Аркадий Эйзлер
Наедине со временем

Полная версия

Первая часть

Пролог как пролог

Если я испрошу у читателей разрешения рассказать им о моих воспоминаниях, даже убеждая их, что все, что ляжет перед ними на страницы моей исповеди, сущая правда, многие скажут: зачем им это надо, другие, даже несмотря на все мои доводы, ответят мне, что не будут это читать, считая все это чужим, да и вообще бредом. Хотя почему чужим и почему бредом? Но это уже будут мои вопросы к читателям. И прежде чем их задать, следует уяснить, можно ли на них получить ответы. Но хочу успокоить и тех и других – я взялся за перо не ради них. Я никому ничего не хочу доказывать и никого ни в чем убеждать или переубеждать. Я просто хочу для себя понять, как это было. Да и появившееся во мгле воспоминаний темное прошлое может на самом деле оказаться касающимся многих, и если читатель наберется времени и терпения, то выяснится, что он наравне со мной, через близких или друзей, является участником этого прошлого, ведущего в настоящее.

Я очень долго собирался написать о пережитом, но как-то не мог набраться духа. Все пишут и много, а тут и шествие «Бессмертный полк» заменяет прошлое театром теней, размывает трагедию каждого из нас традиционным мистическим обрядом построенной в колонны толпы.

Конечно, можно сказать, что всех нас ожидает один и тот же конец. Но надо ли ждать такого предопределенного исхода? Может быть, сэкономить жизненные ресурсы и грохнуть себя или в себя? Но это как-то аморально: дети, внуки, а что скажет княгиня Марья Алексеевна, да и толпа графинь и доярок не останется в стороне от ядовитых пасквилей в периодической, в том числе и желтой прессе.

Подстегивает меня взяться за перо и другое – мне мало осталось, и потому не страшно, что скажет обо мне читатель, случайно или по жребию прихвативший с книжного прилавка мою книгу в качестве бесплатного приложения к журналу «Плейбой», более толстую и более тяжелую, но так солиднее. Мне вспоминается рекламное предложение одной из фирм ритуальных услуг, гласившее: «Продажа надгробных плит. При покупке двух третья бесплатно». Нет, нет, не говорите, что литературный труд бесплатный, как думают многие редакции и их достопочтенные редакторы.

Поглощая много времени, отрывая автора от участия в земных удовольствиях, это требует еще и способности последнего, однажды уже пережившего эти события, вновь вернуться к ним, но уже предоставляя возможность и другим их участникам дать свои оценки, воссоздав более выпуклую, объективную картину ушедшего, оставив в стороне личные, только им ведомые впечатления от тех событий. Для чего следует обложиться их воспоминаниями, найти, выбрать наиболее яркие, дополняющие впечатления и оценки, вставить их в свои, снабдив сносками и указаниями, от которых стонет моя помощница Наташа, с трудом разбираясь и путаясь в них.

Мемуары писать – это значит воспроизводить многофакторную объемность прошедшего. Сейчас пишут все, от профессиональных убийц и гангстеров с десятками жертв на счету, от крупных предпринимателей, разоривших себя и тысячи других, до политиков, обманувших целые государства, повергнув их и их народы в кровавые противостояния. Для чего они пишут? Для самооправдания, самоутверждения, самоуспокоения? Я думаю, что нет. Просто они сожалеют об утерянной власти над своими жертвами, безвозвратно ушедшей и не дающей им покоя. А мы – жертвы первых, вторых или третьих? Почему мы безоговорочно становимся ими? Неужели от страха мы становимся ведомыми, а может, от любви? Разве Гитлера не любил немецкий народ, или Сталина и его свору советский? Мало того – некоторые любят и сейчас.

Я родился в кровавом 1937 г., и у меня мало шансов дожить до 100-летнего юбилея, хотя, захватив два столетия, я могу остаться наедине со временем, несмотря на слова Державина:

 
Река времен в своем стремленьи
Уносит все дела людей
И топит в пропасти забвенья
Народы, царства и царей.
А если что и остается
Чрез звуки лиры и трубы,
То вечности жерлом пожрется
И общей не уйдет судьбы.
 

Но река времени не успела еще унести из памяти события прошедшего 80-летия, и, плывя по его течению, можно увидеть картины, не подвластные воображению даже великих фантастов прошлого: на берегах Дуная многотысячные кладбища советских солдат, павших за освобождение Вены во Второй мировой войне, тысячи брошенных велосипедов на берегах реки Янцзы и огромное бескрайнее море фотографий жертв и павших воинов многотысячного шествия «Бессмертный полк» вдоль московских улиц. Нет, это не цинизм, это просто шаги времени. Время пожирает все и всех. В 2018 г. в России проживало около 1,6 млн инвалидов и ветеранов ВОВ (включая приравненных к ним лиц и членов семей погибших или умерших инвалидов и участников войны)^[1]. В 2017 г. в стране их было около 1,8 млн, а в 2016 г. – 2,13 млн человек. Это только пример безжалостности времени.

Время порождает новые технологии для гигантского развития созидательной индустрии, одновременно выдавая на-гора новые виды оружия для разрушения результатов ее развития. Стоит посмотреть на разрушенные города Сирии, Ирака и Ливии, чтобы в полной мере оценить результаты применения новых технологий. Но это уже современность, а я говорю о воспоминаниях, в которых мы можем найти штрихи и нашего настоящего и будущего. К ним и перейдем под впечатлением обгоняющего нас прогресса.

Прогресс – всегда ли прогресс?

Говорят, без прошлого нет будущего. Банально! Но тем не менее я, живущий за границей уже более 45 лет, все же хочу представить свое будущее, отпущенное мне временем, вдали от родины, от прошлого. Удастся ли? Можно ли так просто отбросить свое прошлое или попытаться тащить его за собой не в качестве балласта, а как предостерегающий сигнал, предотвращающий ошибки прошлого? Пытаясь заглянуть в будущее, мы постоянно сталкиваемся с огромным перечнем проблем и вопросов, уже, казалось бы, устаревших, но возникающих перед нами каждый раз по-новому, во всей своей остроте и прагматизме. И всегда их объективный анализ становится возможным, только если рассматривать человека как сложный биологический комплекс, находящийся среди других себе подобных в общей окружающей среде, постоянно изменяющий ее, приспосабливая для собственного оптимального обитания, обеспечивая научно-технический прогресс, приводящий в действие механизмы, меняющие правила и законы нашей жизни и связанные с ними критерии морали и этики.

Могилы советских воинов и жертв Второй мировой войны на венском кладбище

Казалось бы, все ясно. Да и статистика врать не станет, ибо, несмотря на все кризисы, людям все лучше и лучше живется на Земле. Ученые Мичиганского университета начиная с 1981 г. регулярно опрашивали в каждой из 52-х стран по 1400 человек об их душевном состоянии. Из них в 45 странах люди в прошедшие 25 лет чувствовали себя все более счастливыми. Рост благосостояния и удовлетворения потребности в счастье отражает, например, тот факт, что в 2012 г. в Китае было выпито 27 млн литров коньяка, что в два раза больше, чем в 2007 г.

Среди 10 стран, находящихся на верхушке пирамиды счастья, где это состояние в последние годы постоянно улучшается на 10 %, находятся не только такие благополучные страны, как Швеция, Дания и Япония, но и Аргентина, Нигерия, Южная Африка. При этом на пике пирамиды находится Мексика с приростом счастья в 25 %. Как пишут исследователи, счастье приносит большая личная свобода, объясняя, почему население восточноевропейских государств чувствует сейчас себя счастливее, хотя сегодня их экономика находится в худшем состоянии, чем при коммунизме.

Но итоги этому исследованию подводились в кризисном 2008 г., и с тех пор экономика этих стран изменилась к лучшему^[2]. Итак, прогресс налицо, и передовое человечество периодически успокаивается как от благ, привнесенных очередными новыми достижениями и открытиями, так и от различного рода революционных всплесков, в корне меняющих все предсказания пророков и теоретиков-основателей пресловутого поступательного движения вперед. Однако как далеко можно уйти назад, чтобы столкнуться с аналогией фактов и порождающих их причин? Правда, собственная жизнь накладывает весьма строгие границы на эти путешествия в прошлое, которое нам важнее всего, исходя из совсем не праздного любопытства касательно собственной судьбы.

Велосипеды различных прокатных сервисов на свалке в Ухане, провинция Хубэй. Китай, 07.04.2018 г.

Но, возможно, существуют такие академические критерии, подводящие итоги этим событиям – важнейшим на определенных этапах нашего устремления вперед, создающим фон их повторения. В свою очередь и они действуют на нас, постоянно формируя из нас новую личность, и мы остаемся лишь марионетками в этой странной игре времен и явлений. Да и трудно отделить нашу судьбу от судьбы страны, называемой нами великой, и хотя жить в ней становится «лучше и веселее», все время стремимся покинуть. Поэтому есть смысл покопаться в ставшей общей для нас истории.

Передо мной (прошу спрятать или хотя бы подавить саркастическую улыбку) «архиважный», согласно любимому ленинскому выражению, манускрипт К. Маркса и Ф. Энгельса – «Революция и контрреволюция в Германии» – предмет многих теоретических дискуссий и диспутов на протяжении всех 70 лет советской власти, никем почти не читаемый, но при этом многие на него ссылаются. Ибо только участие в его обсуждениях давало возможность высказаться, оставить свое «веское» слово в бесконечных прениях, протоколах, повестках дня, замечаниях к выступлениям предыдущих ораторов.

Была такая наука – марксизм-ленинизм, изучение и глубина познания которой определяли карьерный рост и, соответственно, привилегии. Ее постоянно и обязательно изучали все – от директоров заводов до грузчиков и официантов. По всей стране собирались партийные ячейки или просто группы и изучали, изучали или, притаившись, спали. Многие к концу рабочего дня перед началом занятий, «принимая на грудь» для ясности мысли, впадали в буйство или в летаргию, в зависимости от того, что и сколько давали после партучебы в одни руки – рагу в виде набора костей или суповой набор из тех же костей в нагрузку к гречке, муке или палтусу.

Согласитесь, нехорошо, когда второстепенное, по сути, не существенное для читателя выскакивает всякий раз из черепной коробки автора, делая его главным, со всеми подробностями и мельчайшими деталями. Но поверьте, именно эти рагу или палтус были одними из важнейших достижений эпохи победившего социализма, являясь одновременно и его мотором.

Бессмертный полк, Москва

Сравнивая исторические революционные перипетии России 1991–1993 гг. с революционными событиями в Европе 1848–1849 гг., опустив революционный переворот октября 1917 г. как аномальное авантюристическое явление с непредсказуемыми началом и концом, можно констатировать, что властители в очередной раз остались прежними. Власть снова оказалась в руках государственных структур, бывших директоров, секретарей ЦК, первых секретарей, идеологических трубадуров прошлых лет, пораженных теперь националистическим религиозным дурманом, с таким же неистовством припадающих к образам и алтарям, как и в прошлом к цитатникам Энгельса, Маркса, Ленина, Сталина.

Но по причинам развала общества, конечно, 1991 г. имеет своим аналогом 1917 г. В обоих случаях крах режима произошел по внутренним причинам, вобравшим в себя неудачи Первой мировой и «холодной» войн, ибо как в первом, так и во втором случае власть тщетно пыталась предать борьбе с германским или американским империализмом общенациональный характер.

М. Захаров, касаясь уроков истории, писал: «Если всерьез задуматься о революции 1905 г., изучив ленинские директивы о целенаправленных поджогах, уродовании лошадей полиции клубками колючей проволоки, правильном применении булыжников, можно ощутить планомерное раскачивание „Красного колеса“, раскалившегося от подстрекательских выкриков, стронувшегося с места и покатившегося от февраля 1917 к 1941 г., уничтожая лучшую часть русского общества. Погибли не только талантливые головы, но и целые классы».

Возможно, в последнем развале 1991–1993 гг. и сформировалась генеральная линия бывших комсомольских вожаков, ранее прикрывавшихся прогрессивным человечеством, а теперь приспособившихся к современности, взяв на вооружение не менее прогрессивные идеи «мочить в сортире» все не соответствующее их представлениям о «добром и вечном», выдвигая свои новые критерии этих понятий вплоть до ухода в религиозный дурман. Это выражается стремлением вновь подогнать слегка разбушевавшееся общество приобщением к общему идеологическому корыту, когда все пьют из него одно и то же пойло. Но это уже трудно сделать, ибо при возврате в капитализм сразу дает о себе знать классовое разделение общества на эксплуататоров и эксплуатируемых, и трудно представить современного олигарха и героя Маяковского литейщика Козырева, сидящих у одного корыта, распивая единое пойло.

Итак, прогресс не всегда прогресс. Мало того, его многие не хотят. Может быть, еще по инерции и хотят, руководствуясь новыми идеями, но на поверку он им «до фонаря», «по барабану». Создается дымовая завеса, восходящая от кадила всепрощения, стираются лица новых хозяев заводов, дворцов, пароходов – бывших следователей и соглядатаев, с совестью, надежно законспирированной этим фимиамом. Их идеологические взгляды находятся в полном резонансе с идеологическими устремлениями трудящихся масс и трудовой интеллигенции. Снова, как и раньше, все одновременно встают, в зале раздаются аплодисменты и возгласы в честь новых чинов от губернатора до президента.

Как ни парадоксально звучит постановка вопроса: «Кто делает погоду в России?» – на него звучит не менее парадоксальный ответ: «Те же, кто делал ее в СССР»! Малый капиталистический застой – младший брат «Большого социалистического застоя». У них одни и те же родители – стареющие социалистические элиты. «Революция лаборантов» по прошествии лет обернулась «контрреволюцией деканов». Советские профессора и академики, врачи и главврачи, генералы и адмиралы, ректоры, наконец, профорги, комсорги и парторги оказались гораздо более приспособленными к новым общественным условиям, чем многие от них ожидали^[3].

Поэтому прогресс им нужен ровно настолько, насколько его можно использовать для наполнения собственного кармана зеленым тельцом – нестареющим двигателем человечества. А поскольку, как теперь выяснилось, капитализм – более прогрессивный вид общественной формации, чем социализм, и если еще добавить к нему определение «государственный», то вообще размываются понятия о собственности. Перед алтарями в церквях стоят все те же государственные люди. Их задачей является неустанная забота о народе, о котором они постоянно пекутся. А то, что они имеют больше других, так у них и ответственности больше. Разве можно их головную боль соизмерить с головной болью доярки, большую часть времени находящейся в плену вымени собственной коровы. Конечно, у нее есть возможность свой тяжелый ручной труд заменить опять же прогрессивным агрегатом для дойки коров, но где взять деньги? Да и коровы не валяются на обочинах пыльных дорог России.

Вспоминается реплика об этих возможностях молодого, популярного в 60—70-х гг. конферансье О. Милявского, иронизировавшего по поводу транспаранта-лозунга сберегательных касс советского времени о доступности средств передвижения – незабвенной мечте трудящихся СССР: «Накопил и машину купил». Милявский приводил со сцены математические выкладки, согласно которым для приобретения автомобиля «Волга» необходимо было отработать 20 лет, отказывая себе в еде, питье и жилье.

На протяжении 70 лет в Советском Союзе существовало однозначное понимание прогресса, зацикленного только на полетах в космос и ядерном вооружении. Конечно, сюда можно добавить и 17 млн «калашниковых», истребивших больше людей, чем атомная бомба. Межреволюционный период с 1917 по 1991 гг. поддерживался огромной пропагандистской кампанией, ведущейся по вероломным правилам захвата человеческой души изоляционной дезинформацией, направленной на поиск врага на чужой и своей территориях, с периодическим развязыванием вооруженных конфликтов, переключавшим внимание населения с неразрешимых жизненных невзгод на мифического мнимого врага, навязывая свое понимание прогресса.

Нам, старикам с русскими корнями, вступившим в очередной, еще более дремучий десяток, трудно отвечать на вопросы, подбрасываемые этим самым прогрессом. Вся наша жизнь «от первого мгновенья до последнего» была измордована этим прогрессом, вечным ожиданием каких-то важных событий, способных повернуть нашу жизнь, когда каждый получит сполна гречневой каши или ее почти божественную вариацию в виде манны небесной. Причем на пути этого прогресса все руководствовались лозунгами и призывами, срок действия которых не ограничивался во времени, то есть оставался вечным.

Исторические концепции укладывались в четкую схему вопросов и ответов: «Кто ездил до революции в красном трамвае?» Ответ следовал так же прямолинейно в лоб: «Попы, дворяне и деклассированные элементы». Тот же Маяковский феноменально просто формулировал претензии пролетариата к интеллигенции своей крылатой фразой: «Что вы играете все время на черной клавише, рабочий класс не уважаете?» Реакция могла быть только одна – шок. А брать пример и «жить с кого»? – «С товарища Дзержинского». А кто такой товарищ Дзержинский? Не тот ли аскет революции в длинной, до пола, изъеденной молью вечной шинели, застреливший собственного брата? Но сейчас не об этом.

И если тебя уже нашли в огороде или в бузине и уровень твоего самосознания достиг критической точки восприятия действительности, ты должен знать, что существовал товарищ Ленин, бывший до революции мальчиком Ульяновым. А положив перед собой остро отточенный карандаш и белый, в три косых, листок бумаги, сконцентрировавшись на образах великих идеалов прошлого, в частности того же мальчика Ленина с завитыми кудряшками, можно изложить свое будущее большевистское кредо при написании первых доносов. Следуя, опять же, указанию маленького вождя, взявшего на вооружение мысль Некрасова «словам тесно, а мыслям просторно», другой любимец советской детворы – Павлик Морозов – не замедлил реализовать их в своем донесении. Запахло кровью!

По мере становления личности и получения образования просветительские лозунги Ломоносова: «Металлы и минералы домой не придут» – модифицировались в конкретные призывы Мичурина: «Человек не может ждать милостей от природы, взять их у нее – наша задача». Ну а потом: «Все выше, и выше, и выше…», «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…» Сколько деревьев было посажено, сколько планеров запущено! Сколько тиров и парашютных вышек построено, бомбоубежищ вырыто! Зазвучали и национал-патриотические лозунги, например: «No pasaran!», причем на чистом испанском языке. «Фашизм не пройдет!», «Будем бить врага на чужой территории» – это уже стратегические концепции, через которые красной нитью проходят «любовь к соотечественникам» и «человекосбережение» в пересчете на душу населения.

Чуть позже прогремело: «Родина-мать зовет!» И далее, уже с пантеона с лежащими в нем останками чисто выбритого накрахмаленного старца, прозвучало обращение к солдатам, понурым маршем проходящим по Красной площади, замаскированной от налетов вражеской авиации сумрачными ноябрьскими тучами: «Пусть благословят вас имена Д. Донского, М. Пожарского, М. Кутузова, А. Суворова…» А кто должен благословлять всеми этими великими именами, составляющими воинскую славу и гордость России, ряды защитников Москвы? Конечно же, служители культа! Поэтому просьба, уважаемые господа, ко всем вам, уютно разместившимся в красном трамвае: «Позвольте, любезные, выйти и, справив свой профессиональный долг, вместе с разбежавшимися и спрятавшимися по подворотням и погребам, тюрьмам и ссылкам дворянами, пожалуйте-ка в окопы, на передовую, в штрафбаты… Бывших полководцев восстановим в чинах, приставим к ним любовниц, семьям – пайки или пайку, как угодно».

Система вопросов и ответов очень пригодилась в тяжелые годы фашистского нашествия, когда на чужой территории оказались не мы, а немцы, причем генералы отечественного происхождения подкармливали собой червей на безымянных кладбищах, а маршалы были переведены с кремлевских пайков на тюремную баланду. Именно в этот грозный час раздался крик ефрейтора Клочкова: «Отступать некуда, позади Москва!», хотя позже выяснилось, что кричал не тот и погибли не те, но тем не менее почти вся панфиловская дивизия полегла, отстаивая столицу. Возник вопрос: где Сталин? Куда он смотрит? Может быть, он куда-то сбежал? Как он мог допустить, что полчища фашистов прошли половину СССР и подступили к Москве? Эти же наивные вопросы звучали из уст немецкого командования, в руки которого попалась срочно внедренная в отряд народных мстителей молодая разведчица, комсомолка З. Космодемьянская. На вопрос немецких офицеров: «Где Сталин?» – следовал четкий, не оставляющий никаких надежд на географическое определение места нахождения вождя, гордый за страну и себя ответ юной героини: «Сталин на своем посту!»

В истории можно отыскать много лозунгов и призывов, даже обретавших стихотворную или песенную форму. То, что люди пишут, известно еще со времен древних этрусков. И поют опять же с тех времен. Но вот призывать, мобилизовать, поднимать – это стало уделом не только продолжателей традиций кровной мести, но было принято на вооружение также и Марксом, осознавшим вместе со своими последователями воздействие на массы мобилизующего эффекта пропаганды, трансформировав в связи с этим свое учение из чисто экономической теории в стройную систему революционного взрыва. Конечно, она была наделена и расширена различными тактическими, даже террористическими инсинуациями, изложенными честь по чести в манускриптах на пергаменте для соблюдения конспирации, невидимыми чернилами.

Впоследствии, используя цитату Пушкина «Из искры возгорится пламя», придумали название первой российской подпольной революционной газеты – «Искра», прикрываясь авторитетом великого поэта, ссылаясь на его якобы диалектическое мышление перехода количества в качество. Уже в самом цитировании проявились свойственные последователям теоретиков коммунизма и большевизма передергивание и даже полное искажение мысли поэта. У Пушкина:

 
Из искры возгорится пламя,
И просвещенный наш народ
Сберется под святое знамя.
 

Речь идет о просвещенном народе, запечатленном в образах Онегина, Печорина, Базарова, Рахметова и Веры Павловны, а совсем не о горьковском спортсмене Данко, накачавшем бицепсы, и не о безмолвном Герасиме и преданной ему Муму.

Другой хит того же времени уже в глобальном масштабе заставлял содрогаться сердца угнетенных и порабощенных людей всего мира. Создание атомной и водородной бомб демонстрировало готовность империалистов разжечь очередную мировую войну и совершить новый марш-бросок на родину социализма. Поэт-песенник Л. Ошанин в своем гимне демократической молодежи мира, говоря не от имени какой-нибудь отдельно взятой Малаховки, а «по поручению» всей матушки-земли, так видел цель нашего ответного поступательного и прогрессивного движения:

 
Цель наша – правду отстоять,
Мир для людей,
Чтоб увидала каждая мать
Счастье своих детей.