bannerbannerbanner
Нежить на службе Его Величества

Артур Кинк
Нежить на службе Его Величества

Полная версия

Его можно было узнать по такому же, как и у сестры неприличному смеху и манере пританцовывать сидя.

Москвитин понадеялся на сознательность будущего защитника империи и быстрой, решительной походкой направился к Саше.

– Кадет Галицкий!

Александр слегка протрезвел, услышав свое имя и вскочил с кресла.

– Генерал Москвитин, – представился генерал Москвитин. —Слышал о ваших успехах в училище, никогда не думали о петербуржской академии?

– Никак нет, господин генерал, мне думать не положено!

– Похвально! Александр. Я вижу вы не дурак. Скажите мне без обмана, где эрцгерцог австрийский?

– В аду, мой генерал!

– Почему в аду? – нахмурился генерал.

– Только наш великий император достоин пройти врата рая.

Желание освежить Александра хорошей оплеухой испарилось. Таких исполненных логикой вещей он давно не слышал даже среди старших офицеров.

– Ваш патриотизм достоин уважения. И все же, без лукавства. Вы видели тело эрцгерцога в лавке вашего отца?

– В лавке своего отца я видел много чего, а именно, бюст неизвестного мне мужчины в пенсне, вешалку деревянную в количестве двух штук, стол дубовый, книгу амбарную с прейскурантом цен на медицинские услуги и одного аглицого шпиона.

Москвитин хотел кричать от радости и злости одновременно. Александра было бесполезно подкупать или запугивать. Он был идеальным примером муштры и идиотизма.

– А сейчас ваше любимое! Ваше вожделенное состязание мастеров слова! Мсье Штык супротив Александра не Сергеевича! Возвопим!

– Разрешите, господин генерал! Творческий долг зовет. – и получив одобрительный отмах рукой, вытянувшись перед генералом Александр скрылся в гуще толпы. Вот кто поможет ему вернуть тайны профессора туда, где они и должны быть. Вот его помощник, ни глупая дочурка Галицкого, ни император, ни Бэнкси, ни рота отборных солдат не сослужат ему той службы, что может сослужить лихой кадет Галицкий.

Все еще оглушенный шумом генерал стоял, покачиваясь и слушал импровизации молодых дарований. Штык приводил примеры древних философов и не увенчался успехом. Александр сказывал как предавался утехам со всеми знатными особами и слышал в ответ аплодисменты и восторженные вздохи дам.

Перед глазами Москвитина сгущался дым. Он захотел сесть, а потом и лечь.

Светало. Генерал наконец смог поднять веки. Он лежал в мокрой траве, а мимо уже цокали лошади. Справа лежал поэт нигилист, слева писатель футурист.

– Ничего не понимаю. – Москвитин припал губами к кувшину с цветами и выпил у растений всю воду. – Я ни грамма в рот не брал!

– Вас обкурили, – теперь Бэнкси торжествовал над провалом Москвитина. – На моей родине целая опиумная лихорадка. Курят все. Мужчины и женщины, богатые и бедные. Даже в парламенте находятся любители.

– Обкурили?

– Да. Там все привычные, а вы первый раз были. Вот на вас и подействовало слишком сильно.

– Я это так не оставлю! Я этих щеглов достану! Я их так обкурю! Так обкурю, что они как испражняться забудут! – и генерал, решительно шатаясь, пошёл на поиски другого кувшина или прочего источника воды.

Генерал был стар. В усах и бакенбардах хозяйничала седина. Колени приходилось натирать барсучьим секретом, а уж по меркам продолжительности жизни среднего генерала, он был чемпионом. Он не погиб на русско-японской, всегда выигрывал в «русской рулетке» и «кукушке», ни разу не посещал докторов и не ел кислых щей, из-за катара желудка. Ему было слегка за пятьдесят.

А Елизавете Васильевне и Александру Васильевичу было слегка за семнадцать. В их новом доме было то, что Елизавета называл апосля бала.

Пластинка на патефоне крутилась. Девицы плясали в одних чулках, скинув туфли, шампанское, вина и водка давно кончились, и юные повесы нашли в запасах покойного профессора Галицкого спирт. Девушки разбавляли вишневым морсом, юноши стойко занюхивали кулаком или воротником.

– А давайте играть! – предложила Настасья, осушив свой бокал спирта. – Я сейчас спрячусь, а вы будете меня искать! Кто меня найдет, получит поцелуй!

Молодежь загудела. Все отвернулись к стене, а Анастасия принялась искать места для схрона. Первым ей на ум пришел стол, чтобы парни долго не мучились, но влезть туда не смогла. Бедра застряли и в попытках выбраться, Настя ухватилась за ручку нижнего ящика. Прямо напротив стена шелохнулась, и потайная дверь приоткрылась, маня своей темнотой девушку.

Настя юркнула за дверь и погрузилась в полную темноту. Спирт и опиаты притупляли чувство страха, и девушка начала спускаться по лестнице.

Спотыкаясь и задевая задом полки, Настя смело шагала во тьме, пока не услышала чужое хриплое дыхание.

– Кто здесь? – спросила она. – Федор? Это ты? Саша? Игнат? Прекратите, прошу! Я сдаюсь! Можете меня целовать!

Тошнотворный запах коснулся ноздрей девушки и на плечо Насти легла холодная рука. Она замерла на вдохе. Медленно повернув голову, она увидела перед собой синюшную усатую рожу и закричала. Рожа приближалась и тянула свои грязные руки к Насте. Она кричала, но из-за грохота музыки никто ее не слышал. Холодные пальцы сомкнулись на шее девушки и начали душить.

Из последних сил Настасья взглянула наверх. Двери были распахнуты, и мутная фигура стояла наверху.

– Эй ты! – крикнул Федор и направил револьвер на гниющее чудовище. – Подь сюды!

Чудовище не отозвалось, и Федор выстрелил. Он попал. Кусок мяса с пиджаком отлетел в сторону и раненный понесся на него со скоростью взбесившейся кобылы.

Девицы завопили. Все ринулись к выходу сбив вешалку и бюст Буяльского. Федор продолжал стрелять в дверь и стены пока не истратил все патроны. В этот же самый момент в лавку красоты и здоровья ворвался генерал Москвитин. Его тут же сбили с ног три дамы, а за ними протоптались четыре парня и тот, кого он искал: чудесато воскресший эрцгерцог с висящей на оголенном суставе рукой.

Генерал не мог решить: в самом ли деле происходят все эти события или его все еще не покинули пары опиума. Он отполз в уголок парадной и приготовился умирать позорной, не достойной генерала смертью, как вдруг нежная женская рука коснулась его щеки.

– Я вас помню, – сказала Елизавета Васильевна. – Вы вчера были со мной очень грубы, пришли извинится?

– Да. – простонал генерал. – Что здесь приключилось?

– Ничего. Просто мой брат кинул в моих подруг пауком, и они разбежались. Дурочки!

Полковник перехватил руку Лизы.

– Я был другом вашего отца. Не бойтесь меня.

– Господин генерал! – радостно поприветствовал его Александр.

Близнецы помогли Москвитину подняться, усадили на диван и налили спирту.

– Я знал вашего отца. Он был хорошим доктором и верным другом. – начал генерал. Его планы менялись быстрее, чем он успевал их выдумывать, но не имей он такой способности к импровизации, не стал бы генералом, а издох бы в младенчестве от оспы, как шесть его братьев и сестер. К тому же, младшие Галицкие оказались столь же глупы, сколь и пьяны.

– Все его знали таким. Кроме нас.

– Вы, я смотрю уже обустроились на новом месте. Не тесновато?

– Никак нет. – ответил Саша и Елизавета последовала примеру брата.

– Знаете, я понимаю, вы опустошены горем утраты, как и все мы. Ваш отец покинул этот мир. А я… Я на последнем визите оставил здесь свой мундштук. Не находили его здесь? Кажется, я оставил его подле ванны. Ваш отец лечил мои колени. Барсучий секрет.

– Понимаем.

– Разрешите поискать?

– Конечно. – Александр встал, обошел кабинет и даже демонстративно заглянул под диван.

Генерал не раз бывал в обоих подвалах профессора, но понятия не имел как открывать ход, и как попасть к лестнице. Генерал на столько отвык от самостоятельного открывания дверей за свою службу, что не смог бы отличить обычную дверь от доски для глажки, не то, что найти потайную на стене.

– Это все?

– Наверху имеются две спальни и клозет. – отчитался Александр.

– А где же вы изволите принимать водные процедуры?

– В банях, – тотчас ответил Александр. – На невской есть отличные бани. Чистые и не дорогие. Банщики и банщицы вежливы и приятно пахнут. Лоханки со специальными веревочками. Можно к ноге привязать и преспокойно мыться, не боясь, что свистнут. Публика там очень приличная. У одного господина украли пальто, но выложили кошелек, читательский билет и пачку папирос. Аккуратно так в платок завернули и оставили у гардероба.

– Да, действительно цивильно, – закивал головой генерал. —Напомните ваше звание?

– Поручик Галицкий. – без раздумий ляпнул Александр.

– Завтра прибудете в штаб. За вашими документами из училища я пошлю сам. Я еще вернусь к вам.

Елизавета проводила взглядом генерала и плюхнулась на диван.

– Даже не извинился! Вот свинья! – возмутилась она.

– Мне кажется, что не мундштук он здесь искал. А то чудовище, что сбежало из нашего подвала. – задумчиво сказал Александр. Задумчивость ему совершенно не шла. Она искажала молодое белоснежное лицо, залегала морщинами на ланитах, а уж как она оскверняла мундир.

– Мы стоим ногами в навозе.

– Надо было капитана просить.

– Какого капитана? Что нам теперь делать? Когда он узнает, что мы обманули его они вернётся и убьёт нас. Или будет пытать! Нам нужно запастись ядом на этот случай.

– Пытки, сестричка давно устарели. Нас купят. А мы продадимся! Нам дадут столько денег, что мы сможем купить… – Саша вновь задумался о том, что он мог бы купить, в голову лезли восемьдесят пар туфель, дирижабль и блок папирос Дюшес.

– Настасья! – вдруг вскрикнула Елизавета. – Бедняжка Настасья. На нее ведь напал тот покойник!

– Может она жива? Пошли посмотрим…

Близнецы боязливо открыли нижний ящик и вошли в потайную дверь. Настасья лежала на полу. Опухший вывалившийся язык и мокрая юбка. Она и при жизни была не первой красавицей. Александра едва не вырвало прямо на лестницу и брюки. Хотя это могло произойти скорее от количества выпитого.

 

– Она мертва! – Лизавета без брезгливости трясла подругу за плечи. – Она не дышит! Мы должны что-то сделать!

Близнецы переглянулись, а затем посмотрели на чугунную ванну. Если с помощью неё и тех причудливых машин и двигателей их отец мог возвратить, то чудище, что сбежало сегодня из аптеки, то у них получится.

Александр принялся рыться в журналах и блокнотах, разбросанных по всему подвалу. Но кроме рецептов и зарисовок голых женщин ничего не нашел. Близнецы подняли труп за руки и ноги и опустили в мутную со сгустками крови воду. Они помнили, что клеммы от проводов были закреплены на теле предыдущего трупа, что сбежал от них, но вот порядок закрепления от них ускользнул от страха. На авось они прикрепили электроды туда, куда дотягивались провода, а именно к ногам, рукам, груди, шее и голове. Саша поднял рубильник одного из трансформаторов и оба Галицких, отбежали, спрятавшись за стеллажом. Черный потолок в паутине озарили миллионы искр. Неприятный треск разразился на весь подвал. Воздух стал таким плотным, что каждый вдох давался близнецам с усилиями. Тело задергалось. Запахло шкварками. Термометр, опущенный в воду, лопнул. Но никакого воскрешения не произошло. Они боязливо выглядывали из своего укрытия. Настасья была все такой же мертвой, как и пять минут назад.

– Этого недостаточно! Сделай ещё что-нибудь! – Лиза принялась рваться к ванне и колотить кулаками брата, который пытался её удержать.

Саша не знал, что ещё сделать, но глядя на истерику сестры, не мог не попытаться ещё раз подать ток.

Настасья задергалась, словно выброшенная на берег рыба. Лиза села на пол, подобрав юбки и заплакала.

Саша поднял сестру и понёс наверх, в комнаты, на руках. Она совсем ослабла от горя и выпитого, что брату пришлось самому переодеть её в ночную рубашку и уложить в постель.

– Приляг со мной пока я не заснула. – сквозь слёзы попросила Лиза.

Саша сбросил ботинки и лёг на край кровати. Когда они были маленькими, во время грозы Лиза часто и бесцеремонно забегала к нему в спальню и забиралась под одеяло. А когда гроза кончалась, они оба уже крепко спали и лишь под утро няньки разгоняли их по спальням своими воплями. Иногда он засыпал на коленях у Лизы, когда она читала ему на чердаке книжки, что они воровали из «взрослой библиотеки». Годы шли. Лиза больше не пугалась грозы, но зато они стали засыпать пьяные на террасе или в сенях. Саша стеснялся своей близости с сестрой, глядя на сверстников, дворовых девок и парней, что гоняли друг друга по двору палками, и не их брали в свои девчачьи или мальчишечьи игры. Завидев Сашку, в новых калошах с заграничным мячом, парни бросались в него камнями. Девочки же, норовили испортить или украсть Лизиных немецких кукол.

Лиза засопела. Алесандр поднялся и босиком спустился обратно в аптеку.

Если есть аппаратура, значит к ней, обязательно должна быть инструкция. Если в подвале есть живой мертвец, руководство к воскрешению тоже должно быть где-то рядом. Галицкий ещё раз обошёл всю лавку. Проверил ящики, пролистал журналы и книги. Нашёл двести рублей в Петербургских повестях и сунул во внутренний карман. Отец явно не собирался умирать. В его спальне не было ни одной таблетки или даже стакана с водой, что обычно ставят рядом на тумбочке пожилые люди. Запись на приём была на два месяца вперед, а некоторые фамилии значились и на третьем месяце. Саша наклонился собрать осколки бюста, неизвестного ему мужика и увидел свёрнутый в четыре раза лист бумаги.

Он и его друзья вертели этот бюст в руках весь вечер, бросали словно мяч и даже тыкали им в женские декольте. Отверстий в нём не было. Или оно было очень хорошо запаяно. Саша развернул бумагу и увидел различные записи, цифры, а главное зарисованную человеческую фигуру без головы, со схемой размещения всех электродов. Здесь было всё. Нужные температуры и даже породы собак, с которых лучше сливать кровь. Наиболее подходящие масти: пудель, французкий бульдог, цвергнауцер. Совершенно не годны на роль доноров: доги, мастифы и русские гончие. Лучше было брать ещё не щенившуюся молодую суку, но и молодой кобель, тоже подходил.

Сжав находку в кулаке, Саша понесся будить сестру.

– Лиза! Вставай! Я знаю, как оживить твою подругу!

Галицкая подскочила на постели, а брат залез на одеяло прямо в обуви и сунул ей под нос чертёж.

– Собачек жалко… – сказала Лиза, сонно пробежавшись по записи.

– А Настю не жалко?

Лиза протёрла глаза и задумалась, кого же ей жалко больше: лучшую подругу или незнакомую собаку. Через пять минут они же стояли на крыльце аптеки с отгрызенной сарделькой и вглядывались в темноту.

Бродячие собаки, по ясным причинам, возле лавки красоты и здоровья профессора не ошивались. Да и о дворнягах в инструкции не было не слова.

Выгул на набережной начинают с пяти утра. Первыми встают денщики. Им нужно не только выгулять болонку любимой жены своего офицера, но ещё и начистить сапоги, приготовить мундир, разбудить командира, сбегать ему с опохмелом и так далее. За ними шла обычная домашняя прислуга и так до обеда. Но до обеда ждать было нельзя. Размахивая сарделькой, близнецы двинулись вниз по улице и уже через пятнадцать минут застали сонную старуху-экономку с рыжим пуделем.

– Простите. Не подскажите который час? —спросила у старухи Лиза.

– Господи. Девочка моя. Что же ты в такое время забыла на улице?

– Мы возвращались из гостей и кавалер мой, совершенно нализался. Я заблудилась.

– Половина пятого было, когда я выходила. Куда-же твои родители смотрят! Моя хозяйка сына после девяти из дома не выпущает! А ему уж восемнадцатый год!

– Простите.

– Да ты не у меня прощенья то проси. А у бога. Замёрзла небось! Ты не бойся, девочка. Район здесь спокойный. Только собаки часто пропадают. Ириску хочешь? – старуха полезла в карман за конфетой, выпустив поводок. Пёсик тем временем, принялся резвиться, почувствовав волю. Описал фонарный столб, погонял фантик по тротуару и учуяв мясной запах, побежал к Саше, что прятался за бакалеей. Поедая куски сардельки, пудель шёл, а когда сарделька закончилась, принялся ластиться к рукам Галицкого, всё ещё пахнущим лакомством. Саша подхватил собачонку на руки и был таков.

Глава 3. В которой мёртвая подруга лучше живых врагов.

Хорошо бы сходнуть, ранним утрецом

И не надо к службе, брить своё лицо

Бабы будут сами покупать цветы

Перед гробовозкой разведут мосты

В рожу поцелуют, водкою польют

Рюмку с коркой хлеба в последний путь нальют.

Этот стих написал однокашник Галицкого. Аккурат перед тем, как помереть от брюшного тифа. Бабы цветы ему не покупали, от того, что не выдался он ростом и рожей. Мосты не разводили, так как помер он в Волжской губернии, а не в Петербурге. И вообще, при жизни, Саша Галицкий его недолюбливал, всячески обзывал и говорил тому на его стихи, что кто рифмует на глаголы, тому срали в рот монголы.

Настасья погибла в самом расцвете сил. Не вышла замуж, не родила детей, не получила образования, которое едва ли бы ей пригодилось. Оказалась в подвале профессора Галицкого. И вот теперь к её телу прилеплены провода, в одну руку вливают кровь пуделя, а с другой выливают кровь Настасьи. Прямо на грязный липкий пол. Не вынимая остатков прошлого градусника, Галицкие повесили новый. Этого добра, слава Богу, у почившего профессора было с лихвой.

Постепенно подавая мощность, близнецы наблюдали. Шкварками больше не пахло. Вода булькала и выплескивалась на брюки Саши и платье Лизы. Когда температура дошла до нужных сорока градусов, руки мёртвой девушки задергались. Пальцы сжались в кулак, губы вытянулись в тонкую полоску, а затем раскрылись. Язык выпал наружу и Настя, ухватившись пухлыми ручками за края ванны, поднялась.

Она заправила язык в рот и хмуро глянула на своих друзей.

– Настенька! Слава богу! Как ты? – Лиза запрыгала вокруг ванны, желая и страшась бросится на подругу с объятьями. К тому же, она была мокрой и немного подванивала.

– Есть хочу. – резко ответила Настя и язык снова выпал.

– Конечно дорогая моя! Сейчас. – со слезами радости на глазах сказала Лиза.

Елизавета пыталась помочь подруге выбраться из ванны, но та сама ловко перемахнула через бортик и повезла за собой мокрые юбки.

Настя поглощала еду не жуя. А вместе с последним бутербродом с икрой, ожившая девушка чуть не откусила Александру пальцы.

– Ты наелась? Душенька моя?

– Еще. – гаркнула Настя.

Лиза сунула ей половину чёрствого багета.

– Она такими темпами и нас слопает. – шепнул брат.

– Езжай на службу, а я в булочную, если что, поест обоев. И псину вынеси.

Новость о странном, дурно пахнущем бродяге, что носиться по Петербургу и пугает людей разнеслась быстро. С общих кухонь в цирюльни, оттуда в салоны, игорные дома. Лишь двоим не было никакого дела, до глупых сплетен: Николаю Александровичу и Александру Васильевичу. Первый играл в домино. Второй осваивал новое звание. Теперь, вместо скучных лекций и муштры Александр сам отдавал приказы. И первым приказом, что он должен был отдать, стал приказ о раскопках могил на Петербургских кладбищах. Москвитин, так и не найдя формул и инструкций профессора, под давлением нарастающей политической обстановки, решил начать воскрешение мертвецов сам. Он ни раз и не два присутствовал при опытах и наблюдал за работой Галицкого. Пусть это работа была для него чудна и непонятна, он взялся за неё с особым энтузиазмом. Ведь живых становилось всё меньше. Война с Японией обернулась нехилыми потерями. Всё больше молодых мужчин мигрировали в Германию, Францию, Америку. Сколько осталось в Китае, сколько пропало без вести. Сколько находилось в ссылке. Бабы, какими сильными они не были, столько не нарожают. К тому же. Рожденный, вскормленный и выученный человек смертен. Его застаёт пуля, морозы, цинга и дизентерия. Ему необходимо спать, есть, пить, курить, справлять нужду, молиться и писать письма старикам с женою. А мертвецу всё это по боку. У него нет охот, страстей и привязанностей. Не глядит он на барышень, не пьёт водки, не завидует, не пересчитывает жалование и не следит за скачками, да выпуском новых двигателей. Он не алкает. Он исполняет. Он прост, он идеален. Он уже отдал свою жизнь отечеству и душу Богу. Он – абсолют.

Вокруг погостов выстроили живую изгородь из солдат, не пускавших похоронные процессии. Вокруг гремел рев скорбящих, которым не давали похоронить своих родных. А на самих кладбищах звякали лопаты. Выкапывали полководцев и безымянных героев с бесфамильными крестами. Приказ шел от самого Генерала Москвитина. Одни переспрашивали: «Что сделать? Эксгумировать? Простите? Так точно. Разрешите исполнять!» Другие хмыкали и передавали приказ дальше. Александр стоял на холодном ветру и наблюдал как тела укладывают на повозки. Старших офицеров на брезент, рядком. Младшие чины простой кучей. Он старался не думать, о том, что собирается делать с этими мертвецами Москвитин. Не думать вообще. А то еще донесут.

Галицкий кричал и отдавал приказы. Его красное довольное лицо покрывалось потом. Солдаты тоже были возбуждены. Вместо заурядных уборок и распевания гимнов они занимались раскапыванием могил. Они доставали своих братьев по оружию на простынях и укладывали в телеги. Вонь стояла жуткая, но кто-то говорил, что это всяко лучше, чем марш-бросок в противогазе. Украдкой можно было стащить с истлевшего пальца кольцо. Вынуть из кармана рубль или папироску. Прихватить со свежей могилки конфетку, оставленную сердобольной роднёй.

Особо отличившимся доверили съездить и выкопать самого Иосифа Гурко.

Елизавета Васильевна, в свою очередь, открывала для себя таинственную область кулинарии. В поместье близнецам готовила повариха, а всевозможные гувернантки уже выбирали им кости из рыбы, снимали с уток и кур кожицу. В особенные похмельные утра, кормили близняшек с ложки кислыми щами и поили капустным рассолом через соломинку, словно умирающих. Но брат и сестра предпочли покинуть провинцию и начать самостоятельную жизнь. И теперь Елизавета жарила осетров не потроша, потому что не знала, что это необходимо. К ней на стол рыба и другие яства уже попадали в готовом вкусном и приятном виде. Но её дегустатор была не прихотлива. Настя поглощала всё в один присест, с кожей, костями, головами и даже лавровым листом, брошенным для аромата.

В общем ничего примечательного. Разве можно удивить деревенского аристократа внеочередным званием? А воскресшей подружкой? Чепуха.

– Ты наелась? – спросила Елизавета, когда за окнами уже темнело.

– Ну так… – ответила Настя, заправляя пальцем выпавший язык и ковырялась ногтем в зубах.

– Ты что-нибудь помнишь?

– Не совсем. Не подумай дурного, но на мне почему-то нет исподнего… – шепотом сказала Настя.

– Ты сняла его в пескарях. – расхохоталась на всю лавку Лиза. Ее подруга впервые стала похожа на саму себя. Это было странно и пугающе. Прежняя Настя, предавала себя диетам, но всё равно была похожа на добрую винную бочку. Прежняя Настя беспокоилась, нет ли пятнышка на платье и не осталась ли помада на зубах. Воскрешённую же Настю, не волновало ничего, кроме еды.

 

– Пескари! Давно не бывала там. Поедем туда сегодня.

– Но мы же вчера… – начала Елизавета и резко замолчала. Спорить с Настасьей было бесполезно и немного опасно. К тому же, она вспомнила прошлую жизнь. Их гуляния и кутежи. Прежде, когда Настасьины родители ещё не переехали в Петербург, а жили в Волжской губернии, каждые субботу и пятницу, девицы гуляли в ресторациях и увеселительных домах. А как Настасья с семьёй переехали, так она писала Лизе каждый день, какой прекрасный и живой Петербург. И как она ждёт её, чтобы отвести в Пескарей.

В пескарях было как всегда оживленно. Музыка, поэзия, пьяные тела. Сегодня крутили заграничные романсы, и все подпевали, коверкая слова. Из уборных уже наносило опием. Лиза тоже была не промах, и ещё дома употребила пару сиропов от кашля с экстрактом коки. Они пили шампанское, обсуждали чужие туалеты, мужчин, моду и смеялись. Настасья будто и не умирала ни разу. Немного пудры, чтобы скрыть синеву, пол флакона Ралле от душка мертвечины, и ее подруга снова весела, нескромна и жива.

Лиза совсем расслабилась, попросила карты и на всякий случай заказала фруктовую нарезку. Все шло спокойно. Даже слишком. Карты ложились отлично, к тому же Настасья совершенно позабыла все правила игры, а Елизавета этим пользовалась. Кавалеры то и дело подносили им новые бутылки, растрёпанные розочки и сигаретки мемфис.

– Девочки! Лизавета! Настенька! – к ним внезапно подскочила давняя подруга Василиса. Она была уже навеселе с размазанной помадой. Девушки обнялись, поцеловались в щечки.

– Лизавета, ты в ударе. Второй день гуляете.

– А почему бы и нет, Василисочка. Это Петербург! Здесь каждый день как праздник. Я так давно мечтала сюда переехать и вот я здесь.

– На квартирах?

– Нет. Мы с братом получили наследство от папа.

– А ты Настасья, вторую ночь в одном и том же. Папенька потратил все деньги в Париже? – Василиса язвительно улыбнулась. Она была довольна своей колкостью. Для неё она стала последней.

Настасья вскочила, отбросив стул и схватив подругу за волосы, впилась зубами в лицо.

Василиса кричала, пока Настасья вырывала зубами её губы и щеки. Кровь брызгала на стол и девичьи платья. Лиза хотела остановить этот кошмар. Очень хотела. Вжавшись в кресло, она, что есть мочи ждала помощи.

Люд начал сбегаться вокруг стола Лизы и Насти. Отбросив тело с обглоданным лицом, Настасья принялась за глазеющих. Она была втрое сильнее даже самого дюжего юноши. Все, кто пытался ее оттащить лишались пальцев, ушей и носов.

В пескарях бывало всякое. Драки, перестрелки, антигосударственные стихотворения. Поэтому девка-людоедка, сперва не вызывала никакой ажиатации. Музыка играла, веселье продолжалось, лишь вошедшие полицмейстеры заставляли трусов прятать брикетики опия в брюки или вовсе сглатывать.

Настасья, завидев опасность схватила Лизавету за руку и дала деру, разбрасывая на своем пути людей и мебель.

Лиза падала, расшибала колени, влетала в косяки и столы.

– Настенька! Что ты наделала? Так нельзя! Что подумают о нас, глядя на то, как ты отгрызла добрый пятак ушей? Какой конфуз!

Настасья, та которая по часу не могла выбрать что надеть или выпить, какому из кавалеров по переписке ответить первому. Принимала решения просто молниеносно.

Она тащила Лизу по канавам, пока не оторвалась от преследования.

Лизавета наконец получила назад свою руку. Запястье посинело и распухло. Больно было дотрагиваться даже до кожи.

– Под мостом есть тропа. – прохрипела Настя, снова пытаясь потащить подругу за собой.

– Настя! Я никуда не пойду, пока ты не объяснишь, что это было?! Зачем ты напала на Василису?

– Она угрожала мне.

– Она тебе не угрожала! Ты не можешь загрызть каждого, кто скажет тебе какую-то глупость! Настя! Ты убила ее! – Лиза перешла на крик и получила от подруги звонкую пощечину.

– Это было необходимо. Для выживания.

– Выживания? Ты только что перекусала человек десять. – Лиза замахнулась, но Настя тут же перехватила ее руку.

– Отпусти! Прошу! Дорогая моя. Настенька.

Настасья не слушала Лизу. Она трясла головой, словно зверь и тащила Лизу по дну грязной канавы. Цокот копыт достиг их только через пару минут. Но Настасья заметила его раньше. Лежа лицом в грязи, Лизавета осознала свое преимущество. Она воскресила подругу, кормила ее, суетилась вокруг нее. И теперь с преданностью собаки, та будет слушаться и защищать ее.

Озираясь, трясущимися руками, Галицкая пыталась открыть дверь, но то ли не тот ключ был в скважине, то ли в лавке уже поменяли замки.

За дверью послышался звон щеколды.

Настасья придавила своей фигурой подругу к стене и приготовилась к броску.

Галицкий, за дверью, тоже боялся каждого шороха. Он сидел, завернувшись в плед с взведенным револьвером и ждал пока за ним придет Москвитин, или кто похуже. А тут превзойдя все его страхи кто-то начал ковыряться в замке.

Александр приоткрыл дверь на цепочке. Первым он увидел лицо Настасьи. Она и так красавицей не была, а с запекшимися вокруг рта разводами крови, вообще могла довести до апоплексического удара.

За ее спиной стояла сестра, грязная как черт, босая, с разодранными до крови локтями и коленями.

– Пусти нас. – рявкнула Настасья.

– Что с вами случилось? Где вы были?

Настасья оттолкнула Сашу и принялась двигать к дверям шкаф с книгами и медицинскими пособиями.

Лиза молча посмотрела на потайную дверь. Александр медленно моргнул. Это означало, что он согласен.

– Настя, может перекусим чего, перед завтраком.

– Сначала запрем дверь. – придвинув шкаф к двери, Настя покорно последовала за близнецами.

Девушки спустились. Александр задвинул ящик, и Лиза в последнюю секунду успела забежать в комнату, прежде чем стена закрылась.

Грохот Настасьиных кулаков не был слышен, но хорошо чувствовался, если прильнуть к стене спиной.

– Мы не можем держать ее здесь! Мы сами не можем быть здесь! Сегодня приходили полицмейстеры и какая-то дамочка с полоумным парей! Кричали, что это их квартира!

– Саша! – перебила Елизавета брата. – Она загрызла Василису. Вцепилась ей в лицо, словно медведь! Она перекусала половину народу в пескарях!

– Василиса тебя всегда раздражала! Так! Мы не одни наследники аптеки. Отец имел ещё пол дюжины жён кроме маменьки и все они хотят это место.

– Мало ли, что они хотят. Ключи нам отдал адвокат. Документы у нас есть. А ещё есть Настя. Если они ещё раз сюда сунуться, спустим её на них. – развела руками Елизавета.

И это были еще не все плохие новости. Саша устроил сестру на диване, принес из аптечных запасов йод, бинты и принялся обрабатывать колени сестры, как делали их няньки в детстве, Он подробно рассказывал сестре о том ужасе, что сегодня они сотворили на кладбище и дул на ссадины. А Лиза только шипела, когда брат касался ран.

– Страх божий! – восклицала она. – Мне нужно выпить!

Но в доме уже все выпил брат. У него тоже выдался тяжелый день.

Совсем недавно единственной заботой близнецов было лишь что надеть, что выпить вечером и какую книгу им будут читать перед ужином. Теперь же, читать приходиться самим, ужинают они через раз, в подвале воскресшая из мертвых и очень голодная девица. А генерал Москвитин висит как дамоклов меч, над головами. Или сидит в печенках. Не так они представляли себе взрослую и самостоятельную жизнь. Елизавета хотела выйти замуж и уехать из Российской империи. Возможно выйти замуж во второй раз и уехать из той империи, в которой будет жить при первом замужестве. Саша рассчитывал дослужиться за поручика, пить, гулять с девицами, снова пить и что бы у денщика не воняли ноги. Теперь оба сидят без света в лавке красоты и здоровья, и с опаской глядят то на входные двери, то на потайные. И нет заграничных женихов, девиц, и даже денщика безо всяких ног нет.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14 
Рейтинг@Mail.ru