Арсений Шойм
Клавиши нашей любви
глава третья
Учитель методично водил колпачком от ручки по нашему классному журналу, перемещаясь по колонке фамилий от одной к другой.
– Точно добровольцев нет? – не сдавался он. – Даю последний шанс.
Во всем кабинете воцарилась необыкновенная тишина. Удивительно, что между рядов не проносилось перекати-поле.
Я сидела, ни жива, ни мертва. Всеми силами я пыталась сделать вид, что меня здесь нет, что мое присутствие на уроке – оптическая иллюзия. На самом деле я заболела, и в это время валялась в своей постели с температурой под сорок и больным горлом. Ну, какая же тут школа, в таком положении? Какая еще физика, если я даже из комнаты выползти не могу?
Самовнушение оказалось настолько мощным, что на миг я и сама поверила в этот бред.
– И отвечать пойдет… – медленно протянул Антуан, подперев щеку кулаком.
Сердце стало бешено ускорять свой ход, доступ к кислороду внезапно прекратился. Приступ панической атаки находился в самом эпицентре. Такие жесткие эксперименты над организмом не входили в мои сегодняшние планы.
– Сейчас умру, – пролетела в голове отчетливая мысль.
– Алфимов! – заключил учитель.
Я вздрогнула.
Неужели пронесло? Боже, не могу в это поверить! Видимо, есть еще частичка справедливости в этом мире.
– Вот видишь! – обрадовалась Маша. – Я же говорила, что обойдется.
– Живем дальше… – прерывисто выдохнула я.
На секунду в классе вновь воцарилось угнетающее молчание. Никто ничего не говорил, не вставал и не шел к доске. Отсутствовало какое-либо движение.
Я судорожно скосила глаза на четвертую парту ряда у окна, туда, где сидел Юра Алфимов. Стул тоскливо пустовал без своего хозяина. На самой парте я не обнаружила ни тетради, ни учебника. Ни одного признака присутствия Юры на уроке или в школе. Ровным счетом ничего. То же самое находилось в тот момент в моем сердце по вопросу веры в чудо. Рано мы с Машей забили в колокол триумфа.
– Он заболел! – громко проговорил кто-то на весь класс.
Серьезно?! Ах, ты осел уродливый! Вот именно в этот день тебе срочно понадобилось заболеть? Какой безответственный поступок. Таким ужасным человеком быть просто фу!
У меня заложило уши, а в висках сильно застучало. Я даже не смогла по голосу различить, кто именно из одноклассников это сказал. Да и какая теперь разница.
– А может, и не живем, – стеклянно произнесла я, практически не слыша себя.
– Вот как? – риторически поинтересовался Антуан. – Ну что же, тогда едем дальше.
Еще немного, и у меня начнутся конвульсии. Уверена, что Маша чувствовала мой страх и сама впитывала его, как тепло от разгоревшегося камина. Хотя, ей-то переживать не о чем. У нее по физике уже выходит стабильная тройка, которая ее полностью устраивает. Как же я ей завидую… Жизнь становится такой легкой штукой, когда тебе все равно.
Раньше и я такой была. Чтобы я еще хоть раз вырывалась в хорошистки? Да ни за что!
– Павлова, – разнесся по кабинету глуховатый голос учителя.
Вот бомба и взорвалась.
– Нет же, – тихо застонала я, поднимаясь со своего места. – Нет!
Увидев, что в отличие от первого претендента на выход к доске, второй имелся в наличии, Антуан деловито обратился ко мне:
– Яна, ты готова отвечать?
Не давая отчет своим действиям, я, для чего-то, кивнула.
– Хорошо, – удовлетворился он. – Тогда выходи к доске.
Я находилась в некой прострации. В критических ситуациях я частенько теряюсь. Вместо того чтобы спросить разрешения у учителя на ответ с места, я пошла к доске! Реально, пошла! Ну не дура ли? Это притом, что Антуан вполне мог разрешить. У парты мне хотя бы Маша могла что-то нашептать, чтобы я на жалкую тройку ответила. Четвертая парта, все-таки, не первая. Теперь же мне оставалось только встать перед всем классом и с быстротою молнии сесть в лужу!
Я как начала «лажать», так лажать и продолжила. Зря согласилась отвечать, зря я при этом потащилась к доске, зря я сегодня пришла в школу, зря я вообще родилась на этот свет!
– Лишь бы дойти, – туманной пеленой промелькнуло у меня в голове.
Вам знакомо чувство, когда земля под ногами стремительно исчезает, а в глазах начинает рябить от слишком быстро сменяющихся кадров? Что-то подобное я сейчас и испытывала, помноженное на понимание, что я абсолютно ничего не знаю о том, о чем иду вещать на весь класс. Я ведь даже не открывала этот параграф.
Кое-как, не дыша, я приковыляла к доске. Правда, уже подходя к кафедре, мне пришлось два раза за нее схватиться, поскольку ногами я почти не владела.
– Итак, Яна, – тяжело вздохнул Антуан, не обращая внимания на мое нетипичное состояние. – Расскажи нам, пожалуйста, про принцип суперпозиции тел.
– Про что? – чуть не вырвалось у меня.
Я беспомощно уставилась на Машу. Сама не знаю, какой магии я от нее ждала. Объяснить такое на пальцах невозможно.
Но она, все-таки, попыталась. Маша подалась всем корпусом влево, оказавшись в проходе между партами для лучшего обзора, после чего энергично продемонстрировала свой бицепс.
– Э-э-э… Сила, – чопорно начала я.
– Ага, сила, – подключился учитель, быстро осознав, насколько дело плохо. – Что такое сила?
Мой взгляд вновь незаметно устремился к Маше. Та спешно изобразила ладонью движение вверх. Поразительно, но пока что я понимала ее язык жестов.
– Вектор, – ответила я, пытаясь скрыть неуверенность в голосе.
– Правильно, – слегка оживился Антуан. – Вектор, величина которого создает что?
Но на этот раз Маша стала показывать совсем что-то нелогичное. Сначала она сцепила пальцы обеих рук, затем зафиксировала в воздухе руку ладонью вниз, и стала водить ею вверх-вниз. Окей, допустим, вторая часть этой увлекательной пантомимы говорила о мере, типа больше или меньше, но о чем говорила первая? Не быть Машке сурдопереводчиком, эх, не быть. Или это, все-таки, до меня не доходит?
– Говорит о мере сцепления тел, – окончательно сдалась я.
– Сойдет, – уныло пробормотал Антуан. – Только не сцепления, а взаимодействия. Какими свойствами характеризуется сила? Сразу даю подсказку: их три.
Я вновь вылупилась на свою спасительницу. Машка повторила свое крайнее действие с «больше-меньше».
– Величина, – пискнула я.
– Так. Еще два.
Маша вновь провела вертикально поставленной ладонью вверх.
– Вектор, – затупила я.
– Направление, – цокнул языком Антуан. – Понятие не определяется через само себя. Так. Какое третье свойство?
Машка в третий раз провела ладонью вверх, изображая направление. Только теперь она поставила воображаемую точку, исходящую из начала этого вектора.
– Начало вектора? – скривив губы, спросила я.
Сергей Викторович испустил тяжелый вздох и чуть ли не лег на свой стол.
– С тобой каши не сваришь, Павлова, – покачал головой он. – Тройку, в принципе, можно было бы поставить. Вот только мне вам с Климентьевой обеим по оценке ставить? Все-таки, вклад в ответ общий. Если так, то по полтора балла получается.
Мы с Машкой обе так и вспыхнули.
– Я сама отвечала, – возмутилась я. – Не подсказывал мне никто!
Сергей Викторович снял очки и стал неспешно массировать переносицу.
– Яна, я, может быть, и ношу очки, но пока еще не совсем ослеп. Ты думаешь, эти забавные сценки, которые разыгрывала Мария, прошли мимо меня?
– Ничего я не разыгрывала! – запротестовала Машка.
От неловкости сложившейся ситуации мне хотелось провалиться сквозь землю. По кабинету начали раздаваться едкие смешки одноклассников.
Учитель вернул очки на свое законное место, после чего строго оглядел меня с ног до головы.
– Так, ладно, – снова заговорил он. – Даю тебе последний шанс на реабилитацию. Я задам тебе еще один вопрос. Ответишь на него – поставлю удовлетворительную оценку. Только без вот этих ваших выкрутасов.
Сама того не желая, я стала создательницей немой паузы. А что тут ответить? Как будто у меня был выбор.
Антуан вальяжно откинулся на стуле, слегка запрокинув голову назад.
– Будь добра, дай нам определение какого-нибудь из законов Ньютона. Скажем, третьего, – произнес он, с вызовом глядя на меня.
Боковым зрением я увидела, как Машка снова пыталась мне что-то подсказать. Но я уже на нее не смотрела. В тот момент все мое естество ухнуло куда-то в область желудка, и я поняла, что проиграла эту битву. Легче просто с достоинством принять выбор капитуляции. В конце концов, такой исход считывался с самого начала. Это на обществознании или литературе я бы еще могла без проблем наболтать на четверку (может, и на пятерку), совершенно не владея темой, но не на физике. Тут что с подсказками, что по наитию, я не способна даже на три что-то из себя выдавить.
Гори она в аду, эта физика!
– Нет, – промямлила я, стараясь не всхлипывать. – Не знаю.
– В таком случае, мне очень жаль, Яна, – пожал плечами учитель. – Но твоя оценка – два.
Внутри меня что-то надломилось. Я набрала полные легкие воздуха в попытке смириться с тем, что только что произошло. Слово «два» еще несколько секунд отдавалось эхом в моей голове.
***
На обеденном перерыве мы с Машей отправились в столовую. В прескверном расположении духа я купила себе чай, и с горя бахнула туда сразу четыре ложки сахара. Мне хотелось хоть как-то приободрить себя, но я не знала как. Вернее, не находила никаких факторов, которые могли как-то поднять мне настроение.
И почему за все эти годы в школьном меню так и не появился кофе? Вот его бы я выпила сейчас кружки три. Все сегодня против меня, даже столовая!
Громко поставив стакан с чаем на стол, и чуть не расплескав его, я села напротив Машки. Та без особого энтузиазма ковырялась вилкой в тарелке со слипшимися макаронами и едва теплой котлетой. Я лишь грустным взглядом обвела бесформенное содержимое – из-за нестабильного самочувствия аппетита у меня не было от слова совсем.
В глазах Маши я прочитала сочувствие:
– Ты бы поела что-нибудь. Еще четыре урока тут торчать.
– Не могу, – простонала я. – Чувствую, что если съем что-нибудь – как бы оно обратно не полезло.
– Что теперь будешь с физикой делать? – робко спросила она.
– Пока не знаю, – коротко отозвалась я, массируя пульсирующие виски.
После урока физики у меня начался жуткий приступ головной боли, которая до сих пор не проходила. Две таблетки анальгина, съеденные мной на перемене, тоже оказались бессильны. Я уже чуть ли не на стену готова была залезть от этих адских мук!
– А тебе так принципиально нужно исправить эту оценку? – немного удивилась Маша.
– Да! – выпалила я. – Я первый раз так близко подобралась к возможности закончить год без троек. И под конец сама же с этим напортачила!
Объяснять Машке положение дел со всех ракурсов я не стала. К чему ей информация о маме и ее однозначной реакции на единственную тройку у меня в дневнике. Частично я ей рассказывала о маме и о повышенном (хотя, скорее пониженном) градусе нашего общения, но далеко не все.
Наверняка Машка и сама понимала, для чего мне это было так необходимо.
– Дело дрянь, шеф, – изрекла она, делая глубокий выдох. – Тут надо думать.
Маша задумчиво отвернулась к окну. По ее прищуренному взгляду и бегающим из стороны в сторону зрачкам я поняла, что она производила в голове какие-то подсчеты. Я прямо-таки видела, как крутились шестеренки в ее голове.
Спустя пару минут Машка закончила свой внутренний анализ и сосредоточенно произнесла:
– Мне кажется, есть только один доступный вариант, как можно избавиться от этой проблемы.
Так как в чудеса я перестала верить полтора часа назад, отозвалась я не сразу:
– Какой?
Маша тут же приступила к конструктивному изложению своих мыслей:
– Ну, смотри. Все мы знаем, что Антуан принципиально не разрешает никому приходить и исправлять оценки вне уроков. Ни при каких обстоятельствах.
– Знаем, – крякнула от досады я.
– Получается, что до конца четверти остается всего лишь три урока, на которых можно что-то сделать. Один на этой неделе и два на следующей.
– Это практически ноль!
– С одной стороны да, но не все так плохо, – обстоятельно продолжала она. – Ближайший урок в четверг сразу же вычеркиваем, так как на нем будем проходить новую и последнюю в этом году тему. Там возможности исправить оценку не будет.
– Еще лучше, – уронила голову я на согнутый локоть. – Остается два урока.
– Урок в следующий четверг тоже мимо кассы. Это слишком поздно. К тому времени четвертные оценки будут проставлены.
Я хмуро посмотрела на нее:
– Ты меня добить решила? Хоть один-то шанс у меня есть?
– В следующий понедельник будет годовая контрольная… – многозначительно произнесла Маша.
Теперь пришел черед активизироваться серому веществу в моей голове. До меня стало доходить, на что намекала Маша.
– Единственный выход, который я сейчас вижу, – заканчивала она свое изречение. – Тебе нужно хорошенько подготовиться к этой контрольной, чтобы получить за нее пять. Изо всех сил нужно, потому что после сегодняшней двойки четверка ничего улучшить уже не сможет.
– Ты с ума сошла, – расстроенно покачала головой я. – Да мне никогда в жизни не написать контрольную на пять! Вот если бы можно было списать – тогда да. Но ведь этот столб фонарный всегда сам составляет задачи для годовых контрольных, так что не прокатит.
– Пойми, других способов нет, – критично подметила Маша.
– Какой кошмар! – обреченно простонала я, рухнув всем корпусом на деревянный стол.
– Да не убивайся ты так, – с грустью посмотрела на меня Машка. – Все еще вполне реально исправить.
Последние частички рационального зерна в моей голове соглашались с ее словами. Но решительно переубедить себя целиком никак не получалось.
Меня поглотила растерянность. И как я должна провернуть эту аферу? Я же в проклятущей физике вообще ни бум-бум! За предыдущие годы у меня ни разу так и не вышло годовой четверки. Что говорить, если я почти никогда не вспоминаю о том, что перед тем, как поменять перегоревшую лампочку, нужно убедиться, что тумблер находится в положении «выключен». А уж во всех этих механизмах, импульсах, законах и прочей чепухе я ровно так же хороша, как корова в вождении автобуса.
Мысленно я пыталась подобрать слова для описания степени отчаяния, но у меня выходила лишь несусветная чушь. Ну и угораздило же меня так обделаться напоследок.
***
В самом мрачном настроении я вернулась после школы домой. Не успела я точным прицелом прямо с порога забросить свою сумку на банкетку, к своему неудовольствию мне пришлось стремительно вспомнить, что мама сегодня обитала дома. Собираясь в спешке утром, я на это не обратила внимание. Собственно, необходимости заходить в прихожую, которая одновременно с этим являлась комнатой мамы, у меня не было.
Теперь же она в свой законный выходной увлеченно смотрела ток-шоу по телевизору.
Я картинно закатила глаза. Никакой разницы в этих передачах для домохозяек я не находила. Словно ты смотришь одно бесконечное шоу, которому нет ни конца, ни края. Про отсутствие хотя бы капельки смысловой нагрузки я вообще молчу.
Особо долго задерживаться в коридоре я не стала. Желания контактировать с мамой у меня имелось едва ли больше ноля процентов. Хотя, по ее ленивому повороту головы стало очевидно, что она заметила мое появление дома.
Первое, что я сделала в своей комнате – вымученно плюхнулась на кровать. Прямо в том, в чем ходила в школу. Мне хотелось пару минут полежать и отдохнуть. Помечтать о чем-то добром и хорошем.
Черт возьми, кого я обманываю? В тот момент моим единственным желанием было раствориться. Исчезнуть с лица земли безвозвратно. Просто я предчувствовала мощнейший шторм и скорость, с которой он приближался.
В животе приглушенно заурчало. Я ведь так ничего и не поела в школе. Ладно, потихоньку пробегу в кухню, приготовлю себе бутерброд с чаем и быстро вернусь в комнату.
Разумеется, мое мысленное желание повременить с беседами оказалось послано госпожой кармой куда подальше. Удача покинула меня во всех жизненных аспектах. Угадайте, кто оказался на кухне ровно через одну минуту после того, как туда зашла я и нажала на кнопку чайника.
– Что новенького в школе? – участливо полюбопытствовала мама.
Когда я услышала ее голос, все тело вмиг напряглось.
– Ничего, – с неумело сыгранным спокойствием пожала плечами я.
Мама величественным шагом прошла к угловому дивану, стоящему у нас в кухне, и неспешно на него села. Я продолжала нарезать себе хлеб с колбасой, стоя к маме спиной.
– По оценочкам как дела? Получила сегодня что-нибудь? – с теплом в голосе спросила она.
Я четко уловила фальшь в интонации.
– Пятерку по русскому, – пробурчала я. – Писали изложение по «Бесприданнице» Островского.
– Надо же, какая молодец у меня дочка! – радостно всплеснула руками мама. – Такая умная! А еще что получила?
К чему она клонит? Она уже давным-давно со мной так не заискивала.
– Да вроде, больше ничего, – за какой-то надобностью соврала я.
Я не была готова к такому вопросу, поэтому ответила первое, что пришло в голову. Как и говорила, в спорных ситуациях я частенько принимаю неправильное решение.
– Прямо-таки совсем-совсем ничего? – продолжала лебезить мама, ни на секунду не снимая притворную улыбку с лица.
Тут я уже сама не выдержала.
– Мам, ты на что-то намекаешь? – сухо спросила я, повернувшись к ней.
Мама продолжала смотреть на меня с неестественной улыбкой. Может, мне почудилось, но она даже не моргала. Ее лицо как будто безвременно застыло в мраморе.
– Я не намекаю, а прямым текстом говорю, – щебетала она, чуть склонив голову набок. – Моя дочь – лгунья.
Я тяжело вздохнула и рассеянно перевела взгляд в сторону. Мама становилась невыносимей с каждым днем. Каким образом мы с ней должны сближаться, если она постоянно играет какую-то роль? Знаешь ты что-то, или что-то тебя интересует – спроси об этом прямо. Для чего вот эти окольные пути каждый раз? И себе и мне нервы только треплет.
Мама самодовольно скрестила руки на груди:
– Я, конечно, предполагала, что ты невысокого мнения обо мне, но не думала, что настолько.
– О чем ты говоришь? – смешалась я.
– Яна, надо быть полной дурой, чтобы врать матери про оценки. У вас в школе существуют и электронные дневники тоже, или ты забыла об этом?
– А на кой черт ты тогда вообще спрашивала… – сердито подумала я.
Надо же! С чего вдруг ей понадобилось изучить мой электронный дневник? Сто лет в него не заглядывала, но сегодня ей приспичило полюбопытствовать! И почему я не удивлена? Меня кто-то проклял что ли?
– Нет, мам, я помню, – попыталась оправдаться я. – Просто я…
– Просто ты что?! – резко перебила меня мама. – Просто ты мать свою ни в грош не ставишь. Скажи еще, что я неправа.
Я почувствовала, как к глазам подступили слезы. Обычно я стойко переношу все нападки мамы, но сейчас все моральные силы меня покинули. За сегодняшний день я и так уже настрадалась.
– Ну, расскажи мне, что у тебя там произошло сегодня на физике? – не унималась мама со своими дурацкими расспросами.
– Я просто забыла выучить параграф, – дрожащим голосом ответила я.
– Вот только не надо мне тут сопли распускать, – презрительно фыркнула она. – Какая прелесть! Она забыла!
Так, самое страшное позади – о двойке она узнала. Можно и отдышаться чуть-чуть. Вот только я уже настолько раскисла, что мне едва удавалось держать себя в руках.
– Это же не конец света! – выпалила я, о чем, впоследствии, пожалела.
Мама тут же вскочила с дивана. Ее и без того красное лицо стало пунцовым от резкого притока крови. Я морально подготовилась к тому, что сейчас по всей кухне пронесется ее истошный вопль.
– Милая моя! – задохнулась от возмущения мама, подтвердив мои ожидания. – У тебя одна единственная задача – учиться! Ты не обременена ни работой, ни кружками и секциями. Так чем же ты так сильно была занята, что забыла выучить параграф? Скажи мне на милость.
– Ничем… – промямлила я. – Я просто забыла его выучить.
Второй раз я уточнила это уже почти шепотом.
– Как ты собираешься исправлять эту двойку? – строго спросила мама. – До конца года времени осталось с гулькин нос.
От ее прежней, пусть и фальшивой улыбки и след простыл.
А я лишь беспомощно стояла и смотрела себе под ноги, не в состоянии подобрать слов для ответа. Давненько меня так не размазывали об стену.
– Мне теперь что, каждый раз проверять у тебя наличие сделанного домашнего задания? – продолжала кипятиться мама. – Ты когда-нибудь повзрослеешь, в конце-то концов? Взрослая девица, уже меня переросла, а мозгов так и не появилось. Весело, наверное, закончить учебный год с одной единственной тройкой. Как говорится, не жили богато, нечего и начинать. Да, Ян?
В чем-то она была права.
– Я все исправлю. Обещаю, – пропищала я, не в состоянии поднять на нее глаза.
Мама расхаживала гигантскими шагами по кухне со свирепым выражением лица. Щеки ее пылали алой краской. В конечном итоге, она остановилась в дверном проеме и на одном дыхании произнесла:
– Уроков у вас осталось раз-два, и обчелся. Без понятия, как тебе это удастся, моя дорогая, но ты это сделаешь. Не заставляй меня в тебе разочаровываться. Хотя бы раз сделай все так, как надо.
Я робко кивнула.
– В противном случае, во-первых, я лишу тебя всех карманных денег. Мне все равно, кто будет тебя спонсировать: дедушка или еще кто. От меня ты не получишь ничего. Будешь сама придумывать, где взять деньги на карандашики для губ и кофеек. Во-вторых, я не буду разговаривать с тобой все лето. Минимум. Не буду никак с тобой взаимодействовать. Ты будешь сама по себе, я – сама по себе. Ты у меня сама станешь бесприданницей. Может быть, все это для тебя послужит хорошим уроком, и в следующий раз ты «не забудешь выучить параграф».
Она показала пальцами кавычки, после чего стремительно удалилась из кухни к себе.
Еще минуты две я продолжала ошарашено стоять на том же самом месте. Мне кажется, я даже ни разу не вдохнула за это время. Я просто стояла, пыталась переварить полученную от матери информацию и понять, а что, собственно, произошло.
Осознание того, что случилось все же, пришло. И в ту самую секунду из моих глаз хлынули слезы обиды. За что? Вот чем я заслужила такое отношение к себе?
– Что за фигня с моей жизнью такая?
Когда состояние ступора прошло, я вернулась в свою комнату, забыв и про чай и про бутерброд. Чувство голода поглотилось десятком других чувств. Кое-как я переоделась обратно в уличную одежду и стремительно выбежала из дома. Руки и ноги у меня дрожали.