– Трепещи, смертный! Пади ниц передо мной, – громыхнуло над головой Тимура.
Парень поднял глаза. В дверном проеме застыла гибкая фигура Жени. Девушка стояла, закрыв лицо деревянной маской.
– Жень, это что? – кашлянув, поинтересовался Тимур.
– Как ты смеешь так говорить со мной, смертный? Склони колени и покайся, пока не поздно! – басовито ответила маска.
– Жень, хватит. Не смешно, – парень нахмурил брови, кутаясь в одеяло.
– Тим, ну не дуйся. В Айсберге открылся новый отдельчик со всякой мелочевкой. И знаешь, кого я там встретила? Светку.
– На прилавке? – съязвил Тимур.
– На каком прилавке? Ой, Тим, ну прекрати, – девушка убрала от лица маску и затараторила. – Она недавно вернулась. В Тай ездила. Потом в Индонезию. В Карпаты гоняла, представляешь? Вот дура, да? Ну кого потащит после Тая в Карпаты? Да еще и осенью! Вот приехала и открыла магазинчик. Ну, мы поболтали о том, о сем. Кстати, знаешь…
Тимур кивал, не слушая. Разглядывал, как Женя жестикулирует, восторгаясь подругой. Девушка ходила по комнате, стягивая с себя уличную одежду. Иногда замирала, закатывая кверху глаза и разводя руки:
– Нет, ну ты представляешь? Корову! Представляешь?
Потом снова оживала и продолжала ходить по комнате, переодеваясь.
– Ой, прости, Тим. Чуть не забыла. Вот лекарства, – девушка скользнула в коридор и вернулась с пакетом. Бока прозрачного целлофана натягивались от коробочек с медикаментами: жаропонижающее, от боли в горле, от насморка, от головной боли, витамин Ц в шипучих таблетках.
– Я думал, ты дашь мне умереть, – шмыгнув носом, заявил Тимур и, подумав, добавил: – И скормишь мою душу вот этому.
– Не придуряйся, поросенок. От простуды еще никто не умирал. Но если ты не станешь лечиться, то я подумаю на счет твой души. – Женя скорчила злобную гримасу, подражая оскалившейся маске.
– Не похоже, – передразнил парень.
– Надеюсь, это комплимент, – подмигнула она. – Ладно. Сейчас заварю тебе чего-нибудь, и мы с тобой завалимся под одеялко. Хочешь, кино посмотрим? А если ты к вечеру придешь в себя… Мы с тобой поиграем.
– В догонялки, надеюсь.
– Нет, – девушка снова подмигнула, намекая на жаркую ночь. – В кое-что поинтереснее. И даже не думай сопротивляться, о смертный!
Хихикнув, Женя умчалась на кухню. Гремела посудой, шумела чайником, пару раз хлопнула холодильником и пошуршала пакетом. Скоро вернулась с подносом. На нем паром дымилась кружка с шипучим лекарством, свежезаваренный чай, огромная полупустая банка с темно-бурым малиновым вареньем и сладости.
Тимур не сразу обратил на Женю внимание – вертел в руках жутковатую маску. Деревянная страшила походила на перевертыша. Левая часть лица, будто лик старухи: глубоко вырезанные морщины, иссохший беззубый рот тянется уголком губ вниз, маленький вздернутый нос и кустистая колючая бровь над пустой глазницей. Лоб с этой стороны настолько сильно прорезан морщинами, что в их складках можно потерять тонкую спичку – уйдет полностью. Правая часть наоборот – лицо младенца. Неимоверно гладкое, будто выточенный водой камушек. Пухлые губы улыбаются, пустая глазница подернута вверх – изготовивший маску мастер пытался подчеркнуть лучистую радость правой стороны. Ни клыков, ни рогов у маски нет, но выглядит реалистично и оттого жутко. Будто посмертный слепок двух лиц, навсегда застывший, сросшийся.
– Я думала, ты пока найдешь чего посмотреть, – скривила обиженно губы. – Давай тот сериальчик. Про маньяка.
– Ты же боишься, – отозвался Тимур, убирая маску под кровать.
– Не клади Переплута на пол! Светка сказала, что это карпатский дух. Времени. Или счастья. Или богатства. Не помню. Но его надо держать на видном месте. На удачу. Он капризный. Прям как ты, когда болеешь, – Женя подхватила маску, повертелась, примеряя куда бы ее деть, и, так и не найдя подходящего места, опустила на прикроватную тумбочку. – Зато с тобой мне никакие маньяки не страшны. Давай кино смотреть.
– А как же поиграть? – возмущенно посмотрел Тимур.
– Сначала – лекарства.
Женя заботливая. Носится с Тимуром, как мать с ребенком. Рубашечки у него всегда выглажены, стрелки на брюках отутюжены, обед готов, дома чисто. Вот и сейчас, пока он мается температурой, сама сбегала в аптеку, накупила лекарств. Даром что с ложечки не поит. Да, с такой парой хорошо. Уютно по-домашнему. Женя такой человек, как предновогодний вечер из детства: теплая, тихая, праздничная и очень вкусная. Когда по вечерам она притирается теплым боком к Тимуру, мягко посапывая в ухо, сразу хочется спать. Обнять её, маленькую, и спать. Нежиться. Она будет вздрагивать, пугаться, если на экране страшный фильм, жмурить глаза и все ближе прижиматься. Того и гляди уляжется калачиком на груди и вправду замурлычет, как кошка. И будешь лежать, поглаживая её по черной холке мягких волос, не замечая, как сам проваливаешь в сладкую дремоту.
Растекаясь, Тимур заснул.
Спал плохо. Нос заложило, и частый кашель терзал. Парень выныривал из забытья на секунду. Успевал сквозь резь в глазах увидеть комнату, где яркими пятнами плясали картины на экране ноутбука. Рядом свернулось теплое тело. Тимур стремился отодвинуться подальше – еще не хватало Женю заразить. Промокшее и отяжелевшее одеяло давило, но стоило откинуть его, как озноб, пробивавший тело наглой неуёмной дрожью, заставлял накрыться снова. Проворочавшись, провалился в сон окончательно.
В плотной кисее видел блеклые картины. Какие-то кадры из сериала про маньяка. Убийца с ножом в руке гнался за Светкой. Та удирала молча и сосредоточенно. Казалось, девушка просто попала в кино и теперь плохо отыгрывает свою роль. Вот она бежит по залитому солнцем пляжу. По одну сторону тихо плещется волнами лазурный океан, по другую кричат из-под сени плотно сомкнувшихся джунглей невиданные птицы. Светка бежит, не оставляя за собой следов на песке. Волосы её не шевелятся, и грудь не вздымается от долгой погони. Пересекая дорогу гонящемуся за девушкой маньяку, из воды выходит корова. Мыча, плавно подходит к убийце и начинает облизывать его. Тот валится на песок и задорно хохочет, словно играя с большим добрым псом. Корова слизывает целые куски плоти, но свалившийся на песок не замечает этого, продолжает хохотать и трепать развесистые уши. Наконец, когда на песке остается один лишь мокрый след, Тимур переводит взгляд и замечает Женю.
Девушка едет верхом на черной зверюке, лохматой и с шестью лапами. Лапы несуразно гребут в разные стороны, спотыкаются, но Женя сидит ровно, словно царица на троне. Подъехав к Тимуру, она надевают маску, ту самую, которую назвала Переплутом, и спрашивает харкающим голосом:
– Поиграешь со мной? Поиграй.
Из-за спины Тимура выползает корова, переставшая лизать песок. Она быстро вращает тупой мордой из стороны в сторону, размахивает ей, на потной шее дренькает колокольчик в такт Жениным словам:
– Играй! Играй! Играй!
От громкого звука над джунглями взметается стая птиц. В их неодинаковом грае Тимур отчетливо слышит:
– Играй! Играй! Играй!
Парень силится обернуться, но утопает, словно попавший в паутину. Вертит головой, осознавая, что все кругом – дурной сон, воспаление фантазии простывшего человека, но не может проснуться.
Птицы кружатся косяком над его головой, продолжая кричать:
– Играй! Играй! Играй!
Тимур пытается бежать. Ноги вязнут в песке с каждым шагом. Он спотыкается и падает. Песок попадает за шиворот, разъедает глаза и набивается в рот. Парень тонет в песке, забившемся в уши, таком реальном, что чувствуется каждая колючая песчинка. Даже вкус этот, скрипящий на зубах, и тот реален. Где-то над головой глухо отдается:
– Играй! Играй! Играй!
Что-то тянет его за шиворот, вырывает из песка и, встряхнув, ставит на ноги.
– Играй! Играй! Играй! – стая птиц кружится над головой, застив небо. От этого оно кажется черным, топким, как болото.
Рядом никого нет. Тимур растерянно вертит головой по сторонам, силится найти невидимого спасителя.
– Эй, – пытается крикнуть парень и чувствует, как изо рта комками вываливается мокрый песок. Мелкие песчинки скрипят на зубах, саднят небо и щекочут глотку. – Эй!
– Играй! Играй! Играй! – безумно клокочет над головой черная туча.
По спине что-то больно ударяет. Потом еще раз. Еще раз. Задрав голову, Тимур видит, как стая в небе разваливается. Вскрикнув в последний раз, то тут, то там, отделяясь от густой птичьей массы, стремительно несется вниз черный комок, шлепается глухо на песок и замолкает. Через секунду небо обрушивает на плечи и голову парня град из мертвых птичьих тел. Размером с кулак, птицы барабанят, больно ударяют по Тимуру. Каждый гулко стукающий трупик отдается в теле реальной, настоящей болью. Не в силах терпеть, он валится на колени, закрываясь руками.