Артур Конан Дойл
Тайна Клумбер-холла

Полная версия

Глава 1
В которой семья Уэстов покидает Эдинбург

Я, Джон Фотергилл Уэст, студент юридического факультета университета Св. Андрея, на предлагаемых вниманию общественности страницах постараюсь в наиболее сжатой и точной форме изложить все известные мне факты.

И вовсе не жажда литературного признания движет мной, потому я не стремлюсь добиться особого изящества стиля повествования, и не собираюсь прибегать при изложении фактов к художественным приемам, – приемам, способным бросить еще более глубокую тень на странные события, о которых я собираюсь поведать. Если всякий, кому хоть что-либо известно об этом деле, после прочтения моего отчета сможет с чистой совестью сказать, что не нашел в рассказе ни единого абзаца, где я прибавил что-то от себя или погрешил против истины, – именно это я и буду полагать величайшим своим достижением.

Добившись такого результата, я буду всецело удовлетворен исходом своей первой и, по всей вероятности, последней авантюры в области литературы.

Сначала я намеревался изложить последовательность событий в должном порядке, опираясь на заслуживающие доверия слухи в тех случаях, когда я буду описывать то, что выходит за пределы моего собственного знания и разумения. Теперь же, посовещавшись с друзьями, я совместно с ними разработал план, который сулит сделать мой труд менее обременительным для меня самого, и в то же время более удовлетворительным для читателя. Это будет не что иное, как подборка различных рукописей, имеющих отношение к делу и являющихся по сути свидетельствами очевидцев из первых рук, любезно предоставленными мне теми, кто имел большую возможность, чем я, узнать кое-что о жизни генерал-майора Дж. Б. Хэзерстоуна.

Чтобы наилучшим образом выполнить эту задачу, я предлагаю вниманию публики свидетельство Израэля Стейкса, служившего кучером в Клумбер-холле, а также Джона Истерлинга, доктора медицины из Эдинбурга, ныне практикующего в Странраре, что в графстве Уигтауншир. К этому я прилагаю отчет, являющийся выдержками из дневника покойного Джона Бертье Хэзерстоуна, где рассказывается о событиях, произошедших в долине Тхал осенью 1841 года, в конце первой Афганской войны, с описанием схватки в Терадском ущелье и смерти человека по имени Гхулаб-Шах.

За собой я оставляю обязанность заполнять все пробелы и корректировать неточности, которые могут обнаружиться в ходе повествования. В этом наведении порядка автору придется опуститься до работы составителя, но, с другой стороны, моя задача в том и заключается, чтобы максимально прояснить связанную с Клумбер-холлом тайну, а для того необходимо время от времени прерывать собственный рассказ и переключаться на приведение в порядок подборки письменных показаний других свидетелей.

Мой отец, Джон Хантер Уэст, был известным ученым, специалистом по восточной культуре и санскриту, и его имя до сих пор имеет вес для людей, интересующихся подобными вещами. Он был первым после сэра Уильяма Джонса, кто обратил внимание на огромную значимость наследия персидской литературы раннего периода, и его переводы Хафиза и Фередеддина Агара снискали высочайшую похвалу со стороны как барона фон Хаммер-Пургшталля из Вены, так и других видных критиков континента.

В выпуске «Orientallisches Scienzblatt»¹ за январь 1861 года о нем отзываются следующим образом: «Der berühmte und sehr gelehrte Hunter West von Edinburgh»², – эта заметка, как я прекрасно помню, была аккуратно вырезана и со вполне простительным тщеславием присовокуплена к другим бережно хранимым и почитаемым экспонатам из фамильного архива.

Отец служил поверенным, или, как говорят в Шотландии, стряпчим, но ученые занятия отнимали у него так много времени, что своей основной профессии он уделял ничтожно мало внимания.

В то время как клиенты отца безуспешно разыскивали его в апартаментах на Джордж-стрит, он скрывался в недрах Юридической библиотеки, с головой зарывшись в книги, или же сосредоточенно изучал замшелые рукописи, хранившиеся в Институте Философии, и ум его куда больше занимал свод законов Ману³, составленный за шесть столетий до Рождества Христова, нежели все эти сложные проблемы шотландского права нынешнего, девятнадцатого столетия. Принимая во внимание все эти обстоятельства, едва ли стоит удивляться тому, что отец, поглощенный научными изысканиями, даже не заметил, как постепенно растерял всю свою клиентуру, и в один прекрасный день, когда он достиг зенита своей известности в научных кругах, в делах житейских удача, напротив, от него отвернулась.

Поскольку ни в одном из наших родных университетов не было кафедры санскрита, и все плоды умственной деятельности отца не были востребованы, нам ничего не оставалось, кроме как впасть в благородную нищету, теша себя афоризмами и заповедями Фирдоуси⁴, Омара Хайяма и других авторитетных восточных умов; и так и было бы, когда бы не неожиданная доброта и щедрость сводного брата нашего отца, Уильяма Фаринтоша, лэрда⁵ Брэнксома, что в Уигтауншире.

Уильям Фаринтош являлся собственником земельных владений, площадь коих в акрах была, к сожалению, несоразмерна их истинной стоимости, поскольку участок был сформирован наиболее бесплодными, лишенными растительности пространствами, какие только могли найтись в этом, в сущности, неплодородном и унылом графстве. Однако Уильям Фаринтош оставался холостяком, и потому расходы его были незначительны, к тому же он исхитрялся получать ренту со своих разбросанных там и сям коттеджей, и имел прибыль от продажи галлоуэйских пони, которых он разводил в своих угодьях, – и всё это, вместе взятое, позволяло ему не только вести образ жизни истинного лэрда, но еще и откладывать приличные суммы для хранения в банке.

В дни нашего относительного процветания мы мало что слышали об этом нашем родственнике, но, едва оказавшись в тупике, мы получили от него письмо, в котором он, подобно доброму ангелу, предлагал нам руку помощи и выражал всяческое сочувствие. Лэрд Брэнксома сообщил нам, что одно из его легких некоторое время назад изрядно ослабело, и что доктор Истерлинг из Странрара настоятельно рекомендовал ему провести оставшиеся несколько лет жизни в стране с более мягким климатом. Уильям Фаринтош решил, таким образом, отправиться на юг Италии, и приглашал нас поселиться в его резиденции в Брэнксоме на время его отсутствия, предлагая отцу занять место управляющего земельными владениями за жалованье, которое должно было развеять все наши страхи перед нуждой.

Отец, я и моя сестра Эстер – наша матушка скончалась за несколько лет до описываемых событий, – посовещались, и нетрудно вообразить, что мы без долгих раздумий согласились принять великодушное предложение лэрда. Отец отправился в Уигтаун той же ночью, а мы с Эстер последовали за ним спустя несколько дней, прихватив с собой два картофельных мешка, битком набитых научными книгами и кое-какими хозяйственными мелочами, ради которых стоило претерпеть немалые хлопоты и изрядные издержки при их перевозке.

Глава 2
О странных обстоятельствах, при которых в Клумбер-холле появляется новый жилец

В сравнении с особняками зажиточных деревенских сквайров Брэнксом кому-то мог бы показаться скромным пристанищем, но нам, после продолжительного обитания в тесной квартирке, его великолепие казалось сравнимым лишь с великолепием королевской резиденции.

Здание было довольно протяженным и приземистым, с покрытой красной черепицей кровлей, со сверкающими бриллиантовым блеском оконными стеклами, с бессчетным количеством жилых комнат, стены которых были обшиты дубовыми панелями, а потолки черны от копоти. Вдоль главного фасада тянулся небольшой газон, окаймленный дикорастущим кустарником и болезненного вида буками, искривленными, сучковатыми и чахлыми из-за вредного воздействия морских брызг. За домом виднелась деревушка Брэнксом-Бир – около дюжины коттеджей, заселенных преимущественно грубыми, неотесанными рыбаками, которые смотрели на лэрда снизу вверх, как на своего естественного покровителя.

На западе тянулась широкая кайма песчаного пляжа, за которой плескалось Ирландское море. По всем остальным направлениям, насколько хватал глаз, раскинулись безлюдные заболоченные земли, поросшие вереском, имеющие вблизи серовато-зеленый оттенок, а на расстоянии казавшиеся пурпурными. Очень уныло и одиноко было здесь, на Уигтаунском побережье. Можно было пройти много утомительных миль, и не встретить ни единой живой души, за исключением разве что белых исландских морских чаек, неуклюже хлопавших крыльями и пронзительно перекликавшихся друг с другом своими резкими, печальными голосами.

Так одиноко и так уныло! Куда ни кинь взгляд, за Брэнксомом не видно было никаких следов пребывания человека, если не считать высокой белой башни Клумбер-холла, вздымавшейся, подобно надгробию некоей гигантской могилы, между елей и лиственниц, опоясавших ее.

Этот огромный особняк с замшелыми, обветренными стенами, удаленный не менее чем на милю от нашего пристанища, был когда-то построен богатым купцом из Глазго, человеком странных вкусов и привычек, тяготевшим к уединенному образу жизни. Но ко времени нашего прибытия в Брэнксом тот особняк был необитаем, и уже на протяжении многих лет стоял, безучастно взирая пустыми глазницами окон на поросшую вереском холмистую пустошь.

Опустевший, тронутый плесенью, он долгие годы служил лишь в качестве берегового ориентира для рыбаков. Местные рыбаки по опыту своему знали, что лодку следует править, придерживаясь направления, когда труба лэрдовского особняка и белая башня Клумбер-холла выстраиваются в одну линию, – и тогда, может статься, даже в беспокойных водах незащищенной от ветра бухты избежишь столкновения с коварными рифами, чьи зубчатые гребни притаились под водой, подобно хребту дремлющего сказочного морского чудовища.

Вот в такое безлюдное место и занесла судьба нас троих: моего отца, сестру Эстер и меня. Но нас не пугала эта уединенность. После шума и суеты большого города, после изнурительных потуг соблюдать хотя бы видимость внешних приличий при скудном доходе, здесь, в этих бескрайних просторах, в линии горизонта, где небо сливается с землей, и в прохладном морском воздухе, – во всём этом было что-то успокаивающее, врачующее душу. А кроме того, здесь не было вечно подглядывающих и сплетничающих соседей.

Лэрд оставил нам свой фаэтон и двух пони, и с помощью этого передвижного средства мы с отцом объезжали имение, выполняя не очень обременительные обязанности управляющего, или «управителя», как его здесь называли. А наша милая Эстер взяла на себя ведение домашнего хозяйства, и озарила своим присутствием это мрачное, старое здание.

В таком ключе протекала наша простая, не заполненная серьезными событиями жизнь, вплоть до того летнего вечера, когда случилось непредвиденное происшествие, ставшее провозвестником всех тех странных событий, которые и побудили меня взяться за перо, чтобы описать их.

У меня вошло в привычку отправляться по вечерам в лэрдовском ялике на рыбалку в надежде поймать парочку мерлангов, чтобы скрасить нашу трапезу. В тот приснопамятный вечер ко мне присоединилась моя сестра. Пока я забрасывал в воду леску, находясь на носу лодки, она удобно устроилась с книжкой на корме.

Солнце уже опустилось за линию горизонта, но длинная гряда пробегавших над морем облаков была по-прежнему подсвечена багряными отблесками, образуя над водами Ирландского моря нечто вроде сияющего ореола. Простирающаяся до самого горизонта бескрайняя водная гладь была испещрена бесчисленными темно-красными бликами. Я приподнялся в лодке и огляделся вокруг, в восхищении любуясь широкой панорамой побережья, моря и неба, и тут моя сестра дернула меня за рукав. С губ ее сорвался тихий возглас изумления.

– Посмотри-ка, Джон, – воскликнула она, – там, в башне Клумбер-холла, какой-то свет!

Я повернул голову и вгляделся в высокую белую башню, видневшуюся за полосой деревьев, а вглядевшись, отчетливо увидел, как в одном из окон мелькнул проблеск света. Внезапно исчезнув, он вскоре вновь появился в другом окне, этажом выше. Померцав немного, он по очереди вспыхнул в двух нижних окнах, затемненный листвой окружавших башню деревьев. Было похоже, будто кто-то поднялся по башенной лестнице, неся в руке свечу или лампу, а затем спустился, возвращаясь в главный корпус особняка.

– Но кто бы это мог быть? – вскричал я, адресуя этот вопрос скорее себе, нежели Эстер, поскольку лицо сестры, выражавшее полное изумление, красноречиво свидетельствовало, что у нее нет никаких объяснений происходящему. – Возможно, это кто-то из жителей Брэнксом-Бира незаметно пробрался в дом.

Но сестра отрицательно покачала головой.

– Ни один из них не осмелился бы пройти через главные ворота, – сказала она. – Кроме того, Джон, ключи от дома хранятся у агента по недвижимости в Уигтауне. Как бы ни были любопытны эти люди, ни один из них не смог бы проникнуть в дом.

Когда я вспомнил массивную дверь и громоздкие ставни, защищающие от вторжения незваных гостей нижний этаж Клумбер-холла, я не мог не признать, что в аргументах сестры есть резон. Для того чтобы проникнуть в дом таким путем, несвоевременный посетитель должен был либо обладать недюжинной силой, либо заблаговременно разжиться ключами.

Заинтригованный этой маленькой загадкой, я приткнул лодку к берегу, исполнившись решимости самолично проверить, кто же этот незваный гость, и каковы его намерения. Оставив сестру в Брэнксоме, я пригласил присоединиться ко мне Сета Джемисона, – человека, побывавшего на войне, одного из самых крепких и сильных рыбаков. И мы вдвоем направились через поросшую вереском пустошь, в то время как над нами стремительно сгущались сумерки.

– Не стоит близко подходить к этому дому после наступления темноты, молодой господин, – заметил мой спутник, ощутимо замедляя шаг, стоило мне разъяснить ему цель нашей миссии. – Даже сам владелец обходит это место за милю, – за шотландскую милю, я имею в виду.

– Ну, Сет, нашелся же кое-кто, кого подобные пустяки не смущают, – проговорил я, указывая на высокую белую башню, возвышавшуюся перед нами в полумраке.

Свет, который я прежде наблюдал с моря, перемещался туда-сюда, вспыхивая в окнах нижнего этажа, – в окнах с распахнутыми ставнями. Сейчас я мог разглядеть, что за первым огоньком на расстоянии нескольких шагов следовал другой, немного более тусклый. Очевидно, двое людей, один с лампой, а другой, скажем, со свечой с фитилем из сердцевины ситника, производили тщательный осмотр здания.

– И почему бы старым духам не побродить по своим бывшим владеньям? – упрямо молвил Сет Джемисон, явно не желавший двигаться дальше. – Что если это призраки или болотные духи почтили Клумбер-холл своим присутствием? Вмешиваться в такие дела будет не слишком-то осмотрительно с нашей стороны.

– Эй, старина, – вскричал я, – уж не полагаете ли вы, что привидение подъехало к Клумбер-холлу на двуколке? Что это за огоньки вон там, у главных ворот, как вы думаете?

– Это фонари двуколки, чтоб мне пусто было! – воскликнул мой спутник уже менее мрачным голосом. – Давайте-ка возьмем на них курс, а там и разберемся, что это за штука, и откуда она взялась.

К тому времени ночная мгла уже окутала окрестности, исключение составляла лишь длинная узкая багряная полоска на западе. То и дело спотыкаясь во тьме, мы выбрались из вересковой пустоши на Уигтаун-Роуд, направляясь к высоким каменным колоннам, обрамляющим главные ворота Клумбер-холла. Перед воротами стоял высокий двухколесный экипаж с местом для собак; впряженные в него лошади мирно пощипывали травку, растущую на обочине дороги.

– Ну, так и есть, всё верно! – сказал Джемисон, увидев вблизи это покинутое владельцем средство передвижения. – Я узнал бы его где угодно. Это экипаж мистера Мак-Нейла, агента по недвижимости из Уигтауна, – того самого господина, у которого находятся ключи от этого дома.

– Тогда нам представилась прекрасная возможность пообщаться с ним, раз уж мы здесь, – отозвался я. – Сюда кто-то идет, если я не ошибаюсь.

Едва я произнес эти слова, как мы услышали стук тяжелой двери, а несколько минут спустя мы смогли разглядеть две человеческие фигуры, направлявшиеся прямо к нам. Одна фигура была высокая и худая, а другая – приземистая и плотная. Эти двое так увлеченно обсуждали что-то, что не замечали нас, даже подойдя вплотную к главным воротам.

– Добрый вечер, мистер Мак-Нейл, – проговорил я, выступив вперед и обращаясь к агенту по недвижимости из Уигтауна, с которым я был немного знаком.

Когда я заговорил, тот человек, который был пониже ростом, повернулся ко мне лицом, и я смог убедиться в своем предположении, – это действительно был мистер Мак-Нейл. А его высокий спутник неожиданно отпрянул, выказывая признаки сильнейшего волнения.

– Что это такое, Мак-Нейл? – услышал я его сдавленный, прерывистый шепот. – Так-то вы держите свое обещание? Что всё это значит?

– Не тревожьтесь, генерал! Не тревожьтесь! – успокаивающим тоном произнес маленький толстяк-агент, как если бы он обращался к перепуганному ребенку. – Это юный мистер Фотергилл Уэст из Брэнксома, хотя я и сам не понимаю, каким ветром его занесло сюда в этот поздний час. Однако же, поскольку вам предстоит вскоре стать соседями, мне остается только воспользоваться случаем и представить вас друг другу. Мистер Уэст, позвольте представить вам генерала Хэзерстоуна. Генерал собирается снять Клумбер-холл в аренду.

Я протянул руку высокому мужчине, и тот пожал ее несколько неохотно, словно сомневаясь, стоит ли это делать.

– Я пришел сюда, – пустился я в объяснения, – потому что увидел свет в окнах башни, и решил удостовериться, всё ли в порядке. И я рад, что так поступил, поскольку мне выпала удачная возможность свести знакомство с генералом Хэзерстоуном.

Пока я говорил, я непрестанно ощущал на себе пристальный взгляд нового жильца Клумбер-холла, который, казалось, пытался во тьме хорошенько разглядеть меня. Когда же я закончил говорить, он протянул свою длинную дрожащую руку к одному из фонарей двуколки и повернул его таким образом, чтобы луч света падал на мое лицо.

– Господи помилуй, Мак-Нейл! – вскричал он, приходя в еще большее возбуждение, чем до этого, отчего голос его заметно задрожал. – Этот парень темный, как шоколад. Он не англичанин. Вы же не англичанин… верно, сэр?

– Я шотландец, урожденный и чистокровный, – отвечал я с легким смешком, который только один и был способен развеять явный ужас моего нового знакомого.

– Шотландец, а? – проговорил он со вздохом облегчения. – Нынче это всё едино. Вы должны извинить меня, мистер… мистер Уэст. Я слишком нервный, нервы мои ни к черту не годятся. Пойдемте, Мак-Нейл. Мы должны вернуться в Уигтаун не позднее, чем через час. Доброй ночи, джентльмены, доброй ночи!

Двое мужчин заняли свои места в двуколке; агент щелкнул хлыстом, и высокий двухколесный экипаж покатил прочь во мрак ночи, отбрасывая два ярких снопа света по обе стороны дороги. Эти два снопа света по мере удаления экипажа постепенно тускнели, стук колес становился всё глуше…

– Что вы думаете о нашем новом соседе, Джемисон? – после продолжительного молчания поинтересовался я.

– И правда, мистер Уэст, он кажется, как он и сам сказал, чересчур нервным. Может быть, у него с совестью нелады.

– Или нелады с печенью, что более вероятно, – сказал я. – Он выглядит так, словно изнурял себя голодом. Однако что-то подуло холодом, Сет, старина. Нам обоим пора отправляться по домам.

Пожелав своему спутнику доброй ночи, я зашагал через вересковую пустошь, торопясь к яркому, веселому огоньку, лучащемуся из окон гостиной в Брэнксоме.

Глава 3
О нашем дальнейшем знакомстве с генерал-майором Дж. Б. Хэзерстоуном

Весть о том, что Клумбер-холл вновь станет обитаемым, как легко можно себе представить, изрядно взбудоражила наше маленькое общество, и мы все гадали, какие они, эти новые жильцы, и строили различные гипотезы, почему они предпочли выбрать в качестве местожительства именно эту часть страны.

В скором времени стало очевидным, что какие бы мотивы ни двигали этими людьми, они определенно решили обосноваться здесь надолго, поскольку из Уигтауна нагрянули бригады водопроводчиков и плотников, которые принялись чинить оборудование и латать прохудившуюся крышу, работая с раннего утра и до позднего вечера.

Оставалось только удивляться, насколько быстро исчезали все следы разрушительной работы, проделанной ветром и дождем; и вот уже высокий, квадратный в плане дом выглядит точно щеголь, одетый с иголочки, и создается впечатление, будто это здание возвели буквально на днях. Всё свидетельствовало о том, что генерал Хэзерстоун отнюдь не стеснен в средствах, и что он не видит причин для экономии, намереваясь поселиться среди нас.

– Быть может, у него тяга к ученым занятиям, – предположил отец, когда мы обсуждали этот вопрос, сидя за столом во время завтрака. – Возможно, он избрал для жилья это уединенное место, чтобы закончить свой magnum opus⁶, над которым он сейчас корпит. В таком случае я был бы рад предложить ему воспользоваться моей библиотекой.

Мы с Эстер расхохотались, позабавленные той высокопарной манерой, в которой отец рассуждал о двух картофельных мешках, набитых книгами.

– Возможно, всё обстоит именно так, как вы говорите, – сказал я, – но во время нашего короткого разговора генерал не показался мне человеком, имеющим пристрастие к литературным занятиям. Если вас интересует мое мнение, я бы скорее предположил, что он собирается поселиться здесь по предписанию врача, в надежде, что полный покой и свежий воздух помогут ему восстановить расшатанную нервную систему. Видели бы вы, как свирепо он уставился на меня, и как странно подергивались его пальцы, вы бы тоже подумали, что его нервная система нуждается в лечении.

– Интересно, женат ли он, есть ли у него семья, – сказала сестра. – Бедняжки, как одиноко им здесь будет! Ведь, кроме нас, здесь на семь миль в округе, если не больше, нет ни одной семьи, с которой можно было бы свести знакомство.

– Генерал Хэзерстоун весьма отличился на военном поприще, – заметил отец.

– Но каким образом вам удалось узнать о нем, папа?

– Ах, дорогие мои, – сказал отец, улыбаясь нам поверх кофейной чашки, – вы только что потешались над моей библиотекой, но, как видите, временами она может сослужить добрую службу, – с этими словами он взял с полки томик в красном переплете и быстро перелистал страницы. – Это списки офицеров Индийской армии трехгодичной давности, – пояснил он, – и здесь есть информация о заинтересовавшем нас джентльмене. «Дж. Б. Хэзерстоун, кавалер ордена Бани», вот так-то, мои дорогие, «награжден Крестом Виктории⁷»… подумать только, Крестом Виктории! «Полковник Индийской инфантерии 41-ого Бенгальского пехотного полка, ныне вышедший в отставку в чине генерал-майора». А в другой колонке перечислены все его заслуги: захват Газни и оборона Джелалабада, Собраон в 1848 году, подавление восстания сипаев в 1857 году и участие при захвате провинции Ауд⁸. Пять раз отмечен в официальных донесениях. По-моему, дорогие мои, у нас есть все основания для того, чтобы гордиться нашим новым соседом.

– Полагаю, там не упоминается, женат он или нет? – осведомилась Эстер.

– Не упоминается, – ответил отец, покачивая седой головой, и добавил с характерным для него чувством юмора:

– Почему-то такие вещи не включают в перечень, озаглавленный «героические поступки», хотя вполне могли бы… да, мои дорогие, вполне могли бы.

Все наши сомнения на этот счет в скором времени разрешились. Так случилось, что как раз в тот день, когда ремонтные работы и обустройство Клумбер-холла были завершены, мне понадобилось отправиться верхом в Уигтаун, и по пути мне встретилась карета, в которой генерал Хэзерстоун и его семья ехали по направлению к своему новому дому. Рядом с генералом сидела пожилая дама вида болезненного и утомленного, а напротив него располагались молодой человек моих примерно лет и девушка, выглядевшая года на два моложе.

Я приподнял шляпу, пропуская их, когда генерал велел кучеру остановиться, а затем протянул мне руку. Сейчас, при свете дня, я мог убедиться, что его лицо, обыкновенно грубое и суровое, было способно выражать не только неприязненные чувства.

– Как поживаете, мистер Фотергилл Уэст? – крикнул он. – Я должен извиниться перед вами за то, что той ночью я был слишком резок… вы уж простите старого солдата, который лучшие годы своей жизни провел с оружием в руках. И все-таки вам следует признать, что для шотландца вы уж очень смуглы.

– У нас в жилах течет испанская кровь, – сказал я, удивляясь, что генерал решил вернуться к этой теме.

– Это, конечно же, объясняет всё, – отозвался он. – Дорогая, – обратился он к жене, – позволь тебе представить мистера Фотергилла Уэста. А это мой сын и моя дочь. Мы приехали сюда в надежде обрести покой, мистер Уэст… нам необходим полный покой.

– И вы не смогли бы найти другого места, которое столь же прекрасно подходило бы для этой цели, – сказал я.

– О, вы так думаете? – ответил он. – Я полагаю, здесь и впрямь очень спокойно и очень безлюдно. Пожалуй, можно бродить по этим переулкам целую ночь напролет и не встретить ни души, а?

– Что же, здесь не слишком людно после наступления темноты, – подтвердил я.

– И странствующие бродяги вам не слишком докучают, а? Лудильщики, бродяги и цыгане-мошенники не бродят здесь толпами… и тому подобный сброд?

– По-моему, становится немного прохладно, – сказала миссис Хэзерстоун, кутаясь в теплую накидку из котикового меха. – И к тому же мы задерживаем мистера Уэста.

– Верно, верно, дорогая. Кучер, поехали! Всего вам доброго, мистер Уэст.

Карета стала удаляться в направлении Клумбер-холла, а я, пребывая в глубокой задумчивости, поспешил в центр деловой жизни графства Уигтауншир.

Когда я проезжал по Хай-стрит, мистер Мак-Нейл выбежал из своей конторы и кивком головы призвал меня остановиться.

– Наши новые жильцы сегодня утром отправились в Клумбер-холл, – сообщил он.

– Я встретил их по пути, – ответил я.

Когда я повнимательнее взглянул на маленького агента, то заметил, что лицо его покраснело, и все его манеры выдавали, что нынче утром он хлебнул лишнего.

– Завсегда приятно иметь дело с настоящими джентльменами, – воскликнул он, разражаясь хохотом. – Они меня понимают, а я понимаю их. «Какой цифрой мне это заполнить?» – говорит генерал, доставая из кошелька чистый бланк и кладя его на стол. «Двести», – отвечаю я, накручивая немного за мои хлопоты и потраченное время.

– Я полагал, что лендлорд заплатил вам за это, – заметил я.

– Да, да, но ведь нет ничего плохого в том, чтобы получить небольшую прибыль. Генерал заполнил чек и бросил его мне, как если бы это была обычная старая почтовая марка. Вот такой тип сотрудничества между двумя честнейшими людьми я всецело одобряю… хотя чаще всего ничего подобного не происходит, поскольку одна из сторон бывает склонна заключить сделку, исходя из своей собственной выгоды. Почему бы вам не зайти ко мне, мистер Уэст, и не попробовать моего виски?

– Нет, благодарю вас, – ответил я, – у меня дела.

– Ну что же, дело прежде всего. К тому же с утра лучше не пить. Что касается меня, то за исключением капельки вина перед завтраком для аппетита, и еще, возможно, стаканчика-другого после завтрака для улучшения пищеварения, я до полудня к спиртному даже не прикасаюсь. А что вы думаете о генерале, мистер Уэст?

– Ну, у меня пока еще не было возможности составить свое мнение, – ответил я.

Мистер Мак-Нейл постучал по лбу указательным пальцем.

– Вот что я о нем думаю, – сообщил он доверительным шепотом, энергично тряхнув головой. – Он тронутый, сэр, тронутый, если хотите знать мое мнение. Что, по-вашему, является лучшим доказательством его умственного помешательства, мистер Уэст?

– Пожалуй, вручение незаполненного чека агенту по недвижимости из Уигтауна, – сказал я.

– Ах, вам бы всё шутить. Но, говоря между нами, если человек начнет выпытывать у вас, сколько миль до ближайшего морского порта, и прибывают ли туда корабли с Востока, и не бродят ли здесь по дорогам всякие бродяги, и не будет ли против арендатор, если он возведет вокруг поместья высокую стену ограды, – что бы вы подумали о таком человеке, а?

– Я бы, разумеется, счел его эксцентричным, – сказал я.

– Если бы каждый из нас получал по заслугам, то наш друг вполне мог бы очутиться в доме, огражденном высокой стеной, не заплатив за это ни фартинга, – заявил агент.

– И где же это? – поинтересовался я, позабавленный его шуткой.

– В главной психиатрической больнице графства Уигтауншир, а то где же еще! – вскричал этот маленький человечек, прыснув от смеха. Смеялся он долго, и я пришпорил лошадь, торопясь по своим делам, и оставил агента в крайне восторженном настроении, вызванном его собственным остроумием.

Прибытие новых жильцов в Клумбер-холл внесло заметное разнообразие в монотонное течение жизни нашего уединенного поселения. Но вместо того, чтобы предаваться тем простым радостям, которые может предложить людям жизнь в сельской местности, или хотя бы проявить интерес к нашим попыткам улучшить участь наших бедных арендаторов и рыбаков, Хэзерстоуны, казалось, были склонны вовсе скрыться от глаз людских и едва ли когда-либо отваживались показаться снаружи главных ворот Клумбер-холла.

Довольно скоро мы удостоверились, что слова агента по недвижимости из Уигтауна о намерении генерала оградить свое поместье высокой стеной были основаны не на досужих домыслах, – бригады рабочих, трудясь в поте лица с раннего утра до позднего вечера, возвели вокруг поместья высокий деревянный забор.

Скрывшись за этим высоким забором, щедро утыканным поверху острыми гвоздями, Клумбер-холл превратился в неприступную крепость, проникнуть в которую смог бы разве что отважный альпинист. Было похоже на то, что старого солдата терзала навязчивая идея насчет возможной войны, – то же самое произошло и с моим дядюшкой Тоби, – и даже в мирное время он не мог спать спокойно, пока не принимал всех мер по укреплению своего жилища.

И что еще более странно: он вдоволь запасся провизией, как будто намеревался жить в долгой осаде. Бегби, главный бакалейщик Уигтауна, поведал мне, вне себя от благоговейного восторга и приятного изумления, что генерал отправил ему заказ на десятки сотен банок консервированного мяса и овощей всевозможных сортов.

Легко себе представить, что такое необычное поведение не могло остаться незамеченным и не вызвать злобных пересудов в округе. По всем окрестностям, вплоть до самой границы между Англией и Шотландией, поползли сплетни о новых жильцах Клумбер-холла и о причинах, побудивших их поселиться среди нас, и ничего другого здесь обсуждать не желали.