Аркадий Безрозум
Мой израильский дневник
Ощущала и Алла, что к ее мнению прислушивалась сама начальница. Накопление жизненного опыта в ее доме отражалось и в том, что на банковском счету стали задерживаться деньги. Лишь теперь им удалось заменить новой мебелью все старье. Выходя замуж, Алла мечтала, что у нее будет хорошая квартира, много детей, и она целиком посвятит себя их воспитанию. Смена страны проживания надолго задержала претворение в жизнь ее планов. В 1997 году ее единственному отпрыску Алексу шел восьмой год, когда у него и появилась самая красивая сестричка Анат – по его определению.
Продолжительность декретного отпуска в Израиле составляла всего три месяца. Многих работающих мам по этой причине увозили рожать прямо с работы. Чтобы дочери своевременно вернуться к исполнению служебных обязанностей, к уходу за долгожданной внученькой приступила Майя. Отныне зять приезжал за ней ранним утром и возвращал домой к вечеру, по окончании своего рабочего дня. Познакомиться с уроженкой Израиля прилетела из Винницы бабушка Оля, мама Михаила.
Меня в ашпаре продолжали перебрасывать от станка к станку. До выхода на пенсию мне оставалось ровно два года. Тогда мне и выдали вторично письмо на увольнение с работы. Такие же уведомления получили три новичка из нашего цеха. То была середина февраля 1998 года. Такие же письма вручали рабочим других цехов. Новый начальник ашпары Лиор тоже старался предотвратить мое увольнение.
Он, заодно с Камалем, долго водил меня по разным рабочим местам нашего и даже соседнего цеха. Там и там я не нашел места работы, которое меня могло бы устроить. А снижение ниже приемлемого мной уровня выходило за рамки моих правил. И хотя то, что произошло соответствовало предсказаниям наладчика ашпары Виктора, я к этому времени уже не паниковал. Я это объясняю тем, что на исходе своей трудовой занятости на Полгате я с Майей уже спрогнозировал все, что меня могло ожидать на новом этапе.
В последний день моей работы на заводе посреди нашего цеха поставили сборный необычно длинный стол. Его собрали минут за 20 за до обеденного перерыва и застелили белой бумагой. На нем расставили разовые стаканы, бутылки с колой, минеральной водой, маленькие соленые бублики и орешки. Вокруг стола собралось несколько десятков рабочих, служащих, начальник ашпары Лиор и директор нашего отделения. Оба высказали обо мне немало теплых слов. Лиор подарил мне на память толстенную тетрадь и авторучку.
За неимением времени «говорили коротко, но «емко», как заметил один из моих сотрудников. Они тоже нажелали мне много хорошего. Больше половины присутствовавших разговаривали на русском языке. В советском прошлом инженеры, рабочие, учителя и экономисты здесь казались даже похожими друг на друга, из-за одинаковой спецодежды. На обед в столовой никого из них не задержали и на минуту. Настолько четко в Израиле вымерено все. После обеда ко мне подошел Камаль.
– Ну, Аркадий, – сказал он, – теперь у тебя будет много времени для изучения иврита. Тетрадь с авторучкой тебе ведь для этого подарили. Мое приглашение в гости остается в силе. Я обязательно приеду за тобой, как только наладятся наши добрососедские отношения. А сейчас ты можешь идти в раздевалку. Переоденься, отдохни, просто, почитай газету. До отхода транзита на Беэ-Шеву остается почти два часа.
Свой теперь просторный шкаф для одежды я освободил быстро. В немалую сумку я не спрятал только авторучку и тетрадь. Я все еще оставался под впечатлением торжества. Вспомнил проводы в Виннице, стол в ресторане на 25 человек, за который мне не дали заплатить и рубля. Но я и подумать не мог, что столько уважения может быть оказано простому рабочему. В тетради я решил сделать пометки для письма своему винницкому сотруднику Виктору Олейнику, чтобы не упустить важной детали из пережитого. Одновременно возникали другие мысли. Их я фиксировал на следующем листе – строка за строкой:
В ашпаре усложняется летом работа,
Здесь спецовка не просыхает от пота,
Но вытерпим: мы не снег, не растаем,
Мы проблемы без паники превозмогаем,
Не хотим на кормильца напрасно роптать,
Не лучше ли плюсы его подсчитать.
Преимущество я назову не одно,
Их в цепочку я выстрою – к звену звено.
Я с кормленья бы начал в уютной столовой,
С хорошей едой – разнообразной, дешевой,
Мы все здесь бесплатно обуты, одеты,
Не мелочатся в дирекции этой,
Плюс самый важный всем вам понятен –
Задержек не знали мы здесь в зарплате,
Не на нее ли мы сразу купили
Мебель, квартиры, автомобили!
Не снилось подобное, в частности мне,
В нищей хвастливой Советской стране.
Не видите? Стекла очков запотели?
Протрите, не зря мы в этом месте пыхтели.
Не приемлю мнения репатриантов тех,
Что лишь внукам своим пророчат успех,
Неверная версия, устарела она,
Результатом своим довольны я и жена!
Мой сотрудник Саша из Днепропетровска пришел, чтобы принять у меня роскошный шкаф, когда я перечитывал готовый текст.
– Уже иврит? – Спросил Саша и заглянул в толстую тетрадь.
– Нет, кое-что другое, – ответил я и прочитал ему то, что написал.
– А вы знаете, Аркадий, хорошо подмечено, особенно для тех, кто непрерывно ноет.
Больше того, Саша взял мою тетрадь и пошел в контору снять себе копию на ксероксе. Возвращая мне тетрадь, Саша сказал, что содержание понравилось другим сотрудникам, и сейчас у них на руках уже больше десятка экземпляров. Мне было особенно приятно услышать такое от Саши. Он и сам был из тех, кто был долго недоволен итогами своей абсорбции. Не буду преувеличивать заслугу своего сочинительства. Мнение моего сотрудника стало резко меняться после его недавней поездки на родину к друзьям, с их бесконечными проблемами.
Майя отреагировала на мое увольнение излюбленной поговоркой «Все, что не делается – к лучшему».
– Самое главное, – добавила она, – что у нас уже есть своя крыша над головой. Не пропадем, не печалься.
– И в самом деле, хорошо, что тебя не успели свалить с ног твои 12-часовые ночные смены, – Михаэль, как всегда, занимал сторону мамы. – Так что иди на биржу труда и заканчивай, наконец, те инженерные курсы, которые ты прервал в 1990. Может, еще и найдется подходящее дело.
Чтобы подбодрить отца, сын был готов и на большее преувеличение его возможностей. В службе учета занятости инженеров народа было немало. Занятия начинались через два месяца. Времени у меня было достаточно, чтобы, , не торопясь, разобраться в новой обстановке. Прежде всего, я узнал, что, с учетом курсов, буду получать от института национального страхования солидное ежемесячное пособие по безработице на протяжении года. В бывшем СССР и рабочий, и инженер при увольнении получал на руки «денежное выходное пособие» в размере двухнедельного заработка.
Если труженик моего возраста в Израиле не имел 10-летнего стажа для начисления минимальной пенсии, ему пожизненно выплачивали пособие по старости института социального страхования. Его величина соответствовала прожиточному минимуму. Его получали даже те граждане, которые не работали вообще. Я же мог получить в пенсионной кассе все накопленные на моем счету деньги и распорядиться ими по своему усмотрению. Причитавшейся мне суммы было достаточно для выплаты банку остававшегося долга за квартиру и на неприкосновенный запас – для лечения зубов, замены кондиционера и прочей бытовой техники.
После выяснения всего, что касалось моего нового статуса, в соответствующих инстанциях я поехал в магазин за краской. Мой дом к тому времени уже требовал обновления внутренней и наружной покраски. Разгуливая по торговому пассажу, я остановился у одной из витрин с вывеской «Городской штаб партии Исраэль ба-алия». «Возможно, здесь мне и помогут найти работу на недобранные до минимальной пенсии два года», – подумал я и открыл входную дверь. В ту минуту я забыл, что решил больше никогда не связываться с какими бы то ни было партиями.
Мой сбивчивый рассказ внимательно выслушала немолодая женщина. Она назвала себя Ниной и, порывшись в ящике письменного стола, подала мне бланк. Пробежав глазами по заполненным мною личным данным, Нина сказала, что вскоре пригласит меня на встречу с активом, который «на практике продвигает идеи расширения рабочих мест, социального жилья и прочих животрепещущих проблем репатриантов». Это и было то, за что теперь я был готов повоевать внутри самой партии.
В начале апреля, на третий или четвертый день праздника Песах, Нина действительно мне позвонила:
– Аркадий, так я приглашаю вас в штаб сегодня к 12 часам. Пусть с некоторым опозданием, но и мы решили символически отметить Песах с костяком нашего актива.
Я знал о принятой в Израиле традиции. Соответственно ей, администрация завода, на котором я работал, тоже собирала в канун праздника своих работников за длинными столами в столовой. И это мероприятие на стыке смен занимало не более 20 минут. На их протяжении мы успевали наполнить бокалы легким вином или виноградным соком, провозгласить «лехаим!» и выслушать поздравление директора.
В партийный штаб я приехал точно в назначенное время. Там я увидел за длинным столом больше десятка увлеченных жаркой беседой мужчин пенсионного возраста. Нины среди них не было. Я присел на свободный стул. Шел разговор о выборах в городской муниципалитет в ноябре текущего года. Немолодые люди с орденскими планками на пиджаках напомнили мне лекторов общества «Знания» советских. Нина появилась с двумя немаленькими сумками в руках. Не мешая беседе, она расставила на столе одноразовые тарелки и стаканы. Из сумки она достала также бутылки с водкой, колой и минеральной водой. Появилась и закуска – буженина, колбаса, свежие огурцы, помидоры, маца и хлеб.
В домах верующих израильтян к тому времени вы не нашли бы и крошки хлеба: грех. Перед приходом праздника они сожгли на кострах все остатки квасного. Нина понимала, что за столом обрусевшие ветераны, которые привыкли к «100 граммам водки для храбрости» еще со времен минувшей войны. Вопреки традиции, пасхальный тост произнесла Нина. Так она заострила его политическую направленность, а еще и совместила с поздравлением одного из ветеранов с его 85-летием. В военные годы он являлся редактором дивизионной многотиражки, в Израиле сотрудничал с местными русскоязычными газетам из области желтой прессы.
Ветеран проживал на дорогой съемной квартире, и Нина пообещала ему место в общежитии для малосемейных – «после нашей победы на выборах». Волнующий рассказ о яркой биографии юбиляра прервал резкий телефонный звонок.
– Господа, – обратилась к нам Нина, продолжая держать в руке пикавшую трубку, – только что позвонила помощница председателя городского отделения партии ИБА Наумкина. С минуты на минуту он сам может появиться перед нами с солидным чиновником из муниципалитета. Сами понимаете, из-за него нам надо быстро сменить меню на нашем столе. Чтобы не «опозориться», со стола быстро убрали некашерное – водку, хлеб и колбасу. Их заменили мацой, орешками и сухим красным вином. К счастью, следующий телефонный звонок возвестил об отмене визита. На стол снова вернули, все, что было убрано.
Мои активные контакты со штабом ИБА прервались именно на том праздновании в связи с началом занятий на инженерных курсах. Незадолго до них мне с Майей довелось принять участие еще в одном необычном праздновании: Кэтти, одна из наших первых попечительниц в Израиле, пригласила нас на свадебное торжество в Иерусалим. Там она проживала уже около 3 лет. Там недавно познакомилась с туристом-сверстником из США. Наши дети не решились отпрашиваться с работы.
До указанного в приглашении места мы добирались на рейсовом автобусе и на такси. «Мерседес» остановился у небольшого особняка. Прежде чем войти в него, Майя извлекла из сумки конверт с деньгами – от нас и наших детей.
– Насколько разумно здесь принято дарить деньги, – заметила моя жена.
Она вспомнила, как на нашей свадьбе гости подарили нам 4 кофемолки. Еще больше мы смеялись оттого, что самого кофе в зернах не было в продаже. В
в объятиях невесты и жениха мы оказались, как только переступили порог. Я сразу обратил внимание на то, что на виновниках торжества не было традиционных свадебных одеяний. В нашу честь не прозвучала и привычная мелодия клезмерс, потому что музыкантов там не было.
После обмена приветствиями молодожены представили нас своим родителям. Они прилетели из США. Теплота их улыбок говорила, что Кэтти им уже рассказала о нас много хорошего. Это подтвердила дальнейшая беседа на идиш. Из нее мы поняли, что американским евреям неприятны завышенные требования тех репатриантов из бывшего СССР, которые требуют от власти Израиля работы по профессии и социального жилья.
Пока мы беседовали, гостиную дома заполнили десятка два гостей. Они разговаривали, стоя, и жевали бутерброды. Их, вместе с колой, кофе и чаем, брали с большого шведского стола. Глядя на всех, мы тоже слегка перекусили и вышли во двор. Там тоже было немало людей. Стульев для всех не хватало. Часть гостей расположились прямо на травяном газоне. Здесь же шумно играли дети. Вскоре Майя мне сказала, что устала от неблизкого переезда и непривычной атмосферы.
– Кэтти, поздравляю с покупкой! – Обратилась она к невесте перед тем, как попрощаться. – Этот дом с садом выглядит намного внушительней твоей однокомнатной квартирки, в которой ты нас принимала два года тому назад.
– О чем вы, Майя, – криво улыбнулась Кэтти, – это дом моей начальницы. Она предложила мне им воспользоваться только для проведения торжества.
Кэтти и Марк приехали к нам с ночевкой через полгода.
– Вот это сад! – Восхищался на английском американец, не знавший иврита.
Едва переступив порог нашего дома, гости тут же сняли обувь и с удовольствием разгуливали босиком по квартире и по саду. Молодожены рассказали, что вскоре уезжают в кругосветное путешествие годичной продолжительности. У них уже были на руках авиабилеты до Бомбея. После Индии планировалось побывать в Австралии, Непале, Филиппинах, Японии и других островных государствах этого региона. Новая обстановка, соответственно напутствиям раввина, должна была помочь Кэтти забеременеть. Для этого она уволилась с работы и забрала все причитавшиеся ей деньги, включая пенсионный фонд.
К занятиям на курсе переквалификации наша группа численностью в 32 безработных инженера приступила точно в назначенный срок. Теперь я приходил в те аудитории, в которых сразу засыпал от усталости в конце 1990 года, полным энергии и хорошего настроения. И снова большинство из нас здесь разговаривало по-русски, потому что проблемы, прежде всего, затрагивали репатриантов, хотя у них уже и появился важный местный опыт.
Мой соученик Миша Мендель часто ходил к адвокату. Без него он не мог добиться причитавшихся ему выходного пособия и пенсионных сбережений. Сделать это было непросто, потому что компания, в которой Миша работал, разорилась, а ее хозяин сбежал за границу. Кандидат наук Аркадий Шнайдер таким же способом отстаивал свое авторское право на важное новшество в области добычи нефти из морских глубин. Его сумел присвоить его жуликоватый хозяин.
Похожих историй было немало. Мои соученики, с одной стороны, ругали в хвост и гриву местных проходимцев. С другой, они же не переставали восхищаться устойчивостью всей израильской системы хозяйствования. Знали они и то, что благодаря свойству самонастройки, ей удавалось выдерживать на своих плечах крупные государственные монополии, отмиравшие кибуцы и огромный аппарат дорогостоящих государственных служащих.
Желание учиться у меня теперь вызывало все – авторитетный преподавательский состав, солидные соученики, прекрасные лаборатории с современной аппаратурой и техникой. На этот раз совершенно новый подход к занятиям отражали и высокие оценки в моем свидетельстве об окончании инженерных курсов. Глубокие знания там показывали немало учащихся. Больше других я восхищался сорокатрехлетним Семеном Альтманом. Он не знал трудностей в решении задач любой сложности. На лабораторных занятиях мои соученики обращались чаще к нему, чем к преподавателю.
За месяц до завершения курса мы снова отпечатали свои трудовые биографии и разослали их по разным инстанциям. Я и в этот раз не получил приглашения на работу. Такая участь постигла большинство моих соучеников. Тем не менее, молодежи еще можно было надеяться на то, что спад производства носил временный характер. Альтману я, вообще, пророчил самое светлое будущее.
Глава 7
Кампания по выборам местных советов набрала полные обороты к концу лета 1998 года. В ней принимал активное участие Алик, мой сотрудник по текстильному заводу. Он рассказал, что руководство совета партии ИБА Беэр-Шевы велело агитаторам обещать избирателям все, что они просят. Мое прямое отношение к тем событиям скорректировал неожиданный телефонный звонок.
– Аркадий? – Услышал я незнакомый мужской голос. – Говорит Ицик. Я тебе звоню по просьбе Рути Маром. Ты бы хотел еще немного поработать?
– Что за вопрос? – Обрадовался я. – Конечно, хотел бы.
– Тогда приезжай сейчас на собеседование в магазине «Все для дома», – уточнил Ицик. – Обратишься к Томи, он слышит наш разговор. Ему срочно требуется охранник на полставки для дежурства на центральном входе.
Мое настроение испортилось. Я ведь подумал, что мне предложат что-нибудь, связанное с тем, что я изучал на инженерных курсах. И все же я поехал, потому ринял во внимание, что это был единственный звонок за месяц. А его ведь могло бы и не быть, если бы не ходатайство нашей приятельницы Рути. За три часа я прошел собеседование, инструктаж, стажировку на рабочем месте и получил форменную одежду.
С 8 утра следующего дня я проверял личные сумки входивших в магазин покупателей «на предмет отсутствия оружия и взрывчатки». От покупателей, которые выходили из магазина с товаром в тележках, я вежливо просил предъявить кассовые чеки и пробегал по ним оценивающим взглядом, для пущей важности.
Заработную плату за несложную работу мне начисляли по минимальным расценкам. Подобным мне охранникам, в отличие от рабочих солидных частных предприятий, не причитался пенсионный фонд и прочие социальные блага. Количество тружеников этой категории в Израиле велико. Против явного ущемления их прав уже давно и безуспешно сражались активисты профсоюзов, но работодатели стояли на своем. Они знали, что в условиях безработицы народ соглашается на любую работу.
Площадь торгового зала немаленького магазина составляла около 3-х тысяч квадратных метров. В часы пик покупателей обслуживали12 касс одновременно. В этом магазине можно было купить все, что потребно для ремонта, строительства и обустройства дома, начиная, от шурупа и, заканчивая, мебельным гарнитуром. Соответственно инструктажу я говорил «здравствуйте» всем, кто появлялся на пороге, а тех, что выходили с покупками, приглашал появляться в магазине чаще. Руководствовался я и главным правилом торговли – покупатель всегда прав. К концу первой рабочей недели я знал в лицо десятки сотрудников и постоянных покупателей, включая, хозяев частного бизнеса разного масштаба.
– Так, когда же ты познакомишь меня с женщиной для серьезных намерений, или ты уже забыл, что я ищу хорошую русскую хозяйку? – Протягивал мне руку, каблан Мордехай, который покупал у нас краски, трубы и краны большими партиями.
– Спасибо за добросовестное несение службы, – говорила мне немолодая местная уроженка, когда раскрывала сумку, – из-за твоей щепетильности в несении службы и доброжелательной улыбки, я предпочитаю ходить именно в этот магазин.
Возникали разговоры и с подчеркнутой репатриантской окраской.
– Признавайся, Аркадий, по какому блату тебе досталась эта работа? – Дознавался Алик, мой многолетний попутчик по поездкам на Полгат. – За такое место тебе наверняка пришлось ползать на животе на недавних выборах в муниципалитет перед Наумкином.
Речь шла о председателе отделения партии ИБА южного округа. На выборах, главным образом, русскоговорящие пенсионеры помогли ему войти в состав муниципалитета с 6-ю мандатами. Так он получил и должность первого заместителя мэра города. Наумкин неплохо пристроил своих ближайших соратников, включая Нину. В своих предвыборных речах он обещал золотые горы всем избирателям репатриантам. Алику, в частности, было обещано хорошее место работы, если он уговорит проголосовать за ИБА не менее полусотни избирателей. Условие было выполнено, и Алик пришел за обещанной работой в кабинет Наумкина. По его звонку Алику предложили убирать мусор в одном из магазинов.
А однажды в магазине появился мой соученик по инженерным курсам Семен Альтман, которому я пророчил большое будущее. Он выходил с покупками в те минуты, когда я передавал сменщику свой пост. Семен проживал на моем маршруте и предложил подбросить меня на своем автомобиле. Как только мы уселись в машину, я приготовился выслушать рассказ Семена о предложенной ему работе в солидной компании с научным уклоном. Я не сомневался, что не нарушу правила приличия, обратившись к нему с болезненным для репатриантов вопросом.
– Кто бы мог подумать, Аркадий, что я буду так доволен своей спокойной и относительно неплохо оплачиваемой работой, – такое начало в ответе еще больше разожгло мой интерес
– И чем же ты занят, Семен, если не секрет? – Пошел я еще дальше.
– Вывожу бытовой мусор на спецмашине, – ответил Семен и даже не попросил, как это было принято у репатриантов, никому об этом не рассказывать. Я оцепенел от неожиданности, а Семен продолжал тем же спокойным тоном:
– Звонит мне в начале третьего ночи мой однокашник, а через 15 минут я уже подсаживаюсь к нему, в кабину мусоровоза. В это время нежарко. А на дороге не то, чтобы пробки – не увидишь ни одной машины. И мы мчимся, как на парусах по заученным наизусть дворам, затем на свалку – тоже не очень далеко. В девять утра все ящики чистые. Работе конец – и меня уже высаживают у подъезда моего дома. Представляешь, дальше я полностью свободен до следующей ночи! Разумеется, дневной сон не очень хороший, но никогда ранее я так не увлекался чтением. Книги разного жанра, просто проглатываю. Скажи, Аркадий, в нашем советском прошлом ты встречал такого дворника? А ведь я еще и разъезжаю в новом японском автомобиле, как видишь. Жена тоже работает. С двух зарплат мы без проблем содержим маленькую «Судзуки». Сын пошел в армию. Мечтаем лишь о мире и, чтобы меня не уволили с такой клевой работы.
Относительно радости Семен, безусловно, ерничал. Но он вполне серьезно опасался очередного увольнения. С наступлением 1999 года противоречия в правящей партии «Ликуд» еще более обострились. СМИ были заполнены чрезвычайными происшествиями, которые связывали с бессилием главы правительства В. Нетаньяху. 27 человек погибло и 78 ранено в результате взрыва террориста-самоубийцы 25 февраля 1996 в иерусалимском автобусе на 18-ом маршруте. Через неделю на том же маршруте автобуса погибает еще 18 человек и десятки ранены.
В праздник Пурим, в Тель-Авиве террорист-смертник взрывается у входа в дискотеку, в которой собирались праздновать сотни одетых в маскарадные костюмы детей. 14 детей погибает, 157 ранено. Не меньший резонанс вызвали трагедия столкновения в воздухе двух израильских вертолетов, перевозивших военнослужащих опорных пунктов в Южном Ливане, инцидент на границе с Иорданией с гибелью детей-туристов, взрыв самоубийц в центре рынка в Иерусалиме, обрушение моста на открытии Маккабиады. Десятки погибших. Раненные граждане исчислялись сотнями.
20. 04. 97 журналисты раскрывают нашумевшую сделку «Барон в обмен Хеврона» между Арье Дери и главой правительства. Партия ШАС обязывалась проголосовать за передачу Хеврона под управление палестинцам в обмен на освобождение из-под следствия Дери. В итоге недавно назначенный юридическим советником Барон ушел в отставку в течение 48 часов. Так, террор продолжался, договориться с Арафатом не удавалось, экономика страны ухудшалась.
Под давлением «Аводы» большинство депутатов утверждает решение о выборах нового премьер-министра и нового состава Кнессета. В очередной предвыборной гонке лидировал возглавивший партию «Авода» бывший начальник генштаба Эхуд Барак. Он пообещал избирателям вывести войска из Ливана, обеспечить призыв в армию учащихся религиозных школ и улучшить условия обучения молодежи в университетах.
Выборы состоялись 24 мая 1999 года. Барак победил. Формирование коалиции из представителей 15 партий давалось тяжело. Пришлось и Бараку задействовать в ней партию ШАС, лидеры которой известны умением вырывать важные для себя министерские портфели. На Барака тут же обрушилось мощное давление президента США Б.Клинтона и его окружения в части завершения процесса окончательного урегулирования конфликта с палестинцами. Заваленный со всех сторон проблемами Барак не имел возможности сосредоточиться на выполнении своих обещаний.
В таких условиях немало израильтян, чтобы не бежать к психологу, а то и к психиатру, стараются отгородиться от СМИ высокой стеной. Стремился и я придерживаться такой линии. Прекращение работы в ночных сменах открыло второе дыхание. Особо удивительного в том не было, принимая во внимание, что продолжительность смены составляла почти 14 часов, включая время переездов. Как я завидовал людям, которые совершали повседневные утренние или вечерние прогулки, когда смотрел на них из окошка микроавтобуса в пути на работу. Мне казалось, что я такого удовольствия не дождусь, настолько уставал.
И вот оно чудо: я сам шагаю пешком и вдыхаю на полную грудь целительный воздух золотого израильского утра. Ходьба занимает ровно час, и тем самым я еще и совмещаю полезное и приятное, потому что иду на свою новую работу. Кто думает о резко упавшей зарплате, когда ты захлебываешься от удовольствия, вызываемого бесконечными картинами похорошевшего до неузнаваемости города! В нем появились новые широкие улицы с многоэтажными домами, которым придает неповторимую красоту облицовка светлым иерусалимским камнем.
Среди таких домов легко ориентироваться, потому что каждые шесть или восемь из них отличаются своей изящной и неповторимой архитектурой. А какие здесь улицы и скверы! Они сразу озеленены, потому что здесь принято высаживать заранее выращенные в питомниках многолетние пальмы и другие быстрорастущие тропические растения. Это придает молодому микрорайону вид давно обжитого места. Новые впечатления порождают новые рифмованные строки:
Город света, город солнца щедрого, багряного,
Я с тобою, Беер-Шева, возрождаюсь заново.
Обитель новая моя, далась ты мне наградой,
Здесь солнца многовато днем, по вечерам прохлада.
Как город молодею я, а, как не молодиться,
Ведь, словно первоклассник, я пошел в ульпан учиться,
Растаял вскоре, как туман, квартиры съемной холод,
Всех нас по-братски приютил семи колодцев город.
Растут высотные дома, летят лифты-ракеты
Фонтаны бьют, кто видит здесь засухи приметы,
Ты вправо, влево погляди – чудес немало всюду,
В улыбках ярких горожан – не главное ли чудо.
А наши маленькие деревянные домики уже полностью заслоняли высокие здания. Мне здесь особенно нравилось сочетание дачной тишины с городским комфортом. Для ухода за своим садом я теперь использовал специальные машины для стрижки газона, зеленой изгороди, немало других инструментов, который едва вмещались в специальном шкафу. После трехдневного пребывания у нас в гостях моя двоюродная сестра Таня и ее 17-летняя дочь Инна прислали из Нетании отснятые в нашем саду фотографии. Их сопровождала маленькая открытка со словами: «Спасибо за предоставленную возможность побывать в подлинном раю».
После этого и мои родственницы решили улучшить условия своего проживания. Они обновили съемную квартиру, чтобы оказаться ближе к центральному пляжу. Таня раскошелилась на новые мебельные гарнитуры. Но на покупку жилья она по-прежнему не решалась. Так деньги, вырученные от продажи московской квартиры, продолжали уходить, как вода в песок. Это была моя точка зрения, но Таня выбирала свой жизненный путь на собственное усмотрение. Его осложняли сугубо личные обстоятельства. Руководствуясь ими, она готовилась лететь на Кипр, чтобы повидаться с сыном. В Израиле он появиться не мог, потому что в свое время не согласовал с военкоматом свое возвращение в Россию. На Кипр сын был командирован редакцией спортивной газеты.
А мою родную сестру Шелю, наконец, поселили в общежитие (хостель) для семейных и одиноких пожилых людей. Проживание в фактически однокомнатной квартире со всеми удобствами сестре обходилось намного меньше съема жилья в частном секторе. Там Шелю сразу избрали в общественный совет и приобщили к занятиям в разных кружках. Это был результат и моей инициативы. Она проявилась и в примирении Шели с дочерью.
Несколько приятелей по хостелю помогали моей сестре подготовиться к долгожданной встрече с Жанной и с Сонечкой. Торжественное застолье состоялось в комнатке для торжественных церемоний. Шеля не могла нарадоваться тому, что дочь поняла, что нет у нее никого дороже матери. В ту золотую пору моя сестра буквально купалась в любви и внимании дочери и внучки. И они это выражали не одними словами.
Вернувшаяся радость, к сожалению, оказалась недолгой. Подорванное многолетними волнениями здоровье дало сбой в самое неподходящее время. Силы Шели таяли изо дня в день. Сердце-то не из железа. Хорошо, что незадолго до переезда в хостель этот процесс хоть немного предотвратила другая мелодрама. Частично и она разворачивалась на моих глазах, потому что Шеля с детства привыкла делиться со старшим братом. А все начиналось в скверике, рядом со съемной квартирой Шели. В знойные вечера она приходила туда с приятельницей подышать свежим воздухом.
Однажды там немолодого мужчину прихватил сердечный спазм на соседней скамье. Только у Шели в сумочке оказалась таблетка валидола. Ей было суждено соединить два горьких одиночества. На следующий вечер мужчина пришел в сквер поблагодарить за оказанную помощь. Он представился Виктором и назвал свой возраст – ему было 67 лет. В Израиль он недавно приехал из Волгограда с тридцатилетним сыном, после тяжелого инфаркта. Здесь его обследовали и назначили операцию на сосудах через шесть месяцев. Они превратились в солнечное бабье лето для Шели и Виктора.
На это время Виктор переехал на съемную квартиру Шели. По утрам они вместе ходили за продуктами в магазин. Вдвоем они направлялись на вечерние прогулки в упомянутый сквер. После операции Шеля провела у постели Виктора целую неделю. Я тоже проведал близкого друга сестры. В день выписки Шеля с сыном Виктора повезла его в реабилитационный центр. Такой была рекомендация врачей. Вернулись ни с чем им. С них запросили немалые деньги, значимую часть которых предстояло доплачивать сыну. Он отказался, сославшись на свою небольшую зарплату.
