Арина Ипатова
Обитель Разума
Главное дело человека на земле – бороться против разрушения, смерти и упадка, даже если эта борьба абсолютно безнадёжна.
Иво Андрич, “Мост на Дрине”.
Глава 1. Марат
Что везут бревно, да на семи лошадях…
Из святочных гаданий.
15 апреля 2190 года.
Лесопилка располагалась на самой окраине поселения.
То было довольно большое бревенчатое сооружение, крытое металлом. Некогда металл был окрашен зелёной краской, но это было слишком давно. Сейчас крышу покрывала ржавчина.
Плетёный забор окружал бревенчатый сарай, образуя широкий двор. Покосившиеся ворота были распахнуты.
Отсюда открывался вид на поле, где-то уже робко начавшее зеленеть, где-то покрытое снегом. Через поле тянулась к лесу чёрная извилистая полоса дороги, покрытая лужами. Покрикивали грачи. Чуть поодаль бродила по полю ватага длинноногих серых журавлей, деловито тыкала клювами в землю.
Солнце пригревало и должно было бы радовать сердце после тяжёлой зимы.
Но люди на дворе у лесопилки сейчас не обращали внимания на солнце.
Двор был завален брёвнами, досками, опилками, обрезками древесины. Однако если приглядеться, в этом хаосе можно было разглядеть некий порядок. Брёвна тянулись к брёвнам, доски к доскам, а вот от крупной и мелкой древесной стружки тут было некуда деваться. Она была везде.
На дворе стояла подвода, запряжённая парой лошадей. На подводе лежало десятка полтора толстых брёвен. Лошади неторопливо переступали копытами, изредка вскидывали головы, помахивали хвостами, радуясь больше отдыху и немного – весне.
На подводе сидел, опустив голову, мальчишка лет тринадцати, щуплый, светловолосый, с мелкими красивыми чертами лица. Стоявший рядом человек осыпал его упрёками, подросток молчал, не поднимая глаз.
– Я не возьму этот кругляк! – повторил человек уже в который раз. – Он никуда не годится. И здесь я его не позволю оставить, мне тут хлама не нужно. Вези его отсюда, куда хочешь. Ты погляди – кривые ж брёвна! Намучаешься с ними. Да и станок угробим.
Он ткнул рукой в брёвна, которые в основном действительно были кривоваты.
Мужчина был невысок, коренаст, уже немолод. В волосах пробивалась седина. Обветренное лицо покрывали резкие морщины. Это было лицо человека, всю жизнь занимавшегося тяжёлым трудом в любую погоду.
Подросток поднял голову и едва слышно сказал что-то.
– Чего? – раздражённо отозвался человек.
– Лес такой, Виктор, – чуть громче ответил мальчишка.
Виктор сразу завёлся.
– Вот врать мне не надо – лес такой! Лес как лес. Во всём лесу нормального дерева не нашлось?
Он с досадой стукнул кулаком по злополучному бревну.
Заскрипела дверь сарая. Мальчик быстро зыркнул в ту сторону, потом снова обречённо съёжился.
На крыльцо вышел молодой парень с топором в руке.
– Готово! – крикнул он, сбежал по ступеням и с размаха воткнул топор в стоявшую у крыльца колоду.
– Сейчас взгляну, Марат… – отозвался Виктор, уставший ругаться, и ушёл в сарай.
Марат, едва взглянув на повозку с брёвнами, кивнул мальчику в знак приветствия, перепрыгнул через грязь и сделал несколько шагов по направлению к воротам. Молодой человек прекрасно слышал ругань, но не имел ни малейшего желания в неё вмешиваться. На собственном опыте он успел убедиться, что Виктор грубоват, но справедлив, и зря шуметь не будет.
Мальчик продолжал сидеть без движения. В появлении нового действующего лица он увидел какую-то надежду для себя.
Марат рассеянно смотрел в поле. Тёплый апрельский ветер дул в лицо, ерошил тёмно-русые волосы.
Марат был высокий молодой человек, подвижный и гибкий. Его худое лицо с приподнятыми скулами казалось немного неправильным, но в чём неправильность, определить было трудно. То ли брови с изломом были чуть асимметричны, то ли щёки запали больше обычного после тяжёлой зимы. Живые карие глаза быстро меняли выражение, видимо, более созвучное его мыслям, чем окружающему пейзажу.
В созерцательном настроении Марат словно бы выпадал из спектакля жизни, становился не участником его, а зрителем. Он сам это за собой знал, но ничего не мог поделать. Неудобное, даже опасное свойство в мире, приютившемся на руинах цивилизации, но до сих пор оно не принесло ему особых бед.
Одна из лошадей переступила копытами по грязи и громко заржала. Марат вернулся с небес на землю.
Он не смотрел на повозку, но прямо спиной улавливал мысли подростка.
“Я же не виноват”.
“А я тут при чём?” – так же мысленно ответил Марат.
“Я не виноват. Я им говорил. Они нарочно посылают меня, потому что думают, что вы пожалеете меня, а у других не возьмёте…”
“Да с чего бы тебя жалеть?”
“Они прибьют меня, если я ничего не сдам”.
“Отстань от меня. Говори с Виктором”.
“А я с тобой и не говорю”.
Это было справедливое замечание. Марат со вздохом повернулся и поглядел на повозку. Даже издали было видно, что брёвна не лучшие.
Он подошёл ближе. Ну может, что-то и можно выбрать.
Так и не сказав ни слова, он пошёл в сарай.
Там было темновато и прохладно, холоднее, чем на улице. Пол засыпала серая субстанция – мельчайшие опилки, смешанные с пылью. Сапоги утопали в ней.
Виктор, осматривавший несколько брёвен перед распиловкой, услышал его шаги, повернулся и одобрительно кивнул.
– Нормально. Берём в работу.
– Виктор…
– Ну чего ещё, – с досадой ответил тот, явно зная, о чём пойдёт речь.
– У нас ведь мало кругляка. Может, возьмём, что получше?
– Так и думал, – буркнул Виктор. – Что он тебе наплёл?
– Он мне ничего не говорил, – честно ответил Марат.
– Если мы это сделаем, – медленно сказал Виктор, – они продолжат так поступать снова и снова.
– Да, пожалуй… – Марат повернулся, чтобы уйти.
– Ладно, погоди.
Он выпрямился, расправил спину. В словах Марата была правда. Следующего груза ждать пришлось бы долго. А Виктор не любил простоев.
Непонятно, почему. Не очень-то и нужны были сейчас эти доски. Но он цеплялся за них, цеплялся за свою работу, и вносил спокойствие в душу Марата, нередко терзаемую непонятной тревогой.
Пока Виктор пилит свои доски, мироздание незыблемо.
Взяли около половины. Почему-то те брёвна, которые больше приглянулись Виктору, оказались в самом низу, что не улучшило его настроения. Повозка уже тащилась к лесу, а он всё ворчал.
– Они ещё и сучковатые…
– Ладно, – примирительно сказал Марат, – тут пару раз топором махнуть.
– Ну и маши.
Марат невесело усмехнулся, обрезая сучья. Честно говоря, тут только одно приличное дерево есть. Стройное, ровное. Дуб. Довольно старый. А остальное действительно больше на дрова пригодно. Но что делать – других-то нет.
Пилорама медленно ползла по рельсам.
Марат не уставал восхищаться умениями своего напарника. Виктор действительно любил машину и чувствовал её. Он возвёл распиловку леса на уровень высокого искусства. Он знал, где замедлить ход, а где ускорить, чтобы пройти сучок, не сломав ленту, знал, как лучше расположить кривое бревно, знал…. да тысячу разных вещей он знал, и был мастером своего дела, и зрелище его работы завораживало Марата, изредка настолько, что он забывал о собственных обязанностях и дожидался гневного окрика от Виктора.
Время шло. Гора досок в углу сарая подрастала.
Уложили на пилораму дубовое бревно.
– Это хоть на дерево похоже, – сказал Виктор с тенью одобрения. – Поехали. И поворачивайся быстрее.
Он провёл станок одни раз, потом второй, третий. Марат быстро снимал готовые доски. Бревно и впрямь хорошее было. Оттащив в сторону очередную доску, Марат повернулся к пилораме.
Скрежет. Металлический лязг и звон. Треск ломающегося дерева.
Марат, не раздумывая, бросился на пол, в опилки. Там, где долю секунды назад была его голова, просвистел обломок дерева, ударился в стену сарая и отлетел в сторону.
Ругань Виктора из-за станка. Лязг стих.
Марат сел, стряхивая с лица стружку и грязь.
– Эй, – крикнул Виктор, – ты цел?
– Цел, – успокоил Марат. Чудесное спасение не произвело на него большого впечатления. Человеческая жизнь не была особенно ценной, в том числе и собственная.
“Вот если бы не убило, а искалечило то бревно – было бы плохо”, – подумал Марат философски, продолжая сидеть. Он почувствовал, что здорово наломался за сегодняшний день.
– Лет пять назад у меня так убило напарника, – заметил Виктор.
Марат счёл вежливым поддержать светскую беседу.
– Да, я даже помню эту историю.
Виктор обошёл станок.
– Как же это… – пробормотал он с досадой. – Бревно-то ровное было. А пилораму чуть не сорвало. И пила лопнула, конечно.
Марат нехотя поднялся, подошёл к пилораме. Вдруг что-то необычное привлекло его внимание.
– Смотри-ка, Виктор.
Неудивительно, что доска раскололась, и пила лопнула. В дерево некогда врос, слился с ним искорёженный кусок металла.
Виктор взял его пальцами, покачал. Металл сидел крепко.
– Осколок снаряда? – предположил Виктор.
– В этих краях, – проговорил Марат, тщетно пытаясь отряхнуть влажную древесную пыль с рукавов, – когда-то война была, страшная. Лет двести пятьдесят назад.
– Бестолочь, что ли? – хмыкнул Виктор. – Нет этому дереву двухсот пятидесяти лет.
– Да, пожалуй, нет. – Марат задумчиво посмотрел на бревно. – Интересно, конечно. Ну значит другая история.
Он задумался на минуту, потом продолжал, даже не отдав себе отчёта, что бессознательно понизил голос:
– Может, с Обителью Разума как-то связано. Она ведь не так далеко.
Виктор с неодобрением мотнул головой.
– Не болтай много, Марат. Любознательный слишком. Эх, я должен был догадаться, что осторожней надо с этим деревом.
– Ну как ты мог догадаться? – возразил Марат, рассматривая кусочек металла, выглядывающий из древесины. – Брось. Это уже много лет здесь, внешне никаких следов не было.
– Пилы горят прямо, – не слушая его, продолжал Виктор.
– И что делать? – поинтересовался Марат.
– Что делать… – передразнил Виктор. – Запросим у отшельников, пусть доставляют новые.
Марат сдвинул брови. Какая-то новая мысль пришла ему в голову.
– А если не доставят? – медленно спросил он.
– Не доставят – значит, не доставят.
– А доски?
– Ну ведь есть запас. – Виктор мотнул головой в сторону готовых досок.
– А если никогда не доставят? – упрямо продолжал Марат.
– Ну чего пристал? Не доставят – не будет больше досок.
Он отошёл от станка. Марат понимал его досаду и боль. Пилорама была его игрушкой, его детищем, его домашним питомцем – всё сразу.
Хотя у Виктора была и семья, жена и две дочки, и Марат знал, что его грубоватый напарник к ним нежно привязан.
– А всё-таки на что ты намекаешь? – вдруг спросил Виктор.
Марат вскинулся. Неожиданно представилась возможность поговорить о том, что давно уже занимало его мысли.
– Я про пилы. Можно ведь найти… – он запнулся. – Ну я не говорю, что наверняка и прямо сразу.
Напарник покосился на него.
– Что? И где?
– В старых поселениях.
Виктор с удивлением посмотрел на него.
– Всё-таки есть в тебе что-то странное, Марат. Ты там бываешь?
– Иногда.
– Как ты не боишься, не понимаю…
– Да я далеко никогда не заходил.
– Там и правда можно найти пилы?
– Думаю, да. Там все можно найти, хотя непросто это. Да я и не искал. – Марат помолчал и задумчиво добавил. – Меня книги интересовали.
– Книги?! – Напарник захохотал.
Марат тоже улыбнулся.
– Умный ты больно, – заметил Виктор. – Тебе бы в отшельники податься.
Марат нахмурился и покачал головой.
– Нет призвания.
– Вишь ты – призвание, – важно произнёс Виктор. – Это верный кусок хлеба, а не призвание.
– Нет, я так не могу…
– Ну насмешил, конечно, спасибо. – Виктор посерьёзнел. – Но ты бы поосторожнее с этими своими интересами, Марат. Мне не так просто найти толкового помощника.
– Да я ничего такого и не делаю, – пожал плечами Марат. – Никто не запрещает увлекаться историей. А меня это забавляет. – Он улыбнулся. – Я как-то даже рассказик написал.
– О чём? – спросил Виктор.
– Такую фантазию на тему древних римлян.
– Это кто такие?
– Были они. Давно. Я про них читал. Там был один император, вообще плохой человек, но он меня тронул почему-то. Я про него писал.
– Ну и что дальше?
– А ничего. Тут этот текст в подсобке валялся. Я забыл про него, а недавно смотрю, он делся куда-то.
Виктор махнул рукой.
– Нашёл бы лучше подругу, Марат. Блажь бы и в голову перестала лезть.
Он повернулся к рельсам.
– Надо снимать это бревно. Рискованно с ним работать, там ещё куски металла могут быть. А жаль.
Виктор так и не вспомнил, что с месяц назад заходил заказчик, из отшельников, и заглянул в подсобку, разыскивая пильщиков. Там этот человек наткнулся на рукописный карандашный текст, валяющийся на столе, с интересом проглядел его и сунул в карман.
Впрочем, если бы он и вспомнил, и даже рассказал Марату, это вряд ли изменило бы что-то в последующих событиях.
Глава 2. Анатолий
Одного существования всегда было мало ему; он всегда хотел большего.
Ф.М. Достоевский
“Преступление и наказание”.
Месть
3 ноября 1995 года
Был хмурый осенний день 3 ноября 1995 года, пятница.
Восемь часов вечера, уже давно стемнело. Редкие фонари скупо освещали тихую улочку на окраине Москвы. На чёрных силуэтах четырнадцатиэтажных башен желтели прямоугольники окон, и в каждом прямоугольнике можно было увидеть кусочек чужой жизни. Обитатели каменных сот шторами закрывались от посторонних взоров, но каждое светящееся окно тем или иным способом выдавало характер и вкусы тех, кто жил за этими двойными стеклами.
По улице, мимо мёрзнущих на обочине машин, шел молодой человек, держа руки в карманах длинной потёртой кожаной куртки. На вид ему было лет двадцать с небольшим. Молодой человек шел не торопясь, словно гуляя, однако не смотрел по сторонам, глубоко погрузившись в свои мысли.
Парень был не очень высок, скорее, среднего роста, коренастый, с широкими плечами. Он с первого взгляда производил впечатление человека решительного, которого трудно смутить или испугать. По его уверенным движениям чувствовалось, что он обладает хорошей реакцией и незаурядной физической силой.
Молодой человек подошел к двери подъезда, вынул из кармана связку ключей, завертел её в руке. Ключи звенели. Электрическая лампа, торчащая из козырька подъезда, осветила четко очерченный овал лица с выдвинутым вперед подбородком, выдающим упрямство. Подбородок и щеки были гладко выбриты, но густые светло-русые волосы уже требовали стрижки. Губы плотно сжимались, и вообще у молодого человека был такой вид, словно он дал обет молчания. Красивые, но неласковые серые глаза смотрели холодно.
На заедающем кодовом замке были вытерты две цифры, подсказывающие, куда нажимать. Впрочем, молодой человек и так это знал. Он открыл дверь и зашел в подъезд. Почти сразу подъехал лифт. Парень ткнул в нужную кнопку, и кабина, устало поскрипывая, понесла его вверх. Он стоял, играя ключами, и лицо его сохраняло прежнее хмурое выражение.
Молодой человек совершил преступление.
Сам он так не считал. Если бы ему пришлось объяснять, что он думает о своем поступке, он назвал бы его запоздавшим правосудием. Но молодой человек был почти уверен в том, что ему никогда не придется отвечать на вопросы, касающиеся событий сегодняшнего дня.
Почти уверен, но не абсолютно. Но сейчас он думал не о риске, которому подвергается. Его занимала та мысль, которая пришла к нему в заброшенном доме, даже не мысль, а тень мысли. Он никак не мог схватить, сформулировать какую-то неуловимую идею, не знал даже, о чем она. Это тревожило его.
Двери лифта еще не открылись, и он смотрел прямо перед собой невидящими глазами, пытаясь выкинуть из головы эти фантазии. На них не стоило тратить время. К тому же, он был почти дома.
Через минуту молодой человек скидывал сапоги в коридоре своей квартиры.
– Мам, я здесь! – сказал он громко.
Мама выглянула из комнаты. Ей было не так уж много лет, но она выглядела, как старушка: маленькая, сухонькая, с пучком седых волос на затылке.
– Ужинать, Толя? – деловито спросила она, складывая влажную тряпку. Она все время убиралась.
– Ага, давай… – рассеянно, даже грубовато сказал он. Потом, повинуясь неожиданному порыву, наклонился и поцеловал её в сморщенную щеку.
– Ты чего? – смутилась она, как смущалась в молодости, когда на неё обращали внимание мужчины.
– Ничего, – ответил молодой человек по имени Анатолий. Болезненные воспоминания царапнули сердце, но он только улыбнулся. – Просто так…
Мама не знает, что он сделал, и никогда не узнает. Но теперь, впервые за два года, он сможет спать спокойно. Кажется, он убил в себе дьявола…
– И суп давать? – спросила мама, оглянувшись.
– Какой?
– Борщ.
– Давай… – согласился он.
Она суетливо двигалась по кухне, наливала борщ, жарила картошку. Ложка в руке Анатолия равномерно постукивала по тарелке. На красноватой поверхности борща золотились кружки жира, и от стоявшей на плите сковороды исходил божественный аромат жареного мяса, смешанный с запахом специй.
Мама уселась напротив него с чашкой чая.
– Ты уже совсем взрослый, – заметила она с оттенком грусти.
Молодой человек усмехнулся.
– Ты только сейчас заметила?
– Вот женился бы ты, были бы у меня внуки…
Она не в первый раз заводила такой разговор и, честно говоря, изрядно ему с этим поднадоела. Последние же несколько недель, после того, как он окончательно поссорился со своей девушкой, эта тема была ему особенно неприятна. Но все же он слишком жалел мать, чтобы показывать ей своё раздражение.
– Потом как-нибудь, – сказал он, отодвигая пустую тарелку. – Нам и так неплохо.
Она улыбнулась и покачала головой. Эти последние слова ей нравились, и поэтому, даже не отдавая себе отчёта в своем коварстве, она порой заговаривала о его женитьбе, просто чтобы их услышать.
Анатолий встал и ушел к себе в комнату. Здесь он лег на кровать и закинул руки за голову, бездумно купаясь в блаженном чувстве тепла и сытости. Затем к нему стали подкрадываться воспоминания о сегодняшнем дне, и он благосклонно допустил их до себя. Воспользуемся и мы его памятью, и вернемся вместе с ним на несколько часов назад…
В центре Москвы, в одном из этих безлюдных, словно вымерших переулков, на острове остановившегося времени посреди моря суеты, разрухи и хаоса, стоял старый дом еще дореволюционной постройки. Точнее, это были несколько домов, столь плотно прижавшихся боками друг к другу, что между ними остались лишь арочные проходы. Здания находились в аварийном состоянии. От стен отваливались куски штукатурки, балконы грозили обрушением.
Недавно эти строения стали ремонтировать. Дом (формально их было несколько, но за десятки лет эти строения так приросли одно к другому, что можно было считать их одним домом) обстроили лесами и затянули грязно-белой плёнкой. Под этой плёнкой, словно в коконе, велись строительные работы, которые должны были до неузнаваемости преобразить старое здание. Тут же на двух столбиках висел плакат: “Реконструкцию ведёт….” и название организации.
Но почему-то именно в эти осенние дни работы в доме приостановились, и Анатолий счел это благоприятным для себя предзнаменованием, хотя вообще он не был суеверен. Но все сложилось настолько для него удачно, все так подталкивало его к осуществлению навязчивого замысла, что он просто плыл по течению, не задумываясь, ведет ли его воля провидения или игра случая.
Вдоль дома, по тротуару, вёл проход из нестроганых досок. Доски плотно прилегали друг к другу, защищая редких прохожих от падающего строительного мусора. Проход тянулся на несколько десятков метров, и с улицы нельзя было увидеть, что происходит в этом деревянном туннеле.
Каждый вторник и пятницу, около пяти вечера, здесь проходил хорошо одетый человек лет сорока. Он оставлял машину всегда на одном и том же месте, на открытой стоянке, и углублялся в хитросплетение маленьких улочек, каждый раз следуя одним и тем же коротким маршрутом. По выходе из туннеля ему оставалось пересечь последнюю из таких улочек, в которую под прямым углом вливался переулок, и войти в подъезд жилого дома напротив.
Анатолия уже давно интересовали перемещения этого мужчины. Впрочем, зачем он бывает в этом районе, молодой человек не знал и знать не хотел. Больше всего его занимал факт регулярного появления выслеживаемого в деревянном туннеле.
У него было дело к хорошо одетому мужчине. Это дело следовало закончить два года назад, но так не случилось, потому что тот опирался на силу денег. Теперь молодой человек был даже рад этому, потому что ему представилась возможность завершить его по-своему.
Рабочий день Анатолия рано начинался и заканчивался рано, в пять. В пятницу обычно можно было уйти чуть раньше. Добраться же пешком до нужного переулка занимало не больше пятнадцати минут. Он тщательно, не торопясь, собрался и вышел.
Дом, укрытый плёнкой, уже ждал его, молчаливый союзник. Юноша спокойно вошел внутрь через один из подъездов. Дощатая стенка скрыла от посторонних глаз этот маневр. Секунду постояв, он поднялся на два лестничных пролета, расстегнул куртку и вытащил из внутреннего кармана оружие.
Откуда у приличного молодого человека, сына учительницы, недавнего выпускника хорошего столичного вуза, а ныне системного администратора в небольшой конторе, взялся пистолет – это отдельная история, которая будет рассказана в своё время. Пока же примем как данность, что пистолет у него был. Ласкающим движением юноша погладил смертоносное дуло, убрал руку с оружием под куртку и спустился вниз.
Роковой момент приближался. Молодой человек стоял в дверях подъезда, ожидая. Он не пытался выглянуть, чтобы заранее увидеть свою жертву. Звук шагов разнесется по всему проходу, подав ему сигнал к действию. Это было идеальное место для засады. Сердце его билось ровно и радостно, как у охотника, ждущего добычу и уверенного в её появлении.
На всякий случай он пришел пораньше. Человек, которого он ждал, должен был появиться минут через пятнадцать. Но довольно скоро Анатолий услышал характерное гулкое постукивание – тот тоже пришел раньше обычного времени. Похвалив себя за предусмотрительность, молодой человек осторожно выглянул из-за дверного косяка и увидел, как его враг движется навстречу ему, уверенно ступая по грубым нестроганым доскам.
Юноша подпустил его совсем близко и только тогда вышел из своего укрытия, вынув из-под куртки руку с пистолетом.
Тот, другой, остановился, словно наткнувшись на невидимую стену, и вцепился взглядом в чёрное дуло.
– Что нужно? – спросил он довольно резко, похоже, даже не очень испугавшись. Он не был трусом.
– Поговорить, – вежливо ответил юноша, усмехнувшись уголком рта. – Зайдите в подъезд.
Он хотел уйти из туннеля, опасаясь, как бы сюда не забрёл случайный прохожий.
Другой повиновался и зашел внутрь. Анатолий двинулся за ним, метнув быстрые взгляды направо и налево, ещё раз убеждаясь, что их никто не видит. Справа никого не было. Слева, в переулке, стремительно промелькнул белый бок какой-то машины и исчез из вида.
Внизу в подъезде было темно.
– Выше, – сказал юноша.
Они поднялись на лестничную клетку второго этажа. Лестница была широкой, массивные дубовые перила поддерживали чугунные опоры. Три тяжёлые деревянные двери, окрашенные в тёмно-бордовый цвет, вели в бывшие квартиры и будущие офисы. Молодой человек встал у одной из этих дверей, не опуская пистолета.
– Так что тебе нужно? – уже мягче спросил другой. – Денег? Возьми.
Он вынул из кармана бумажник и бросил его к ногам своего преследователя. В глубине души он надеялся, что сейчас парень поднимет кожаный прямоугольник и сбежит.
Юноша отрицательно покачал головой.
– Не надо. Деньги я и так смогу забрать, только они мне не нужны.
– Чего ж тебе нужно? – спросил мужчина в третий раз.
– Убить тебя.
Мужчина сжал губы и невольно сделал шаг назад.
– Странный ты какой-то… – заметил он. – Кто тебя послал?
– Объясню, – молодой человек переступил с ноги на ногу. – Два года назад ты сбил девушку. Она умерла. Ты смог откупиться, тебе ничего не было тогда… Вспомнил меня?
Тень пробежала по лицу его собеседника.
– Вспомнил, – констатировал молодой человек.
– Ты её брат, – хмуро сказал мужчина. – Ну так не нарочно же я это сделал. Столько времени прошло…
Юноша засмеялся.
– Извини, раньше не было возможности.
– Это был несчастный случай, – произнес мужчина таким тоном, каким разговаривают с капризничающими детьми и сумасшедшими.
– Даже если бы ты сбил её для развлечения, – сказал молодой человек почти ласково, – тебе бы все равно ничего не было. Ты думаешь, тебе можно все… Я не прав?
Рука с оружием поднялась немного выше. Палец покойно лежал на спусковом крючке. Здорово было держать пистолет…
В первый раз он увидел страх в глазах своего врага.
– Сколько раз за два года ты вспоминал об этом случае? – поинтересовался он.
– Вспоминал, конечно… – хрипло ответил тот, – часто…
Его кадык прыгнул: вверх-вниз.
– Врёшь, – сказал молодой человек. – Вспоминал бы, узнал бы меня сразу. Подними бумажник.
Его невольный собеседник пожал плечами. Он вновь овладел собой.
– Можешь не верить, но это правда.
Анатолий пропустил мимо ушей это замечание. Носком ботинка он толкнул кусок лакированной кожи, послав его на противоположный конец лестничной площадки. Мужчина покорно нагнулся. Анатолий следил за его движениями и думал, что выступает в роли орудия судьбы. Он даже вспомнил греческих богинь, старух, прядущих нить человеческой жизни, и произнес про себя их имена – Атропос, Клото и Лахезис. И вдруг у него появилось очень странное чувство.
Ему показалось, что власть его над этим человеком неизмеримо велика, что тот станет во всем повиноваться ему, даже если у него не будет пистолета. Он был настолько в этом уверен, что с трудом преодолел искушение отбросить оружие и посмотреть, что из этого выйдет. Между противниками протянулась и заплясала электрическая дуга, Анатолий явственно ощущал это и дивился, почему её не видно. Пока между ними существовала такая связь, человек напротив был полностью подчинен ему. Он утратил собственную волю.
Наваждение длилось не больше минуты.
На верхней площадке послышался шорох. Оттуда спускалась чёрная кошка. Она пренебрежительно посмотрела на людей, прошла между ними и направилась вниз.
Самовлюблённое создание наткнулось на невидимую нить и порвало её. Необычное ощущение исчезло. Мужчина в упор посмотрел на своего преследователя, и во взгляде его прочиталась странная горечь.
– Судьей себя считаешь? – Он нервно сглотнул. – За сестру хочешь мстить? Да тебе плевать на неё! Тебе охота кого-то пристрелить, ты по природе убийца!
Серые глаза Анатолия сузились.
Мужчина понял, что обречён. В отчаянной попытке спасти свою жизнь он метнулся к юноше, пытаясь выбить у него пистолет.
Больше медлить было нельзя. Молодой человек спустил курок, и тело противника рухнуло на бок. Мощные стены старого дома погасили звук выстрела.
С минуту юноша смотрел на дело рук своих, ощущая, как происходит ломка в его сознании и становится правильным то, что запрещали законы божеские и человеческие. Открытые глаза его врага стали матовыми, словно фарфоровыми. Кровь вытекала из раны на груди, пачкая элегантное вельветовое пальто. Единый миг превратил дышащее живое существо в большую неподвижную куклу.
Анатолий почувствовал, что стремительно падает в бездну.
Разобьюсь? Взлечу?
В кармане убитого пронзительно запищал пейджер1. Этот резкий звук вывел Анатолия из оцепенения. Пора было уходить.
Путь к отступлению он продумал заранее. Осторожно обойдя труп, молодой человек поднялся на верхний этаж. Здесь были открыты двери, ведущие в квартиры. Спохватившись, что все еще держит в руке пистолет, он убрал его во внутренний карман и застегнул куртку.
Дом был построен в конце девятнадцатого века. Он состоял из огромных многокомнатных квартир с широкими коридорами и высоченным потолком, украшенным по периметру лепным орнаментом. Эти помещения изначально были рассчитаны на жильцов, державших прислугу, и для прислуги имелся на лестнице чёрный ход. Позже, когда квартиры стали коммунальными, чёрный ход заколотили и не пользовались им. Но сейчас дверь, ведущая на узкую лестницу, была вновь открыта.
Молодой человек вошел в прихожую. Под ногами заскрипели старые широкие паркетины, уложенные ёлочкой. Не задерживаясь, не заглядывая в гулкие пустые комнаты, он прошел на кухню. Здесь он прислушался, проверяя, не забрел ли кто-нибудь в чёрный ход. Было тихо. Только из крана сочилась по капле вода и с тихим шлепаньем падала в раковину, вознамерившись образовать сталагмит.
Он вышел на лестницу, сбежал по ступенькам на первый этаж, толкнул плечом входную дверь. Она неохотно открылась, выпуская его. Это был самый опасный момент, его могли увидеть.
Но место тут было уединенное. Напротив тянулся длинный бетонный забор. Маленькая площадка между забором и старым домом даже не была заасфальтирована. Здесь устало раскачивались несколько высоких тополей, и дрожали на ветру обнаженные акации.
Никого не встретив, молодой человек скользнул вдоль забора и свернул в первый же переулок. Здесь тоже было пустынно. Быстро, но не бегом, не привлекая внимания, он удалялся от места преступления. Постепенно Анатолий замедлил шаг, расслабился и пошёл неторопливо, рассеянно глядя по сторонам, словно самый благонадёжный и законопослушный член общества.
Впрочем, общество само было неблагонадёжным, незаконопослушным и растерянным.
Анатолий бесцельно брёл по переулкам. Ещё недавно великолепная симфония оттенков жёлтого цвета буйствовала над городом, но она уже подходила к завершению. Силуэты деревьев исхудали и потемнели. С чёрных тонких ветвей стекли медовые листья и застыли на земле янтарной массой.
Вокруг было малолюдно. На всём лежал отпечаток заброшенности. Штукатурка на домах потрескалась, во дворах валялся хлам. Удивительно, сколь быстро дичает, ветшает и опускается созданное людьми, когда ломается в общем сознании некая невидимая пружина, и само это сознание рассыпается на отдельные атомы. Неспокойное воображение Анатолия впитывало картины разрухи, преломляло их, перемалывало, ему мнилось, что вокруг остатки цивилизации, рухнувшей давным-давно, а не несколько лет назад. Что с того? Такова судьба всех цивилизаций. Где Египет? Где Рим? Sic transit gloria mundi.
Мне-то всё равно. Я сам по себе. Мне всё позволено.
Свернув в очередной переулок, Анатолий увидел автомобиль, припаркованный прямо на тротуаре. Ему пришлось сойти на проезжую часть. На дороге темнела в асфальте яма, в яме чёрным зеркалом покоилась стылая осенняя влага. Он легко перепрыгнул, поскользнулся, но удержался на ногах. С досадой покосился на машину и остановился.
Чем-то зацепил его этот автомобиль. Он стоял у самого забора, за которым открывался запущенный сквер. Ажурная чугунная решётка забора во многих местах была выворочена и погнута. Один пролет вообще отсутствовал. Скамейки в сквере разломаны и опрокинуты, фонари разбиты. На земле валялись поломанные сучья. Дорожки, некогда ухоженные, превратились сейчас в непролазную грязь.