Артём Геннадьевич Медичи
Симфония для сковородки
Стерх напряг слух. Нет, не слышно. Хороший парень, хоть и странный. Все-таки пять лет ходить в подмастерьях – и вдруг разразиться, как летняя гроза. Шедевр. Невероятное сочетание четырех сортов перца и двух – сахара. Жженое молоко. Запеченный и высушенный изюм…
Новый рецепт карамели обещал стать гвоздем программы на пирах в высшем свете.
Все-таки не слышно. Ну да, дверь на кухню закрывается очень плотно, иначе посетителей просто снесет ароматами снеди. Что, интересно, он поет сегодня? Вчера это была «Черная Лилли под белой луной». Удивительный голос, идеальный слух… и всего лишь отличный повар.
Дойс Долья, бледная немочь с хвостом русых волос и затравленным взглядом.
Стерх вздохнул и снова покосился на псеудманта. Можно было бы попросить «лихоимца» поговорить с певцом-карамельщиком. Дать недотепе надежду на будущее. Предложить спеть в таверне… пусть даже с нарушением правил, и немножко шумно – все равно… Вывести талант на чистую воду – и лишиться гениального повара… что, интересно, он поет сегодня?
«Лихоимец» нашарил на столе – глаза полузакрыты – стакан с лимонным кофе. Лениво глотнул густую темную горечь. Благосклонно кивнул. Слегка махнул рукой: продолжим, господа. Каурр посвятил немало времени исследованию хитрпосплетений собственной души, и умел, когда в этом стояла острая необходимость, расслабиться почти полностью. Закон «один-девять», выведенный лично Каурром, гласил: в идеальном положении тела с околоидеально удовлетворенными потребностями коэффициент расслабления струн души составляет десять процентов. Все остальное приходится добивать совсем иными ощущениями. И сейчас, в крепком, чуть пахнущем сыростью, зале «Колченогого орла», окутанный запахами вкусной еды, взбодрившийся после кружки горького sewelle, псеудмант Каурр чувствовал: идеал наконец-то достигнут.
Музыка. Тихое пение без слов. Каурр знал, что певцы в тавернах зачастую несут в фоносхеме положительный магический заряд. Но вторжение в слуховую область магии всегда было грубым, резким, едва не до крови в ушах. Здесь – о, здесь был совсем иной случай. За дверью кухни солировал настоящий соловей. Никто, кроме Каурра, не мог его слышать – разве что Сифф Майтос как-то нервно поглядывал в сторону темной от времени буковой двери. Псеудмант не удивился бы, узнав, что редактор самой известной утрантской «желтухи» слышит обрывки колдовской музыки. Все-таки у представителей подобной профессии очень, очень длинные уши.
Набросив на лицо обычную маску благостного дурака, Каурр погрузился в размышления. Спешить явно не стоило. Набравший популярность за несколько дней «Орел», обрывки странного рода флюидов в огромном радиусе – почти на весь город, невероятный рецепт карамели – все это могло ждать сколько угодно, пока ситуация была под контролем и не было жертв. Жертв, само собой не было (и не могло быть, добавил про себя Каурр). Была ли ситуация под контролем? Ха-ха, как смешно…
… Каурр лениво махнул рукой.
– Курц, – небрежно бросил он явившемуся за спиной шалопаю. – Курц, все в порядке?
Псеудмант не удивился, когда за спиной повис – он как будто видел это – ком тягостного молчания. Шалопай тоже чувствовал неладное. Вот только разговорить такого… Ладно, будем работать с тем, что есть…
– Еды, – коротко приказал Каурр. – Срочно, сейчас. Сию минуту. То, что в данный момент готовится на кухне. Если недожарено, да хоть сырое – все равно. Исполняй.
Лопнул дурацкий ком. Перемена в настроении Курца Моттегауса была столь разительной, что псеудмант едва не схлопотал приступ головной боли. Именно сейчас это было бы крайне некстати. Ну, успокоился, и то хорошо. Одним счастливым человеком больше, одной дурацкой шуточкой меньше. Наверное. Мало ли что ему в голову придет с такой радости… М-да.
– Что-то не так, Каурр? – настороженно спросил Стерх. Стервец скрипнул насестом и приоткрыл оба глаза.
– Все хорошо, Стерх, – ответил псеудмант, и рыжий согласно кивнул. Каурр мог гордиться хозяином «Колченогого орла». В мгновение ока: сообразить – понять – расстроиться – и довериться. Этот кивок означал: да, я понял, есть опасность, по колдовской части, верю тебе, карты в руки, зеленая улица.
Редко когда попадаются столь понятливые.
Перед псеудмантом грохнулась тарелка. Мясо было слишком бледным… черви обеспечены, заодно прослывешь оригиналом. Морковка и вовсе сырая, исханский лук не искрошен, будет горько…
Вздохнув, Каурр надкусил фазанью ножку.
И замер.
Тихий отзвук контроля сковал вены. Толчками, раз за разом, потекла кровь. Гулко бухало в ушах: бумм… бумм… Кто-то кричал на два голоса – не сразу Каурр разобрал, что кричат Стерх и Стервец.
