Артур Б. Рив
Золото богов
Мне показалось, что я начал понимать, как обстоят дела.
– Уитни теперь довольно хорошо ее знает, не так ли? – выстрелил я.
Нортон пожал плечами. Но он не мог бы согласиться лучше, чем самим своим поведением.
– Мистер Локвуд и мистер Уитни лучше знают, что делают, – наконец заметил он. – Почему бы вам с Кеннеди не попытаться встретиться с сеньорой де Моше? Ты же знаешь, я ученый. Я не люблю говорить о предположениях.
Я бы предпочел высказывать свое мнение только о вещах, которые являются несомненными.
Возможно, Нортон хотел создать впечатление, что затронутые мной темы заслуживают внимания. По крайней мере, у меня сложилось такое впечатление.
– И все же, – медленно продолжил он, – я думаю, что имею право так много говорить. Мне самому было интересно наблюдать как за Альфонсо де Моше, так и за Локвудом, когда речь заходит о деле сеньориты. Говорят, в любви и на войне все средства хороши. Насколько я могу судить, в этом деле где-то есть и то, и другое. Я думаю, тебе лучше повидаться с сеньорой и судить самому. Она умная женщина, я знаю. Но я уверен, что Кеннеди смог бы ее понять, даже если остальные из нас не смогут.
Я поблагодарил Нортона за подсказку, которую он дал, и, поболтав еще несколько минут, оставил его одного в кабинете.
Вернувшись в свою комнату, я вернулся, чтобы закончить писать. Однако больше ничего не произошло, что могло бы возбудить мои подозрения, и, наконец, мне удалось закончить статью.
Я исправлял то, что написал, когда дверь из лаборатории открылась и вошел Крейг. Он сбросил свой старый, заляпанный кислотой лабораторный халат и теперь был одет, чтобы отправиться в путь.
– Ты узнал что-нибудь об этом яде? – спросил я.
– Пока ничего определенного, – ответил он. – Теперь это займет некоторое время. Это странный яд – алкалоид, я уверен, но не тот, с которым обычно сталкиваешься. Тем не менее, начало хорошее. Теперь на определение что это, не уйдет много времени.
Крейг слушал с глубоким интересом, хотя и без комментариев, когда я рассказывал о том, что произошло, как о словах Нортона, так и о странном посетителе, который заглядывал к нам в окна.
– Похоже, кого-то очень интересует то, что мы делаем, Уолтер, – просто заключил он. – Я думаю, нам лучше сейчас немного поработать на свежем воздухе, пока у нас есть шанс. Если ты готов, то я тоже. Я хочу посмотреть, что за охотник за сокровищами этот Стюарт Уитни. Я хотел бы знать, посвящен ли он тоже в эту тайну Золота богов.
Рекламщик с Уолл-Стрит
Локвуд, как мы теперь знали, каким-то образом вступил в союз с группой “Капиталисты с Уолл-стрит” во главе со Стюартом Уитни.
Я уже кое-что слышал об Уитни. На улице он был хорошо известен как чрезвычайно практичный человек, хотя и намного превосходил среднего эксплуататора как по уму, так и по образованию.
На самом деле Уитни был достаточно дальновиден, чтобы понять, что деньги можно использовать не только для рекламы, но и более прямолинейно. Как раз в настоящее время одной из его любимых схем было содействие торговле через канал между восточным побережьем Северной Америки и западным побережьем Южной Америки. Он потратил много денег, поощряя дружбу между деловыми людьми и богатыми людьми как в Нью-Йорке, так и в Лиме. Он полагал, что это хороший шанс, поскольку его инвестиции в Перу были большими, и все, что популяризировало страну в Нью-Йорке, не могло не сделать их более ценными.
– Нортон, казалось, испытывал отвращение к разговорам об Уитни, – рискнул сказать я Крейгу, когда мы ехали в центр города.
– Это может быть частью ума Уитни, – задумчиво ответил он. – Как покровитель искусства и литературы, ты знаешь, человек может пройти через многое, что в противном случае было бы более критически рассмотрено.
Кеннеди не сказал этого так, чтобы это означало, что он знал что-то очень плохое об Уитни. И все же, размышлял я, со стороны этого человека было проницательно заручиться сотрудничеством таких людей, как Нортон. Несколько тысяч долларов, разумно потраченных на археологию, могли бы покрыть множество финансовых грехов.
Больше никто из нас ничего не сказал, и наконец мы добрались до финансового района. Мы вошли в высокий небоскреб на Уолл-стрит, сразу за углом от Бродвея, и поднялись на лифте на этаж, где у Уитни и его коллег были действительно роскошные офисы.
Открыв дверь, мы увидели, что Локвуд все еще там. Он приветствовал нас довольно натянутым поклоном.
– Профессор Кеннеди и мистер Джеймсон, – просто сказал он, представляя нас Уитни, – друзья профессора Нортона, я полагаю. Я встретил их сегодня у Мендосы.
– Это совершенно непостижимое дело, – ответил Уитни, пожимая нам руки. – Что вы об этом думаете?
Кеннеди пожал плечами и проигнорировал вопрос, не беря на себя никаких обязательств.
Стюарт Уитни был типичным рекламщиком, крупным, полнокровным мужчиной с красным лицом, склонным к отечности из-за переполненных вен. Один его голос внушал уважение, независимо от того, сказал он что-нибудь стоящее или нет. На самом деле ему достаточно было сказать, что день был теплый, и вы почувствовали бы, что он набрал в разговоре красноречивый балл.
– Профессор Нортон попросил меня разобраться с пропажей старого перуанского кинжала, который он привез из своей последней экспедиции, – объяснил Кеннеди, пытаясь направить разговор в русло, которое могло бы куда-нибудь вывести.
– Да, да, – согласился Уитни, кивнув с интересом. – Он рассказал мне об этом. Очень странно, очень странно. Когда он вернулся, он сказал мне, что он у него вместе со многими другими важными находками. Но я понятия не имел, что он придавал этому такое значение – или, скорее, что кто-то другой мог бы это сделать. Было бы легко защитить его здесь, если бы мы знали, – добавил он, махнув рукой в сторону огромного сейфа из хромированной стали новейшего дизайна в приемной.
Я заметил, что Локвуд внимательно слушал, что совершенно контрастировало с его прежней бесцеремонной манерой отвергать любое рассмотрение древних знаний инков как академическое или непрактичное. Знал ли он что-нибудь о кинжале?
– Я сам очень интересуюсь древними перуанскими древностями, – заметил Кеннеди несколько минут спустя, – хотя, конечно, я не такой ученый, как наш друг Нортон.
– В самом деле? – откликнулся Уитни; и я впервые заметил, что его глаза, казалось, прямо-таки блестели от возбуждения.
Это были выпуклые глаза, немного пристальные, и я не мог не изучать их.
– Тогда, – воскликнул он, вставая, – вы должны знать о руинах Чан-Чана, Чимы, об этих замечательных местах?
Кеннеди кивнул. – И о Трухильо, и о легенде о большой рыбе и маленькой рыбке, – вставил он.
Уитни, казалось, был необычайно доволен тем, что кто-то изъявил желание обсудить с ним его хобби. Его глаза к этому времени, по-видимому, начали вылезать из орбит, и я заметил, что зрачки расширились почти до размера радужки.
– Мы должны сесть и поговорить о Перу, – продолжил он, потянувшись за большой коробкой сигарет в верхнем ящике своего большого письменного стола.
Локвуд, казалось, почувствовал долгую дискуссию об археологии. Он встал и пробормотал извинение, что ему нужно кое-что сделать в приемной.
– О, это замечательная страна, профессор Кеннеди, – продолжал Уитни, откидываясь на спинку стула. – Я глубоко интересуюсь ей – ее шахтами, ее железными дорогами, а также ее историей. Позвольте мне показать вам карту наших интересов там.
Он встал и прошел в соседнюю комнату, чтобы взять карту. В тот момент, когда он повернулся спиной, Кеннеди потянулся к столу с пишущей машинкой, стоявшему в углу кабинета. Машинка была оставлена открытой стенографисткой, которая ушла. Он взял два тонких листа бумаги и новый копировальный лист. Торопливый мазок или два библиотечной пастой завершили его работу.
Крейг осторожно положил подготовленную бумагу на пол всего в нескольких дюймах от двери в приемную и разбросал несколько других листов, как будто ветер сдул их со стола.
Когда Уитни вернулся с большой развернутой картой в руках, я увидел, как его нога ступила на двойной лист, который Крейг положил у двери.
Кеннеди наклонился и начал собирать бумаги.
– О, все в порядке, – резко заметил Уитни. – Не обращайте на это внимания. Вот где лежат некоторые из наших интересов, на севере.
Не думаю, что я уделял карте гораздо больше внимания, чем Кеннеди, когда мы втроем склонились над ней. Его настоящее внимание было приковано к бумаге, которую он положил на пол, как будто фиксируя в уме точное место, на которое наступил Уитни.
Пока Уитни быстро рассказывала о стране, мы закурили сигареты. Они, казалось, были особого сорта. Я затянулся. Однако в сигарете был какой-то особенный привкус, который мне не совсем понравился. На самом деле, я думаю, что латиноамериканские сигареты, в большинстве случаев, не очень нравятся большинству американцев.
Пока мы разговаривали, я заметил, что Кеннеди, очевидно, разделяет мои вкусы, потому что он позволил своей сигарете погаснуть, и после одной-двух затяжек я сделал то же самое. Для собственного удобства я вытащил одну из своих сигарет из кейса, как только смог сделать это вежливо, и положил окурок другой в пепельницу на столе Уитни.
– У мистера Локвуда и сеньора Мендосы тоже были какие-то общие интересы в стране, не так ли? – спросил Кеннеди, все еще не сводя глаз с листков бумаги у двери.
– Да, – ответил Уитни. – Локвуд!
– В чем дело? – донесся снаружи голос Локвуда.
– Покажи профессору Кеннеди, где у вас с Мендосой дела.
Молодой инженер вошел в комнату, и я увидел довольную улыбку на лице Кеннеди, когда его нога тоже ступила на бумагу у двери.
Однако, в отличие от Уитни, Локвуд наклонился, чтобы собрать листы. Но прежде чем он успел это сделать, Кеннеди наклонился и убрал их подальше от себя.
– Довольно свежо, – Кеннеди скрыл свое действие, поворачиваясь, чтобы вернуть бумагу на стол.
Крейг стоял к ним спиной, но не ко мне, и я видел, как он на мгновение возился с бумагами. Он быстро нажал ногтем большого пальца с одной стороны, как бы делая грубую букву "У", в то время как с другой стороны он сделал то, что могло быть буквой "Л". Затем он сунул два листа и копирку в карман.
Я поспешно поднял глаза. К счастью, ни Уитни, ни Локвуд не заметили его действий.
Сейчас, наблюдая за ним, я впервые заметил, что глаза Локвуда тоже были немного настороженными, хотя и не такими заметными, как у Уитни.
– Позвольте мне посмотреть, – продолжал Уитни, – ваши концессии все здесь, на севере, не так ли?
Локвуд достал из кармана карандаш и сделал несколько крестиков над названиями некоторых городов на большой карте.
– Это те пункты, над которыми мы предлагали поработать, – просто сказал он, – до этой ужасной трагедии с Мендосе.
– Добыча полезных ископаемых, вы понимаете, – объяснил Уитни. Затем, после паузы, он быстро продолжил, – Конечно, вы знаете, что много говорилось о шансах на инвестиции в горнодобывающую промышленность и о возможностях разбогатеть для людей в Южной Америке. Перу была Меккой для охотников за деньгами со времен Писарро. Но там, где один человек добился успеха, тысячи потерпели неудачу, потому что они не знают игры. Да ведь я знаю одну инвестицию в сотни тысяч долларов, которая не принесла ни цента прибыли только из-за этого.
Локвуд ничего не сказал, очевидно, не желая тратить время или дыхание на кого-либо, кто не был возможным инвестором. Но Уитни обладал истинным инстинктом рекламщика, способного раскрутить свой план в надежде, что вызванный интерес может быть передан какой-нибудь третьей стороне.
– Американские финансисты, это правда, – взволнованно продолжал он, доставая красиво отделанный золотой портсигар, – потеряли миллионы на добыче полезных ископаемых в Перу. Но это не та схема, которая есть у нашей группы, включая мистера Локвуда сейчас. Мы собираемся заработать больше миллионов, чем они когда-либо мечтали, потому что мы просто будем добывать продукты уже проделанного многовекового труда – великое сокровище Трухильо.
Нельзя было не заразиться энтузиазмом Уитни.
Кеннеди внимательно следил за ним, в то время как на лице Локвуда появилось неодобрительное выражение.
– Значит, вы знаете секрет тайника с сокровищем? – резко задал вопрос Кеннеди.
Уитни отрицательно покачал головой.
– Это моя идея, что нам не обязательно это знать, – ответил он. – С помощью подсказок, которые мы собрали у туземцев, я думаю, что мы сможем найти его, потратив сравнительно немного времени и денег. Сеньор Мендоса получил концессию от правительства на крупномасштабную охоту на него в больших курганах около Трухильо. Мы знаем, что он там есть. Разве этого недостаточно?
Если бы это был кто-то меньший, чем Уитни, мы, вероятно, сказали бы, что это не так. Но потребовалось нечто большее, чтобы отрицать все, что он утверждал. Лицо Локвуда было изучающим. Я не могу сказать, что это выдавало что-либо, кроме неодобрения самого обсуждения этой темы. На самом деле, это заставило меня усомниться в том, не блефовал ли сам Уитни в уверенности найти сокровище – возможно, у него уже была тайна, которую он отрицал, и он готовился скрыть ее, наткнувшись на нее, по-видимому, каким-то другим способом. Я узнал в Стюарте Уитни самого спокойного человека, с которым мы когда-либо сталкивались. В нем была вся искренность мошенника. И все же он ухитрился оставить все это дело под сомнением. Возможно, в данном случае он действительно знал, о чем говорил.
Зазвонил телефон, и Локвуд снял трубку. Хотя он не назвал ее имени, по его тону и манерам я понял, что звонит сеньорита де Мендоса. Очевидно, его продолжительное отсутствие беспокоило ее.
– Здесь абсолютно не о чем беспокоиться, – услышали мы его слова. – Ничего не изменилось. Я поднимусь к вам, как только смогу уйти из офиса.
В замечаниях Локвуда чувствовалась сдержанность, не то чтобы он что-то скрывал от сеньориты, но как будто он не хотел, чтобы мы подслушивали что-либо о его делах.
Локвуд тоже курил, и он добавил окурки своих сигарет к куче в пепельнице на столе Уитни. Мельком я увидел, как Крейг бросил быстрый взгляд на поднос, и понял, что ему каким-то образом не терпелось получить возможность изучить эти сигареты.
– Вы видели кинжал, который привез Нортон, не так ли? – спросил Кеннеди Уитни.
– Только когда я увидел остальные вещи после того, как они были распакованы, – легко ответил он. – Он привез очень много интересных предметов в эту последнюю поездку.
Было очевидно, что независимо от того, знал ли он на самом деле что-нибудь о секрете кинжала инков или нет, Уитни не должен был попасть в ловушку, чтобы выдать его. У меня была мысль, что Локвуду тоже было интересно узнать этот факт. Во всяком случае, нельзя было быть уверенным, были ли эти двое совершенно откровенны друг с другом или вели между собой игру по высоким ставкам.
Локвуду, казалось, не терпелось уйти, и, бросив торопливый взгляд на часы, он встал.
– Если вы захотите найти меня, я буду с сеньоритой де Мендоса, – сказал он, беря шляпу и трость и кланяясь нам.
Уитни встал и проводил его до двери в приемную, положив руку ему на плечо, разговаривая тихим голосом, который был нам не слышен.
Однако не успели эти двое пройти в дверь, повернувшись к нам спиной, как Кеннеди быстро протянул руку и смел содержимое пепельницы, окурки, пепел и все остальное в пустой конверт, который лежал рядом с какими-то бумагами. Затем он запечатал его и сунул в карман, искоса бросив на меня удовлетворенный взгляд.
– Очевидно, мистер Локвуд и сеньорита в близких отношениях, – рискнул высказаться Кеннеди, когда Уитни присоединился к нам.
– Бедная маленькая девочка, – произнес монолог рекламщик. – Да, действительно. И Локвуд тоже счастливый пес. Такие глаза, такая фигура – вы когда-нибудь видели более красивую женщину?
Нельзя было не признать, что, что бы еще ни сказал Уитни, это не звучало ложно, его восхищение несчастной девушкой было искренним. Однако это было не так уж и непредвиденно. Вряд ли могло быть иначе.
– Я полагаю, вы знакомы с сеньорой де Моше? – рискнул спросить Крейг.
Кеннеди снова сделал рискованный выстрел.
Уитни пристально посмотрел на него.
– Да, – согласился он, – у меня были с ней некоторые дела. Она была знакомой старого Мендосы – светская женщина, умная, проницательная. Я думаю, что у нее есть только одна цель – ее сын. Вы с ней встречались?
– Не с сеньорой, – признался Крейг, – но ее сын учится в университете.
– О, да, конечно, – сказал Уитни. – Прекрасный парень, но не такой, как Локвуд.
Почему он должен был соединить эти имена, на данный момент было неясно. Но он уже встал и неторопливо ходил взад и вперед по кабинету, засунув большие пальцы в карманы жилета, как будто думал о чем-то очень сложном.
– Если бы я был моложе, – внезапно заметил он, наконец, – я бы устроил им обоим гонку за этой девушкой. Она – величайшее сокровище, которое когда-либо вывозилось из страны. Ну что ж, как бы то ни было, я бы не поставил свои деньги на молодого де Моше!
Кеннеди поднялся, чтобы уйти.
– Я верю, что вы сможете найти какой-нибудь ключ к разгадке этого кинжала, – сказал Уитни, когда мы направились к двери. – Похоже, это сильно обеспокоило Нортона, особенно после того, как вы сказали ему, что Мендоса, несомненно, был убит с его помощью.
Очевидно, Нортон поддерживал тесную связь со своим патроном, но Кеннеди, казалось, не удивлялся этому.
– Я делаю все, что в моих силах, – ответил он. – Полагаю, я могу рассчитывать на вашу помощь по мере развития дела?
– Абсолютно, – ответил Уитни, провожая нас в холл к лифту. – Я поддержу Нортона во всем, что он захочет, чтобы сохранить перуанскую коллекцию в целости и сохранности.
Наши вопросы все еще оставались без ответа. Мы не только не имели ни малейшего представления о местонахождении кинжала, но и источник четырех посланных нам предупреждений все еще был окутан тайной.
Кеннеди подозвал проезжающее такси.
– "Принц Эдвард-Альберт", – коротко сказал он.
Проклятие Мансиче
Через несколько минут мы вошли в "Принц Эдвард-Альберт", один из новых и красивых семейных отелей в центре города.
Прежде чем задавать какие-либо вопросы, Крейг торопливо оглядел вестибюль.
Внезапно я почувствовал, как он взял меня за руку и потянул в маленькую нишу
сбоку. Я проследил за направлением его взгляда. Там я мог видеть молодого Альфонсо де Моше разговаривавшего с женщиной намного старше его самого.
– Это, должно быть, его мать, – прошептал Крейг. – Ты можешь видеть сходство. Давай посидим здесь и немного понаблюдаем за этими пальмами.
Казалось, они о чем-то серьезно разговаривали. Даже когда они разговаривали, хотя мы не могли догадаться, о чем шла речь, было очевидно, что Альфонсо был дороже жизни для этой женщины и что молодой человек был образцовым сыном. Хотя я чувствовал, что должен восхищаться каждым из них за это, все же, размышлял я, это не причина, по которой мы не должны подозревать их – возможно, скорее причина для подозрений.
Сеньора де Моше была хорошо сохранившейся женщиной средних лет, крупной женщиной с темными волосами и контрастирующими полными красными губами. Ее лицо, в явном противоречии с парижским костюмом и утонченными манерами, имело легкую медную смуглость, которая красноречиво говорила о ее происхождении.
Но больше всего привлекали и удерживали внимание ее глаза. Было ли это в самих глазах или в том, как она их использовала, не могло быть никакой ошибки в почти гипнотической силе, которой обладала их владелица. Я не мог не задаться вопросом, не могла ли она применить это к дону Луису, возможно, использовала это каким-то образом, чтобы повлиять на Уитни. Не по этой ли причине сеньорита так явно ее боялась?
К счастью, с нашей выгодной позиции мы могли видеть их, не подвергаясь опасности быть замеченными.
– А вот и Уитни, – услышал я, как Крейг пробормотал себе под нос.
Я поднял глаза и увидел, как рекламщик выходит из своей машины. Почти в то же мгновение блуждающие глаза сеньоры, казалось, заметили его. Он подошел и поговорил с де Моше, постояв с ними несколько минут. Мне показалось, что она ни на мгновение не позволила взгляду кого-либо другого отвлечь ее в проекции той странной силы, которой наделила ее природа. Если бы это была битва глаз, я вспомнил странный взгляд, который я заметил у Уитни и Локвуда. Это, однако, отличалось от впечатления, которое складывалось от сеньоры. Я чувствовал, что она должна быть довольно умной, чтобы соответствовать утонченности Уитни.
О чем бы они ни говорили, было видно, что Уитни и сеньора де Моше были в очень близких отношениях. В то же время молодой де Моше, казалось, чувствовал себя не в своей тарелке. Возможно, он не одобрял близость с Уитни. Во всяком случае, он, казалось, испытал явное облегчение, когда рекламщик извинился и подошел к стойке, чтобы забрать свою почту, а затем вышел в кафе.
– Я хотел бы получше рассмотреть ее, – заметил Кеннеди, вставая. – Давай сделаем один-два поворота по коридору и пройдем мимо них.
Мы неторопливо вышли из нашей ниши и прошлись среди различных групп людей, болтающих и смеющихся. Когда мы проходили мимо женщины и ее сына, я снова ощутил то странное чувство, которое, как говорят нам психологи, однако, не имеет под собой реальных оснований, когда на меня смотрят сзади.
В дальнем конце вестибюля Кеннеди внезапно повернул, и мы начали возвращаться по своим следам. Теперь Альфонсо стоял к нам спиной. Мы снова прошли мимо них, как раз вовремя, чтобы уловить тихие слова молодого человека:
– Да, я видел его в университете. Каждый там знает, что он…
Остальная часть предложения была потеряна. Но реконструировать его было нетрудно. Это, несомненно, относилось к деятельности Кеннеди по раскрытию тайн.
– Совершенно очевидно, – предположил я, – что они знают, что мы заинтересованы в них сейчас.
– Да, – согласился он. – Не было никакого смысла наблюдать за ними дальше из укрытия. Я хотел, чтобы они увидели меня, просто чтобы узнать, что они будут делать.
Кеннеди был прав. Действительно, еще до того, как мы снова повернулись, мы обнаружили, что сеньора и Альфонсо поднялись и медленно направились к лифтам, все еще серьезно разговаривая. Лифты находились под углом, и прежде чем мы смогли расположиться так, чтобы снова наблюдать за ними, они исчезли.
– Хотел бы я, чтобы был какой-нибудь способ добавить отпечатки обуви Альфонсо в мою коллекцию, – заметил Крейг. – Следы, которые я нашел в пыли саркофага в Музее, были следами мужской обуви. Однако, я полагаю, мне придется подождать, чтобы получить их.
Он подошел к столу и навел справки о де Моше и Уитни. У каждого был номер на восьмом этаже, хотя и на противоположных сторонах и в противоположных концах холла.
– Сейчас нет смысла тратить время, пытаясь скрыть нашу личность, – наконец заметил Кеннеди, доставая карточку из своего кейса. – Кроме того, мы все равно пришли сюда, чтобы увидеть их, – он протянул карточку клерку. – Сеньора де Моше, пожалуйста, – сказал он.
Клерк взял карточку и позвонил в номер де Моше. Должен сказать, что я был несколько удивлен, когда сеньора позвонила вниз и сказала, что примет нас в своей собственной гостиной.
– Это очень любезно, – прокомментировал Крейг, когда я последовал за ним в лифт. – Это избавляет от планирования какого-то окольного пути встречи с ней и переходит прямо к делу.
Лифт поднял нас прямо на восьмой этаж, и мы вышли в коридор, устланный толстым ковром, и спустились в номер 810, который был номером ее люкса. Дальше, в 825 году, был дом Уитни.
Альфонсо там не было. Очевидно, он все-таки не поехал наверх со своей матерью, а вышел через другой вход на первом этаже. Сеньора была одна.
– Я надеюсь, что вы простите меня за вторжение, – начал Крейг, как можно более правдоподобно объясняя, – но я заинтересовался возможностью инвестировать в перуанское предприятие, и я слышал, что вы перуанец. Вашего сына, Альфонсо, я уже встречал однажды. Я подумал, что, возможно, вы могли бы дать мне какой-нибудь совет.
Она пристально посмотрела на нас, но ничего не сказала. Мне показалось, что она уловила уловку. И все же она не пыталась сейчас избегать нас. Либо она не имела никакого отношения к делу, которое мы расследовали, либо она была искусной актрисой.
При ближайшем рассмотрении ее глаза действительно были еще более замечательными, чем я представлял себе на расстоянии. Это были глаза женщины, наделенной обилием здоровья и энергии, глаза, полные того, что старые читатели персонажей называли "влюбчивостью", обозначая природу, способную на сильную страсть, будь то любовь или ненависть. И все же я признаюсь, что не нашел в них ничего особенно ненормального, как в глазах Локвуда и Уитни.
Прошло некоторое время, прежде чем она ответила, и я поспешно оглядел квартиру. Конечно, она была арендована с мебелью, но она переставила ее, добавив несколько собственных штрихов, которые придали ей вполне перуанский вид, возможно, больше благодаря картинам и украшениям, которые она привезла, чем чему-либо еще.
– Я полагаю, – ответила она, наконец, медленно и глядя на нас так, словно хотела проникнуть прямо в наши мысли, – я полагаю, вы имеете в виду планы мистера Локвуда и мистера Уитни.
Кеннеди нельзя было застать врасплох.
– Я тоже слышал об их планах, – уклончиво ответил он. – Перу, похоже, настоящий кладезь историй о зарытых сокровищах.
– Позвольте мне рассказать вам об этом, – поспешила она, кивая на сами слова "зарытое сокровище". "Я полагаю, вы знаете, что древние племена чиму на севере были самыми богатыми во времена прихода испанцев?
Крейг кивнул, и мгновение спустя она продолжила, словно пытаясь привести свои мысли в логический порядок.
– Тогда у них был обычай хоронить вместе с умершими все свое движимое имущество. Могилы не выкапывались отдельно. Поэтому, видите ли, иногда братская могила, или уака, как ее называют, была отдана многим. Эта уака со временем превратится в тайник с сокровищами. Он был священен для мертвых, и поэтому прикасаться к нему было нечестиво.
Лицо сеньоры выдавало тот факт, что, что бы ни сделала для нее современная цивилизация, она еще не совсем преуспела в искоренении старых идей.
– Еще в начале семнадцатого века, – продолжала она, нетерпеливо наклоняясь вперед в своем кресле, пока говорила, – испанец открыл уака племени чиму и нашел золото, которое, как говорят, стоило более миллиона долларов. Индеец рассказал ему об этом. Кем был индеец, не имеет значения. Но испанец был предком дона Луиса де Мендосы, которого сегодня нашли убитым.
Она резко остановилась, казалось, наслаждаясь удивленным выражением наших лиц, обнаружив, что она готова обсуждать этот вопрос так интимно.
– После того, как индеец показал испанцу сокровище в кургане, – продолжала она, – индеец сказал испанцу, что он дал ему только маленькую рыбку, пейе чика, но что когда-нибудь он даст ему большую рыбу, пейе гранде. Я вижу, что вы уже знаете, по крайней мере, часть истории, во всяком случае.
– Да, – признал Кеннеди, – я действительно кое-что знаю об этом. Но я предпочел бы услышать это более точно из ваших уст, чем из уст кого-либо другого.
Она тихо улыбнулась про себя.
– Я не верю, – добавила она, – что вы знаете, что пейе гранде не был обычным сокровищем. Это было золото храма. Да ведь некоторые храмы были буквально покрыты толстым слоем чистого золота. Это золото, как и то, что было зарыто в уаках, было священным. Мансиче, верховный правитель, наложил проклятие на это, на любого индейца, который расскажет об этом, на любого испанца, который может узнать об этом. Проклятие лежит на поиске – да, даже на поиске священного Золота богов. Это одно из самых ужасных проклятий, которые когда-либо произносились, проклятие Мансиче.
Даже говоря об этом, она понизила голос. Я чувствовал, что независимо от того, какое у нее было образование, в ее мозгу таились некоторые примитивные импульсы, а также убеждения. Либо проклятие Мансиче на сокровище было для нее таким же реальным, как если бы само его прикосновение было ядовитым, либо она изо всех сил старалась создать у нас такое впечатление.
– Каким-то образом, – продолжала она тихим голосом, – этот испанец, предок дона Луиса Мендосы, получил некоторое представление о тайне. Он умер, – торжественно произнесла она, бросив на Крейга взгляд своих чудесных глаз, чтобы неизгладимо запечатлеть эту мысль. – Его зарезал один из членов племени. На кинжале, как я слышала, была написана тайна сокровища.
Я чувствовал, что в былые времена она могла бы стать великой жрицей языческих богов. Итак, была ли она чем-то большим, чем просто умной актрисой?
Она сделала паузу, затем добавила:
– Это мое племя – моя семья.
Она снова сделала паузу.
– На протяжении веков большая рыба была секретом, остается секретом до сих пор – или, по крайней мере, была, пока кто-то не получил ее от моего брата в Перу. Традиция и кинжал были доверены ему. Я не знаю, как это случилось. Каким-то образом он, казалось, сходил с ума – пока не заговорил. У него украли кинжал. Как это случилось, как он попал в руки профессора Нортона, я не знаю.
– Но, в любом случае, – продолжала она тем же торжественным тоном, – проклятие последовало за этим. После того как мой брат раскрыл тайну кинжала и потерял его, разум покинул его. Он бросился в озеро Титикака.
Ее голос резко сорвался в страстном излиянии трагедий, последовавших за спрятанным сокровищем и кинжалом инков.
– Теперь, здесь, в Нью-Йорке, наступает эта ужасная смерть сеньора Мендосы, – воскликнула она. – Я не знаю, никто не знает, получил ли он секрет золота или нет. Во всяком случае, он, должно быть, думал, что у него он есть. Он был убит внезапно, в своем собственном доме. Это мой ответ на ваш запрос о компании по поиску сокровищ, о которой вы упомянули, что бы это ни было. Мне больше не нужно говорить о проклятии Мансиче. Стоит ли Золото богов того?
Нельзя было отрицать, что для нее это было реально, что бы мы ни думали об этой истории. Я вспомнил грубо напечатанные предупреждения, которые были отправлены Нортону, Лесли, Кеннеди и мне. Имели ли они тогда какое-то значение? Я не смог убедить себя, что они были делом рук одного чудака. Должен же быть кто-то, для кого исполнение мести богов было непреложной обязанностью. Каким бы непривлекательным я ни был, я увидел здесь реальную опасность. Если кто-то, либо для того, чтобы сохранить тайну для себя, либо призванный божественным мандатом к мести, задумает осуществить угрозы в четырех записках, что может произойти?
– Я не могу рассказать вам гораздо больше фактов, чем вы, вероятно, уже знаете, – заметила она, пристально наблюдая за нашими лицами и отмечая эффект каждого слова. – Я полагаю, вы знаете, что сокровище всегда считалось находящимся в большом кургане, кургане, как вы, кажется, его называете, который виден из нашего города Трухильо. Многие люди пытались открыть его, но их засыпало огромной массой песка.
