Артур Арапов
Стихи и песни 1990 – 2020
Всё имеет значенье
Всё имеет значенье,
Что конец, что начало.
Мне явилось виденье:
Вдруг Светило пропало
И поток замирает,
Кровь по жилам не бьётся.
Всё вокруг остывает,
Память лишь остаётся.
Память – это сознанье,
Ощущенье былого.
Что есть ад? – наказанье
Осознанием злого.
Ведь во зле – тьма, а тьмою
Память вечно терзает,
Это, с тленной судьбою,
Грешным смерть открывает.
То, как сон безобразный,
Чувство холода, страха.
Что ж ты сделал, несчастный? —
Жил для мерзкого праха!
Ты войдёшь с этим в камень.
И удел твой – мученье.
Ветер, сырость и пламень…
Всё имеет значенье!
Конец лета 1994
Встреча с Богом
За весь век шагами не измерить
Сколько я прошлялся по дорогам.
И скажу вам, можете не верить,
Повстречаться выпало мне с богом.
Просидели у костра всю ночь,
Переговорив, о том, об этом,
Спрашивал он: «Чем тебе помочь?»
И не лез в карман я за ответом.
«У меня желаний нет нескромных,
Есть одно лишь давнее мечтанье:
Подари мне два крыла огромных!
Чтоб летать над бездной мирозданья».
На меня бог посмотрел с тоской.
«Стоит мне приделать тебе крылья,
В миг раздавлен будешь ты толпой,
Став очередной жертвой насилия.
Видно, недодумал я мир этот,
Всё дал людям, чтоб счастливей стали,
Но для счастья выбран странный метод…
Даже и меня они распяли.
Сколько их не мой святой водой,
Верят в то, что лучше рыться в норах.
Заняты мышиною вознёй.
Всё в делах, в тряпье, да в разговорах.
…Так и просидели до рассвета,
А когда пришла пора проститься:
«Ладно, – говорю. – Раз крыльев нету,
Так налей хотя б опохмелиться».
1997
В том состоянии
В том состоянии, когда поймёшь
Ты наконец, что в скуке утопаешь,
Что жизнью беспросветною живёшь,
И что, по существу, совсем ещё не знаешь,
Куда, зачем бредёшь,
По ком скучаешь —
Тоскливо лишь поёшь,
Скрипишь, а не играешь.
В том состоянии, когда всё то,
В чём весь твой мир, в пустыню превратится,
И не поможет выбраться никто,
Совсем чужими вдруг покажутся все лица.
Гнёзд так и не совьют,
Чтоб сговориться,
Тоскливо лишь споют
Журавль да синица.
Тогда, когда боль правды (или ложь)
Вонзит свой меч, как в душу, так и в тело,
И жизнью жизнь свою не назовёшь,
И рано умолкать, и спорить надоело…
Под тяжестью тревог
Лишь осень знает,
Что ты не одинок,
Со всеми так бывает.
Весна 1994
В этот мокрый день осенний
В этот мокрый день осенний,
Как на ветке лист последний,
С желтизной своей,
Я живу, и в том не каюсь,
И хожу и улыбаюсь
Странностям людей.
То обидно, то забавно,
Что так глупо и бесславно
Утекает век.
Скоро и на ус колючий,
И на лес кудрей дремучий,
Ляжет первый снег.
Ах, ну почему я не волшебник?
Так хотелось бы улыбки в мир вернуть!
Люди, жизнь – открытый ваш учебник.
Отчего бы вам в него не заглянуть?
Там давно уже всё ясно,
Убегаем мы напрасно
От сердечных слёз,
Будто это нам и надо,
В сумасбродство маскарада,
Да ещё всерьёз.
Пусть кораблик наш бумажный,
Не такой ведь он и важный,
Вдаль себе плывёт.
В жизни главное – друг другу
Пожимать при встрече руку,
Всюду, круглый год.
Ах, вот если б море акварели!
Я бы выкрасил асфальт в морковный цвет!
Утром люди в окна б посмотрели,
А печали словно не было и нет!
1994
В этот солнечный денёк
В этот солнечный денёк
В сердце вспыхнул огонёк.
Подражая пенью птиц
Беззаботному,
По весенним ручейкам,
По растопленным снегам,
Где веселью нет границ
Половодному…
Нагуляюсь, надышусь,
Не печалясь ни о чём.
В мир прохлады окунусь,
Света и тепла.
Звон капели обниму
И закружим мы вдвоём,
Сам не знаю, почему,
Нас с ума свела
Милая весна!
В нарисованной любви
Снова жажду утолю.
Хоть меня на части рви,
Верю я в неё.
И охота закричать:
О, как я тебя люблю!
Только где тебя искать,
Счастье ты моё?
О, весна, чудесный сон,
Утопи меня в себе!
Ты одна в моей судьбе,
Лишь тобою я
Очарован, опьянён,
Вновь могу про всё забыть,
Ты не дашь любви остыть,
Милая моя!
Белоснежную постель
Мы оставили зиме,
Пусть себе поёт метель
Колыбельную.
В наших душах мы зажжём
Свет в любой холодной тьме,
И любовь тем воспоём
Беспредельную!
Милая весна!
1994
Вы
Вы!.. Сон, значит, не соврал…
Предвещал свет милых глаз.
Вы!.. А я уж и не мечтал
Наяву увидеть Вас!
Сколько раз, в воображении,
Этот миг я рисовал.
Сколько фраз, в стихотворении,
Лишь для Вас заготовлял!..
Но при встрече оробел —
Вам сказать их не посмел.
1992
Гангстер Билл
Гангстер Билл любил деньжата.
Жить шикарно он любил.
Своего родного брата
Он за доллар пристрелил.
Из тюрьмы сбежав недавно,
Он по Лондону шагал,
И не в самом добром, явно,
Настроенье пребывал.
Матюкаясь по английский,
Обругав сухой закон,
Осушил бутылку виски,
И взять банк задумал он.
Его дело пахло вышкой:
Значит, нечего терять.
С пистолетом «кольт» под мышкой
Крупный банк шёл гангстер брать.
В банк вошёл он, оглянувшись,
Пистолет всем показал,
И, любезно улыбнувшись:
– Ограбление! – сказал.
Но кассир не вздрогнул даже.
– Извини, конечно, Билл,
Пять минут назад сюда же
Заходил один дебил!
Гангстер Бил вздохнул тоскливо.
– Ладно, в следующий раз, —
Заключил он. – Ну, счастливо!
И поспешно скрылся с глаз.
Мистер в новеньком Ролс Ройсе
Отдыхал, глаза прикрыв.
Вдруг ему сказали: «Смойся!»
Пистолетом пригрозив.
Мистер «смылся», давшись диву,
И в полицию, пешком,
Побежал болтать шерифу
О несчастии своём.
Гангстер Билл залез в машину.
Так его встревожил хмель,
Что он вспомнил крошку Тину,
И отправился в бордель.
Но в борделе сообщили:
– От разнообразья поз,
В коих Тину все «любили»,
Тину мучает понос.
Гангстер Билл вздохнул тоскливо.
– Ладно в следующий раз, —
Проворчал он. – Ну, счастливо!
И поспешно скрылся с глаз.
Где-то 1996—97 (остальные четыре страницы утрачены)
Где же я? Всё не видно просвета
Где же я? Всё не видно просвета…
Если только в своём же бреду…
Я бесцельно смотрю в бездну Лета.
Жалко мёрзнуть в её мёртвом льду.
Веселюсь, тратя вольность поэта!
То не мучит, что боль обрету.
Мне важнее познанье ответа
На вопрос: «Как обидеть беду?»
Не найдя утешения в вере
В то, что в бездне пристанище есть,
Я душой где-то там – на Венере,
Телом – с миром утратившим честь.
А ведь мне надоели ошибки.
Тщетный труд… Так ловлю я лишь тень
Человечьего счастья улыбки…
Вот и всё на сегодняшний день.
Конец 1994, начало 1995
Говорил мне пророк
Говорил мне пророк:
«Ты послушай, сынок.
Не гуляй, не гуляй босиком.
Все болезни от ног.»
А я был молодым.
Непослушным, как дым.
Думал, всё излечу коньяком.
Век не буду больным.
Да по грешной земле
Брёл я навеселе,
По замшелым, по диким лесам,
Что погрязли во зле.
С узелком за спиной,
Где хранил весь мир свой.
Предаваясь мечтам по ночам,
Забывал, что гуляю босой.
Поучал старый волк:
«Ты послушай, щенок.
Не гуляй, не гуляй босиком.
Все болезни от ног.
Время жизни – река.
Нет ей края пока,
Ты не будь, ты не будь дураком!
Ноги кормят волка!»
Ты прости, старый волк.
Это, видно, мой рок.
Мудрость вечную слов тех простых
Не возьму никак в толк.
И пускай грянет гром,
Пусть не быть мне волком,
Мне не нужно советов твоих.
Всё-равно, я пойду босиком!
Октябрь 1995
Гоню тоску из сердца прочь
Говорят, на белом свете
Есть любовь для каждого из нас.
Только я её пока ещё не встретил,
Хоть искал не раз.
От рассвета до рассвета
По земному шару я бродил.
О, любовь моя, ну где ты?.. где ты?
Ждать нет больше сил!
Гоню тоску из сердца прочь,
Чтоб чудо из чудес случилось!
Я так хочу, чтоб в эту ночь
Лишь ты мне снилась!
Может быть, ты ходишь рядом,
И появишься в моей судьбе.
Улыбнёшься, оттолкнёшь ли взглядом —
Буду разд тебе!
И весь мир вокруг, я знаю,
Станет сразу сказочно хорош,
Если ты, весенняя такая,
Мимо не пройдёшь!
Середина 90-х
Далеко, у самого истока
Далеко, у самого истока,
Где рассвет сливается с душой,
Дремлет мудрость ветра одиноко.
Там-то и находится покой.
Далеко. Да, но не дальше жизни,
И не глубже мыслимых глубин,
Есть та фея – ты ей только свистни!
И, глядишь, уже среди вершин!
Люди, вы смеётесь надо мною.
Вам смешно от этих слов моих.
Ну и пусть не нужно вам покою,
Всё равно я так сложу свой стих.
Я спешу, лечу туда – в далёко!
Где поют весенние цветы
О любви у самого истока.
Где есть только двое – я и ты.
Далеко, у самого истока,
Где любовь сливается с душой,
Дремлет мудрость ветра одиноко.
Там-то и построю я дом свой.
Август-сентябрь 1995
Даша
Одно из моих первых крупноформатных произведений духовно-прикладного искусства «Даша» была написана тогда, когда я уже не гнушался писать наглагольной рифмой.
«Дела давно минувших дней»
В одной стране далёкой,
Где пальмы не растут,
С бабусею убогой
(не помню, как зовут)
Жила одна милашка,
Застенчива, проста.
Милашку звали Дашка.
Была она, бедняжка,
С рожденья сирота.
Отцу её досталось
В тюрьме свой век дожить.
При родах мать скончалась.
Что ж, некого винить…
Лет до пяти девчушка
В приюте провела,
Ну, а потом старушка —
Горбатая болтушка —
Её к себе взяла.
Девчоночка боялась
Вначале, и не шла.
Но бабка привязалась,
Речами доняла:
– Не будь ты так труслива.
Пойдём ко мне, мой свет.
Жить будем мы счастливо.
И мне не так тоскливо
С тобой на старость лет.
И Даша согласилась.
Уже который год
Она, как и не снилось
Ей в детстве, без забот
Жила с бабусей, мило,
В уютненькой избе.
Полы в каморках мыла,
К обеду щи варила,
И кланялась судьбе.
С пытливыми глазами,
Душевной теплоты
(увы, забыл с годами
Лица её черты:
Отшибла память бражка)
Такой была она,
Что всем казалось, Дашка
Затем лишь не монашка,
Что не пострижена.
Старик, лишённый зренья,
Что к бабке приходил,
Учил девицу пению,
И грамотам учил.
Так Дашенька взрослела.
И, должен я признать,
Она неплохо пела,
Читать писать умела,
И даже рисовать.
Блаженно шли недели.
Бог дал ей расцвести.
Но молодцы не смели
К ней близко подойти,
И ею любовались
Тайком, издалека.
Глядели, ухмылялись,
Смешки порой срывались
С шального языка.
– Она не из уродин! —
Частенько повторял
Моряк Степан Болотин.
В девицах толк он знал.
– Да, справная дивчина!
Вот только ловит мух…
– Молчи ты, дурачина! —
Так рассуждали чинно
Сапожник и пастух.
Однажды, помню, даже
Какой-то генерал —
Большой и важный – к Даше
С признаньем приставал.
Я думал (и немало),
Что Дашенька моя
Пойдёт за генерала…
Ничуть так не бывало!
Лишь ошибался я.
Скажу вам, между нами,
Без каверзных словес,
За ягодой – грибами,
Частенько Даша в лес
Ходила, и, под сенью
Деревьев вековых,
Скрывалась. С тихой ленью
Внимала, может, пенью
Чудесных птиц лесных,
А может, умилялась
Журчаньем ручейка,
Иль елям улыбалась
Под шёпот ветерка…
О том я знать не смею.
И не к чему гадать
(хвалиться не умею,
Но с детства не имею
Привычки я приврать!)
Так вот, однажды, значит,
Из леса воротясь
На хату, как заплачет
Вдруг Даша, повалясь
Ничком в свою перину,
Лицо в подушке скрыв
(объелась будто хины).
Конечно, бабку Нину —
Ведунью местных див —
К ней пригласили тут же,
Заставили отвар
Принять. Ей стало лучше,
И спал немного жар.
– Ох, Даша, что с тобою?
– Отстаньте от меня!
Её – святой водою,
Она – брыкать ногою…
И так четыре дня.
А после (странно даже,
Что помню до сих пор)
Всё изменилось в Даше:
Поблекший мутен взор,
Болезненные тени
Бесцветного лица;
Вся постоянно в лени,
И приступы мигрени
Без края и конца.
Бывало, раньше, встанет
С кровати утром – в путь! —
Вокруг с улыбкой глянет,
Займётся чем-нибудь,
Под милое болтанье,
Под песни нежный звук…
Теперь же всё в молчанье.
Ну, что за наказанье
Нашло на Дашу вдруг?
Никто не знал об этом
Тогда. Старушки ж, вновь
И вновь, по всем приметам,
Винили в том любовь…
Мне было не до сплетен
В те дни: по кабакам
Я шлялся, духом беден,
Издалека заметен
Таким же дуракам.
Бузил я и скандалил,
Лез в драку ни за грош.
Меня бред хмеля жалил
Сильней, чем злая вошь.
Тоска мне сердце грызла,
Глаза смотрели врозь,
И тело всё раскисло.
Не понимая смысла,
Я видел всё насквозь!
Мой друг, кузнец Никита,
Так звал меня домой,
Аж морда вся разбита
Моя (его рукой)
Была. Я ни в какую
Уняться не хотел,
Кричал на всю пивную:
– Пью за мечту большую —
За пышность бабьих тел!
Орал безумным басом:
– Начальник наш дурак!
Когда б телячьим мясом
Кормил он не собак
Своих борзых – охочих,
А славных работяг,
То, средь довольствий прочих,
Снискал б хвалы рабочих.
А это не пустяк!
Открыть ли мне вам тайну,
Затем, чтоб доказать,
Что пал я не случайно?
Открою, что скрывать…
Известный бабник, Яшка,
Трепался всем о том,
Что с ним бывала Дашка,
«та самая дурашка»,
В лесочке под кустом!
Любил я Дашу, честно,
Давно по ней страдал.
Подушкам лишь известно,
Как ночью я рыдал,
О Дашеньке мечтая…
Она же, на меня
свой взор не обращая,
Было мне, как чужая,
Совсем мне не родня.
Я пил тогда безбожно.
От горя, пил и пил.
Был б трезвым, то, возможно,
Я б Яшку придушил.
А так, об нечисть эту
Кулак лишь свой разбил,
Призвав его к ответу.
В отбитую котлету
Всего лишь превратил…
Но, Даша… Как нелепо!
Сказали мне потом…
Перекрестясь, на небо
Взглянула, и свой дом
Оставив, вдаль куда-то
Направила свой след.
Уж ночь упрятать рада
Была красы заката,
А Даши нет и нет.
Такого не бывало
Ни разу до тех пор.
Сё бабку взволновало.
Слезами полон, взор
Стремился видеть дивной
Дочурки красоту.
Вдвоём с ведуньей Ниной
Они, дорогой длинной,
Шли за верстой версту.
Но поиск был негоден.
Как раз, в тот поздний час,
Моряк, Степан Болотин,
Не отрывая глаз,
С недоуменьем явно,
Глазел на гладь реки.
По ней, совсем недавно,
Так медленно и плавно,
Вдруг разошлись круги.
До этого, неробко
(так совесть подвела),
Глядел на Дашу Стёпка,
Как в воду та вошла.
В кустах он притаился,
Затей безумных полн.
Уже развеселился,
Но, вдруг… Лик девы скрылся
Под сенью тихих волн!
Он мог бы прыгнуть в воду,
Помочь ей – был он смел! —
Но, так уж вышло, сроду
Он плавать не умел…
Всё разом помутилось
В моей больной душе,
Как Даша утопилась.
Но это приключилось
Давным-давно уже.
– Ах, Даша, Даша… Жалко
Рассказ кончать на том,
Что ты почти русалка,
Твой дом на дне речном.
Ты не грустишь, родная?
Я тоже не грущу.
Судьба у нас такая…
Живу я, твёрдо зная,
Что Яшке отомщу!
Покоя не найдёт он
Вовек, пока я жив.
Пусть я уже измотан,
Искусством местных див
Я вскоре овладею,
Коварным волшебствам
Дать выход в свет сумею.
И этому злодею,
Как должное, воздам
За все его заслуги!
Нашлю своей рукой
На Яшку я все муки.
А радость и покой
Души его жестокой,
Увы, не доживут
До старости глубокой!
В одной стране далёкой,
Где пальмы не растут…
1996 (черновики юности)
Да, я поэт!
Да, я поэт! И знаю о поэтах!
Не верите? А мне на вас чихать!
Вы, кто читает только в туалетах,
Что об искусстве можете вы знать?!
Страницу за страницей выдирая,
Пыхтя над унитазною дырой,
И Лермонтовым зад свой подтирая,
Стихам вы благодарны всей душой!
Поэт страдал, не спал, писал ночами,
Стараясь свою душу вам отдать,
Затем, чтоб его светлыми мечтами
Могли вы свою совесть подтирать!
Но бойтесь, вы! Я мщу вам за поэтов!
Я выпущу такое скоро в свет,
Что рухнут стены ваших туалетов!
Ваш зад узнает, кто такой поэт!
Написано в начале 90-х
Долгий путь, дальний путь
Долгий путь, дальний путь.
Что-нибудь, да как-нибудь.
Ну как тут бродяге не устать?
Ах, как хочется порой
Просто с милой и родной
Повстречаться и ей сказать:
Сколько стран я исшагал,
Сколько истоптал дорог.
Такую, как ты, узнать ни в ком не мог.
Хорошо, что теперь узнал!
Долгий путь, трудный путь.
Негде, не с кем отдохнуть.
Мелькая проносятся года.
Только в снах, что по ночам
Не дают увять мечтам,
Продолжается песня та.
Долгий путь, страшный путь.
Хоть бы на часок раздуть
В замёрзшей груди любви костёр.
Но пока любви слова
Слышат лишь полынь-трава,
Да пустынный степной простор.
8 марта 1995
Если б я был воробьём
Если б я был воробьём,
Я бы ввек не ведал горя!
В синем небе, на просторе,
Я б себе построил дом!
И, покинув мир сует,
Славно б жил за облаками!
За незримыми мирами!
Средь невиданных планет!
Если б я был воробьём,
Мне бы жить была охота!
С выси вольного полёта
Я б махнул на всё крылом!
И умчался бы вослед
За таинственной звездою,
Чтобы встретится с мечтою,
И постичь её секрет!
Если б я был воробьём —
не дворнягою бескрылой —
Я б нашёл дорогу к милой!
И летали б мы вдвоём!
И не знали б нужд и бед,
Песни пели бы созвучно!
Вместе не было б нам скучно,
Там, где вечно светит свет!
Ноябрь 1994
Живая вода
Далеко дорога ведёт.
Тихо путник песню поёт:
«Ты веди дорога туда,
Где течёт живая вода!
Наберу живой той воды,
Чтоб не знать вновь горя-беды,
Чтоб ожить разбитой душой,
Обрести сердечный покой.
Пролегла дорога сквозь тьму.
Избежать б тюрьму да суму.
Поскорей бы день наступил,
Путь к живой воде осветил.
Жизнь проходит, день за днём
Жизнь проходит, день за днём летит куда-то вдаль,
Ну а я, по-прежнёму, всё там, где потерял покой.
Прости за то, что у меня в глазах печаль.
Прости за то, что я такой.
Надоело мне смотреть один и тот же сон.
Странный сон, в котором нет любви, лишь суета.
Прости, не в силах больше я сдержать свой стон.
Прости меня, моя мечта.
1992
Завари мне чайку
Завари мне чайку,
да покрепче, пожалуйста, мама.
Чтобы выпить, и выгнать
всю дурь из больной головы.
Чтоб согреть то, что бьётся
внутри, средь никчёмности хлама,
И, забывшись, свалится
на тихую зелень травы.
Годы шли в бесполезных скитаньях,
и, видишь, родная,
На нормальную жизнь
не хватает терпения мне.
Я хотел бы лишь выпить
стаканчик горячего чая,
И уснуть, может быть навсегда,
где-нибудь в тишине.
Лишь сплетенье нехитрое фраз
мне как будто послушно.
С ходом спутанных мыслей,
подвластных судьбе, не сравнить.
Ты прости, дорогая,
но мне одиноко и душно.
И растёт зависть к тем,
кто имеет возможность дарить.
С каждым вздохом всё крепнут
и крепнут привычки к пустому,
Если сердце, общаясь,
не слышит родных голосов.
Жаль неправильных дней…
ведь могли их прожить по другому.
Это горькая правда
напрасно убитых веков.
1994
За хмельными морями
За хмельными морями
Таял снег февраля.
Проливными дождями
Умывалась земля.
И промокшие ели
Напевали о том,
Что однажды узрели,
Когда грянул гром.
На цветущей полянке,
Как в Эдемском саду,
В заколдованном замке,
Знать не зная беду,
Жили князь и княгиня,
Далеки от страстей,
И их дочь, как богиня
Лесов и полей.
Прогуляться любила
Молодая княжна.
Как-то раз угодила
В лапы зверя она.
И на помощь явился
Ей бродячий скрипач.
И в неё он влюбился!
Хоть смейся, хоть плачь!
Красотою искусства,
Так, что камень б расцвёл,
Музыкант юный в чувства
Незнакомку привёл.
Та глаза приоткрыла,
Их дыханья слились,
И она полюбила
Его на всю жизнь!
Было б славно на этом
Сделать сказки конец…
Только, слышат, с рассветом
Кличут мать и отец.
«Вот пора нам простится, —
Прошептала княжна.
– Я уже воротится
Обратно должна».
Растянулись в недели
Одиночества дни.
И без встреч опустели
Для влюблённых они!
В спальне слёзы ночами,
Свет в квадрате окна:
Ищет друга глазами
В долине княжна…
А скрипач, исстрадавшись,
Разучился играть!
И, на скалы взобравшись,
Захотел полетать…
Но Любовь подсказала:
«Ты Её позови!»
Эхо голос домчало
На крыльях любви!
Ночью – время побега!
Доверяя коням,
Покатила телега
По поющим пескам!
На телеге белели
Двух влюблённых тела…
Мы им вслед не глядели.
(Не наши дела!)
Конец весны 1994
Зачем ты по ночам приходишь?
Зачем ты по ночам приходишь
И свет надежд в мой сон несёшь?
Меня с ума ты снова сводишь,
И за собой в свой сад влечёшь.
И я опять в тебе теряюсь.
Но рвётся сердце на куски,
Когда к утру я просыпаюсь
В плену отчаянной тоски.
Мне самому всё это странно,
Но голос песни, лишь одной,
Мне повторяет жутким эхом постоянно:
Ты не со мной!.. Ты не со мной!..
Я так хочу тебя увидеть,
Обнять и ласками покрыть.
От всех сберечь и не обидеть.
И больше незачем мне жить!
Нет я не жду в пустой надежде
С тобою встречи наяву.
С такой, какой была ты прежде.
Тебя обратно не зову.
И пусть меня страданье гложет,
Удел не нужен мне другой.
Он заменить любви не сможет,
Не сможет возвратить покой.
Стон этой грусти бесполезной
Как будто крепкое вино,
Меня от жизни, без тебя неинтересной,
Несёт на дно!.. Несёт на дно!..
Июнь 1995
Звёзды загрустили
Звёзды загрустили в глубине ночной.
Душу разбудили правдой неземной.
Той слезой незримой, истиной простой
Ими озаримой в глубине ночной.
Сразу расхотелось понапрасну тлеть.
Жажда загорелась – вечность лицезреть.
И как будто крылья вмиг смог заиметь.
Жаль, в краю бессилья некуда лететь.
Знать, судьба такая – всё чего-то ждать.
Без конца и края падать и вставать.
Кажется, веселье, вот оно – бери!
Но опять похмелье, что ни говори.
Этот путь не млечный путь – лабиринт дорог.
Как не сбиться, не свернуть, не испачкать ног?
Этот путь – неровный путь, по волнам тревог.
Но лишь там найдётся суть, где найдётся Бог.
Странно мир устроен, то жара, то снег.
Разум неспокоен, неспокоен век.
Будто так и надо, мы, птенцы без гнёзд,
Всё летим куда-то. Жаль, что не до звёзд.
Девяноста пятый утекает год.
Вскоре век двадцатый вовсе изойдёт.
Что ж, тоска дрянная, убирайся прочь!
У меня другая есть подруга – ночь!
Март 1995
Как весною, лишь растаяли снега
Как весною, лишь растаяли снега,
Льды разбились и разлились берега.
Повстречались двое на беду свою.
Полюбили. Жить могли бы как в раю!
Но тем летом, как назло, война пришла.
И к оружию она всех призвала.
Чтобы защитить родную сторону,
Он собрался в путь последний – на войну.
На пороге говорил своей жене:
– Мне пора, я ухожу. Не плачь по мне!
Я к тебе ещё вернусь, ты так и знай!
Вот и всё. Прощай, родная! Не скучай!
Сколько наших полегло уже парней.
Сколько прахом их усеяно полей.
Может, где-то там придётся пасть и мне.
Что ж поделать. На войне – как на войне.
Как страдала, как его ждала жена.
И об этом знала лишь она одна.
Но, как многие, так и не дождалась:
Весть о смерти чёрной тучей пролилась.
Как весною, лишь растаяли снега,
Льды разбились и разлились берега.
Повстречались двое – вот она, беда! —
Для того лишь, чтоб расстаться навсегда.
Конец лета 1994
