Аркадий Пасман
Чёрный дождь
– Скажите, – вдруг вспоминаю я, – а Макс Клейн, он давно с вами?
– Кляйн? – слышится из темноты. – Он вовсе не с нами… Мы еще только предполагаем поговорить с ним откровенно…
Я хочу удивиться, но не успеваю, потому что в эту секунду в ванной комнате вспыхивает яркий свет. От неожиданности зажмуриваюсь, и тут что-то тяжелое обрушивается сзади мне на голову и сбивает с ног…
глава шестая
Похоже, что я потерял сознание, здорово меня шарахнули, голова трещит, звуки пробиваются с трудом, как сквозь стенку. Во рту что-то кисло-соленое, противное, я сплевываю и пытаюсь открыть глаза.
– Внимание! – слышится чей-то далекий голос. – Он приходит в себя.
Интересно, о ком это говорят? Но тут в лицо безжалостно бьет тугая струя ледяного газа с резким запахом, и кто-то, грубо схватив за шиворот, приподнимает меня, как котенка, и ставит на ноги.
Колени дрожат и подламываются, а к горлу то и дело подкатываются волны отвратительной тошноты, но все же мне удается почти выпрямиться, опершись о стену. Меня всего колотит, а стенка шершавая и теплая, я прижимаюсь к ней всем телом и с трудом открываю глаза.
Какая-то странная большая комната без дверей и окон. Стены обиты коричневым резинопластом, свет идет откуда-то сверху, голову не поднять, шея болит страшно.
Прямо напротив меня, шагах в десяти, сидит в широком кресле, откинувшись на спинку, положив руки на поручни и закрыв глаза, незнакомый мне человек с коротко стриженными седыми волосами. Похоже, что он спит, во всяком случае никак на меня не реагирует. Но кто же, в таком случае, поднял меня с пола?
– Привет, малыш! – слышу я сзади знакомый голос. Медленно поворачиваюсь всем телом – шеей вертеть невозможно – и вижу Начальника Службы Контроля Безопасности собственной персоной. Он сидит на углу письменного стола с двумя тумбами и весело улыбается мне, болтая короткими ногами в голубых сапожках. Зоркий Глаз выглядит так же, как днем, словно мы и не расставались, вот только на поясе комбинезона, слева, появилась расстегнутая пистолетная кобура.
– Как самочувствие? – подмигнув, спрашивает он. – Вижу, что не блестяще. Ты уж нас, ради Бога, извини. Дело опасное, вот ребята и погорячились. Но, я так думаю, ты на нас сердца держать не станешь, верно?
Я молчу и смотрю на стоящих за его спиной двух здоровенных детин в голубых комбинезонах с капюшонами. Каждый выше меня головы на полторы. Интересно, который бил? Впрочем, какая разница. Что один, что другой может шутя прихлопнуть десяток таких, как я. Профессионалы, мать их, сразу видно.
– Ты, малыш, сам виноват. – продолжает Начальник, – я же тебя предупреждал, будут входить в контакт… Так и вышло. Ты уши развесил, а он и рад, наврал с три короба да еще свет отключил, вот тебе в суматохе и досталось, не обессудь.
А вообще-то, ты молодец. Матерого зверя нам изловить помог… – кивает он в сторону кресла. Я поворачиваюсь к сидящему и только тогда замечаю, что он вовсе не так уж вольготно расположился: его предплечья и голени плотно прихвачены широкими ремнями, а голова безвольно склонилась к левому плечу.
– Без тебя, – объясняет Начальник, – нам бы его не взять, тем более живым…
– Почему? – спрашиваю я, но голос мой звучит так хрипло и сдавленно, что вряд ли что-то можно расслышать. Однако Зоркий Глаз слышит…
– Как «почему»? – переспрашивает он. – Я же дал тебе «пищалку». Если кто появился – нажми незаметно, и все в порядке…
При этих словах седой в кресле открывает глаза и внимательно глядит на меня.
– Но я не нажимал!» – кричу я торопливо.
– И не надо, – улыбается Начальник, – «пищалка» постоянно работает на режиме «микрофон-передатчик», на случай, а вдруг ты забудешь дать сигнал: так что стоило только твоему дорогому гостю появиться, как мы тут же об этом узнали и приняли соответствующие меры, а самодеятельность со светом была, собственно, ни к чему…» – он спрыгивает со стола и, потягиваясь, начинает прохаживаться по комнате. Походив немного, останавливается и продолжает, глядя на кресло:
– И результат, как говорится, налицо. Айвар Витаускас. Кличка «Капитан». Специальность – социальная психология. Один из наиболее опасных людей «Союза». Отвечает за предварительную обработку и последующую вербовку новых членов организации. Разумеется, агент вражеской разведки… хорошо, если одной. Как правило, они работают на две-три державы одновременно. Очень жаль, но допрашивать их совершенно бесперспективно: эти сукины дети умеют ставить непробиваемый мыслеблок. Не так ли, Капитан?
Зоркий Глаз картинно наклоняется в сторону сидящего, а затем удовлетворенно кивает:
– Молчите? Ну, разумеется, сказать-то нечего!
Мне кажется, что ему было бы что сказать, но рот Капитана залеплен широкой полосой лейкопластыря, однако я предпочитаю молчать, и без того, мое положение достаточно хреновое.
– Вот так, малыш, – поворачивается ко мне Начальник, – чуть-чуть ты изменником Родины не стал, и нельзя сказать, что очень этому сопротивлялся, а?– он тычет меня локтем в бок, вроде бы шутливо, но от резкой боли я сгибаюсь пополам.
Когда мне наконец удается распрямиться, Зоркий Глаз уже сидит за столом и перебирает бумаги в папке. я сразу ее узнаю, и меня охватывает чувство нереальности. Всего-то меньше суток назад я впервые увидел этого человека и эту папку, а кажется, что прошла целая вечность…
Начальник аккуратно закрывает мое досье и некоторое время барабанит пальцами по пластиковой крышке.
– И что с тобой делать, ума не приложу… – говорит он задумчиво, – вроде и не виноват, а с другой стороны – явный факт недонесения… пассивное содействие антигосударственным элементам… карается принудительной изоляцией на срок до восьми лет…
А, думаю, черт с вами, пропадите все пропадом! Изоляция так изоляция. В конце концов, и на Острове люди живут. Мне куда угодно, лишь бы отсюда подальше, из комнаты этой выбраться… И, видно, все мои мысли на лице написаны были, потому что Зоркий Глаз усмехнулся и говорит:
– Таким вот образом, до восьми лет… но, я думаю, до этого не дойдет, – а сам улыбаться перестал и глядит в упор, не мигая,– не получится с Золотым Островом… Слишком много ты узнал вещей, которых кому попало знать не следует. Так что либо будешь до конца и полностью с нами, истинными патриотами и защитниками страны, либо с ними – предателями и безответственными болтунами. А изменников мы истребляем. Сам понимаешь – кто кого, тут в демократию играть не приходится. Конечно, дело это тяжелое, неприятное, не для чистоплюев. Но выхода-то нет. Нужно. Есть такое слово – «нужно», понял? Что ж ты думаешь, мне не жалко? Не таких, как он, – кивнул Начальник на Капитана, – с ним все ясно; а таких глупых воробьев, как ты, которые своего разума не имеют, а чирикают чепуху с чужого голоса. «Мир спасают!» – скажите, благодетели какие выискались! Да мир может спасти только сила, сила, понял? Стальной щит обороны. И мы не позволим чужим агентам и своим дуракам этот щит расшатывать…
Встает из-за стола и ко мне подходит.
– Вот так, сынок. – И снова ласково смотрит. – Будешь делать выбор сделать, прямо сейчас, и времени раздумывать я тебе не дам. Вот перед тобой сидит наш враг, твой враг, враг твоего народа. Ты его должен своей рукой уничтожить, пристрелить, как бешеную собаку… Греха не бойся, я все твои прошлые и будущие грехи на себя возьму… Ну, а если нет…что ж, пугать не буду, но всякое случиться может…
– Как с Максом? – спрашиваю.
– Верно, как с Кляйном, – соглашается он. – Итак?
– Давайте пистолет, – говорю.
Посмотрел на меня Зоркий Глаз с интересом, кобуру медленно расстегнул и оружие протягивает. Серьезная машина, автоматический двадцатизарядный «фехтер» калибра 10.48мм, тяжелый, будто литой, красивый и какой-то ладный на вид. Держу я его в руках, рассматриваю внимательно. Эх, а нравятся мне все-таки пистолеты. Надежные они какие-то, внушительные. У нас в Школе спецкурс был по стрелковому оружию, так я одним из первых всю программу одолел, стрелять как следует научился. Очень меня Инструктор хвалил… чуть из-за этой стрельбы в Силы Обороны не забрали, да плоскостопие выручило…
Беру «фехт» в правую руку, большим пальцем, как учили, предохранитель сдвигаю, он щелкает, и спиной чувствую: сзади меня оба Контролера напряглись, за каждым движением следят, чуть не так шевельнусь – в момент всего изрешетят, пушки-то у них не хуже этой. И Начальник, гляжу тоже подобрался весь, виду не подает, но в сторону чуть отодвинулся и зубы сжал, аж скули напряглись.
– Пластырь-то снимите, – обращаюсь я к нему. – Спросить что-то хочу.
– Ну, что ж, – роняет он и делает знак одному из громил.
Тот осторожно подходит к креслу, стараясь не поворачиваться ко мне спиной, одним движением руки срывает с лица сидящего липкий прямоугольник, при этом голова седого резко дергается, глухо стукаясь о спинку кресла, и тут же, двигаясь боком, возвращается назад.
– Боишься, сука! – злорадно думаю я. – Ладно, гнида подневольная, не до тебя сейчас.
Капитан тяжело дышит, хватая воздух широко раскрытым ртом. Рот у него кровоточит, то ли от пластыря, то ли еще по какой причине…
– Ну? – невольно бросает мне Зоркий Глаз. Да, надо спешить.
– Скажите, – медленно спрашиваю я связанного человека, – все-таки ваше дело будет проиграно, ведь мы же видели конечный результат?
Он несколько раз сглатывает слюну, смешанную с кровью, потом облизывает разбитые губы и поднимает на меня спокойные серые глаза. Голос у него совсем тихий и невнятный, но я разбираю каждое слово:
– Ничто, однажды совершенное, не пропадает бесследно… Тем, кто пойдет за нами, будет легче…
Начальник, бешено оскалившись, раскрывает рот, но в этот момент я нажимаю на курок.
Пуля, размером с крупную маслину, попадает седому Капитану прямо в сердце. Это точно, с такого расстояния промахнуться невозможно. Он дергается от удара, судорожно цепляется руками за подлокотники кресла, и тело его провисает на ремнях. Крошечная дырка слегка дымится, а белый комбинезон Жилищника быстро темнеет на груди. В голове у меня звенит от выстрела, рука ноет от отдачи, в пересохшем горле першит от горелого пороха. Я стою и, не отрываясь, гляжу в лицо убитого мной человека. Оно бледное, но удивительно спокойное. Голова свесилась на грудь, а глаза полузакрыты.
Кто-то трогает меня за плечо. Я поворачиваюсь.
– Ну, ну, сынок, – негромко бормочет Начальник. Он как-то сразу постарел и стал еще ниже ростом. – Это же был враг, враг, пойми. Успокойся, давай пистолет…
Теперь – главное, не торопиться. Я перекладываю оружие из вспотевшей правой ладони в левую, щелкаю предохранителем и, как учили, опустив дуло вниз, протягиваю его хозяину.
Время словно остановилось. Оно стало вязким и плотным, каждая секунда длится необыкновенно долго. За моей спиной сопят и переминаются с ноги на ногу успокоившиеся Контролеры, я слышу скрип кожи и шорох засовываемых в кобуру револьверов, моя рука медленно поднимается, а навстречу ей так же медленно, мучительно медленно тянется тонкая, почти детская ручка, кое-где покрытая редкими черными волосиками. Наши руки уже почти соприкасаются, когда я быстро поворачиваю «фехтер 10.48» дулом вперед и что было сил жму на спусковой крючок.
Щелкнув предохранителем, я вовсе не обезвредил пистолет, а, наоборот, перевел его на автоматический режим стрельбы, так что он мгновенно взрывается длинной, грохочущей очередью.
Струя смерти впивается в грудь Начальника Службы Контроля, и тело его, нелепо взмахнув руками, словно пытаясь схватить в охапку побольше воздуха, отлетает к противоположной стене, сметая стол и стулья. Но тут же десятки раскаленных молотов обрушиваются на мою спину, руки, ноги, швыряют на пол и продолжают плющить, колотить, кромсать, это уже не пули, это бешеная ночная Стая рвет на куски мое, еще дергающееся, но уже мертвое тело…
