Арина Теплова
Печать Индиго. В сиянии Зари
Мы всегда ищем Любовь. В глазах окружающих, в древних книгах, в своем сердце. Без нее наше существо страдает от душевного одиночества, хотя мы не хотим признаваться себе в этом. Любовь это начало и конец всего, это бескрайняя бездна самопознания и рай душевных наслаждений. Из-за любви мы совершаем добрые, отважные, а порою и великие поступки.
Не верьте тем, кто говорит, что Любовь не вершина всего. Это ложь, обман, ибо Всевышний наградил нас этим Светлым чувством для того, чтобы мы созидали, развивались и творили.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. Зов ангела
Любящее сердце стоит больше, чем вся мудрость на свете.
Чарльс Диккенс.
Глава I. Наказание
Слава проскакала галопом почти пять верст прежде чем решила немного сбавить ход лошади. Она чувствовала, что фон Ремберг вполне может отправиться за ней в погоню. Оттого всю дорогу она озиралась по сторонам, но он так и не нагнал ее. Около семи часов девушка направила кобылу в направлении березовой рощи, где ее должен был ждать Гриша. Достигнув нужного места уже спустя полчаса, Слава чуть придержала лошадь, проводя по окружающим деревьям взором, пытаясь рассмотреть сухую фигуру молодого человека.
– Слава, я здесь! – воскликнул Григорий, который при приближении девушки вышел из-за деревьев.
Немедля осадив кобылу, Слава проворно приблизилась к Артемьеву, отметив привязанного неподалеку его белого жеребца. Молодой человек помог ей спешиться и, печально улыбнувшись ей, произнес:
– Ты все же приехала. Хотя я не надеялся на это.
– Но как же, Гриша? Я получила твое письмо. Я не могла не приехать, – произнесла девушка. – Расскажи, как ты устроился на новом месте в хозяйственном доме?
– Плохо. Там так сыро, да и шумно. До полуночи кто-то постоянно бродит, а около трех поутру уже встают первые прачки, которые засветло на реку ходят. Я совсем спать там не могу, – несчастно заметил Артемьев.
– Это печально. Знаешь, Гриша, я пыталась поговорить о тебе с фон Рембергом, но он был не в духе, и ничего не захотел слушать.
– Едва твой муж вернулся, все невозможно изменилось. И я чувствую, что более по-прежнему не будет.
– Ты тоже это почувствовал, Гриша?
– Да, Слава. Мне кажется, фон Ремберг специально отослал меня подальше, преследуя свои тайные цели.
– И мне так кажется.
– Но ему нас не разлучить, – порывисто произнес Гриша. – Мы слишком близки.
– Ты ведь мой единственный друг, Гриша, – согласилась девушка и прижалась к твердой худощавой груди парня. Григорий был выше Славы на полголовы, оттого лицо девушки уткнулось в его щеку. Она обхватила руками его торс и невольно замерла, отчего-то напряженно думая о том, что с возвращением фон Ремберга уже многое изменилось. Однако Гриша понял объятия девушки как-то по своему и уже через несколько мгновений Слава ощутила, как задрожало его упругое молодое тело. Рука Гриши осторожно опустилась на светловолосую голову Славы. Она почувствовала, как он очень мягко отстранил ее лицо от своей щеки. Заглядывая в ее золотистые глаза, молодой человек вдохновенно произнес:
– Слава, я давно хотел поговорить с тобой. Раньше я не решался, но мне кажется, ты должна знать одну вещь…
– О чем же я должна знать?
– Я не знаю, как и сказать о том, – замялся Гриша, смущено опуская взор, словно подбирая слова. – Ты знаешь, последние несколько лет, это просто живет во мне. Раньше мне казалось, что это лишь родственное чувство, которое я испытываю к тебе. Но в последний год, проведенный подле тебя, я отчетливо понял, что ты очень близка мне и… – он замолчал и пронзительно посмотрел на девушку, желая, чтобы она сама догадалась, о чем он хотел сказать.
– Прости, Гриша, но я ничего не поняла из того что ты сказал, – наивно пролепетала Слава.
– Но как же, разве ты не понимаешь?
– Нет, – замотала она головой.
– Я очень люблю тебя, Слава, – выдохнул он порывисто.
– Я тоже люблю тебя, как родного брата, Гриша, – улыбнулась девушка.
– Нет, ты не поняла, Слава, – нервно выпалил Гриша, выпуская девушку из своих объятий. – Я люблю тебя как девицу, а не как сестру, понимаешь?
– Гриша, что ты такое говоришь? – пролепетала она испуганно, чуть отстраняясь от него.
– Да, уже почти год, как люблю тебя. Помнишь, прошлым летом мы попали в сильную грозу и полдня были вынуждены сидеть в том пустынном овраге, укрывшись от ливня? Именно тогда я понял, что люблю тебя, как свою суженую, так как ты самая прекрасная девушка на белом свете.
– Гриша, не надо так говорить, – сказала Слава и чуть громче уже добавила. – У меня есть муж…
– Ты ведь не любишь его! И он тебя не любит! Я знаю это!
– Возможно, ты и прав. Но нас связывает венчание и… – пролепетала девушка. В момент ее пронзила яростная мысль о том, что Кристиан не так уж безразличен ей теперь.
– Но многие женщины заводят себе возлюбленных по сердцу, если их выдают замуж за постылых мужей.
– Гриша, не надо так говорить. Это ужасно.
– Ты говоришь так оттого, что совсем не любишь меня.
– Я люблю тебя как брата, Гриша.
– А мне не нужна твоя сестринская любовь. Пойми, Слава! – выпалил Артемьев.
– Другой я не могу тебе дать, Гриша.
– И что же, ты будешь лелеять в своем сердце чувства к этому пруссаку?
– Он мой муж. Это мой долг, – ответила тихо Слава, думая про себя, что пока не вернулся Рудольф, она не могла покинуть дом фон Ремберга. Она должна была хотя бы попытаться исправить ошибку, совершенную из-за своей глупой влюбленности и мимолетного порыва. Но этого она не собиралась рассказывать Григорию.
– Ты помнишь, как он обошелся с тобой? Ты ведь сама рассказывала, как он посмеялся над тобой! – попытался образумить ее Артемьев.
– Я зря рассказала тебе об этом, Гриша, – тихо вымолвила девушка.
– Нет не зря, Слава. Я говорю тебе – он недостоин тебя. И ты заблуждаешься, Слава. Пойми, фон Ремберг страшный, опасный человек. Про него ходит столько жутких историй. Он погубит тебя!
– Не надо так говорить.
– Слава, послушай, давай убежим вместе. Например, на юг страны или в восточные земли. Я сделаю все для тебя. Я знаю, что смогу завоевать твое сердце. Прошу тебя, оставь фон Ремберга. Поехали со мной.
– Ты хочешь уехать? – опешила девушка.
– Да. Как только он вернулся, я не могу видеть вас вместе. Это терзает мое сердце.
– Но как же наша мастерская? Я не справлюсь одна.
– Нынче твой муж занимается всем. Именно это он мне сказал. Тем более твоему пруссаку все равно не нравится, как я веду дела. Если бы ты слышала, что он мне наговорил в прошлый раз в своем кабинете. Очень несправедливые вещи. Я тогда едва сдержался и не уехал сразу только из-за тебя. Мое сердце горит любовью к тебе. Я прошу тебя, Слава, уедем со мной. Ты же помнишь, как мы всегда хорошо понимали друг друга.
– Нет, Гриша. Если хочешь, поезжай. Но мой долг остаться подле фон Ремберга. Моя матушка всегда была верна своим мужьям, и я считаю, что это правильно. Прости, – тихо сказала Слава, придумав в своей голове правдоподобное объяснение.
Слава понимала, что венчана с фон Рембергом и оттого не могла искать любовь с другим мужчиной. К тому же ей надо было найти древний камень, разыскав того ростовщика. Она надеялась предложить в обмен на камень ростовщику сделку. Она могла просветить здоровье ростовщика и его родных, предложить излечить его или его близких от всех болезней навсегда. И она знала, что сможет это сделать. Возможно, часть денег в уплату за бесценный древний оберег она могла выручить за счет ткацкой мастерской, дела в которой теперь шли в гору. И Слава в эту пору надеялась на удачный поиск камня. Девушка уже решила, что как только алмаз будет в ее руках, она отправится в далекий Архангельск, как и завещала ей мать. Она разыщет ведуна Лучезара и отдаст ему священного Владыку. Возможно, ведун даже позволит ей жить у него и она сможет учиться всем древним наукам у мудрого Лучезара, как и завещала ей ее матушка. Но сейчас, без старинного самоцвета она не могла отправиться в Архангельск, и в настоящее время цель девушки была одна – вернуть алмазный камень.
– Простить? Это невыносимо! – возопил Григорий и отпрянул от девушки. – Я понял! Ты совсем не хочешь любить меня, потому что вернулся он! И я чувствую, пока он стоит между нами, твое сердце будет закрыто от меня!
– Наверное, тебе и правда лучше уехать, Гриша, – пролепетала девушка уже не в силах вынести еще и приступ ревности молодого человека. Она привыкла видеть в Грише близкого друга и брата, а никак не ревнивого возлюбленного, который словно предъявлял ей что-то.
Более Артемьев ничего не сказал, а бросив отчаянный взгляд на Славу, развернулся и почти бегом устремился к своему жеребцу. Уже через пару мгновений, он ускакал прочь, оставив девушку в печальных неприятных думах.
После стремительного отъезда Григория, Слава, тяжело вздыхая, спустилась к реке и укрылась вместе с лошадью под высокими берегами. Она присела на прохладный камень и долго сидела так, размышляя о своей жизни.
Признания Гриши вызвали в ее душе неистовую бурю. Она не могла любить его как суженого, и отчетливо это осознавала, так как всегда воспринимала молодого человека как своего брата. Но все же любовные признания теперь затронули ее сердце. Несчастно вздыхая, Слава думала о том, что не ответив на чувства Гриши, она лишилась своего единственного друга, который с детства был подле нее. И в этой печальной ситуации она винила фон Ремберга. Ведь как раз он, после своего полугодового отсутствия, неожиданно появившись, был виновен в ее размолвке с Гришей. Фон Ремберг совершенно не захотел понять, как все это время Артемьев поддерживал ее, помогал во всем и вообще скрашивал ее унылое существование в усадьбе. Напряженные думы о Кристиане вновь завладели ее сердцем и Слава, печально вздыхая, пыталась разобраться в своем теперешнем положении. Она не понимала, отчего вернувшись, фон Ремберг прямо преследовал ее своим обществом, когда как раньше, полгода назад почти не обращал на нее внимания и как будто отбывал в ее обществе положенные два часа в день.
Да, в глубине души она возможно и жаждала внимания Кристиана, но сейчас она боялась вновь довериться ему. Ибо помнила, как жестоко он обманул ее, посмеявшись над ее любовью. К тому же хитростью и обманом он вынудил ее подарить ему древний алмаз, и она, как глупая влюбленная дурочка, забылась. Сейчас камень был потерян… Еще зимой Слава наняла людей, которые пытались выяснить, кому мог продать камень фон Ремберг. Но узнать ничего не удалось. У нее оставалась лишь одна надежда – дождаться возвращения Рудольфа, который мог указать ростовщика, которому фон Ремберг продал камень.
Чем дольше девушка размышляла над всей ситуацией, тем настойчивее в ее голове становилась мысль возвратиться в поместье как можно позже, потому что встречаться вновь с мужем совершенно не хотелось. Он наверняка был зол на нее, если не сказать больше, ведь она посмела ослушаться его. Но было некое обстоятельство, которое нервной думой сидело в голове девушки. Сегодня были именины ее подруги Любаши.
Семен и Любаша Артемьевы вернулись в Петербург еще два месяца назад. После непродолжительной и не очень успешной службы в Париже, Семен был вынужден возвратиться на родину. Будучи уже довольно известным вельможей, Артемьев выхлопотал себе небольшую должность при дворе царя Петра Алексеевича, и нынче занимался устроением различных богоугодных заведений. Сегодня Артемьевы устраивали грандиозный прием в своем особняке, и еще неделю назад Любаша просила Славу приехать к ним в дом в пять часов пополудни, чтобы помочь принять многочисленных гостей. Но в эту пору, по вине этого невозможного фон Ремберга, Слава уныло сидела у реки в мужском костюме для верховой езды и совершенно не знала, как ей поступить. Она должна была немедленно возвращаться в усадьбу, чтобы переодеться и немного отдохнуть, а затем привести себя в порядок и около четырех часов отправиться в карете в сторону парадной части Петербурга, где находился особняк Артемьевых.
Отметив по солнцу, что полдень уже близок, Слава вновь взобралась на кобылу, решив возвращаться в поместье. Если бы она могла сразу же поехать в дом Семена, она бы так и сделала, но это было невозможно. Ибо в этот миг она была в дорожной пыли, с распустившейся косой и в мужском платье. И Слава не могла появиться так не только на приеме у Любаши, но даже в городе. Это крайне неприлично для женщины ее положения. Посему оставался единственный путь – возвратиться домой и попытаться незамеченной проникнуть в свою спальню. Затем быстро переодеться, и так же украдкой уехать из дому, чтобы успеть хотя бы к пяти часам прибыть в дом Семена.
Войдя в особняк, Слава опасливо осмотрелась вокруг. Слуги занимались обычными делами. Фон Ремберга не было видно. Почти бегом девушка, перепрыгивая через две ступеньки, поднялась на второй этаж и вихрем пронеслась по коридору. Достигнув двери своей спальни, она проворно влетела в комнату, закрыла за собой дверь и повернула ключ в замке. Устало прислонившись к двери, она убрала распущенные волосы с лица и облегченно выдохнула.
Медленно подойдя к зеркалу, Слава взяла в руку расческу, намереваясь расчесать спутанные локоны. Волосы, собранные утром в косу-корону на голове, от резвой скачки лежали свободными прядями на ее плечах. Она невольно обратила свой взор на зеркало, размышляя, какое платье надеть на сегодняшний прием к Любаше. Ее рука с мягкой щеткой прошлась знакомым движением по волосам и она устало вздохнула, глядя на свое отражение в зеркале.
– Придется вновь что-то делать с волосами, – произнесла она сама себе.
И вдруг девушка замерла. За спиной в зеркале она увидела силуэт, который заставил девушку похолодеть.
– Вижу, сударыня, вы чудесно покатались, – раздался за спиной грубый баритон фон Ремберга.
Выронив расческу из рук, Слава резко развернулась и оперлась бедрами о туалетный столик. Испуг вмиг завладел девушкой и она напряглась. Кристиан стоял около ее кровати в нескольких шагах от нее. Его мрачное лицо не предвещало ничего хорошего. Она не понимала отчего не заметила мужа, когда вошла в спальню, но теперь он был до того реален, что она невольно задрожала от неприятного озноба.
– Как вы здесь оказались? – еле выдохнула Слава, сильнее вжавшись руками и ягодицами в столешницу.
– Разве вы забыли, что это мой дом? И я могу находиться где угодно и когда угодно, – произнес глухо, сделав шаг к ней.
Голос его был на удивление спокойным и приглушенным, но Слава сразу же определила по его испепеляющему взору и бледному лицу, как он взбешен.
Кристиан вновь несколько раз прошелся взглядом по ее соблазнительной фигурке и распущенным волосам. Эти разбросанные по плечам золотистые пряди невероятно прелестно обрамляли ее нежное лицо. Воображение фон Ремберга тут же нарисовало Славу героиней некой сказки про русалку или лесную нимфу, невозможно прекрасную и страстно непокорную. В следующий миг молодой человек отчетливо ощутил, как яростная злость в его существе сменяется неистовым вожделением к этой юной чаровнице, находящейся от него всего в трех шагах, манящий сладкий аромат которой он ощущал в сию минуту.
– Вы сами отдадите мне этот наряд? – глухо выдохнул он, не в силах отвести пронзительного взора от изящных округлых совершенных линий ее бедер.
– Нет…
Слава отрицательно замотала головой. И фон Ремберг дотоле напряженный облегченно выдохнул. Как же он хотел получить от нее отрицательный ответ. Он надеялся на него и ставил на ее упорство. И теперь он был благодарен Славе за то, что она позволила ему прикоснуться к себе.
– Тогда мне придется забрать его силой… – произнес он хриплым голосом.
Его глаза дико загорелись темным пламенем и он, быстро преодолев расстояние до девушки, приблизился к ней вплотную. Прежде чем Слава успела что-либо осознать, фон Ремберг схватил ее в капкан своих рук и дернул ворот ее камзола. Девушка вскрикнула и попыталась вырваться из железных объятий, но Кристиан стремительными движениями стащил с нее камзол. Через несколько мгновений, он яростными рывками разорвал ее батистовую рубашку, полностью обнажив грудь и руки девушки. Взору молодого человека открылось прелестное зрелище: тонкая прозрачная рубашка на тонких бретельках, почти полностью обнажающая полные прелестные полушария грудей девушки. От великолепной картины, которая предстала перед его глазами, Кристиан замер и почувствовал, что весь яростный запал, все наказания, которые он придумал для нее в своей голове, мгновенно испарились. В его существе в этот миг осталось лишь одно чувство – восхищение ее прелестями.
– Пустите! – выпалила Слава, едва опомнившись.
Она попыталась вырваться из его жестких рук. Но Кристиан проигнорировал ее попытку выскользнуть и сильнее прижал девушку к себе. Слава начала вырываться уже более яростно, но ее сопротивление вызвало в молодом человеке еще больший азарт. Неистовое плотское желание накрыло фон Ремберга с головой, и он ощутил почти болезненную потребность прикоснуться к ее упругим формам. Он сильнее притиснул девушку к себе и его горячие губы, наконец, смогли окунуться в шелковое облако ее волос. Уже через несколько мгновений правая рука молодого человека чуть приподняла девушку за талию, а его губы переместились уже на ее лоб.
Слава, ошарашенная его действиями и бесстыдным поведением, стала вся пунцовая. Она пыталась высвободиться и полузадушенная хрипела, прося фон Ремберга отпустить ее. Но он совсем не слышал ее. Его руки сильнее сжали ее стан, приподнимая над полом, а его рот добрался до пухлых губ девушки и силой овладел ими. Его руки с неистовством прижимали тонкий стан Славы к своей груди, невольно лаская ладонями ее выпуклости, оказавшиеся под его пальцами. Жесткие горячие губы молодого человека начали терзать ее рот, то и дело, прикусывая губки девушки зубами. Сильные неистовые ласки его рук и губ заполонили все сознание Славы, вызывая у нее приступ удушья от его напора. Она не могла свободно дышать от его натиска и из последних сил извивалась в руках молодого человека. У нее не хватало сил бороться с ним.
Кристиан не собирался отпускать ее. Свежий притягательный запах ее тела, ее упругие прелести и сладкие наливные губы окончательно распалили его. Его действия перестали подчиняться разуму. В следующий миг его сильные руки легко подняли девушку еще выше, а ладони захватили в плен ее ягодицы. Лицо фон Ремберга вмиг оказалось на уровне полуобнаженной груди Славы. Окончательно потеряв голову, он впился губами в прозрачную ткань легкой рубашечки. Девушка дико закричала, когда молодой человек зубами разорвал ткань на ее груди. Жадный рот Кристиана начал яростно исследовать ее нежные обнаженные выпуклости. Он слышал крики Славы и чувствовал, как она впилась ноготками в кожу его головы, но ему было все равно, ибо его тело сжигало неудержимое вожделение.
Это был какой-то кошмар. Слава не знала как высвободиться из железных тисков его рук и насилующих губ, которые терзали ее грудь и плечи. Она визжала, царапалась и билась как пойманная птица. Но ничего не могло помочь ей. Неожиданно Кристиан сделал несколько шагов с нею на руках и опрокинул ее на кровать. Оказавшись на мягких подушках, девушка инстинктивно попыталась прикрыть обнаженную грудь руками, но не успела, так как фон Ремберг тут же притиснул свои горячие губы к ее губам, сжав в своих руках ее податливые нежные плечи.
Поцелуй фон Ремберга не был нежным, он был жестким и дерзким, словно наказание за ее вызывающее поведение и неподчинение. Через несколько мгновений его поцелуй стал более интимным и ласковым, а его руки уже осторожно прижимали нежное тело девушки к своей груди. Ее сладкие полные губы, пахнущие дикой малиной, хотелось целовать еще и еще, и молодой человек ощутил, что это действо ему не просто приятно, а нравится неимоверно.
В эти мгновения его разум будто включился и беспокойно заработал. Он пришел в себя. Фон Ремберг почти заставил себя оторваться от притягательных сладостных губ Славы. Быстро отпустив ее плечи, уронив девушку на кровать, Кристиан стремительно выпрямился. Он стоял над ней, возвышаясь, словно гора, опираясь одним коленом в кровать. Его темный фиолетовый взгляд горел диким пламенем. Он видел, как Слава испуганно вжалась в подушки, ожидая от него нового нападения, испуганно глядя на него и скрестив тонкие руки на обнаженной груди. А он как изваяние замер над ней в угрожающей позе, вклинившись яростным взором в ее ошарашенные озера золотых глаз.
В этот миг молодого человека накрыло странное видение:
Как будто над ним склоняется русоволосая женщина, очень красивая, с темно-зелеными ласковыми глазами. Она улыбается ему и ее заботливые руки прижимают его к себе. Он еще совсем маленький мальчик лет двух и он отчетливо знает, что эта женщина любит его. Маленький Кристиан улыбнулся женщине и подумал, что так, наверное, должна выглядеть его матушка. Женщина взяла его на руки и поднесла к распахнутому окну. Она что-то долго говорила ему мелодичным голосом и указывала вдаль. Мальчик видел высокие деревянные строения с высокими теремами, людей, одетых в странные одеяния на русский манер, высокий частокол, некого северного града, за которым простирались бескрайние поля покрытые снегом, а за ними древние лесные чащи…
Лишь на несколько мгновений это видение заполонило сознание Кристиана. В какой-то миг он резко пришел в себя, непроизвольно помотав головой. Отметив, как Слава смотрит на него диким и испуганным взором, молодой человек тут же вспомнил кто он. Кристиан напрягся всем телом. Он осознал, что ведет себя глупо, и наверняка девушка уже думает о нем невесть что. Ибо фон Ремберг вовсе не собрался показывать ей не просто своего интереса, но и простого заинтересованного взгляда. Кристиан хотел просто наказать ее, не более того, а вышла эта страстная непристойная сцена с поцелуями до того упоительными и пьянящими, что молодой человек не сразу смог остановить себя. Но это интимное опасное действо совсем не входило в его планы, не говоря уж о крайне глупых поцелуях, которые нельзя было допускать.
Отметив, как девушка, скрестив тонкие ручки на груди, пытается прикрыть свои обнаженные упругие прелести от его жадного взора, фон Ремберг мрачно нахмурился. Он понял, кто был виноват в этой любовной вакханалии. Именно эта коварная девица затуманила ему своими прелестями голову настолько, что он, как глупый гусак уволок ее на кровать для интимных поцелуев, словно они были некими возлюбленными.
– Поздно прятать свои прелести, сударыня, – процедил Кристиан недовольно. – Я все прекрасно видел. Вы ведь специально решили соблазнить меня? Вы думали, что я, позарившись на ваши нежные упругости, буду плясать под вашу дудку? Так вот, вы ошибаетесь! Ваша пьеса из дешевого балагана мне совершенно безразлична! Ясно вам?
– Но вы же сами! Вы… – Слава задохнулась от его бьющих несправедливых слов, пытаясь высказать этому наглецу всю правду. Не иначе как он сам задумал это жутковато-развратное раздевание. А сейчас во всем обвинял ее?
Невольно взор фон Ремберга упал на раскрасневшиеся от его поцелуев губы девушки. Ее рассыпавшиеся волосы блестели в солнечных лучах, которые освещали спальню, а ее глаза горели янтарным огнем. Кристиана вдруг накрыла мысль о том, что было бы если бы он действительно имел право прикасаться к ней, как законный супруг? Эта мысль привела молодого человека в очередное замешательство. Он осознал, что надо немедленно покинуть ее спальню пока он не наделал еще глупостей. Он напрягся и стремительно соскочил с постели. Вытянувшись в угрожающей позе у кровати, фон Ремберг низким грудным голосом выдохнул:
– Я ваш муж, сударыня, и требую, чтобы вы не забывали об этом. Надеюсь, я более не увижу вас в этом вызывающем наряде. В противном случае мне придется раздеть вас донага, – добавил он многозначительно и, резко развернувшись, стремительно покинул ее спальню.
