bannerbannerbanner
полная версияТеневое Братство

Артем Сергеевич Октябрьский
Теневое Братство

глава 1

Гроза не на шутку разыгралась в ту ночь. Молния била в разные точки земли: холмы, горы, высокие сосны; ветер раскидывал небольшие деревья и навесы; проливной дождь смывал с крыш травяную глину. По раскисшей от ливня дороге шагала вороная лошадь. Она до нитки промокла и вся тряслась от холода, как и ее всадник. Впопыхах он даже не запряг вороного скакуна, ибо было некогда, только лишь успел накинуть уздечку. Только Агротару известно, как этот преступник сбежал из Королевской тюрьмы, да еще и своровал лошадь в конюшне на окраине Королевской Столицы. Теперь же он медленно шагал по черной, ничем не освещенной дороге, стуча меж собой цепью кандалов на руках и вытирая мешковатой рубахой текучие от назревающей простуды сопли. Пройдя от главной развилки, где его потеряла стража, верст десять, беглец увидел небольшой огонек. Оживившись, он пнул босой ногой лошадь, и та поскакала быстрее. Огоньком оказался светом в окне небольшой фермерской хижины. Дом явно принадлежал какому-то отшельнику, но выглядел, судя по виду в окне, достаточно ухоженно. Беглец подошел к дому, соскочил с лошади и начал медленно шлепать по вязкой, разбухшей от сильного ливня, грязи, волоча за уздечку свою спасительницу. Возле входа в хижину, под навесом, были небольшие ясли с лежащим в них овсом – специально приготовленные хозяином для гостя-путника. Беглец привязал лошадь к свае, и, не стучась, вошел внутрь.

Хижина была достаточно маленькой, напоминавшей даже своим видом землянку. Старая стертая кровать, стоящая в углу, сразу же приманила взгляд беглеца, который чудовищно хотел спать, но что еще больше – хотел есть. На столе в середине хижины стояла бутылка эля, в тарелке лежали недавно сваренная кукуруза, морковь и в соседней тарелке – свежий рис. Кто-то собирался ужинать, но его явно что-то отвлекло, и хозяин удалился прочь от стола и прочь из хижины. Беглец из последних сил доковылял до стола, сел за него и стал жадно хватать рис руками, роняя половину на пол. Даже не прожевывая, он глотал зернышки водолюбивого растения, лишь изредка останавливаясь, чтобы отдышаться и сделать другой глоток эля. Когда тарелки были опустошены, а бутыль испускал лишь душок от бывшего в нем хмельного напитка, беглец встал и мертвым ходом дошел до кровати, рухнув на нее, не раздеваясь. Сон в мгновение ока одолел его, заставив забыть обо всем – о недавнем побеге, об убийстве сына хозяина продуктовой лавки, о том, что вскоре может вернуться хозяин и убить его, или сдать Королевской страже – усталость заставила забыть обо всем на свете.

Сквозь сон беглец почувствовал на себе пристальный взгляд и открыл глаза. У края кровати стояла фигура в черном плаще и капюшоне, скрывавшем лицо неизвестного. Беглец подорвался с места и достал из-за пазухи старый тупой кинжал.

– Оставь эти глупости, – сказал человек в плаще грубым и до жути холодным голосом. – Если бы я хотел тебя убить – ты бы уже давно отправился к Матери Пустоты.

– Кто ты? – недоуменно спросил беглец. Он еще не убрал кинжала, но в душе что-то подсказывало ему, что даже если бы этот некто был для него врагом, такой тупой осколок короткого меча вряд ли смог бы помочь ему.

– Это неважно, – сказал некто, указывая на беглеца пальцем, скрытым в черной перчатке. – Важно, кто ты! Ты запутался в этом омуте жизни и тебе предстоит выживать и в конечном итоге погибнуть под пятой Королевской власти.

– Ты не знаешь меня, – сказал беглец неуверенно.

– Ошибаешься, – некто чуть повернул голову, но чувство было такое, что он смотрит на беглеца сквозь ткань черного капюшона. – Я знаю тебя куда лучше, чем ты думаешь. И только лишь я знаю истинную причину того, почему ты вынужден сейчас бегать от Стражи, которая норовит выпустить тебе потроха, вырезав мечом шов от паха до шеи.

– Я не понимаю тебя… – беглец смотрел на человека в плаще уже не осторожными, а испуганными глазами, опуская кинжал все ниже и ниже.

– Понимаешь, просто боишься признаться самому себе, – некто снова повернул голову ровно на беглеца, но лица все еще было не разглядеть под черной промокшей тканью. – Только лишь смерть может искупить вину за загубленную жизнь. И только лишь тот, несущий мстительную смерть виновнику, способен познать благословение Матери Пустоты. Ты донес смерть виновнику людской боли, ты утолил кровавую жажду своего Покровителя. Теперь у тебя не может быть иных богов, теперь только наша Матерь благословляет тебя, путник. Твое прошлое неважно, важно настоящее. Хочешь ли ты обрести новую семью взамен той, что ты потерял?

Беглец убрал кинжал и угрюмо отвернул взгляд, ничего не ответив. Некто в плаще был очень доволен таким ответом, но все еще оставался неподвижен, ибо беглец мог выкинуть все, что угодно – стоило быть осторожным. Тем не менее, незнакомец продолжил:

– На северо-западе есть еще одна ферма – ферма старика Рея. Этот человек бездушен для общества, он приносит только мрак. Убей его, и ты получишь ту семью, которую заслуживаешь.

– Как мне тебя найти? – спросил беглец. – Когда закончу.

– Не волнуйся, дитя мое, – некто провел рукой над кандалами беглеца, после чего те взялись зеленым дымом и, раскрывшись, упали на пол. – Когда первая капля крови Рея упадет на землю, я узнаю об этом и сам тебя отыщу.

Некто махнул вокруг себя рукой, взялся зеленым дымом и испарился. Дверь в хижину была открыта, и после пары секунд оттуда донесся голос незнакомца в плаще:

– И помни, Фарос, что отныне только ночь является твоим священным временем.

После этих слов дверь захлопнулась, а на улице грянул сильный гром. Беглец только лишь увидел возле стола лежащую с перерезанным горлом женщину.

* * *

Незнакомец в плаще приготовил вороную лошадь Фароса к походу, заседлал коня, повесил на узел ножны с мечом, добавил в ясли овса. Фарос нашел в комоде возле кровати уже запылившуюся синюю рубашку, черные свободные штаны, снял возле двери с вешалки бежевый плащ и черные тяжелые сапоги, после чего взял с собой яблоко и отправился в путь.

Гроза в большей своей степени сошла на нет еще на рассвете, однако черные, словно ночь, тучи еще простилались над окрестностями Даландии. Скакать Фаросу пришлось недолго, буквально через полчаса скачки рысью, он вышел на подступы к Мертвой горе, и с прилегающего на востоке холма можно было разглядеть бескрайние просторы северо-западной Даландии: пастбища, хлеба, леса и болота, закрытые с севера широко раскинутым Драконьим хребтом.

Одинокая ферма старика Рея просматривалась и отсюда – она стояла недалеко, версты три на север от холма, и можно было видеть дым с ее печной трубы. Проскакав через хлеба напрямик, не став томить себя окружной дорогой, которая по состоянию ничуть не лучше пшеничной земли, Фарос добрался до фермы за довольно таки короткий промежуток времени. Погода оставалась неблагоприятной для работы на пахоте, и Рей сидел в доме, что облегчало задачу. Фарос подошел к дому, слез с лошади, которую назвал Тиерой за ее пронзительный взгляд и скорость, и зашел, не стучась. Хижина Рея мало чем отличалась от хижины той женщины, где ночевал Фарос, но была уютнее обставлена, и в ней было гораздо теплее.

Рей сидел на коленях перед свечами и иконой Агротара, слезно о чем-то моля, в то время как на кровати лежала молодая девушка, в бреду что-то бормоча. Фарос оглядел хижину, после чего взялся за ножны, что были под его плащом и подошел к старику.

– Ты – Рей? – спросил он в полный голос, но обращая внимания на лежащую в явно плохом состоянии девушку.

Старик обернулся и, вытерев слезы, сказал охрипшим голосом.

– Да, странник, старик Рей это я. Что привело тебя на мою ферму? Овса у меня не сыщешь, непогода испортила весь мой урожай, и накормить тебя я не смогу – еду берегу, сам недоедаю, все дочери отдаю. Хворая она, уже не знаю, что мне делать, какому богу молиться. Не слышит Агротар мою молву, не помогает бедной Дэри.

Рей медленно и устало побрел к кровати своей дочери, а Фарос отвернулся и нервно вздохнул. Сердце застучало сильнее, дыхание участилось, на затылке появились капли пота. Задание было убить только старика Рея, ни о какой дочери речи не было. Фарос заколебался, не мог набраться духа, чтобы вытащить из ножен меч. Он убьет Рея, а что с этой девушкой? Она так и так погибнет от болезни, судя по ее виду, так может, стоит убить и ее? Или лучше оставить? Но тогда она погибнет в муках. Фарос посмотрел в окно и увидел Тиеру, она смотрела на него своим проницательным взглядом, который говорил: «Сделай!». Фарос все еще колебался, а время шло, старик Рей собрался идти в погреб за пшеном, чтобы сварить дочке кашу и попросил гостя присмотреть за больной. «Незнакомец не мог не знать о дочери, – подумал Фарос, – раз он знает мою подноготную, значит, знает все, что касается какого-либо дела. А раз знает все, значит, обязан был знать о дочери! Проверяет…». С этой мыслью он выбежал из дома вслед за Реем, который уже открывал дверь в подвал.

– Я же попросил тебя присмотреть за Дэри, – жалобно сказал старик. – Это ненадолго, я лишь спущусь за…

Не слушая, Фарос вынул из ножен меч и одним взмахом отсек голову старика. Она упала на ступеньки и покатилась в погреб, трясущееся тело упало на колени, с обрубка шеи хлынула кровь, обливая все вокруг. Фарос отошел, но его плащ все равно был сильно испачкан первой струей красной жидкостью металлического привкуса. «Нельзя ждать, пока взыграют на жалости» – подумал Фарос и, не убирая меч, вернулся в хижину.

Девушка лежала на кровати, тяжело дыша, слышался страшный хрип. Решать ее судьбу было уже явно труднее, ибо это не поручение, а самостоятельное решение Фароса, который уже не испытывал той дрожи, что была несколько минут назад. Недолго мучая себя сомнениями, он приставил меч к груди девушки, про себя думая, что он не лишает ее жизни, а избавляет от тех мучений, что ей предоставлены сейчас. Девушка открыла карие глаза и посмотрела на Фароса взглядом, полным слабости и боли. При виде этих глаз, Фарос замешкал, но, решив прыгать с моста в реку, быстро вонзил меч в грудь девушки. Та лишь слабо ахнула, после чего тут же закрыла глаза, по кровати стала растекаться темная кровь. Фарос вынул меч и вытер его об платье, после убрав в ножны. Осознание содеянного оставило тяжелейший камень на его душе, но вместе с тем появилось чувство облегчения, что все уже закончилось, и надо только ждать возвращения незнакомца в плаще. Не желая ни минуты оставаться в этой хижине, Фарос опрокинул горящую лампу на старый ковер, который сразу взялся огнем, и вышел из хижины.

 

Тучи сгущаются над небом, обещая через некоторый час очередной проливной дождь, от земли пахнет дурманящим запахом травы и чернозема, поднимается ветер, а небольшой дымок из печной трубы обратился одним дымным заревом горящей у окраины леса хижины, некогда принадлежавшей отшельнику из Королевской Столицы, фанатично верующему старику Рею.

Фарос ехал по раскисшей дороге на северо-восток, в небольшой городок Вальдарим, надеясь укрыться в местной таверне на день другой, благо в хижине женщины, где к нему пришел некто в плаще, была шкатулка с четырьмя сотнями серебряных монет. Доехав до окраины города, Фарос оставил лошадь в конюшне, заплатив два десятка монет за корм, и расседлал. Пока оставлял седло в ящике возле конюшни, к нему подошел стражник Вальдарима, сворачивая самокрутку.

– Не найдется огня, странник?

Фарос озабоченно посмотрел на стражника и, пошарив по карманам, нашел сверток с трутом и огнивом. Положив на руку стражнику небольшую бумажку, он насыпал немного трута и, ударив по кремнию стальным стержнем, зажег легко воспламеняющийся порошок. Стражник прикурил и, сложив бумажку, выкинул ее в сторону.

– Премного благодарен, – сказал он. – А откуда кровь?

Фарос осмотрел плащ и увидел запекшуюся кровь Рея.

– Пес мой взбесился, – понуро ответил он. – Пришлось успокоить.

– Понимаю, – сочувствующе сказал стражник.

Фарос спросил у него о наличии в городе таверны и получил положительный ответ, что таверна, а ровно и небольшое пристанище для гостей, под названием «Светлая ночь» находится недалеко от главной площади города.

Вальдарим был небольшим городом на северо-западных просторах Даландии. Внешне ничем не примечательный, он не славился богатством, но и не был бедствующим, нищих было крайне мало в отличие от того же Пеккарума, что на юге Королевства. Вальдарим был основан пять сотен лет назад, ровно в тот же год, что и Королевская Столица, и предназначался для заготовки леса и засева на ближайших полях. Оттого большая часть домов были деревянными, окромя домов состоятельных жителей и Королевских учреждений.

Главная площадь Вальдарима, куда направлялся Фарос, была усеяна десятками людей – после грозы жители убирали свой город. От южных ворот Фарос прошел через несколько небольших кварталов, в среднем по четыре дома каждый, и вышел к площади, став лицом к местной часовне. Оглядевшись по сторонам, он увидел деревянную табличку с нарисованным полумесяцем, – то, что нужно. Не заостряя внимание на подметающих площадь жителей, Фарос вошел в таверну, стараясь не обнажать под плащом ножны с мечом, – после покушения на Принцессу Адрию размахивать оружием в городе могло грозить арестом. В таверне было практически пусто, – после грозы путников было мало, а местные жители были известны своими нравами и не тратили время впустую, заходят только по вечерам после работы. Фарос снял себе комнатушку на втором этаже таверны на ночь и, прикупив крепкого вина, направился в свои «покои». Он успел лишь положить на стол в своей комнате алкоголь и повесить плащ с ножнами на вешалку, как дверь внезапно отворилась. Обернувшись, Фарос никого не увидел, и только лишь, когда дверь захлопнулась, возле кровати появился зеленый дым, а затем и сам незнакомец в плаще, который буквально светился довольной улыбкой.

– Слишком осторожен, я смотрю, – сказал Фарос, хмуро оперевшись на стол.

– Спасает от сюрпризов, – незнакомец подошел к столу и покрутил за горлышко бутылку вина. – Заливаешь стресс ядом? А как же было с Тирисом? Тогда ты не заливал стресс?

– Тогда было по-другому! – Фарос стукнул кулаком по столу. – Этот мерзавец получил свое, получил по заслугам, а здесь ты заставил меня убить старика и ни в чем не повинную девушку!

– Заставил? – незнакомец посмотрел на Фароса с усмешкой. – Я, кажется, не ставил тебе никакого ультиматума.

Фарос махнул на незнакомца рукой и сел на кровать, закрыв лицо руками, а незнакомец продолжал:

– Убийство Рея было приглашением в Братство, и ты пошел сам, хотя мог не пойти. А по поводу девушки ты виноват сам.

– То есть как это сам? – Фарос посмотрел на незнакомца.

– Я тебе сказал, что твое священное время – ночь. Ночью Рей всегда отвозил дочь священнику, обращаясь за божьей помощью, и забирал утром. Если бы ты пришел ночью, то не пришлось бы тратить силы на лишнюю жертву.

Незнакомец откупорил бутылку и выпил немного вина, посмотрев на сосуд с неприязнью, – дешевое вино было ужасно. Поставив бутылку на стол, он посмотрел на стену, после чего глубоко вздохнул.

– Ты хорошо чувствуешь оружие? – спросил он, не отводя взгляда от стены.

– Хорошо, – Фарос скрестил руки в кулак и оперся на них губами. – До двадцать седьмого года жизни бился на Арене Королевской Столицы. Там убивать было просто: есть враг – бьешь, потом смываешь кровь в фонтане Арены. А тут…

– Ты чувствовал ее сердце? – продолжал незнакомец, не обращая внимания на слова Фароса, который вопросительно посмотрел на него. – Когда ты вонзил меч в грудь девушки, ты почувствовал, как меч легко рассек эти мягкие ткани?

– Я…

– Я даже могу это описать. Меч вошел в грудь, и она открыла глаза, ахнула, ты почувствовал, как меч немного дрожит – так сердце отстукивало последние секунды, потом дрожь кончилась, и девушка закрыла глаза.

– Да… – Фарос отвернулся.

Незнакомец довольно замычал и после непродолжительной паузы сказал:

– Моей первой жертвой была девочка, которая жила по соседству. Я тогда был совсем юн, и та девушка была немного старше меня. Она убивала собак, – всех, до которых могла дотянуться. Не любила она их, и душила при каждом удобном случае. Ко мне ночью пришел такой же незнакомец в плаще, и предложил мне вступить в Братство взамен на жизнь этой девочки. Я без раздумий согласился. Девушка была крепкая, – кинжал дрожал очень долго. А ее взгляд, полный страха, безысходности, осознания, что все заканчивается, я его запомнил на всю жизнь, и помню сейчас. И знаешь, что бы я сделал, если бы мог вернуться в то время?

– Что же? – спросил Фарос.

– Я бы убивал ее медленнее… в любом случае, ты прошел инициацию и официально стал членом нашего Братства.

Незнакомец подошел к Фаросу, который встал с места, и приставил ко лбу два пальца левой руки, приговаривая:

– Mater, inane, mortem, purificationis, eius anima pertinet ad nos.

Пальцы взялись фиолетовым свечением, и когда оно развеялось, Фарос ощутил сильнейшее жжение в руке, которое было сравнимо с приложением к коже раскаленного металла. Он упал на колени и быстро закатал рукав. На правой руке, на предплечье, выгорело изображение падшего ангела с мечом, вокруг которого было кольцо, состоящее из неизвестных Фаросу символов.

– Недалеко от Светлого холма, что на правом берегу Мертвой реки, находится заброшенная деревня, – продолжил незнакомец. – В одном из домов будет люк. Спустишься в него, и пред тобой предстанет тяжелая стальная дверь. Когда подойдешь, тебя спросят, кто ты. Ответишь: «Mater, inane, mortem, purificationis, venisset domum». Тебя впустят.

Фарос продолжал сидеть на полу комнаты, а незнакомец отворил дверь и, оглянувшись, сказал:

– Добро пожаловать в Теневое Братство, Фарос, еще увидимся… – незнакомец выждал паузу, – …брат.

Зеленый дым окутал незнакомца с головы до ног, после чего он исчез, а Фарос, продолжая прибывать в шоке от сильнейшего ожога, с ужасом разглядывал свою руку.

глава 2

Солнце освещало бескрайние просторы Даландии, после грозы тучи ушли далеко на восток, а белое солнце, что окропляло своим сиянием деревни и поля, горы и леса, деревни и города, начало дарить тепло всем жителями этих прекрасных земель, на которых уже сорок лет, как правит Король Дифрих четвертый.      Именно здесь, ровно сорок лет назад происходили величайшие сражения за революционное право.

Сэтир восьмой, правивший Даландией без малого пятьдесят лет, скончался в 324м году. По наследству трон достался его сыну Вильгеллу, который, придя к власти, решил менять старый уклад жизни. Он внес много поправок в Конституцию Даландского Королевства, отменил рабство, как легальный способ содержания бесплатной рабочей силы, провел как минимум три земельных реформы, уравняв в правах высокопоставленных хозяев тысячных фермерских угодий и простых крестьян. Само собой разумеется, такие действия мало кому понравились бы, и уже спустя месяц в городе Грюм, что на юго-востоке Даландии, вспыхнуло восстание. Неясность существовала целых восемь дней, пока в город не был отправлен отряд кавалерийских разведчиков. Вернулся из всего отряда только один, сообщив, что город превратили в крепость и стали атаковать из осадных орудий всех, кто приближался ближе, чем на пять верст. К Грюму немедленно была направлена Королевская Гвардия, которая взяла город в осаду и начала обстреливать стены из тяжелых катапульт. Только когда один из ядер пробил восточные ворота Грюма, Гвардейцы вошли в город и начали сражение, освобождая город от мятежников.

Но восстание в Грюме оказалось хитрой тактической уловкой, которую Вильгелл, не имевший военного опыта, раскрыл не сразу. Пока Королевская Гвардия очищала Грюм от восставших, к Королевской Столице с севера, из Вальдарима, подошла регулярная армия Даландии, и окружила город, начав обстрел городских кварталов из трибушетов с огненными ядрами. Тем временем Королевская Гвардия в Грюме попала в ловушку, и была вынуждена обороняться. Вильгелл не мог понять, что происходит, а из подчинения у него осталась только городская и Королевская стража. Когда осаждающие разрушили Северные и Восточные ворота, Вильгелл сосредоточил всю стражу вокруг Королевского Замка. Сражение в Столице длились почти неделю. Городская стража стойко сдерживала армию на подходах к Замку, а Королевская стража, состоящая в основном из боевых магов, достаточно долго сдерживала армию Даландии. И тем не менее, после недели сражений Столица пала; восставшие, которых возглавлял Дифрих Четвертый, – двоюродный брат Вильгелла, – казнили Короля на главной площади города, тем самым провозгласив новую, справедливую, власть в Даландии, и Дифрих был коронован в тот же день. Королевская Гвардия, осажденная в Грюме, уже после казни Короля Вильгелла, сражалась еще два месяца – запасов продовольствия в городе было достаточно, чтобы опытным воинам и магам сдерживать атакующих, однако в конце и они погибли все до единого воина. Грюм после двух с половиной месяцев сражений превратился в руины, которые Дифрих приказал не восстанавливать, а оставить, как своеобразный памятник его победы.

С тех пор, как Дифрих Четвертый пришел к власти, жизнь в Даландии стала прежней, но с более жесткими законами и уставами. Новый Король был жестоким человеком и явно страдал манией величия, потому его изображения можно было видеть в каждом замке каждого города Даландии, которые, несмотря на автономность, все же попали под контроль Королевской Столицы, чудом полностью не потеряв суверенитет.

Солнце после дождя, – вещь нехорошая, а солнце после грозы, – еще хуже, особенно на просторах Даландии. Оно могло выжечь все поля и траву, еще недавно намоченные ливнем, к тому же очень сильно жжет голову, – особенно плохо страже городов в стальных доспехах. Плащ Фароса тоже был плохой одеждой в послегрозовую жару. Он снял тяжелую ткань и положил ее на заднюю часть седла, оставшись лишь в расстегнутой рубашке.

Тиера, проходя мимо Мертвой реки, упрямо тянулась в ее сторону. Животное явно запалилось, и Фарос, пожалев верного друга, свернул с дороги и подвел к воде, чтобы лошадь напилась.

Мертвая река. В Даландии ходит много легенд, почему она так называется, самая распространенная, как ни странно – проклятие. Бытуют сказки, что в давние времена здесь была утоплена дочь мага с Королевской Столицы. По рассказам, девушка была похищена, предположительно, бежавшими с Королевской Тюрьмы узниками, после чего изнасилована и утоплена в реке. Преступники долго издевались над девушкой, после чего привязали ее ноги к тяжелому валуну и столкнули его со склона в реку. Девушка на пути к воде получила множество травм от неровности рельефа, но никто не говорит точно, погибла она от удара головой об землю, или все-таки захлебнулась в воде. Реку же проклял отец девушки. Будучи магом изменения, он заколдовал воду, и в ней перестало водиться какая-либо живность, расти водоросли. При этом она оставалось кристально чистой, что позволяло в некотором случае увидеть тело девушки на дне реки еще долгое время после убийства.

 

И хоть история с девушкой была горькой правдой и произошла несколько лет назад, но никто реку не проклинал. Название она получила от своего истока – Мертвой горы, на которой ничего не растет, как раз таки из-за побоища двух фракций, – магов и воинов, – в 133м году. Сама же вода оставалась очень холодной ближе к истоку, что не позволяло живности долго задерживаться в ней, а растения не росли из-за неблагоприятного грунта, хотя почва ближе к берегу была более чем прекрасной для растений. Однако со среднего течения Мертвой реки и до ее устья в Озере Шести ее температура и почва было обыкновенной, и в ней были и рыбы и водоросли и в некоторых местах даже черепахи, при том, что вода все еще оставалось кристально чистой.

Лошадь аккуратно встала копытами в воду и стала медленно пить, но не могла делать нормальных глотков – вода была очень холодной, несмотря на жару. Фарос вымыл лицо и смог немного освежиться, после чего снял с Тиеры седло, дав скотине отдохнуть – своего рода сделал привал. Но не успел он лечь на влажную и теплую траву, как услышал сзади крик:

– Вон он! Держи его!

Вскочив с места, он увидел трех стражей Королевской Столицы, которые узнали его по одному внешнему отличию, которое Фарос не хотел убирать, – длинным волосам. Двое мечников бежали в его стороны, крича предупреждения о том, что не остановятся перед применением оружия в случае сопротивления, сзади же лучник уже натягивал тетиву. Фарос выхватил меч из ножен и сразу увернулся от летящей стрелы. Страж подбежал вплотную, нанося удар сверху, но Фарос блокировал его мечом и ударил противника ногой по подколенной чашечке. Когда стражник упал на колено, он высвободил меч и, пнув щит, вонзил его в горло стражнику. Следом на него снова падал меч, который он не мог блокировать ничем другим, кроме как рукой. Меч вошел очень глубоко в предплечье, но не пробил кость, и Фарос успел вынуть свой меч из горла стражника и ударить другого в бедро – аккуратный просвет между латами. Выйдя из-под острия вражеского меча, он освободил руку и, вынув меч, вонзил его стражнику прямо в небольшой просвет для глаз. Следом в плечо попала стрела, и Фарос увидел, как его Тиера галопом скакала на стражника. Вставая на задние лапы, она пугала и заставляла его отходить, после резко развернулась и лягнула задними копытами стражника прямо в голову. Она подошла к Фаросу, который сидел на колене и, не скрывая, стонал от сильнейшей боли в руке и плече. Тиера заржала и стала толкать его мордой в сторону седла. Ничего не понимая, Фарос поддался лошади и, когда они подошли к седлу, Тиера стала показывать на небольшой кармашек со свертком, который Фарос не сразу заметил. Он взял сверток, развернул его и стал читать то, что на нем написано:

– Mater vacuum, sacra domicilia, purificate anima ab ira, sana vulnera, оblitus grudges, salvum me fac cor humanum.

Его окружило ярко-красное свечение, и он почувствовал облегчение. Боль ушла, и раны затянулись сами собой, а на душе стало спокойно, будто и не было тех убийств, что он совершил до этого.

– Так вот, как они очищают душу, – сказал Фарос вполголоса.

Подняв глаза, он увидел по-настоящему добрый и искренний взгляд своей лошади. Он погладил ее, поблагодарил за помощь, и, заседлав, отправился дальше в путь.

Заброшенная деревня, которая была относительно небольшой – буквально на десяток семей – расположилась чуть южнее Светлого холма. В свое время она была предназначена для добычи соли, – до месторождения и полутора верст не было, – однако из-за вспышки неизвестной болезни, деревушка уже десять лет, как была заброшена. Долгое время ее обходили стороной, потому как все жители погибли в своих домах, и люди не ступали ближе к деревушке, опасаясь подхватить неизвестную заразу. Спустя только восемь лет деревня стала пригодной для жизни, но ее так и не заселяли, ибо ходили слухи, что в ней обитают призраки тех, кто умер здесь, – жители деревни остались жителями деревни даже после смерти.

Фарос въехал в деревню уже ближе к вечеру и, не спеша, шагал меж домов, ведя Тиеру за собой и осторожно оглядываясь. Он был наслышан о призраках, и, хотя не сказать, что верил в них, держал правую руку наготове в любой момент выхватить меч. Какой был бы от этого толк, подумать смешно, но когда в руках оружие, мир уже не кажется таким страшным. В одном из домиков мелькнул огонек, и Фарос взялся за ножны. Привязав Тиеру под рядом стоящим навесом, он пошел внутрь дома. Ему не хотелось заходить, но кто бы это ни был, – свидетели того, как он заходит в убежище, не нужны. Идя по скрипучему полу ветхого домика, Фарос прислушивался к каждому шороху. Там скрип, тут дуновение ветра, здесь крыса – все, что могло сотрясти тишину, заставляло его прятать голову в плечи и сильнее хватать рукоять меча. Наконец, он услышал дыхание в соседней комнате. Подойдя к дверному проему, он приготовился вытаскивать меч и ножен, медленно выдохнул и, собрав волю в кулак, ворвался в комнату.

Внутри никого не оказалось, но когда Фарос опустил меч, слева на него полетел оранжевый дым, который обжег лицо, следом пришелся удар кулаком. Закрывая левый глаз, Фарос пнул коленом врага в живот и оттолкнул. Некто в кожаных легких доспехах и плаще отошел и бросил на Фароса ухмыляющийся взгляд. А когда он попытался нанести удар мечом, этот некто резко сел на шпагат и ударил его по коленке. Фарос упал на правую ногу, и противник ударил его локтем в солнечное сплетение, выхватив левой рукой меч, быстро встав, он направил лезвие на Фароса.

– И это таких, как ты, Корун набирает в ассасины? – удивленно спросил некто. – Такими темпами от Братства останется чуть меньше, чем ничего.

Некто воткнул меч в деревянный пол и пошел к окну. На подоконнике лежала скрученная сигарета и странный маленький сверток ткани с торчащей из него палочкой. Некто сел на подоконник, взял сигарету в рот и, выдернув палочку из свертка, зажег ее, чем и подкурил.

– Так это ты – Фарос? – спросил некто, выдыхая дым.

– Стало быть, я, – ответил Фарос, поднимаясь с колен.

– Меня прислали встретить тебя, – некто глянул в окно и указал сигаретой на Тиеру. – Неплохая лошадь. Я люблю лошадей, хотя своей пока нет.

– Радужный у тебя, однако, прием, – сказал Фарос, массируя сплетение.

– А я не уточнял, как именно тебя нужно встречать, – некто встал и, выбросив сигарету в окно, скрестил руки. – Меня зовут Доран, – это все, что тебе нужно знать. Прежде чем мы спустимся в убежище, ты должен узнать шесть наших обязательных правил, поэтому слушай внимательно и вникай, понял?

Фарос вырвал с пола меч и, вернув его в ножны, встал у стены, ничего не говоря. Доран удовлетворительно кивнул и начал ходить по комнате.

– Во-первых, тебе нельзя более молиться никаким другим богам, кроме Матери Пустоты. Это самое священное правило, если ты его нарушишь, то тебе несдобровать. Во-вторых, нельзя убивать других членов Братства, думаю, в объяснении не нуждаешься. В-третьих, нельзя воровать у своих братьев и сестер, это тоже понятно. В-четвертых, запрещается где-либо рассказывать о Братстве, об убежище, о том, чем занимаешься. В-пятых, забудь о своей семье, которая была у тебя до сегодняшнего дня. Теперь мы – твоя семья.

В этот момент Фарос усмехнулся и, посмотрев на пол, сказал:

– Было бы кого забывать.

Доран посмотрел на Фароса вопросительным взглядом, ничего не ответил и закончил:

– Ну, и последнее правило, – нельзя убивать детей. Дети, – чистые существа, к тому же неразвитые ментально, поэтому для Матери Пустоты они не представляют никакого интереса. Если ты убил ребенка, то ты просто совершил ненужное убийство, которое не принесет никакой пользы, а это карается. Взрослых убивай сколько душе угодно, – у них и грехов хватает, и их души представляют ценность, а детей не трогай. Все понял?

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12 
Рейтинг@Mail.ru