Авторская версия Леонида Ярмольника, сыгравшего главную роль в экранизации Алексея Германа.
Повесть «Трудно быть богом» Аркадия и Бориса Стругацких – один из лучших образчиков советской фантастики, тот самый случай, когда прилагательное «советский» становится не ругательным, а уважительным.
© А. Стругацкий (наследники)
© Б. Стругацкий (наследники)
©&℗ ИП Воробьев В.А.
©&℗ ИД СОЮЗ
Жалко, что вместо рецензии нельзя написать только «Ы-ы-ы» и множество восклицательных знаков, но так, чтобы все всё поняли. Хотя такую пометку «для себя» я обязательно сделаю.К такой прекрасной книге даже не знаешь, как подступиться. Сделать намёк на сюжет? Да и так все знают: исследователь с Земли будущего отправляется на планету, похожую на нашу, только отставшую во времени, где он должен наблюдать за аборигенами, а вмешиваться нельзя. Времена там смутные, мрачные, страшные, близкие к нашему Средневековью. Некий дон Рэба пытается захватить власть и уничтожить все светлые умы государства, благородный дон Румата, он же Антон, пытается ему противодействовать, но, напоминаем, вмешиваться нельзя, только наблюдение. Ерунда какая: слова-слова-слова, сухие факты сюжета, не то совсем. Главное как и зачем это написано, хотя сюжет тоже интересный.Попробую тогда пробежаться по несвязанным друг с другом пунктам, раз уж не получается написать более-менее связный текст из-за зашкаливающих эмоций.1. Как всегда, придуманный мир у Стругацких бесподобен. Продуман до мелочей, но показаны только осколки, чтобы раздразнить. Теперь я точно уверена, что и не придумывали эти миры Стругацкие, подсмотрели где-то. Воровской жаргон Ваги и Рэбы потрясающ. Или, например, всего два упоминания о вепре Ы, но он уже никуда из твоего воображения не денется, завязнет, будешь вынужден додумывать его.
Говорили, что по ночам с Отца-дерева кричит птица Сиу, которую никто не видел и которую видеть нельзя, поскольку это не простая птица. Говорили, что большие мохнатые пауки прыгают с ветвей на шеи лошадям и мигом прогрызают жилы, захлёбываясь кровью. Говорили, что по лесу бродит огромный древний зверь Пэх, который покрыт чешуёй, даёт потомство раз в двенадцать лет и волочит за собой двенадцать хвостов, потеющих ядовитым потом. А кое-кто видел, как среди бела дня дорогу пересекал, бормоча свои жалобы, голый вепрь Ы, проклятый святым Микой, – свирепое животное, неуязвимое для железа, но легко пробиваемое костью.
Сказочное что-то, но сказка жуткая, страшная. Атмосфера фэнтезийного мира, но не того, где полуголые дамочки в бронелифчиках порхают на шпильках по лесу в окружении прекрасных эльфов, а какого-то сурового, страшного, настоящего.2. Сатира на общество. Тут досталось всем и каждому, даже не буду приводить примеры, прочтите – и прекрасно узнаете всё сами. И смешно смотреть на всех этих пьяных идиотов, трусящих благородных донов и бюрократов с предписаниями вместо мозгов, и грустно.3. Боги. Трудно быть богом, совсем нелегко. На Земле исследователей проверяют тысячи раз, но в реальных условиях никакие тренировки не помогают этим самым богам взирать на происходящее. И помогать плохо, и не помогать плохо. В этом мире богам труднее, чем обычным людям, у тех хотя бы есть ещё в кого верить. «Здесь нужно быть боровом, а не богом» – говорит Румата. Тогда ты будешь счастлив.А ведь на самом деле, никакие они не боги. Неужели только тот факт, что у них лучше развита наука, техника, а мораль продвинулась на другой уровень, делает их настолько отличными от обычных людей? Чушь. Несколько лет среди этих «зверей», и ты сам становишься зверем, потому что иначе ты не сможешь с ними бороться. Страшно потерять человеческий облик в такой обстановке. Приходится изливать ненависть в драках, а вот ты уже и начинаешь получать от этого удовольствие, потихоньку становясь таким же чудовищем, только более умелым и жутким.Бог – это творец. Творит ли что-нибудь Антон и другие наблюдатели? Ничего. Настоящие боги, которым в этом времени ой как трудно, – это творцы, артисты, учёные, на которых сейчас идут гонения. Эти боги слабы телом, но сильны душой, они делают всё не для себя, а для человечества, невзирая на то, что таким богам живётся совсем не сладко. И дон Рэба, уничтожающий их в своей непонятной злобе, не оттого ли он так лютует, что сам не может принадлежать к ним, что он, человек далеко неглупый, понимает, кто настоящий бог, а кто жалкая песчинка в истории? Уничтожь разум и искусство, «Умные нам ненадобны. Надобны верные». Отупевшая толпа будет плясать под чью угодно дудку.Кульминация темы бога – два разговора. С Будахом и с Аратой. После них хочется выть в бессилии, но при этом понятно, что они оба правы, пусть и правда у них у каждого своя. Это лучший момент в романе, не просто блестящий, гениальный.4. Персонажи. Они тут – один колоритнее другого. Ворчливый мальчик-прислуга, вроде и маленький ещё, но уже рассуждает, как умудрённый жизнью старик. Чистая и невинная Кира, прекрасная девушка, которые рождаются во все времена. О, как я её полюбила в тот момент, когда она одной только фразой разрушила все сомнения, мучения и терзания Руматы из-за своего поведения. Вага Колесо, властолюбивый паук, который по-своему гениален, отлично знает человеческую психологию. В пару ему – сам дон Рэба, тоже изрядный властолюбец, но не серый кардинал, которому хватает теневой власти, а требующий восхищения и признания. Арата, который когда-то носил прозвище Красивый, а теперь он одноглазый и калечный, прирождённый бунтарь, мятежник, горящая душа. Мой обожаемый барон Пампа, грузовой вертолёт на холостом ходу, широкая простая душа, настоящий друг, хотя и изрядная дубина, как утверждает Румата. Но это он бежит искать и спасать его сквозь полчища врагов, и он же безумно любит свою жёнушку. Фееричный товарищ. Даже все характеры, показанные мельком, потрясают продуманностью. Присказка «Почему бы трём благородным донам не (любое действие)» приклеилась ко мне уже довольно прочно.5. Хочется больше. Хочется узнать, что там было ещё и как. Как Антон только прилетел туда, как учился, как познакомился с бароном Пампой, как поссорились Арата Красивый и Вага Колесо, как проводит дни постельничий Гуг, который на самом деле друг Антона Пашка, что за звери водятся в Икающем лесу, откуда пошёл этот святой Мика, что будет потом, в конце концов? Ещё! Ещё! Ну почему вы, жестокие братья, показываете нам так мало? Двести страничек, какие-то жалкие двести страничек…6. Финал. Осторожно, частичный спойлер! Тут одни эмоции. В том издании «Трудно быть богом», которое я сейчас прочитала, есть предисловие, которое я раньше не встречала. И в нём очень подробно рассматривается и доказывается, что Кира погибла не случайно, в неё не просто попали из арбалета, а стреляли умышленно. И виноват в этом не дон Рэба, а тот самый Арата, который предупреждал, что друг наполовину – всегда наполовину враг. От этой мысли меня просто перемкнуло.И, само собой, финальная сцена… Не кровь, конечно, сок земляники на руках, но что же ты отшатнулась?
Я так думаю, что этот роман – история болезни.
«Трудно быть богом» не про опасность дегуманизации. Нет. Это история одного невроза, который называется: «синдром лишнего человека».
Это клише придумал критик Добролюбов. Он назвал «лишними» людьми Чацкого, Онегина, Печорина. Все эти литературные персонажи категорически не могут вписаться в наличную социальную систему, не могут найти себе приличной деятельности. Это их объединяет. А почему не могут? Они глупые? Они слабые? Нет, конечно. Они умные и благородные. Просто они благодаря причудам тогдашнего дворянского воспитания «социализированы» в ценностях другой культуры. Республиканской Франции, Древнего Рима, конституционной Англии. И, «вступая в жизнь», они не могут преодолеть зазора между тем, как, по их мнению, должно быть, и как на самом деле в России есть. Им бы в сверкающих латах освобождать города от тиранов, а они попадают в душный департамент, где сидят крючкотворцы и взяточники, живущие по принципу «как бы что не вышло».
Радищев, Чаадаев, Герцен, уже реальные исторические личности, страдали этим же синдромом. Что-то было в моем организме, писал Герцен, что не давало возможности существовать в атмосфере николаевской цензуры, «официальной народности», чиновничьего лизоблюдства и подобострастия, барской тирании.
Понятно, что – воспитание.И вот хороший парень, Румата, заброшенный на «отсталую» планету, стал «лишним человеком». Конечно, здесь вовсю бесчинствует позднее Средневековье, а Антон Малышев прилетел из развитого социализма. «Что-то в организме» не дает ему возможности существовать в атмосфере нарастающего «фашизма» дона Рэбы. Весь роман герой находится на грани нервного срыва. Бедный Румата! Он видит насилие и ничего не может сделать. Мы симпатизируем Румате, ассоциируем себя с героем, но забываем, что у «синдрома лишнего человека» есть и отрицательные черты.Прежде всего, изнутри этого невроза человек неадекватно воспринимает действительность. Румата видит только ужас Арканара: серый ужас, черный ужас. Он видит грязь, смрад и насилие. Больше ничего. Блестяще описан приступ брезгливости Руматы, который не дает ему потрахаться с веселой средневековой примадонной, Румата чувствует все запахи ее надушенного немытого тела, видит катышки пудры на лице… И убегает, сдерживая тошноту. Все, что не соответствует его гуманистическим и гигиеническим принципам, он бракует. Не видя в народе желания сопротивляться репрессивной действительности, он бракует и людей. Называет граждан Арканара «не-людьми», заготовками, рабами. Если внимательно присмотреться к роману, становится понятно, что в нем повествуется не о действительности абстрактной планеты, а о восприятии Средневековья гуманистом из будущего.Это восприятие очень характерно. Свести все многообразие средневековой жизни к насилию – типичная редукция историков Нового времени. Средневековье – это костер инквизиции, на котором злобная церковь и тупое государство жарит ведьм и ученых. Либеральная историография представляет Средневековье как «темные века». Это история, написанная победившим гуманизмом. Проблема только в том, что в Средневековье еще не знали, что такое гуманизм. С таким же успехом можно объявить тупым трехлетнего ребенка, который не знает таблицу умножения, или назвать «фашистом» за то, что он дергает за хвост кошку и порвал книжку. Я не фанат и пропагандист Средневековья, но фрустрированному Румате хочется дать книжку Умберто Эко, Ле Гоффа, крупнейших ученых-медиевистов, занимавшихся развенчанием мифа о «темных веках», которые восхищенно говорили о Средневековье, как эпохе высшего напряжения интеллектуальных сил, написания «Троицы» Рублева, постройки Кельнского собора. Эпохе, заложившей основы христианской цивилизаций. Румата же не видит ничего, кроме катышков пудры на лице примадонны и серых штурмовиков.«Трудно быть богом» – вредная книга. Она пропагандирует культ лишнего человека. Руматовский невроз жутко обаятельный, байронический, аристократический. Тираны – жалкие тупицы, люди – трусливые муравьи. Один я – Д’Артаньян. Мрачный и разочарованный. Какая красота! У романа куча поклонников, потому что авторы дают читателю сладкую возможность глазами Руматы посмотреть на людей, как на низших тварей. «Да, – думает читатель, почесывая живот, – и правда, трудно быть богом!»Роман Стругацких особенно вреден сейчас. Мы живем в разделенном обществе, где есть «большинство телевизора» и «меньшинство интернета». Сейчас хипстеры из фейсбука – такие же лишние люди, как Радищев и Чаадаев. Они воспитаны в другой системе координат, нежели представители ТВ-большинства. У них другая правда, они умны и благородны, но у них есть Руматовский соблазн назвать большинство «не-людьми», «заготовками», «рабами». А как еще называть 85 % населения, не желающих бороться за свою свободу?!
Презирать приятно, приятно замкнуться в обаятельном неврозе «лишнего человека» и даже не пытаться понять чужую правду.
А искать какой-то консенсус с большинством – неприятно. Можно замараться.
Роман «Трудно быть богом», к сожалению, про возвышенное удовольствие быть «лишним» человеком.
Если бы я мог представить себя богом, я бы стал им.
Бесконечно умная книга. Я возвращаюсь к ней постоянно, каждый раз вижу что-то новое, но рецензию пишу первый раз. Как-то неправильно, что такой книге я не оставила рецензию. Любимая книга, все-таки. Настолько любимая, что я постоянно пускаюсь ее пересказывать, а окружающие останавливают меня словами: «Ты уже три раза рассказывала»… Падение с небес на землю, так и хочется ответить, что «А вы еще ни разу не прочитали», но я верю, что прочитают.Бесконечно актуальная книга. Арканар реален в нынешнее время настолько, что слезятся глаза. Берегитесь, скоро не останется ни одного грамотного… А люди не читают книги. А правительство признает вузы не эффективными, грозится закрыть их, реорганизировать… процесс запущен?Бесконечно близкая мне книга. Дон Румата – необычайный образ. Он настолько человек, что подумать страшно. Человек, со всеми его минусами и плюсами. Он настолько историк, что подумать тяжело. Настоящий историк. – Подумать только! – пробормотал Румата. – До сих пор вся Земля воображает, что самым и сложными проблемами занимается нуль-физика…
Подумать только! Как сложна и трудна история, как она изменчива и переменчива, как она неожиданна, запутанна и ужасно неизвестна. История – очень точная наука, но иногда мне кажется, что мы утонули в этих фактах. А еще эта книга дает возможность понять, что будет если изобретут машину времени. Я не говорю о других планетах. Если бы появилась возможность отправиться назад и поизучать.. то вместо проблемы – отсутствие возможности исследовать объект напрямую, появятся миллионы, тысячи новых проблем.Что будет, если историки попадут в прошлое?Десять лет назад Стефан Орловский, он же дон Капада, во время публичной пытки огнём восемнадцати эсторских ведьм приказал своим солдатам стрелять по палачам, зарубил имперского судью, двух судебных приставов и был поднят на копья дворцовой охраной. Корчась в предсмертной муке, он кричал: «Вы же люди! Бейте их, бейте!», но его голос мало кто слышал за рёвом толпы: «Огня! Ещё огня!»
Примерно в то же время в другом полушарии Карл Розенблюм, один из крупнейших знатоков крестьянских войн в Германии и Франции, он же торговец шерстью пани-па, поднял восстание мурисских крестьян, штурмом взял два города и был убит стрелой в затылок, пытаясь прекратить грабежи. Он был еще жив, когда за ним прилетели на вертолете, но говорить не мог и только смотрел виновато и недоуменно большими голубыми глазами, из которых непрерывно текли слезы…
А незадолго до прибытия Руматы великолепно законспирированный друг-конфидент кайсанского тирана (Джереми Тафнат, специалист по истории земельных реформ) вдруг ни с того ни с сего произвел дворцовый переворот, узурпировал власть, в течение двух месяцев пытался внедрить золотой век, упорно не отвечая на яростные запросы соседей и Земли, заслужил славу сумасшедшего, счастливо избежал восьми покушений, был, наконец, похищен аварийной командой сотрудников института…
Энтузиасы, черт бы их побрал…
Спринтеры на короткую дистанцию.
Историки.