Артем Гаямов
И грянул свет

6. ЛУЧШЕ ОДИН РАЗ УВИДЕТЬ

Пустыня Каракумы близ Нефтезаводска / ?

Оставшаяся ночь прошла без сна. После долгих колебаний Костя решился-таки утолить голод змеиным мясом. Откусил вначале осторожно, брезгливо, но дальше ел уже с нарастающим аппетитом и даже с жадностью, пока не почувствовал, что его мутит. Остальное время просидел, таращась на костёр. Думал о родителях и глотке воды.

Ровно с первыми зашевелившимися на горизонте лучами зашевелился и Хэд. Сел спиной, поправляя очки и бандану. Только теперь Костя вдруг понял, что слопал почти всю змею, а  инструктору оставил жалкие объедки. Но тот даже не взглянул в сторону еды. Затоптал костёр, бросил короткое «Готов?», после чего, не дожидаясь ответа, уверенно двинулся в путь. Шаги у него были, наверно, метровые, и Косте ничего не оставалось, кроме как поспешить следом.

Длинные полы плаща, накинутого на плечи, с шелестом волочились по песку, будто пара змей ползла по пятам, и звуки эти подгоняли вперёд. Хэд больше не заводил разговоров про сдвиги и носителей, не читал нудных лекций про местную флору-фауну. Шёл молча, целеустремлённо, а окружающий ландшафт тем временем ни капли не менялся. Примерно через полчаса Костя не выдержал и спросил:

– А ты точно знаешь, куда идти?

– Да. Точно знаю.

Ответ прозвучал так холодно, что сразу стало ясно – инструктор ещё дуется, и Костя попытался завязать разговор.

– Хэд, – задумчиво произнёс он, будто пробуя слово на вкус. – Что за странное имя?

– А что за странное имя Костя? – не оборачиваясь, бросил инструктор, и разговор затух.

Солнце тем временем уже почти выкатилось из-за горизонта, начиная неумолимо припекать. Костя нёс плащ в руках и нерешительно поглядывал инструктору в спину, прикидывая, как бы невзначай вернуть одежду хозяину.

Хэд всё так же целенаправленно шёл в каком-то одному ему известном направлении. Размеренно, не сбавляя и не прибавляя шага, не двигая головой, словно запрограммированный робот. Ещё страннее вела себя разноцветная бандана. Если Костя смотрел на неё искоса, краем глаза, то через пару секунд начинало мерещиться, будто радужная ткань бешено искрит в солнечных лучах, но стоило взглянуть в упор, как искры сразу исчезали.

Искоса, в упор, искоса, в упор, искоса, в упор. Этот фокус с искрами, казалось, мог повторяться бесконечно. Костя двигал глазами туда-сюда, пока не начало подташнивать, а потом наконец решился на вопрос.

– Хэд, а зачем тебе эта бандана? Такая… пёстрая.

– Думаешь, красная кепка лучше? – ровно поинтересовался инструктор.

– Что? Причём тут?! Почему красная?

От удивления Костя даже остановился, но Хэд ничего не ответил и шага не сбавил. Беседа не клеилась, идти предстояло ещё неизвестно сколько, а занять себя было совершенно нечем. Чтобы чуть отвлечься от распаляющегося солнца и мучительных мыслей Костя принялся считать в уме. Вначале шаги, потом и вовсе просто так.

Один, два, три. Двенадцать, тринадцать, четырнадцать. Тридцать восемь, тридцать девять, сорок. Сто четыре, сто пять. Двести двадцать восемь, двести двадцать девять. Триста два, триста три. Пятьсот семнадцать, пятьсот восемнадцать.

Хэд по-прежнему невозмутимо шёл впереди, отмеряя по песку метровые, «цапельные» шаги. А Костя по-прежнему едва поспевал, потел, пыхтел и злился всё сильнее.

– Девятьсот девяносто девять, тысяча, – сердито буркнул он вслух.

– Попробуй считать в обратную сторону, – мягко предложил Хэд.

– Зачем это?

– Как знать – может, когда дойдёшь до нуля, что-то произойдёт.

– А со скольки считать?

– Со скольки хочешь.

– Бред какой-то! – фыркнул Костя и, чуть подумав, стал считать с тысячи.

Девятьсот девяносто девять, девятьсот девяносто восемь, девятьсот девяносто семь.

На восьмой сотне впереди начало что-то темнеть, а на седьмой удалось разглядеть несколько палаточных шатров.

– Лагерь кочевников, – сообщил инструктор.

– Что мы здесь забыли? – не понял Костя. – Мы же шли в Нефтезаводск.

– Штаны, – напомнил Хэд и добавил: – А ты считай, считай.

– Ладно, – Костя пожал плечами и забормотал: – Шестьсот тридцать семь, шестьсот тридцать шесть.

Три одинаковых коричневых шатра стояли посреди песчаной равнины треугольником, входами друг к другу. Рядом спали шесть верблюдов. Четыре – на боку, два – на животе с поджатыми под себя ногами, кажется, способные вскочить в любую секунду. Тем более что лучи поднимающегося над шатрами солнца уже вовсю щекотали верблюжьи горбы.

Костя с Хэдом остановились метрах в пятидесяти от лагеря, и инструктор шепнул:

– Стой здесь, – он кивнул в сторону животных. – А то испугаешь.

– А ты не испугаешь? – огрызнулся Костя.

– Я – нет, – Хэд невозмутимо зашагал в сторону шатров и бросил через плечо: – Считай, считай.

Пятьсот семьдесят четыре, пятьсот семьдесят три, пятьсот семьдесят два.

Инструктор тем временем преспокойно прошёл мимо верблюдов, даже не повернув головы в их сторону. Присел у одного из шатров, сунул руку под стенку и, будто заправский фокусник, выудил штаны, после чего так же невозмутимо вернулся.

– Выглядят так себе, но пустыня не супермаркет.

С этими словами он протянул штаны Косте. Засаленные, заношенные, неопределённого цвета и размера.

– Нет, Хэд. Я так не могу. Ты же их украл.

Костя попятился от протянутых штанов и почувствовал, как под кроссовком что-то вдруг сердито зашипело. От неожиданности вскрикнул, и в ту же секунду один из верблюдов проснулся и, вскакивая на ноги, замычал. Именно замычал – громко, протяжно, как корова.

– Бежим, – коротко скомандовал Хэд.

Он намертво вцепился Косте в руку и потащил за собой. А за их спинами мычание теперь уже всех шести верблюдов слилось в нечто похожее на раскатистый вой сирены. Донеслись крики людей. Вначале сонные, растерянные, потом злые, разъярённые.

– Влево, – шепнул Хэд.

Он дёрнул Костю в сторону, и в ту же секунду прогремел выстрел.

– Теперь вправо.

Инструктор снова дёрнул руку, и под грохот ещё одного выстрела они с Костей нырнули вниз с бархана. Вскочили на ноги, побежали, а вслед донёсся наполненный бессильным гневом крик. Целая тирада на незнакомом языке прозвучала, как замысловатое проклятье.

– Хэд, а они не погонятся за нами?

– Верблюды не лошади. Быстро не раскочегаришь. Особенно перепуганных. А мы пока заметём следы, – инструктор махнул рукой в сторону испещрённой трещинами низины и усмехнулся: – Через такыр. Как ты любишь.

Бежали, казалось, целую вечность, а когда стало совсем невмоготу, Костя рухнул наземь и бросил опостылевший плащ. Немного отдышавшись и придя в себя, глянул на Хэда с любопытством. Тот стоял рядом, нависая сверху, и выглядел так, словно и не было изнурительной беготни. Бледный, спокойный, он ни капли не запыхался, дышал неслышно и незаметно. Надевая плащ, одобрительно заметил:

– Хорошо, что не потерял. Лишние круги на воде нам ни к чему.

– Круги на воде? – переспросил Костя. – Хэд, долго ты собираешься говорить загадками?!

– А  ты долго собираешься ходить в труселях? – парировал инструктор.

Украденные штаны при внимательном осмотре оказались ещё и жутко грязными, но Костя, поколебавшись, всё же их надел. Затянул на поясе, а потом удивлённо покачал головой:

– И за это нас пытались подстрелить?

– Мусульмане суровы к ворам, – пояснил Хэд.

– Ну да, – согласился Костя. – Готовы их убить или проклясть. Интересно, что он кричал нам вслед.

– Нет, он не проклинал. Скорее жаловался. Кричал, что угораздило же его в такой большой пустыне нарваться на похитителей штанов.

Несколько секунд Хэд с Костей молчали, затем одновременно захохотали. Смеялись долго, громко и заразительно, будто не в силах остановиться. Потом Хэд вдруг резко замолчал и как бы мимоходом поинтересовался:

– А до скольки ты досчитал?

– Что? – не понял Костя, всё ещё по инерции посмеиваясь.

– До скольки ты досчитал, прежде чем наступил на змею?

– До пятисот с чем-то. Не помню.

– Плохо, – покачал головой инструктор, но тут же добавил, словно подбадривая: – Ну ничего, мы к этому вернёмся.

– Погоди, – Костя взглянул на Хэда с нарастающим подозрением. – Ты что, заранее знал, что всё будет именно так?

– Сколько ещё повторять, что я знаю всё?

– Да, но… Я думал, что это, ну… Как бы сказать? В теории.

– Что ж, теперь ты удостоверился на практике, – в голосе Хэда мелькнули довольные нотки. – Наглядная демонстрация всегда убедительней слов. Лучше один раз увидеть.

– Демонстрация?! – переспросил Костя, чувствуя, как внутри закипает злость. – Меня чуть не пристрелили, а ты… Да ты… Ты… Пошёл ты! – рассерженно закончил он и отвернулся.

– А чем ты, собственно, недоволен? Ты потерял штаны – я раздобыл новые. Ты перебудил верблюдов – я помог сбежать от кочевников. Ты заблудился в пустыне – я почти вывел тебя в Нефтезаводск.

При этих словах горячие тонкие пальцы вдруг легли на Костины виски и мягко повернули лохматую голову вправо.

– Эй, отвяжись!

Возмущённый таким обращением, он дёрнулся, пытаясь высвободиться, как вдруг зацепился взглядом за нечто знакомое, а ещё через пару секунд сообразил, что видит вдали опоры линий электропередачи – ЛЭП. Отсюда они походили на куцые, сухие ёлки и казались совсем маленькими, а протянутые поверху могучие, толстые провода так и вовсе – тонкими, едва заметными паутинками.

Шли теперь веселее. Точнее говоря, Хэд шёл так же, как и раньше, – впереди и не оглядываясь. А вот Костя – веселее. Несмотря на то, что вездесущее солнце снова припекало голову, а пить хотелось просто неимоверно. Опоры ЛЭП уже поднялись над песчаными склонами во всю свою десятиметровую высоту, а значит, до цивилизации оставалось всего ничего. Костя и представить не мог, что так обрадуется этим столбам. Этому обыденному и, казалось бы, ничего не значащему элементу привычного мира. Но после бесконечного океана песка каждую из этих опор хотелось обнять, как старого друга.

– Сколько до Нефтезаводска, Хэд?

– Двадцать семь километров четыреста семьдесят пять метров.

– Так ты правда знаешь всё?  Ну то есть вообще всё?

Казалось, сейчас инструктор бросит что-нибудь высокомерное, но Хэд вдруг заметно сник и  даже шаг сбавил.

– Не совсем, – признал он и, немного помолчав, продолжил: – Я не знаю Сдвига.

– Ты ведь говорил, что знаешь всё?

– Да, но Сдвиг происходит поверх всего. И начинает менять это всё. Путать, разветвлять. В общем, тебе не понять?

– Ну почему не понять? – Костя неприятно усмехнулся. – Я понял, что ты просто знаешь не всё. Потому что не бывает всего и поверх него ещё что-то. Это как если бы я сказал, что знаю математику, но только не тригонометрию. Потому что она поверх математики.

Обнаружить у насмешливого, высокомерного инструктора ахиллесову пяту оказалось на удивление приятно. Это давало какое-то злорадное удовлетворение в духе «мы все не без изъянов». А Хэд тем временем остановился и медленно повернул голову, чёрные очки-заглушки вдруг опасно блеснули.

– Ты пошутить решил на эту тему?

– Да нет, нет, – тут же стушевался Костя. – Я к тому, что у каждого есть своя слабость. И это нормально. Даже у Супермена был криптонит.

Инструктор хмуро хмыкнул и пошёл вперёд, бросил через плечо:

– Нувы – мой криптонит.

– Нувы? Что за нувы?

– Побочный эффект. Каждый раз в момент Сдвига какая-то часть людей становится нувами.

– И что? Что не так с этими нувами?

– А то, что они тоже оказываются поверх всего. Навсегда. И это ведь только полбеды. – Инструктор с усмешкой покачал головой. – Они ещё и размывают других. Заражают, словно вирус, всех, кого касаются.

– Как это заражают?

– Ну, хватит. Не терплю этой темы.

На последних словах Хэд резко выпрямился и ускорил шаг. Костя нагнал его, пристроился рядом. Теперь они шли вдоль пыльной грунтовой дороги.

– А много этих нувов? Ну то есть…

– Хватит, я сказал, – раздражённо одёрнул Хэд. – Сколько бы ни было, они не помешают мне делать свою работу. Всё, что надо знать, я знаю. Через две с половиной минуты по этой дороге, проедет грузовик. Водитель притормозит, я спрошу: «Шеф, не подбросишь с сынишкой до города?», он согласится и отвезёт нас в Нефтезаводск. Ясно?

– Ясно, – оторопело согласился Костя, более всего выделив из этой тирады слово «сынишка».

Он даже почти не удивился, когда через пару минут вдали, поднимая столбы пыли, затарахтел грузовик, а затем притормозил, поравнявшись с ними.

– Шеф, не подбросишь с сынишкой до города?

Костя с Хэдом забрались в кабину, машина тронулась, и загорелый, черноусый водитель, не глядя, протянул инструктору руку.

– Юсуп.

– Эдуард, – не моргнув глазом, откликнулся Хэд. – Это Костя.

– Из Москвы, небось? – водитель коротко подмигнул.

Инструктор в ответ улыбнулся.

– В командировке по нефтепроводу, верно? – продолжил Юсуп.

Инструктор улыбнулся шире.

– А мальчонку за компанию взяли. Чтоб летом в городе не болтался, угадал?

– Хэд, о чём он? Какое лето?! – удивлённо зашептал Костя инструктору в ухо, но тот только недовольно скривил губы.

Водитель не расслышал или не обратил внимания. Ответами он, похоже, не интересовался в принципе, и просто хотел, крутя баранку, немного поболтать.

– А я сразу понял, что из Москвы. Больно вид у вас, – Юсуп повернул голову и окинул Хэда взглядом, – столичный. Только что ж забрели так далеко? Пешим ходом. Тут у нас не Арбат. Места дикие, гулять опасно. Змеи, скорпионы. Да и кочевники – люди суровые.

– Ничего-ничего, – инструктор беззаботно махнул рукой. – Я пешим ходом давно брожу, да и мальчонке на пользу, – он кивнул на Костю. – Только вот он, обалдуй, футболку посеял. Теперь гарцует с голым торсом. Чистый Аполлон!

– Бог света? – переспросил водитель и кивнул. – Похож, похож.

Они с Хэдом рассмеялись, а Костя насупился.

– Да не дуйся ты, Константин Эдуардыч, – водитель доверительно толкнул его локтем в бок. – На вот, водички попей.

Едва Костя увидел протянутую флягу, как вцепился в неё руками и жадно откупорил. С наслаждением присосался пересохшими губами к горлышку и опомнился только, когда вся вода уже была выпита. Виновато икнул и покосился на Юсупа.

– Не беда, – успокоил тот. – Там в кузове под брезентом бак с водой. В нём, правда, гвоздики, но если не брезгуете – милости просим.

– Спасибо, я пить не хочу, а парню моему уже хватит, – заверил инструктор, а затем лукаво поинтересовался: – Гвоздики, значит?

– Ну да, да, – Юсуп смутился и начал краснеть, машина чуть вильнула в сторону. – Есть тут одна барышня. В столовой работает. Так что мы сначала туда, а уже потом в гостиницу, не против? Заодно и перекусим.

На душе у Кости вдруг стало так легко и спокойно, что он откинулся назад и тут же задремал. Слышал сквозь сон, как Юсуп спросил Хэда о его странных очках, а тот ответил что-то про особенность радужки. Затем они заспорили о гастрономических пристрастиях – про запечённых змей и сушёных скорпионов, хотя возможно, это уже просто приснилось.

Когда Костя проснулся, в кабине никого не было, а грузовик стоял возле приземистого одноэтажного здания. В тени, на карнизе окна кошка вальяжно вылизывала лапы. Со стороны кузова донёсся голос Хэда.

– А что ж, каждое лето такая жара?

– Каждое, – подтвердил Юсуп. – И в прошлом году жара стояла. И в позапрошлом. А вот три года назад, в семьдесят пятом… Хотя нет, такая же жара была, – он рассмеялся и добавил: – Жарче всего, когда девчата на практику приезжают. Вон они, красавицы, уже сидят, завтракают. Пойду и я. Ты тоже, Эдуард, давай – буди своего Аполлона и подходите.

Костя возбуждённо заёрзал на сидении, сердце бешено застучало.

«Не может быть! Просто не может быть!»

– Хэд! – растерянно выдохнул он, когда инструктор подошёл и заглянул в кабину. – Сейчас что… Сейчас… Хэд, какой сейчас год?!

– Идём.

– Куда? – Костя выбрался наружу и шёпотом затараторил: – Хэд, нам ведь нельзя здесь ни с кем общаться, так?! Вдруг случайно что-то изменим?! А если я проговорюсь о чём-то из будущего, то есть настоящего, нашего настоящего?! Могут быть последствия. Это было в каком-то фильме. Хэд, а как мы сюда попали? Семьдесят восьмой, с ума сойти! Я ведь ещё даже не родился!

Инструктор терпеливо дождался, пока Костя замолчит и переведёт дух, а затем указал пальцем на окно.

– Смотри.

Недавняя кошка теперь вжалась в стекло, выгнула спину и, сверкая глазищами, яростно шипела.

– Что это с ней? – удивился Костя.

– Боится. Чувствует, что тебя не должно здесь быть, и ей страшно. Животные, в отличие от людей, всегда доверяют инстинктам. Поэтому тебя не трогали скорпионы. И не укусила бы змея.

– А как же голова? – возразил Костя. – Она меня почти достала.

– Голова кусалась рефлекторно. Точно так же ты не застрахован от кирпича, который может упасть на голову. Но ни одно животное здесь не решится тебя тронуть.

– Мог бы сказать об этом раньше, – буркнул Костя. – Например, в пустыне, полной ядовитых змей и скорпионов. А теперь… Что мне со всем этим делать, Хэд? Зачем ты показал эту кошку, которая считает меня лишним?

– Вообще-то, – инструктор снова ткнул пальцем в окно, – я показывал не на кошку.

– Ну а на что тогда? – Костя устало взглянул через стекло, как вдруг остолбенел.

Даже после всего случившегося за последние сутки увиденное сейчас было самым удивительным. Две тарелки геркулесовой каши, два компота с сухофруктами, красные гвоздики и… родители! Такие молодые, такие красивые! Отец увлечённо, с чувством что-то рассказывал маме, а та доброжелательно улыбалась, оправляя сарафан в горошек, на щеках играл румянец.

– Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, верно? – вкрадчиво поинтересовался инструктор, но Костя почти не слышал его.

Вся прежняя осторожность, боязнь изменить прошлое моментально вылетели из головы, и он изо всех сил выкрикнул через окно:

– Мама! Папа!

Но в ту секунду, как родители повернули головы, внезапный порыв ветра выдернул наружу занавеску и швырнул Косте в лицо.

– Мама, папа! – снова закричал он и бросился к двери.

Казалось, что его прямо-таки затягивает, засасывает внутрь, словно нечто неведомое желало помочь скорее встретиться с родителями. Распахивая дверь, Костя машинально отметил, что ручка – холодная, прямо-таки ледяная. И тут же увяз в нахлынувшей отовсюду густой темноте. Руки-ноги окаменели, будто парализованные, в голове поплыло, дыхание перехватило, а глаза медленно, устало закрылись.

7. ВЕРНАЯ ВАРИАЦИЯ

Испания, Малага / 26 декабря 1994 года

Застывшие силуэты родителей всё ещё мерещились во тьме, когда в нос бесцеремонно ворвался резкий запах гари. Под ногами оглушительно затрещали деревянные перекрытия, и Костя, коротко вскрикнув, полетел вниз. Больно ударился затылком и глухо застонал, в голую спину иглами вонзились деревянные щепки. С минуту он лежал не в силах пошевелиться, а потом вдруг чья-то сильная рука крепко обхватила запястье и потянула вверх, поднимая на ноги. В темноте мелькнуло бледное лицо и два круга очков.

– Хэд, что случилось? Где мы? – Костя пошатнулся и едва устоял на  ногах.

– У тебя в гостиной, – инструктор мягко поддержал за локоть.

– Да, но…

Глаза уже привыкли к темноте, и Костя зашарил растерянным взглядом по изуродованной огнём комнате.

Прежнюю, привычную гостиную узнать было сложно. Разве что по каким-то отдельным, уцелевшим деталям. Ведь огонь избирателен – что-то уничтожает подчистую, а что-то почти не трогает. Да и человек, когда обставляет интерьер, вряд ли спрашивает у продавца что-нибудь в духе «а уцелеет ли эта тумбочка при пожаре или от неё одни ручки останутся?».

Стены почернели, словно их гангрена изъела. Телевизор превратился в бесформенную кучу расплавленного пластика, ёлка сгорела дотла, мебель по большей части тоже. Всё, что осталось от дорогого фешенебельного дивана, это металлический каркас и страдальчески торчащие во все стороны пружины вместо сидения. По большому счёту гостиная сейчас выглядела как помещение, куда просто свалили груды горелого мусора. Белыми воронами среди этого хлама выделялись огнеупорный сейф и почему-то антикварные часы. Нет, часы, конечно, пострадали при пожаре – и стекло потрескалось, и корпус изъело огнём. Но маятник по-прежнему ходил туда-сюда, резные стрелки показывали без пяти три.

Тяжело вздохнув, Костя сел прямо в диванные пружины и закрыл лицо руками – всё было кончено.

– Надо уходить, – нарушил гнетущую тишину инструктор.

– Мне некуда идти, Хэд. Мой дом здесь. Был… здесь. – Костя убрал руки от лица. Глаза были сухими, губы сжались от злости. – Это ведь он, да? Он устроил пожар? Тоже часть заказа? Убить всю семью и уничтожить их дом. Сволочи!

– Вероятно.

– Вероятно? – Костя переспросил удивленно, будто ослышался. – То есть ты и этого не знаешь? Это что, тоже не входит в твоё всё?

– Киллер, застреливший твоих родителей, – нув. И мне ничего о нём неизвестно, – в голосе инструктора мелькнули сразу и стыдливые, и раздражённые нотки.

– Ну зашибись! – Костя усмехнулся и всплеснул руками. – Единственный, кого нам нужно найти, оказывается тем, кого мы найти не сможем.

– А ты уверен, что нам нужно именно это? – аккуратно поинтересовался Хэд.

– Конечно, уверен. Я должен отомстить. А что ещё остаётся? Он убил моих родителей. – Костя сжал одну из пружин в кулаке, представляя на её месте горло дяди Славы. – Я убью его.

– А что ещё остаётся? Что ещё остаётся? – забормотал Хэд и, покачивая головой, подошёл к сейфу. По-хозяйски закрутил ручку – инструктор, конечно же, знал код.

Хриплый бой часов заставил Костю вздрогнуть и обернуться. Сейчас звук казался грубее, злее, чем раньше, словно случившийся пожар лишь распалил, рассердил антикварную махину. Три часа ночи.

– Хэд, а сколько вообще времени прошло?

– Почти сутки. А точнее, двадцать три часа. Сколько в Каракумах, столько же и здесь, в Малаге.

– Я… – Костя запнулся и понуро опустил голову. Добавил еле слышно: – Я почти встретил родителей.

– Да, верно. – Хэд открыл сейф, порылся внутри и вернулся к Косте. Протянул чёрно-белую фотографию, что берегла мама. – Ты почти встретил вот этих родителей. А как бы ты поступил, встретив вот их?

Теперь инструктор продемонстрировал полароидовский квадратик, который отец сделал в ночебуэну.

– В смысле? – не понял Костя.

– Право, твоё тугодумие уже начинает утомлять. – Хэд скривился, в голосе послышались снисходительные нотки. – Разве не ты пять минут назад был в семьдесят восьмом году за тысячи километров отсюда? А если бы ты попал не так далеко, а всего лишь на сутки назад и в этот самый дом?

Снаружи по улице проехала машина, свет фар на секунду озарил гостиную, и по обгоревшим стенам пронеслись тени от оконных решёток. В голове у Кости внезапно тоже просветлело. Сердце бешено застучало в радостном предвкушении.

– Хэд, ты что, хочешь сказать, что… я могу спасти родителей?

– Не всё мертво, что кажется таковым, – многозначительно напомнил инструктор.

В памяти промелькнула отрубленная голова змеи с широко распахивающейся пастью, затем – застывшие, мёртвые лица родителей, и сразу – они же, молодые, живые и здоровые, в Нефтезаводске.

– Что я должен делать?! – решительно спросил Костя.

– Ты – носитель Сдвига, и должен им овладеть. А для этого нужно настроиться. На правильную частоту, которую ещё предстоит найти. Но не бери в голову. Поиск частоты – забота инструктора. То есть моя.

– Найти? Значит, ты её…

– Да, я её не знаю. Частота – часть Сдвига. А Сдвиг случается поверх всего и несёт неизвестность. Но частоту я найду. Не сомневайся – не впервой.

– Да, кстати. А что насчёт тебя? – спохватился Костя и ткнул в сторону Хэда пальцем. – Ты ведь тоже прыгнул на шестнадцать лет в прошлое, а потом обратно. Значит, у тебя тоже есть эта способность, что и у меня.

– Не значит, – отрезал инструктор. – Есть разница между тем, кто прокладывает путь, и тем, кто всего лишь идёт следом. Большая разница. И хватит разговоров. Пора уходить.

Он выгреб из сейфа все деньги, распихал пачки по карманам своего плаща и, повернувшись к Косте, предупредительно поднял руки.

– Не пойми неправильно. Эти деньги твои, а мои – только карманы. Поскольку у тебя в данный момент карманов нету. Идём.

Костя в ответ рассеянно кивнул. На выходе из гостиной он, лавируя среди остатков уничтоженного интерьера, почувствовал, как под ногами захрустели осколки разбитой вазы с гвоздиками. Зажмурился и крепче сжал в руках две сокровенные фотографии.

«А я рассказывал, как встретил твою маму? – прозвучал в голове голос отца. – Это было в Нефтезаводске… вошла твоя мама… её сарафан… красные гвоздики… а за окном какой-то мальчик позвал родителей».

Костя застыл, как вкопанный, и удивлённо приоткрыл рот.

– Хэд, что-то не так. Та история, которую отец рассказывал сто раз. Я теперь помню её иначе. Они сидели с мамой в столовой, а за окном какой-то мальчик позвал родителей. Но когда они вышли наружу посмотреть, то никого уже не было. Хэд, он же говорил… про меня! Понимаешь?! В голове откуда-то взялись воспоминания, будто отец с самого моего детства рассказывал эту историю именно так. Но ведь всё случилось только что! Пять минут назад! С ума сойти!

Костя ошарашенно уткнулся лбом в стену.

– Это называется круги на воде, – веско сообщил инструктор. – Объект, брошенный в прошлое, баламутит толщу событий, искажая и меняя их.

– Странное ощущение. Очень странное. Трудно описать словами. Эти новые воспоминания, они и мои, и в то же время какие-то чужие. Знаешь, Хэд, я так дразнил Кике иногда. Надеваешь какую-нибудь маску, и он начинает лаять, потому что не понимает, кто перед ним. Запах ведь знакомый, а маска – нет, и… Кике!

Костя вздрогнул, как от удара током, и бросился к входной двери, надавил на ручку, но открыть не смог – похоже, металл перекосило при пожаре. Разбежавшись, со всей силы ударил плечом, и дверь, гадко скрежетнув, распахнулась. Костя выскочил наружу – в воздух взметнулись обрывки каких-то лент.

– Да что же ты творишь?! – прошипел вслед инструктор.

Собаки в вольере не было. Роскошная конура-дом стояла на своём обычном месте, фиолетовая косточка одиноко валялась на крыльце. Но сам вольер был нараспашку, и пса внутри не было.

– Хэд, что с Кике? – вопрос прозвучал почти шёпотом, и в воздухе повисло напряжённое, страшное ожидание ответа.

– Не знаю, – выдавил инструктор.

– Как это не знаешь?! – рассердился Костя. – Там, в парке ты сказал, что Кике налил в моей комнате. Сказал просто так – чтобы похвастать. А теперь ты не знаешь?

– Да, не знаю, чёрт побери! Нувы размывают всё, чего касаются. Я это уже говорил. Ты, к слову, сейчас тоже размыт, потому что контактировал с нувом. И раз я не знаю про твоего пса, значит, у них с киллером был физический контакт.

– Кон-такт, – повторил Костя по слогам, словно пробуя слово на вкус. Брови недоумённо поползли вверх. – Контактировал?! Хэд, ты так это называешь?! Он же пытался меня убить! Он что, хотел убить и Кике? Как теперь узнать?!

– Через двадцать четыре часа эффект, спровоцированный контактом, пропадает.

– Двадцать четыре? А прошло уже двадцать три, верно? Другими словами, через час ты будешь знать, где Кике?

– Да, буду, если…

– Никаких «если», Хэд, – твёрдо перебил Костя. – Кике жив, с ним всё в порядке. И через час мы в этом убедимся. А пока надо поговорить с доньей Розой. Может, она что-то видела.

Он подобрал с крыльца собачью косточку и решительно двинулся к дому соседки, но голос инструктора остановил.

– Она мертва.

– Что?

– В ту ночь её тревожил туман, не давал уснуть. Она переборщила со снотворным и уже не проснулась.

– Туман… Инкорректо…

Костя вздохнул и окинул маленький дом старушки-соседки грустным взглядом, а инструктор вдруг вцепился в локоть и потащил за дом.

– Эй, ты что?!

– Ни звука.

Хэд бесцеремонно заткнул Косте рот рукой. Тем временем по тихой, ночной улице эхом пробежал мягкий шелест шин, коротко скрипнули тормоза.

– Полиция тебя ищет, – шепнул инструктор в ухо. – Как возможного свидетеля. А ты порвал их ленты на входной двери. Считай – обнаружил себя.

– Так надо пойти и всё рассказать, – глухо пробубнил Костя сквозь руку. – Посадить этого дядю Славу.

Попытался вырваться, но Хэд лишь усилил хватку и зашептал раздражённей:

– Приведи-ка мысли в порядок. И определись, чего именно ты хочешь. Попробовать расквитаться с киллером и оказаться в испанском интернате? Так вот это неверная вариация.

На последних словах инструктор вдруг выпустил Костю из цепких рук, и, крадучись, побежал через двор. Пересёк его своими метровыми шагами за несколько секунд, а затем легко перемахнул забор. Мягко, почти неслышно спрыгнул во дворе доньи Аделии. Костя лишь растерянно дёрнул плечом и побежал следом. Перелез забор, свалился на стриженый газон.

– А какая верная вариация?

– Верная вариация у тебя в руках.

Помогая ему подняться, инструктор коротко кивнул на косточку и фотографии. А затем пригнулся и бесшумно побежал дальше, Костя – за ним. Впечатался большим пальцем ноги в торчащую из земли поливочную головку, но удержался на ногах.

– Так что я должен делать?

Перелезая следующий забор, Костя решительно спрыгнул наземь, готовый сделать всё необходимое прямо сейчас и здесь – ночью в чужом дворе.

– Что делать? Одеться для начала. У тебя снова проблемы со штанами, взгляни.

Опустив голову, Костя вдруг заметил, что штаны зияют дырами, а сама ткань обветшала настолько, что расползалась чуть ли не на глазах. Он неуклюже засуетился, пытаясь как-то прикрыть оголённые места, а инструктор тем временем побежал дальше. Бросил на ходу:

– Эти штаны попали сюда из прошлого. Они и там-то были не «Гуччи», а теперь ещё и состарились на шестнадцать лет.

Хэд перемахнул очередной забор и как бы ненароком остановился у рядов бельевых верёвок, на которых сушилась одежда. Дождался, пока Костя нагонит, и кивнул в сторону двухэтажного дома:

– Знаешь, кто здесь живёт?

– Донья Густава и Хорхе, её сын.

– Этот Хорхе явно не из тех, кто в праздники остаётся чистым, – заметил Хэд и приглашающе махнул рукой в сторону развешенной одежды, будто продавец-консультант.

Воровато оглядываясь, Костя сдёрнул с веревки джинсы, футболку и плотную клетчатую рубаху. Торопливо скинул обветшалые штаны, натянул одежду на себя. Джинсы с рубахой оказались полусырыми, по телу волной пробежал озноб.

– Старые штаны возьми с собой, – велел Хэд. – Потом сожжём. Это предмет из прошлого – таким лучше не разбрасываться. И кепку надень. Полиция ищет подростка с кудрявой шевелюрой.

Костя быстро сдёрнул с прищепки красную кепку и с усилием натянул на голову, пряча волосы. Резиновую косточку сунул в джинсы, фотографии – в карман рубахи.

– Там в пустыне ты был против воровства, – напомнил инструктор. Он достал из плаща деньги и вытянул из пачки пару пятитысячных банкнот с серым ликом Христофора Колумба. – Расплатимся с соседями?

– Обойдутся, – хмуро отрезал Костя. – Они смеялись над нами.