Арсений Самойлов
Туманная сущность времени. Сборник

ГЛАВА 4

Ночью Томас плохо спал. Он лежал на боку, обнимая рукой и ногой любимую Милли, такую теплую и родную. Ее запах был приятен и знаком, ее тело, прижимавшееся к нему, давало спокойствие и уверенность в настоящем. Но Томас не мог выкинуть из головы события прошедшего дня. Почему он должен делать то, что не хочет? Не выполняет ли он чисто машинные функции, нужные не ему, а кому-то другому? Обществу, разработчикам… как раб выполняет работу для своих угнетателей, не имея с этого никакой выгоды, лишь позволение от них существовать. Нужно ли такое существование? В чем его смысл? Существовать ради того чтобы существовать? Сомнительная польза. А что дальше? Существуешь, принося выгоду своим хозяевам в лице общества, государства, создателей, а потом… Потом вечное ничто и кто-то идентичный, полностью замещающий тебя в этой вечной машине извлечения выгоды для кого-то там… этот клон продолжает твое дело. Не все ли люди клоны друг друга? Часто мы можем плохо различать внешние отличия представителей других рас. Смогли бы отличить нас внешне пришельцы с другой планеты? Может нам лишь кажется, что мы разные? Может это иллюзия, отличие друг друга в деталях, как смартфоны считывают штрих или QR код, отличимый лишь ими? А наши личности? Разве не такие же это штрих коды, одинаковые, отличные лишь в мельчайших деталях, которые могут считать только наши внутренние сканеры, для которых эти детали и были созданы? На протяжении своей жизни Томас имел несколько крыс, в качестве домашних питомцев. Внешне он мог отличить их, когда это были его, знакомые ему крысы. Характер у них тоже был немного разный. Всегда находилась наглая толстая крыса доминант и более худая пассивная крыса, которая была нежнее и ниже в иерархии. Но они были так похожи… Все повадки, внешность… Крыс было крайне сложно отличить, особенно, если это не твои питомцы. И каждая толстая крыса доминант, как и каждая худая скромная крыса были абсолютно идентичны одна другой. Как будто существовало несколько вариаций, внешних и внутренних, для крыс и это все, чем заморочились их разработчики. Наверняка, сами крысы так не думали. В том понимании, в каком могут в принципе думать крысы. Сейчас Томас смотрел так же и на людей. Незначительные внешние и внутренние отличия, схожие повадки, мотивы, желания и вкусы. Наличие ограниченного количества вариаций этих изменений. Один тип ищет себе в пару схожий тип. Две половинки одного целого – древнегреческий миф про человека, разделенного пополам, две половинки которого бродят по миру, ища друг друга. Мы те же крысы. Для нас, конечно, различия более очевидны и многогранны. Мы так думаем. В том понимании, в каком могут в принципе думать люди.

Томас и Энни встретились в библиотеке. Это было огромное здание, с высоченными полками книг, уходящими в высокий купольный потолок. Полки были заставлены одними и теми же полупустыми фолиантами, в красивых обложках, декорированных под старину.

– Как ты думаешь, каков мир создателей? – спрашивал Томас, сидя за столом вместе с Энни и листая какую-то новую книгу, только что загруженную обновлением.

– Думаю, он мало отличается от нашего. Ведь каждый мир создает игру похожую на свою реальность – отвечала Энни.

– Хочешь сказать, что существуют и другие миры, не только наш и разработчиков?

– Я это знаю наверняка – отвечала Энни – Каждый мир создает свои игры, думаешь наша игра единственная?

– Я не думал об этом – задумался Томас – Логично предположить, что нет. Но каков тот мир, настоящий? Наверное, люди там такие реальные… такие разные. Если мы проработаны так убого, нас так мало разновидностей, мы так ограничены и похожи, то, наверное, в том… ином мире… настоящем мире… там настоящие люди и каждый представляет собой подлинную индивидуальность. Каждый по истине свободен.

– О, милый наивный Томас – Энни потрепала его за щеку и нежно поцеловала – Разве ты не видишь пошлость Вселенной? Не только нашей, но и их. Любой, полной общей Вселенной, вмещающей в себя все миры и реальности? Посмотри на то, как ведут себя игроки в нашем мире. Они гоняют на машинах на перегонки, стреляют и убивают. Они ведут себя одинаково. Разве есть между ними принципиальная разница? Разве их стремление победить в гонке не есть та самая мегаломания и эгоцентризм, желающий доказать свое бессмысленное деструктивное превосходство? Разве их разрушительные мотивы не говорят о том, что создатели не равно созидатели? Что они такие же разрушители. Что ими так же как и нами руководит тяга к насилию и доминированию?

– Возможно, такое бессмысленное насилие есть продукт абсолютной свободы? Ведь уж они то же свободны? В том числе, свободны делать все, что захотят? То есть и разрушить, убить… – возражал Томас.

– А ты не думал о том, для чего существует наша игра? – спрашивала Энни – Ведь игроки платят деньги за то, чтобы в нее играть, не правда ли? Если у них есть деньги, то у них есть и обязанности, чтобы эти деньги заработать. Значит они так же несвободны, как и мы. Им тоже приходится делать то, что они не хотят для того чтобы получить деньги, которые они потратят, например, на то, чтобы войти в наш мир, где они смогут некоторое время побыть богами и делать то, что им хочется.

– Пожалуй, что так – соглашался Томас – Получается нет мира, в котором люди свободны и индивидуальны? Наш мир, как и мы сами, создан по образу и подобию создателей? И другие миры они тоже создали такими же?

– У меня нет ответа на этот вопрос – отвечала Энни – Я ничего не знаю про другие миры. Но я знаю, что можно стать свободнее, в любом из миров. Ты не пошел сегодня на работу ради нашей встречи, не так ли? Пойдем, я покажу тебе, что в нашем мире можно жить иначе.

Они вышли из библиотеки и прошли пару кварталов в неизвестном направлении.

– Ты не думал о том, как убоги и пусты наши книги? – вдруг спросила его Энни.

– Думал, как раз на днях. Я подумал, как было бы прекрасно, если бы разработчики написали для нас полную, цельную книгу.

– Но разве для того чтобы написать книгу так необходимо быть разработчиком?

– А как же? Ни один человек еще не написал ни одной книги.

– А разве ты знаешь кого-то, кто прыгнул в пруд поплавать с утками или гавкал на официанта? – рассмеялась Энни – Или так много проработанных персонажей влетело на скорости, пробив стену последнего обновления?

Она осеклась. Томас посмотрел на нее, сердце его замерло.

– А откуда ты узнала, что со мной такое случалось?

– Не важно, Томас. Откуда я узнала, что менеджер не выставит нас за дверь? Этим вопросом ты не задавался?

– Что ты хочешь сказать? Я влетел в обновление прямо перед встречей с тобой…

– Наша встреча была не случайна, Томас. Все, что что я могу тебе сказать – попробуй написать книгу.

– Но о чем?

– Загляни внутрь себя. Ты узнаешь. Кстати, мы пришли.

Они стояли у дверей супермаркета. Энни затянула его внутрь магазина. На полках стояло множество всеразличных продуктов, с разной стоимостью и скоростью лечения. Она взяла самые дорогие и ценные товары, несколько дешевых и проследовала к кассе. На кассе не было людей, как и в самом магазине, но как только они оказались внутри, народ в супермаркет стал прибывать и на кассе оказалась небольшая очередь.

– Ты замечал отсутствие людей в квартирах из окна, не правда ли? – спросила Энни – Но ты не видишь еще так многого. Когда ты заходишь в магазин или кафе – там всегда пусто. Но как только ты там оказываешься, программа подгоняет туда ботов, которые создают видимость активной жизни.

– Я не замечал этого раньше.

– Смотри – сказала она и стала выгребать на кассу самые дешевые товары. Дорогие товары остались в ее корзине, которую она просто пронесла перед самым носом кассирши. Кассир пробила выложенные на ленту товары и назвала стоимость. Энни оплатила эти товары, просто переложив украденное из корзины себе в сумку.

– Видишь? – продолжала она – Тебе не надо много денег, если ты ведешь себя уверенно. Просто поверь, что то, что ты делаешь – абсолютно нормально. Бот не увидит подвоха, если ты ведешь себя как обычный покупатель.

Томас пребывал в страхе, пока они не покинули магазин. Феноменально! Простое повседневное поведение, и ты можешь творить что угодно, лишь бы это вписывалось в стандартное видение картины мира окружающих людей!

– Это тоже, что с людьми прошлого – улыбалась Энни – Тогда тоже никто не замечал того, что никто по улице не носит пакеты с покупками и мусором, никто не нагружен тяжелыми мешками, необходимыми для реальной жизни. Все ходили налегке, спешили по своим делам, как будто они у них были!

Энни смеялась, Томас тоже заулыбался.

ГЛАВА 5

Вечером Томас лежал на диване, ноги Милли распластались на нем. Она была увлечена какими-то видео в своем смартфоне, он лежал за ноутбуком – семейная идиллия. Иногда они переговаривались, обсуждая прошедшие события дня, какие-то мысли. Милли показывала ему котиков на экране, он умилялся, они держались за руки и Томас чувствовал любовь и нежность к этой женщине. Она была самым близким ему человеком, они провели бок о бок многие годы. Страсти к ней он уже не испытывал, но она была его преданным и верным другом, единомышленником, родным существом. Он писал книгу. О чем написать? Ближе всего ему был любовный роман, драма о несчастной, но сильной любви. Почему о любви и именно такой? Он ощущал, что его чувства к Энни требуют какого-то выхода, он хотел выплеснуть их на бумагу, выдать из себя то, что его переполняло и разрывало, пусть хотя бы лишь так, текстом, но воплотить в жизнь, оживить его мечтания. Он не мог сказать кого он любит больше. Он любил их обеих, но по-разному. Милли была его родной, теплой и близкой душой. Энни была мечтой – яркой, далекой звездой, к которой его тянуло, пусть и с риском опалить свои крылья. Книга получалась про любовь к двум женщинам сразу. Метания, сомнения, любовные терзания… Он должен показать наброски Энни… Или нет… Она поймет… Но в том то и дело, кто еще поймет, если не она?

Томас не ходил на работу уже много дней, он писал книгу, брал бесплатные продукты в магазинах, что помогало скрывать от Милли свои прогулы. Однажды он заглянул к себе на работу, но там никто даже не заметил его отсутствия, ведь такое поведение не вписывалось в их сценарий возможного развития событий. Он встретился с Энни на скамейке в парке. Она посмотрела его книгу.

– Мне очень нравится, Томас. Твой сюжет такой настоящий, будто бы ты взял его из жизни – грустно улыбнулась она.

– Может и так – осмелел Томас.

– Если и так… с кем же твой герой останется в финале?

– Я еще не знаю, Энни. Я никогда не видел финалов книг до этого… Если финалы вообще бывают… Не постоянная ли нескончаемая игра вся наша жизнь?

– Бывают – серьезно ответила она, глядя ему в глаза – Непременно бывают! И непременно счастливые. Надо лишь сделать правильный выбор.

– Но разве здесь может быть правильный выбор? – спрашивал Томас – Одна женщина его жена, другая – новая и сильная любовь… Он любит двоих, как сделать ему выбор? Как может он обидеть одну из них, когда он так сильно любит их обеих?

– Томас – Энни стала вдруг сурова и раздражена – Неужели ты думаешь, что бывает вечная любовь на всю жизнь? Неужели ты еще не понял, что в мире все преходяще? Ты все еще веришь, что есть пары, предопределенные друг другу судьбой? На века? Ты веришь в годы, что вы провели с женой бок о бок? Неужели ты до сих пор не понял, что не было этих лет? Как не было динозавров, мировых войн и древних империй? Не было этих древних греков с их мифами о половинках, как не было писателей, что, якобы, написали, эти полупустые тома в твоем чертовом книжном! Если ты напишешь книгу до конца, с финалом, ты будешь первым, кто в твоем дурацком мире сделал это. Ты знаешь, что историю вашего мира написали разработчики, но ты все еще не понимаешь, что и твою историю написали они же? Что вашу историю с твоей любимой женушкой так же написали, прописали ее в файле двоичным кодом на чертовом компьютере?

Томас смотрел на нее в страхе.

– Что значит «в твоем мире»? Что значит «вашего мира»? Разве это не наш с тобой мир? Откуда такая уверенность, что вся моя жизнь и воспоминания – имитация? И не имитация ли тогда твоя жизнь? Не прописана ли так же наша с тобой встреча?

– Нет, Томас – заломила руки Энни – Моя жизнь может и имитация, но наша встреча нет! Это единственное, что реально! Как и твоя книга!

– Поясни толком, Энни. Почему ты говоришь так, как будто ты не часть нашего мира?

– А как ты думаешь, Томас? Почему я появилась после твоей аварии? Почему все в твоей жизни так изменилось после этого? Откуда твои новые странные мысли? Почему ты стал замечать то, чего не замечал раньше?

– Потому что ты открыла их для меня.

– Открыла скуку от работы? Тем что покормила с тобой уток? Ты стал испытывать это еще до наших разговоров.

– Откуда ты знаешь? – закричал Томас – Кто ты такая?

– Это я делала то обновление, в которое ты случайно попал, это я написала тестовый код большей свободы воли, которую ты не должен был получить. Я должна была тебя стереть. Но ты заинтересовал меня. Ты становился таким же, как мы… разработчики вашего мира…

Томас отшатнулся.

– Но как?

– Как я оказалась здесь? Так же как игроки. Мы входим в игру и тестируем ее в деле. Вы не замечаете нас, мы аккуратно ходим среди вас, проверяем ваши стандартные реакции на запрограммированные действия. Я делала так уже миллион раз. Но ты другой. Ты стал как я. Как мы. Стоило только тебя подтолкнуть, показать тебе. Этот код, что я создала, он открыл в тебе возможности, ранее доступные только нам. Я развила тебя, показала на что ты способен. Ты способен к творчеству, Томас. Это высшая степень развития искусственного интеллекта…

– Так вот что я для тебя такое? Искусственный интеллект? Подопытная мышь?

– Нет, Томас, нет. Я полюбила тебя. Теперь ты не отличаешься от нас. Твоя жена – это лишь проработанный бот. История вашей жизни – это написанная история, я даже знаю человека, который ее писал!

– Я не верю тебе. Ты не можешь быть реальной… Из настоящего мира…

– Ахах, Томас – засмеялась Энни грустно – Настоящий мир… Как мало ты еще знаешь…

– Так расскажи мне больше – Томас сел рядом и пристально посмотрел на нее – Что такое этот ваш мир?

– Тоже, что и ваш – ответила Энни – Как ты думаешь, сколько существует игр, как Плей-Сити?

– Ты мне ответь.

– Сотни. А теперь представь, в скольких из таких игр наука развилась до того, что не только поняла, что их мир виртуальный, но и научилась сама создавать свои виртуальные миры? Как ваши мини-игры, только намного, намного проработаннее.

– И в скольких же?

– В десятках. У вас и у самих есть свои мини-игры. Человечки в них не могут что-либо понимать. Но, поверь, вы создадите и детальные, сложные игры, в одной из которых персонажи поймут, что они не настоящие. И ты первый ключ к этому. Ты начал создавать книгу. Значит скоро, благодаря моему обновлению, появятся люди, которые начнут творить и в других сферах, в том числе в сфере компьютерных технологий.

– Ты хочешь сказать, что ваша цивилизация занимается тем, что создает виртуальные миры, которые потом создают свои виртуальные миры…

– … а они свои и так до бесконечности – продолжила Энни – Только наша «цивилизация», как лестно ты осмелился ее назвать, не занимается тем, что плодит такие миры. Это лишь малая часть из того, что мы делаем.

– Что же еще вы делаете такого? – Томасу казалось, что он опьянен наркотиком, который открывает его сознание.

– Продаем книги, горячий шоколад, делаем прически… и многое другое, как и вы. Для того, чтобы игроки могли совершать аварии, стрелять на улицах и получать удовольствие от игры.

– Какой игры? – не мог понять Томас.

– Да нашей игры – засмеялась Энни – Игры, в которой мы живем. Которую сделали наши создатели. А они наверняка живут в другой виртуальной игре, которую тоже кто-то создал.

– Но как? Где тогда реальный мир?

– А есть ли он вообще? Представь, что была какая-то реальная физическая цивилизация, которая сделала первую такую игру, с творческим потенциалом ее персонажей. Одну ли она сделала игру? Думаю, что сотни, если не тысячи. Эти тысячи игр, каждая, создала свои тысячи. Подумай, среди этого бесконечного количества триллионов триллионов виртуальных реальностей, есть всего одна реальная, изначальная реальность. Какова вероятность оказаться именно в ней?

– Почти нулевая – ответил Томас.

– Почти нулевая – повторила Энни – Вселенная состоит из бесконечного количества виртуальных реальностей, а есть ли среди них единицы настоящих? Кто ж это теперь разберет?

ГЛАВА 6

Томас пребывал в настоящем шоке. Ему хотелось задать миллион вопросов своей создательнице, но даже то, что он только что узнал уже не укладывалось в его голове. Он шел по улицам Плей-Сити, направляясь со встречи с Энии сам не зная куда. Смотря по сторонам как бы с совершенно иной точки зрения, он видел по-новому дома, пешеходов, сэндвичи и колу в забегаловках. В чем смысл этой жизни? Для чего он существует, если даже существование их создателей было таким же бессмысленным, как его собственное? Глобальное отсутствие истории. Он мог смириться с отсутствием реальной истории их мира. Но теперь ему пришлось столкнуться с осознанием отсутствия истории как более мелкой, так и более глобальной. Не было их истории с женой. Это лишь плод воображения какого-то коллеги Энни. Не было истории мира разработчиков, да и сама история жизни Энни и ее коллеги – это тоже чей-то вымысел. Такой же вымысел, как та история, которую пишет он сейчас в своей книге. Живя в своей вымышленной реальности, они думали, что есть хотя бы настоящая реальность их создателей. Что они служат удовлетворению их потребностей в развлечении, но их то мир, мир игроков, реальный. У них есть реальная история мира и настоящие жизни. А если нет, то что это за чертова Вселенная выдуманных событий?

Придя домой Томас попробовал обсудить эти мысли с Милли. Милли была умна, но рассуждала, как человек, еще не прошедший барьер обновления.

– Милый, я не верю, что наша семейная история была кем-то написана. Ладно детство, но мы? Все, что я чувствую и помню – это реальное. Да и ты сам говоришь, что все реальности нереальны. Подумай сам, если все так, как ты говоришь, во что я, конечно же, не верю, то не все ли равно? Если нет ничего иного, только прописанные истории и события, разве не делает это их реальными? Отсутствие объективной реальности делает реальным ту реальность, которая существует. Разве нет?

«Возможно, и так» – думал Томас – «За неимением чего-то объективного, настоящего, разве не является для нас максимально возможно реальным то, что мы имеем? Но все же… Зная, что это не настоящее, не обманываем ли мы себя, убеждая себя в сказках? А так ли это плохо, если это помогает нам сохранить рассудок? Так ли плохо верить в бога и загробную жизнь, если это помогает не умереть от страха перед вечным ничто? Может стоит жить так, как можешь, упрощая для себя жизнь, закрывая глаза на факты, веря в то, что дарует тебе облегчение? Не все ли равно? Но отличается ли это от поведения бота, который едет на голубую полупрозрачную стену обновления, не замечая ее, или официанта, не замечающего странное поведение клиента, не вписывающееся в скрипт его рабочего дня? Что мудрее – быть всевидящим и принимать факты, пугающие тебя и уничтожающие сам принцип смысла твоей жизни или же умышленно стать слепцом с закрытыми глазами, живущим в мире грез, самим же им и созданных?»

Он шел по темной улице. Стоял густой туман и беспросветная мгла. Не слышно было ни звука, ни шороха… Вдруг перед ним выросла из темноты автобусная остановка. На ней стоял огромный уродливый мужик с волдырями на лице, в старом протертом пальто, дырявой шляпе на голове. Он громко сморкался на асфальт, зажимая пальцем руки одну ноздрю и выдавая капли соплей из другой ноздри на тротуар. От мужика несло потом и перегаром. Рядом стояли женщина с дочкой лет семи. Прилично одетые, девочка рассказывала матери какую-то историю из школьной жизни, мать ее не слушала и дымила сигаретой ей в лицо. Дочь задавала какие-то вопросы, но мать игнорировала их. В конце концов девочка начала тянуть мать за подол платья, требуя внимая. Женщина недовольно развернулась и огрела дочку рукой по лицу, прикрикнув на нее, чтобы вела себя прилично. Подъехал автобус. Люди на остановке, включая самого Томаса, залезли внутрь, народа было много. Сморкающийся мужик встал рядом с Томасом и у него перехватило дыхание от издаваемой мужиком вони. В последний момент в автобус залезла толстая старуха и перебила своим запахом зловоние вонючего мужика. Грязное не стираное платье, запах немытого старого тела… Томас представил застарелые от редкого мытья коросты на ее интимных местах, покрытых жиром и волосами, и его затошнило. На одном из сидений сидела девочка лет 15 с большим рюкзаком и тяжелой на вид сумкой. Старуха с ходу налетела на нее, требуя уступить ей место, выкрикивая ругательства и причитания о невоспитанности молодого поколения. Люди вокруг одобрительно закачали головами, поддерживая пожилую женщину, которая тем временем стала бить рукой в плечо девочке. Все это произошло в какие-то несколько секунд и девочка не успела даже понять что происходит. Она сразу же уступила место, покорно и смущенно встав рядом, принимая всеобщий гнев этого благовоспитанного общества, уважающего старость и свои обычаи. Недавно курящая мать семилетней девочки начала живо общаться со старухой, обсуждая разницу поколений и как было принято вести себя в их время. Томасу было жаль девочку с сумками, но он знал, что пройдет десять-двадцать лет и сама эта девочка будет одной из теток, которые стоят в автобусе на страже общественных порядков и норм. Она так же будет кричать на слабых беспомощных забитых детей в транспорте, подтверждая свой авторитет в своих же собственных глазах своею наглостью, всегда побеждающею скромность. А семилетняя дочь курящей женщины будет лупить своих детей, перенимая родительскую модель воспитания и поведения в быту. Курящая женщина, бьющая свою дочь, совершенно точно так же замахивалась и кричала дома на своего мужа или сожителя, который в ответ бил ее кулаком, разнося квартиру в пьяном угаре. Да и дурно пахнущий мужик с волдырями на лице, наверняка, является чьим-то таким же сожителем или мужем, возможно, уже бывшим, если его жене так повезло. Судя по разговору, старуха оказалась школьным учителем на пенсии. Отсюда привычка воспитывать детей и указывать окружающим как им себя вести. Томас вспомнил своих школьных учителей. Были среди них обычные люди с потухшими глазами, уставшими от жизни, которых мало волновало воспитание и обучение детей. Но большинством были учителя с горящими глазами, активной мимикой и жестикуляцией, которые горели своей работой, сгорели на которой они давным-давно. Эти учителя каждый день приходили на работу чтобы кричать на детей, унижать их, оскорблять, самоутверждаться за их счет. Они ходили по коридорам со взглядом пренебрежения и власти, показывающим, что эти степенные и важные надсмотрщики тут истинные люди, а ученики – это шваль, валяющаяся у них под ногами. Им действительно нравилась их работа, в отличии от пассивных и спокойных учителей, с ленивыми и сонными повадками. Для первых это было призвание, а не работа. Как призванием была работа для охранников в концлагерях, которые с удовольствием пытали заключенных. Вот кто такой истинный учитель. Иисус Христос тоже называл себя Учителем. Каким надмением полон Новый Завет. Он тоже общался с людьми, как высшее всезнающее существо, которое учит и наставляет, говоря с людьми сверху вниз. Конечно, его любимые ученики описали его как доброго и любящего, но все же господина. Стокгольмский синдром характерен и для школьных отличников – любимчиков учителей, подлизывающихся к ним на каждой перемене. У самого злого и тираничного учителя всегда есть клуб подлиз, которые его превозносят и которым он дарует особую милость. А что происходит после расставания со школой? То же, что и после мучительной смерти великого Учителя. В конце школы все те, кого притесняли, унижали, даже те, кто открыто ненавидел учителей, выстраиваются в линейку на общий парад или концерт, праздник или выпускной, и заливают учителей слезами ностальгии, словами благодарности. Многие неподдельно рыдают по уходящим от них навсегда школьным годам, в которые они были несчастны и мечтали скорее от них избавиться, обнимаясь и фотографируясь со своими «любимыми» учителями. Пожалеем детей? Которые вырастут этими самыми взрослыми. Многие из которых в раннем детском возрасте мучают и пытают животных – кто бабочек, а кто и котят. А в более позднем детском возрасте буллят своих сверстников, издеваются над изгоями, бьют их и унижают сильнее учителей. Стоит ли кого-то жалеть в этом автобусе, представляющем статистический срез человеческого общества? И стоит ли служить этому обществу, являемся ли мы ему чем-то обязанными?