Артем Гаямов
И грянул свет

Быстрым, цепким взглядом Костя окинул гостиную, выискивая, что могло бы помочь. Глаза скользнули по сейфу – киллера явно озадачило его появление. «Три дня назад этого не было».

Значит, он уже залазил в дом. Три дня назад, когда Костя с родителями ходили на рождественский концерт. А что ещё нового появилось с тех пор? Что, кроме сейфа, могло стать неожиданностью? Взгляд остановился на антикварных часах – стрелки показывали без одной минуты четыре. А вот это уже интересно…

– Не кипишуй, – посоветовал дядя Слава. – Дверь заперта, ключ у меня. На окнах – решётки. Деваться некуда.

– Я убью тебя, – процедил Костя сквозь зубы. – Обязательно убью.

– Даже немного жаль, – киллер дёрнул губами. – Из тебя мог выйти толк. Ну что уж теперь! – он сжал рукоять пистолета обеими руками. – Задачу ты мне упростил. Базаришь, как взрослый, угрожаешь смертью. Так работать легче.

Внезапный оглушительный бой часов заставил дядю Славу вздрогнуть, и Костя, не медля ни секунды, побежал. За спиной хлопнул выстрел. Послышался звон стекла, и перед лицом, словно в замедленной съёмке, пролетел осколок с розовым поросячьим пузом и надписью «Feliz Navidad!». Костя со всех ног вылетел из гостиной в прихожую. По дороге снёс вазу с красными гвоздиками, залил водой футболку и штаны. Дёрнул входную дверь – заперто! Рванул в коридор, за спиной снова хлопнуло.

В голове заметался план. Простой, безумный и вряд ли выполнимый, но рискнуть стоило. Хоть раз в жизни. Напоследок.

Окно в ванной. Да – маленькое, да – узкое, но единственное без решётки. И если пролез дядя Слава, может, протиснется и Костя. Он резко дёрнул ручку, распахивая дверь в ванную. В тот же миг в уши ворвался раскатистый, давящий гул, а в лицо ударил такой ослепительный свет, что Костя зажмурился, покачнулся и потерял сознание.

4. НЕ В ТОМ МЕСТЕ НЕ В ТО ВРЕМЯ

? / ?

Постель казалась нестерпимо горячей. Жар обволакивал, будто кокон липкой сахарной ваты – и спать мешал, но и пошевелиться не давал. У самого уха зашипело, и Костя промычал спросонья:

– Мам, уже встаю.

Вышло неразборчиво – рот оказался набит песком. Костя судорожно закашлялся, приподняв голову. Шипение стало громче, проступили какие-то злые, опасные нотки.

– Мам, чего ты шипишь? – кое-как прочистив рот от песка, Костя тяжело перевернулся на спину. Чуть приоткрыл глаза, но тут же снова зажмурился от слепящего солнца. – Где мы?

Он повернул голову, полежал так немного под шипящий аккомпанемент, потом приоткрыл уже попривыкшие к свету глаза и замер. В воздухе, едва ли не касаясь кончика его носа, плавал ярко-красный раздвоенный язык, а над ним угрожающе нависали два длинных, тонких клыка.

Костя затаил дыхание, совершенно уверенный, что змея сейчас ужалит – вонзит острые зубы и отравит ядом. Но та вдруг захлопнула хищную пасть, отползла на пару метров и, блеснув напоследок светлым зигзагом на тёмной шкуре, исчезла в песке. Облегчённо выдохнув, Костя уронил голову.

Как он вообще уснул на пляже? Разве раньше тут водились змеи? И когда так потеплело? Солнце, жара, а ведь вчера было мрачно и ветрено. И ещё этот туман, и…

Внезапно воспоминания накрыли безжалостной лавиной, перед глазами застыли мёртвые лица родителей, и острая горечь потери разлилась внутри, будто какой-то пузырь лопнул. Костя уткнулся лицом в песок и заплакал. Вначале тихо, робко, потом сильнее, отчаянней. От мысли, что он больше никогда не увидит ни маму, ни отца, перехватывало дыхание и хотелось выть в голос, а тело снова и снова сотрясалось в рыданиях.

Костя бессильно сжимал кулаки, молотил ими по песку и плакал до тех пор, пока судорогой не свело бока. Боль помогла чуть отвлечься, собраться с мыслями. Напомнила, что сам он всё ещё жив и должен отомстить за  родителей. Наказать убийцу.

«Сволочь! Свалил всё на отца. Сам виноват, значит?! Хотел умереть?! Сволочь!»

Злость придала сил, и Костя принялся утирать слёзы, сопли и налипший поверх них песок. Попытался воспроизвести в голове вчерашнюю ночь и вспомнить, как же именно удалось сбежать от киллера. Но тщетно – память намертво обрывалась в тот момент, когда Костя открывал дверь в ванную.

Он вдруг сообразил, что нужно скорей убираться отсюда. Убийца наверняка рыскал по округе, а здесь – возле моря, на пустом пляже – и спрятаться негде, и от погони не уйти.

Неожиданная мысль заставила настороженно замереть. Костя внимательно прислушался, потом принюхался и понял, что не слышит шума волн и не чувствует запаха морской воды. С нарастающим страхом он сел на песке и наконец-таки огляделся. Рот приоткрылся сам собой.

Всюду была пустыня. Бескрайняя, безжизненная, беспощадно раскалённая зависшим посреди неба солнцем. Где-то застывшее море песка желтело до самого горизонта, сколько хватало глаз, а где-то исчезало за округлыми, зализанными ветрами барханами. То тут, то там, словно волосатые родинки, торчали пучки жёсткой, сухой травы.

Даже с «инсуфифьенте» по географии Костя точно знал, что ни в Испании, ни во всей Европе пустынь нет. И как же он сюда попал? Сколько времени был без сознания?

Растерянно крутя головой, Костя поднялся на ноги и машинально отряхнулся. Одёрнул влажную, липнущую к телу футболку, смахнул сырой песок с джинсов и только потом сообразил, что здесь, в пустыне, штанам негде было намокнуть.

Разве что…

Костя поднёс сырой край футболки к носу и, заранее брезгливо морщась, чуть повёл ноздрями. Но никакого запаха, тем более мочи, не учуял. Он вдруг вспомнил, как убегал от дяди Славы и облился, опрокинув на себя вазу с гвоздиками. Но ведь с тех пор должно было пройти бог знает сколько времени…

Вопросы плодились стремительно, как кролики, и противно вгрызались в мозг. Ещё раз оглядевшись, Костя решил поискать ответы за ближайшим барханом. Тот возвышался всего в паре сотен метров и запросто мог скрывать людей. Например, лагерь археологов каких-нибудь. Или бедуинов. А может, вертолёт, почему нет?! Вертолёт бы многое объяснил. Отличный способ добраться из Малаги до пустыни и, самое главное, не менее отличный способ вернуться назад.

Ноги побежали сами. Навстречу вертолёту. Утопая в обжигающем песке, Костя поспешил вверх по склону, и чем выше он поднимался, тем отчётливей слышал шум вертолётного двигателя. И тем сильнее стало разочарование, когда по другую сторону бархана никого не нашлось.

Ничего! Такая же пустыня! И даже хуже – песок в низине застыл жёсткой коркой, испещрённой глубокими, тёмными трещинами и похожей на пересохшее дно реки или озера. Картина эта вселяла чувство полнейшей безысходности – словно всё здесь было настолько обречено, что даже вода умерла.

Колени подкосились, и Костя покатился вниз, даже не сопротивляясь. Докатился до самого низа и так и лежал, уткнувшись глазом в пересохшую трещину и равнодушно дожидаясь смерти от жажды.

Ещё недавно – хотя с тех пор прошла будто вечность – он считал, что застрял между детством и взрослением. Теперь же вдруг понял, что не было никакого взросления. Одно лишь детство. Любовь к Марии – детская блажь, а «инсуфифьенте» по географии и Новый год без снега – детские заботы. Потому и родители ничего не рассказывали об опасностях, преследующих их семью. Потому и тот инструктор в парке лишь посмеялся, когда Костя, как трусливый малыш, выспрашивал, нравится ли он Марии.

Кулаки сжались сами собой. Инструктор! Лживый ублюдок! Наболтал про какие-то сдвиги, носителей и чёрт знает что ещё, а сам наверняка сообщник дяди Слава. Или, наоборот, конкурент по «спецзаказу».

В тишине пустыни послышался грубый, металлический скрежет. Звук быстро нарастал. Всё-таки вертолёт. Неожиданно из пересохшей трещины вынырнул здоровенный жёлтый скорпион и чуть не ткнулся в глаз мощной клешнёй. Перепугавшись, Костя подпрыгнул на месте и, быстро перебирая ногами, отполз назад. Скорпион в действительности оказался размером всего лишь с пол-ладони, но всё же внушительно качнул ядовитым жалом, после чего снова скрылся в трещине. Костя проводил его взглядом, затем торопливо поднялся на ноги и поспешил вернуться на мягкий песок.

Пустыня при более близком знакомстве оказалась не такой уж безжизненной. Змея, скорпион – опасности таились повсюду, и нужно было ещё постараться дожить до смерти от жажды. Неожиданно Костя сообразил, что его как раз и бросили здесь умирать. Кто бросил? Дядя Слава, конечно. Похоже, киллер так развлекался – сбивал с толку и играл в кошки-мышки, давая ложные надежды на спасение.

Вначале сделал вид, что купился на пятно газировки и якобы ушёл, а потом подкрался сзади. И с какой гадкой рожей он перечислял отцовские промахи! Неужели мало просто убить человека, а нужно ещё и помучить перед смертью?! Что это, прихоть заказчика или личная инициатива киллера – измываться над жертвой до тех пор, пока та сама не взмолится о смерти?!

– Ну, этого не будет, – твёрдо произнёс Костя вслух.

Он снова огляделся, но теперь уже решительно, по-хозяйски. Будто командир операции «Буря в пустыне». За пересохшей низиной возвышался ещё один бархан. Никаких догадок строить больше не хотелось. Нужно было просто двигаться вперёд, ни о чём не думая, а лучше – ни на что не надеясь.

Костя пошел, осторожно огибая и переступая широкие, тёмные трещины. Едва слышал поблизости зловещий металлический скрежет, как начинал громко шаркать и топать, распугивая скорпионов. Подумывал даже что-нибудь запеть во всё горло, но на ум пришло только «Маленькой ёлочке холодно зимой», и из глаз выступили слёзы.

За барханом не нашлось ничего нового – снова пески, барханы, пересохшая низина. Однако Костя лишь упрямо поджал губы и пошёл дальше.

Палящее солнце довольно скоро выжгло чувство опасности. Через некоторое время он уже равнодушно наступал на тёмные трещины, а, двигаясь по песку, поймал себя на том, что идёт прямиком по узкому змеиному следу, будто по разделительной полосе. Вниз теперь приловчился съезжать на заду, как на санках, а вверх поднимался, всё чаще помогая руками.

Вслед за чувством опасности обволакивающая жара отняла и чувство стыда. Костя снял вначале куртку потом футболку, затем разулся и стащил джинсы. Кроссовки, впрочем, сразу снова надел – босиком по раскаленному песку смог бы идти разве что индийский йог.

Одежда теперь выполняла функцию покрывала. Присаживаясь передохнуть, Костя подстилал куртку, футболку, штаны, а потом поднимался, собирал одежду и продолжал путь. Устроив очередной привал, он на минутку присел передохнуть, потом на минутку прилёг, а когда заставил себя подняться, то понял, что не помнит, откуда пришёл. Следы на песке вели сразу в две стороны, и Костя понял, что ходит кругами. Апатично пожал плечами и пошёл туда, где следов ещё не было.

Кроссовки шаркали всё сильнее, но теперь уже не для отпугивания скорпионов, а потому что волочить ноги становилось всё тяжелее. Вытирая пот со лба, Костя провёл рукой по волосам. Густые, сильные, вечно непослушные, сейчас они наощупь напоминали пучки соломы. Промелькнула мысль, что надо бы обмотать голову футболкой, чтоб солнце не напекло. Но тут же выяснилось, что в руках нет никакой одежды – ни футболки, ни куртки, ни даже штанов. Обернулся, пытаясь разглядеть что-нибудь в жёлтой бесконечности, но ничего не увидел.

Солнце, будто издеваясь, застыло посреди ясного неба и даже не думало клониться к закату. А идти становилось всё тяжелее, и глаза, моргая, с каждым разом всё дольше оставались закрытыми. Когда Косте удалось разлепить веки в очередной раз, прямо перед ним из воздуха проступил полупрозрачный дядя Слава в мешковатом красном полушубке. Ухмыльнулся и почти что сочувственно произнёс:

– Из тебя мог выйти толк.

Костя глухо рыкнул и попытался схватить киллера, но рука скользнула по воздуху.

Дальше шли вдвоём. Дядя Слава маячил на пару шагов впереди и время от времени говорил что-нибудь вроде «не кипишуй» или «ты бесполезен». Костя в ответ лишь мычал и пытался заехать по ненавистной роже кулаком, пока наконец не потерял равновесие и  рухнул в песок. Тут же вскочил, как ошпаренный, и даже на некоторое, пусть и короткое время взбодрился.

В общем-то, только благодаря раскалённой сковороде под ногами, Костя и оставался теперь в горизонтальном положении. Хотя брёл, клонясь всё ниже и ниже к земле.

Дядя Слава мелькал перед глазами уже не целиком, видны были одни лишь короткие ноги в красных штанах. Они то парили в воздухе, то, наоборот, уходили в песок на полметра, а потом вообще переплелись, слились одна с другой, потемнели, разбухли и превратились в крепкий древесный ствол.

Едва дыша, Костя тяжело приподнял голову и увидел прямо над собой дерево. С пышной кроной и спасительной тенью. Рухнув на колени, он обнял широкий ствол, будто лучшего друга. В небе пронзительно заклекотала какая-то птица.

– Щас-щас полетим, – пробормотал Костя и тут же уснул.

5. О НЕКОТОРЫХ ОСОБЕННОСТЯХ
ПЕСЧАНОЙ ЭФЫ

? / ?

– Константин! – голос отца эхом донёсся сквозь сон.

– Пап, мне такой кошмар приснился. – Костя поёжился, протирая глаза.

– Сынок, – позвала мама. – Скорей иди сюда.

Прозвучало будто издалека, но в то же время у самого уха. Костя сел и растерянно закрутил головой. Поначалу показалось, что вокруг пустыня, но нет – всюду лежал снег. Искрился на солнце, слепил глаза. А родители стояли неподалёку на вершине заснеженного бархана – то есть никакого не бархана, а холма – и махали рукой.

– Видишь, сын, – радостно крикнул Игорь. – Снег на Новый год. Всё, как ты хотел.

– Смотри, что мы с папой сделали, – весело подхватила Марина.

Родители шагнули в разные стороны, и за их спинами Костя увидел снеговика. Коренастого, кривого и вообще слепленного неумело. Просто три снежных кома, поставленных друг на друга, два углубления на месте глаз и красная гвоздика вместо носа-морковки.

– Внушает? – наивно поинтересовался отец.

– Внушает, – соврал Костя и, широко улыбаясь, побежал к холму.

Снег с хрустом проминался под подошвами тапочек и лизал босые ступни, заставляя дрожать от холода. С каждым шагом в груди нарастало тревожное предчувствие, какое-то необъяснимое подозрение. Взобравшись наверх, Костя заметил, что на снегу только его следы, а следов родителей нигде нет. Нерешительно остановился в нескольких метрах и спросил:

– А где Кике?

– Кике? – отец озадаченно наморщил лоб. – С нами его нет.

– Сынок! – мама упёрлась руками в бока, её взгляд стал строгим. – Разве я не просила присмотреть за собакой?

– Да, но… – виновато замямлил Костя. – Просто что-то случилось. Не помню, что именно, но… Что-то мне помешало.

– Ничего, Константин, – Игорь ободряюще улыбнулся. – Ты его найдёшь. Обещаю.

Слова прозвучали так странно и многозначительно, будто несли некий скрытый смысл. Костя вдруг понял, что родители просто его разыгрывают. Сами спрятали пса и стоят теперь с серьёзными минами, а мысленно посмеиваются.

Наверняка отец придумал – ему ведь вечно не сидится. Но где же всё-таки Кике? Это ведь не иголка в стоге снега. То есть в стоге сена.

Взгляд вдруг упал на кривого снеговика, и Костя возмущённо крикнул:

– Да вы что, сдурели?! Он же замёрзнет!

Родители напустили на себя удивлённый вид и переглянулись. Раздражённо махнув рукой, Костя бросился ломать снеговика, чтобы вытащить пса. Комьями посыпался снег, упала красная гвоздика, а в двух углублениях, под которыми цветок был воткнут, сверкнули глаза. Карие, не широкие и не узкие, без какого-либо выражения. Их взгляд буквально отбросил Костю назад, кинул наземь.

– Нет! Нет! Нет! – кашлем из груди вырвались крики ужаса.

Из снеговика выросли ноги в красных штанах, потом высвободилась рука, сжимающая своё логическое продолжение – пистолет с глушителем.

– Нет! Нет!

Не в силах подняться, Костя принялся изо всех сил пинать дядю Славу по ногам, но те оказались твёрдыми, будто каменные. Ушибленную пятку пронзило болью, а киллер лишь усмехнулся и посоветовал:

– Не кипишуй.

В ушах дважды хлопнуло с присвистом, и Костя, тяжело дыша, проснулся. Нога, несмотря на боль в пятке, продолжала рефлекторно стучать по крепкому, будто каменному стволу дерева.

Вокруг стояла глубокая ночь, и только звёзды в небе да всполохи потрескивающего костра нарушали густую темноту. Костя приподнял голову и тут же уронил назад. Всё, о чём удалось забыть во сне, теперь снова отравляло мысли. Пустыня, горе, отчаяние.

«Всё, как ты хотел», – стояли в ушах слова отца.

Из глаз проступили слёзы, Костя сильнее закутался в одеяло и перевернулся на другой бок, отворачиваясь от костра. Сердце вдруг бешено застучало.

«Одеяло? Костёр?!»

Костя резко обернулся к огню и между подёргивающихся языков пламени увидел чёрные очки-заглушки и разноцветную бандану.

– Это всего лишь я. Хэд, твой инструктор, – донёсся знакомый насмешливый голос.

– Не подходи! – угрожающе закричал Костя, вскакивая на ноги. Мельком отметил, что «одеялом» оказался длинный, плотный плащ. – Не подходи! Я тебе устрою!

Он подпрыгнул и тяжело повис на ветке, сам толком не понимая, что именно хочет сделать – отломать её и драться не на жизнь, а на смерть, или же забраться от инструктора на дерево. Через пару секунд в голове поплыло, к горлу подкатила тошнота. Руки сами собой разжались, и Костя, охнув, упал в песок. Лежа на спине с закрытыми глазами, упрямо повторил:

– Я тебе устрою.

– Ладно, ладно, – согласился инструктор. По голосу было непонятно, издевается он или нет. – У саксаула, кстати, очень крепкие ветви. Так просто не отломишь. И я бы посоветовал тебе не делать резких движений.

– Это почему это? – хмуро поинтересовался Костя, не вставая и не открывая глаз.

– У тебя солнечный удар, – невозмутимо объяснил Хэд. – Голову напекло. А ещё ты неправильно шёл. Через такыр. Вверх-вниз, вверх-вниз. По пустыне так не ходят. Двигался бы по прямой, вышел бы рано или поздно на верблюжью тропу.

Снова этот напыщенный лекторский тон, снова куча малопонятной информации.

– Верблюжья тропа, такыр, сексаул какой-то… – Костя медленно сел. – Я что, умер и попал в ад на урок географии?

– Лишний урок географии тебе бы не помешал. Может, помог бы понять, где ты очутился.

– Ну и где же?

– В Каракумах.

– В Каракумах, – повторил Костя и безнадёжно всплеснул руками. – Ну, давай, радуйся! Смейся! У меня солнечный удар, одежду потерял, только трусы и кроссовки остались. А скоро вообще умру от голода. Или от жажды. Не знаю, от чего именно, но ты почти добился своего.

Он с ненавистью покосился на Хэда и замолчал. Несколько секунд лицо инструктора оставалось неподвижным и непроницаемым, лишь чёрные очки-заглушки загадочно посверкивали в отблесках костра. Наконец тонкие губы медленно, нехотя разлепились.

– По-твоему, я добиваюсь именно этого?

– Ну а зачем ещё бросать меня здесь умирать?

– Бросать умирать? – над очками показались удивлённо поднятые брови. – Я последовал сюда за тобой. Не сразу нашёл, по правде говоря, потому что Сдвиг, он такой – путает следы. В общем, тебя я обнаружил уже затемно, без сознания. Накрыл плащом и развёл костер.

– Вот спасибо. – Костя хмуро уткнулся взглядом в огонь. – Всегда мечтал, чтоб меня перед тем, как убить, накрыли плащом.

– Несмотря на солнечный удар, будь так добр, вбей в свою перегретую голову, что я не собираюсь тебя убивать.

– Ты угрожал в парке. Сказал, что всё знаешь и «нос вемос». – Костя обернулся, недоверчиво щурясь.

– Я действительно всё знаю. А с каких пор «увидимся» стало угрозой? Ты сказал «фелиз навидад», я – «нос вемос». – Инструктор пожал плечами. – Просто налаживал контакт.

Немного помолчав, Костя поднялся и, бросая на Хэда косые взгляды, вернулся под дерево. Закутался в плащ, потом спросил:

– Зачем?

– Потому что я – твой инструктор по Сдвигу. Запомнишь наконец или мне ещё сто раз сказать?

– Да нет, я помню, просто я не понял, что это значит, и…

– Просто ты не пытался, – перебил Хэд. – Думал, тебя это не касается.

Он резко поднялся и, перешагнув костёр своими длинными ходулеподобными ногами, подошёл к Косте. Огромный рост инструктора посреди пустыни выглядел пугающе, но выказывать страх не хотелось.

– Да, Сдвиг непостижим. Никогда не угадаешь, кого коснётся и почему.

Нависая над Костей, Хэд поднял руки. Зашевелил пальцами и на миг показалось, что между ними пробежали искры.

– Живёшь себе, живёшь, а потом вдруг – хлоп! – Ладонь инструктора звонко впечаталась Косте в лоб. – И ты – носитель.

– Носитель чего? – не понял Костя, оскорблённо потирая лоб.

– Сдвига, – снисходительно пояснил Хэд. – А это означает способность. Талант, если угодно.

– Погоди, Хэд. – Костя провёл руками по лицу и тряхнул головой, пытаясь собраться с мыслями. – Ты хочешь сказать, что я получил какую-то способность? Ну и какую же?

– Судя по тому, что вижу я, – инструктор развёл руки в стороны и стал похож на пугало, застывшее посреди поля, – твой талант – оказываться не в том месте не в то время.

– Тоже мне, – Костя разочарованно фыркнул. – Это я давно умею. Вечно во что-то вляпываюсь. А что вообще такое этот Сдвиг?!

– Ответ на наши молитвы.

Костя даже вздрогнул, настолько странно это прозвучало. Мечтательно, с грустью и одновременно с надеждой, уверованно. В общем, точно не в стиле Хэда и поначалу показалось, что эти слова произнёс не он, а кто-то ещё. Но нет – говорил всё же инструктор, но говорил куда-то вдаль, в пустоту, будто их с Костей разделяла целая вечность.

– А о чём вы молились?

– О чём молились? – машинально переспросил Хэд и повернул голову, словно только что заметил Костю. – Отсрочить конец света, естественно. О чём же ещё?

– Действительно. О чём же ещё? – растерянно повторил Костя, стараясь как-то осмыслить сказанное. Наморщил лоб, а потом вдруг повёл носом. – Хэд, а чем это так пахнет?

– Так и быть. Отложим разговоры о конце света до лучших времён. – Инструктор вернулся к костру. – Тем более ты грозился умереть с голоду. А я вот как раз кое-что приготовил.

Он зашарил руками у костра. Костя остался на месте, но не удержался и любопытно вытянул шею.

– Ну как? Аппетитно? – Хэд поднял вверх палку, вокруг которой было обёрнуто нечто, похожее на огромного жирного червя.

У Кости из груди непроизвольно вырвался сдавленный стон, внутренности скрутило приступом тошноты. Но за секунду до того, как его должно было вырвать, инструктор объявил:

– Песчаная эфа. Очень ядовитая, но вполне съедобная.

– Змея? – с облегчением переспросил Костя.

– Ну да. Такая, с зигзагом на боку.

Хэд махнул рукой – неподалёку от костра кучкой валялись змеиная шкура, кишки и отрезанная голова.

– Эй, точно такая меня чуть не укусила! – удивлённо воскликнул Костя. Он поднялся, накинул плащ на плечи и подошёл ближе.

– Считай, что ты отмщён. Но она бы тебя не укусила.

– Это почему это? – по-детски возмутился Костя. – Вон какие зубищи.

Он протянул руку к змеиной голове и успел коснуться её одним пальцем, когда Хэд вдруг сорвался с места и побежал. Ринулся на Костю со всех ног, так что разноцветная бандана расплылась в воздухе радужным шлейфом, а в отблесках костра сверкнуло лезвие ножа. Широченное, остро заточенное, с глубоким долом и крепкой рукоятью.

«Вот и всё! – мелькнула в голове мысль. – Заболтал, обнадёжил. А теперь убьёт. Выполнит заказ. Садист! Сволочь!»

– Сволочь! – в отчаянии выкрикнул Костя и зажмурился в ожидании смерти.

Услышал, как что-то звонко клацнуло, и робко открыл один глаз, потом второй. Застыл с приоткрытым от ужаса ртом – змеиная голова крепко вцепилась зубами в лезвие ножа и раз за разом судорожно сжимала пасть.

– Хэд, как это? – еле слышно выдавил Костя.

Инструктор ничего не ответил. Зажав нож в руке, неторопливо подошёл к костру, снял с ноги тяжёлый ботинок и хорошенько стукнул им по змеиной голове, а затем стряхнул её в огонь. Сел спиной к Косте, надел ботинок и ровно произнёс:

– У змеи очень низкий метаболизм и медленная циркуляция крови. Поэтому укусить она может даже спустя часы после смерти. Не всё мертво, что кажется таковым.

В лекторском тоне мелькнули оскорблённые нотки, и Костя почувствовал себя виноватым. Открыл рот, собираясь извиниться, но инструктор опередил.

– Поешь или поспи, – сказал он, не оборачиваясь. – Как хочешь. На рассвете выдвигаемся. Здесь неподалёку город. Нефтезаводск. Отправимся туда, по дороге раздобудем тебе штаны.

– Где мы их раздобудем? – недоверчиво фыркнул Костя. – Сделаем из змеиных шкур? Стой, Хэд. Ты сказал «Нефтезаводск»? Ведь там мои родители познакомились! Отец сто раз рассказывал. Вот так совпадение!

Инструктор это никак не прокомментировал, только буркнул: «Спокойной ночи» и лёг на бок, спиной к костру.

– Спокойной ночи, – отозвался Костя, глядя в огонь.

Змеиная голова больше не шевелилась. Застыла в пламени с вытаращенными глазами, а остатки яда, кипя и пузырясь, медленно вытекали из распахнутой пасти.