотреть на водопад с изнанки, Аля же только стискивала тонкими пальцами ремешок сумки и не могла поверить, что это по-настоящему.
Слишком много одному человеку такой красоты.
Второй водопад был поспокойнее: несколько низких широких каскадов, по которым вода разливалась белоснежными пенными кружевами. Солнце искрилось в воде, добавляя россыпи драгоценностей к белому свадебному платью реки.
Вокруг была устроена шумная и суетная зона отдыха. Для детей перегородили участок реки с течением помедленней, взрослые возились прямо под струями очередного каскада.
Со всех сторон предлагали купить сумки, футболки, обсидиановые зеркальца, через которые можно смотреть прямо на солнце, нарезанные ломтиками фрукты, орчату и мичеладу; зазывали в ресторанчики, предлагали такси и услуги гидов.
Аля смотрела на эту суету отстраненно и строго. Как это вообще в природе человека: увидеть что-то волшебное, слишком прекрасное, чтобы пережить это, и тут же освоить, превратить в предмет быта. Мыться под сверкающими водопадами как под душем, продавать хот-доги рядом с тысячелетними деревьями, а увидев гору – непременно туда лезть, оставляя по пути следы своей жизнедеятельности.
Но день был жарким, до отъезда оставалось полтора часа, и купальник у нее с собой… Она не выдержала и сдалась, тоже залезла в сверкающую прохладную воду, присоединившись к роду человеческому в его стремлении все упростить.
Даже купила потом холодную мичеладу – коктейль с пивом, соусом чили, лаймом и сельдереем – и горячий тако, потому что после купания была невероятно голодной.
День получился насыщенным: по пути обратно в маршрутке она познакомилась с двумя итальянцами, которые тоже прилетели в Паленке, чтобы посмотреть на древние города майя Яшчилан и Бонампак, куда из других туристических мест добираться было бы слишком далеко. Ребята были смешливые и флиртовали как дышали – Аля даже поймала за хвост легкое сожаление, что не накрасилась с утра как полагается и не надела полупрозрачный белый сарафан с маками. Но они договорились вместе поехать на руины, а до этого сходить в местные ночные клубы, куда одна она бы ни за что не сунулась, так что шанс блеснуть у нее еще оставался.
Обратная дорога за болтовней показалась намного легче, и по крутым улочкам к своим апартаментам Аля шла, улыбаясь. Ну вот, все же нормально в итоге складывается, и чего расстраивалась?
Ей показалось, что в окнах ее второго этажа кто-то мелькнул. Она остановилась, всматриваясь, но больше движения не повторилось. Может быть, хозяйка заходила забрать с балкона остатки выстиранных вещей? Надо было бы спросить у кого-нибудь, можно ли воспользоваться хозяйской стиральной машиной, но из старших в доме были только две голенастые девицы лет двенадцати, которые на английскую речь сверкнули черными глазами и унеслись, махнув хвостом, как дикие лошади.
Аля вздохнула. В следующий раз надо будет… а впрочем, какой следующий раз? Вряд ли она вернется в этот город. Просто надо написать длинный отзыв на сайте и предостеречь других отчаянных безумцев.
Она поднялась к себе и сразу отправилась в душ.
5.
Вентилятор только зря гонял густой как теплое молоко воздух, нисколько не охлаждая комнату. Аля распахнула окна и только так почувствовала парочку прохладных струек сквозняка, блаженным бальзамом растекшихся по горячей коже.
Легла, укрывшись одной простыней, но под ней тут же стало жарко. Скинула и ее, позволив воздуху гладить тело.
В темноте было слышно, как на улицах перекрикиваются гуляющие за полночь дети, смеются девушки, обсуждают свои дела мужчины. И шаги – на соседней улице, а кажется, что прямо под окнами.
Ночью звуки разносятся далеко, даже в крупном городе, а уж в такой деревне и подавно. Аля давно перестала вздрагивать от кашля на первом этаже – а чудилось, что тут, за дверью.
Снова шаги, уже ближе, скрип петель, стук ударившихся об пол пяток.
Успела еще подумать, что это тоже прозвучало будто бы в ее комнате.
Жесткие ладони легли на ее бедра, упругое горячее тело, пахнущее перцем и лаймом, сразу накрыло сверху, а жестокие губы заняли ее рот, лучше всякого кляпа запрещая кричать.
Несмотря на огонь его тела, Але не стало жарче, он был как горячий чай в зной— только выравнивал температуру внутри и снаружи.
Ей не нужно было видеть лица, мелькнувшего в отблесках света из окна, чтобы понять, чьи руки сейчас жадно и голодно гладят ее тело, чуть нетерпеливо, но уверенно.
У него была шершавая, словно немного пыльная кожа, и ее – нежная и белая – словно стиралась об нее. После душа она как всегда намазалась кремом, тоником, сладким мистом с запахом малины. Как будто готовилась к его приходу. И он был первый в ее жизни мужчина, который все это оценил, в отличие от избалованных столичных интеллектуалов, с которыми она обычно ложилась в постель. Они кривились, если замечали лишний волосок, пятнышко и любое другое несовершенство, но заявляли, что женщины делают это все для себя, их бы устроила и естественная красота. Конечно, без волос на ногах и лучше с запахом ванили.
Они вообще слишком много говорили в постели, и в основном о себе.
Этот молчал, говорили за него руки. Они ласкали ее так, что она понимала восхищение мягкостью и гладкостью своей кожи, податливостью упругой груди, сладостью, которую его губы собирали с нее.
Он с явным наслаждением слизывал с нее малиновый вкус, и она поняла, зачем на самом деле нужны были эти разноцветные блестящие флаконы и коробочки.
Ради сегодняшнего дня.
Ловкие руки с сильными пальцами легли на ее колени, с усилием раздвигая их.
В последнюю секунду Аля очнулась – всколыхнулся то ли стыд, то ли разум: что я делаю? С кем? Зачем?
Но голоса, чтобы возразить, не было. Была тишина, нарушаемая только шелестом кожи о кожу, резкими вздохами и влажными звуками, возникшими, когда он все же развел ее колени, склонился, пальцами раздвигая упругие складочки между ног, и его язык с тем же наслаждением, что раньше вылизывал мист с ее кожи, слизнул собственный ее сок.
Еще – и еще. С каждым движением она текла все сильнее, приподнимала бедра навстречу, выгибалась дрожащей дугой.
Желание… хуже – похоть! – разгоралось все ярче и ярче. Между ног был полный потоп, там все хлюпало, бесстыдно заливая простыни под ней томно пахнущей влагой.
Ее пальцы путались в его жестких волосах, она сжимала их в горсти, наверняка причиняя ему боль, но он не говорил ни слова. Более того, она ощущала, что ему это невероятным образом нравится – как признак ее несдержанности, причина которой – то, что он творит своими пальцами, языком и губами у нее между ног. Бедрами она обнимала его, стискивала шею, а он сжимал их пальцами в самые острые моменты и не давал ей убегать от резких, колючих ласк его непристойно умелого языка.
Кончая, она тоже не издала ни стона, только шелестяще всхлипнула, в унисон с собственным хлюпаньем. В момент оргазма из нее вылилось совсем уж невероятно много влаги, бедра стали мокрые с внутренней стороны почти до колен, простыни под задницей промокли насквозь.
6.
Парень завозился где-то там, в темноте, стаскивая штаны. Он пришел босым и без футболки, все, что ему было нужно, – было либо с собой, либо в этой комнате.
Между ног у Али снова нарастал требовательный зуд. Хотелось продолжения, хотя обычно ей хватало одного оргазма на неделю и больше, все сверх того только раздражало. Но сейчас было иначе – она только распалилась.
Руки вновь с усилием раздвинули ее колени, горячее тело навалилось сверху и туда, где было самое влажное местечко, ткнулось что-то упругое и твердое.
Стоп, презервативы!
Аля завозилась, попыталась оттолкнуть его, но он надавил сильнее, почти проникая внутрь. Она дернулась, выворачиваясь из-под горячего тела, но парень оскалился и сгреб ее руки, заломил за спину, переворачивая на живот.
Она ткнулась лицом в подушку, замычала: «Nooooooooo!» – судорожно вспоминая слово «презервативы» на всех известных языках, но он больше не слушал.
Одной рукой сжал завернутые на спину запястья, другой вздернул ее бедра выше и коленом раздвинул шире. Пальцами раздвинул складки, открывая вход, и скользнул в ее увлажненное лоно быстро и сразу на всю длину. Неожиданно немаленькую, так что, несмотря на обильную смазку, уже начинающую подсыхать на бедрах, у Али перехватило дыхание от того, как глубоко и полно он проник в нее.
Сразу начал двигаться, чувствительно тычась в шейку матки. Аля пыталась отодвигаться, но жесткая рука все время возвращала ее на место и фиксировала, чтобы не дергалась. Крепкие смуглые бедра с оттяжкой шлепали ее по заднице, с не менее непристойным звуком, чем предыдущее хлюпанье.
Кровать раскачивалась, ритмично стучась спинкой о стену, и Але вдруг пришло в голову, что, пожалуй, весь дом это слышит и догадывается, что здесь сейчас происходит.
Смущение и стыд залили ее кожу горячей волной, неожиданно подогревая почти свернувшееся возбуждение. Постепенно неприятные и почти болезненные ощущения от слишком глубоко входящего члена начали перерождаться во что-то, похожее на удовольствие, почти вопреки ее желанию. Он все еще был чересчур глубоко, но недостаточно быстро. Она закусила губу и сама подалась навстречу движению бедер, провоцируя ускорить ритм, и была полностью понята и одобрена.
Парень сильно надавил ей на поясницу, заставляя вжаться грудью во влажные простыни, а задницу задрать еще выше, его член жестко протаранил задний свод влагалища, вдруг разом задев все чувствительные точки, а напоследок еще растянув его так, как не растягивал еще никто. Это оказалось чересчур: Аля уткнулась лицом в подушку, чтобы не заорать в голос, но все оказалось еще хуже – она вдруг кончила. Резко, дрожа сначала мелкой дрожью, но потом волны судорог становились все крупнее и крупнее, и под конец ее уже подбрасывало как одержимую, выворачивало суставы и выкручивало в немыслимые позы.
Парень, тоже не ожидавший такой реакции, даже выпустил ее запястья, зашипел что-то на испанском и резко выдернул член, изливаясь ей на спину. Пять или шесть горячих россыпей капель оросили ее задницу, стекли в ложбинку между ягодиц, пока Аля, вцепившись пальцами в простыни, пыталась совладать с собственным телом, так неожиданно отозвавшимся на совершенно чужое мужское. Тот сам тяжело дышал, стоя на коленях за ней, тоже переживая один из самых сильных оргазмов в своей жизни.
Потом он соскочил с кровати, мгновенно натянул штаны и ловко выбрался в то же окно, через которое попал сюда. Аля с трудом повернула голову и на миг увидела его стройный силуэт на фоне светлеющего неба.
Кожу неприятно стягивало от всех жидкостей, пролившихся и вылившихся из нее и на нее, но ощущение растянутости и наполненности не оставляло, погружая в темное, тягучее удовлетворение и какую-то глобальную сытость. Она кое-как обтерлась простыней, не доверяя способности своих ног донести ее сейчас до ванной, сложила ладони между коленей и заснула быстро и сладко.
7.
Утром, уже свежая после бодрящего холодного душа, тщательно отмытая, до скрипа, до красноты, и так же тщательно умащенная бальзамами и маслами, накрашенная до состояния «естественная красота, но намного лучше», пахнущая молочком с миндалем и шампунем с флердоранжем, Аля выпорхнула со своего второго этажа на хозяйскую кухню. Там, по обычаю Латинской Америки, очень плотно завтракало все немаленькое семейство, живущее в этом доме.
– Buenos días, – поздоровались с ней сначала взрослые, а потом, нестройно, малышня. Зато уж они-то от души, и несколько раз повторили, а под конец еще и пропели. Очень уж забавным им казалось желать доброго утра этой странной чужачке.
Она ответила им таким же пожеланием на английском и в очередной раз передумала спрашивать про стиралку. Почему-то было неловко при всех, словно она собиралась в подробностях пересказывать при детях, зачем ей нужно срочно постирать простыни.
Старший сын сидел по правую руку от отца.
Аля была в солнечных очках, и сквозь темные стекла могла, без того чтобы выдать себя, наблюдать, как жадно он ее рассматривает, буквально поедает глазами: и летящую длинную юбку, и обтягивающий топик, оставляющий плечи открытыми, и грудь под достаточно плотным спортивным бюстгальтером, который не позволял выделяться соскам, даже если они напряглись до боли под этим взглядом. И шею, где после вчерашнего остались ало-сиреневые засосы, замаскированные с помощью богатого арсенала косметики.
Отец семейства что-то многословно спросил по-испански, Аля привычно пожала плечами: «No hablo español», виновато улыбнулась и прошла через комнату к двери, чувствуя, как впивается в спину огненный взгляд.
В маленьких провинциальных городах есть свои плюсы и минусы.
Минусы – все очень наивно.
Плюсы – все очень дешево.
Аля чувствовала себя сорокой.
Ее оставили совершенно равнодушной сдержанные цвета действительно стильных кожаных сумок, кошельков и туфель. Она прошла мимо лотков с мексиканскими сладостями – запакованные брикетики странных оттенков и кульки с разнокалиберными чипсами из картошки и бананов не вызывали у нее энтузиазма.
Зато на сверкающие камушки и украшения она сделала стойку издалека.
Авторское, ручной работы, серебро стоило здесь непристойно дешево. Аля спрашивала цену, удивлялась и на всякий случай потом несколько раз уточняла, что это в песо, не в долларах, которые здесь ходили наравне с местной валютой.
Увы, цена компенсировалась жутким дизайном в духе ширпотреба позднего СССР. Но если не отчаиваться и как следует покопаться, можно было найти совершенно удивительные, не похожие ни на что вещи.
