bannerbannerbanner
Десять городов

Марчелло Арджилли
Десять городов

Полная версия

ПОЛИЦЕЙСК

Город полицейских

В «Учебнике отличного полицейского» черным по белому написано:

«Все жители города делятся на:

1) заключенных (то есть обвиненных и осужденных);

2) скрывающихся от правосудия (обвиненных, но еще не арестованных);

3) привлекавшихся к судебной ответственности (обвиненных, осужденных и вновь освобожденных до следующего ареста);

4) подозреваемых (всех без исключения, кто еще находится на свободе).

Дабы каждый житель Полицейска сменил временное положение «подозреваемого» на окончательное положение «заключенного», следует как можно скорее вынести ему приговор. Собирая против него необходимые улики, отличному полицейскому надлежит: подслушивать его телефонные переговоры; проверять переписку; не спускать с него глаз; следить за тем, что он читает, говорит, думает, видит во сне. Если перечисленные меры, продиктованные исключительно интересами безопасности, не дают оснований для обвинения, это свидетельствует лишь о чрезвычайной ловкости преступника. В подобном случае колебания излишни: следует выдвинуть против него ложные обвинения и произвести арест. Подверженный энергичному допросу третьей степени, арестованный чистосердечно расскажет все, что мы хотели бы от него услышать.

Особая бдительность необходима по отношению к детям, так как давно установлено, что преступные наклонности проявляются в человеке с грудного возраста. Подвергать немедленному аресту каждого ребенка, который: бегает по газонам (задача возлагается на спецподразделения детоблавы); обнаруживает чрезмерную смышленость (под видом учеников внедрить в начальные школы надежных агентов); одевается иначе, чем все, и редко стрижется (волосы длиннее 5 см выдают преступника с головой и являются достаточным основанием для ареста); отказывается сотрудничать с полицией, что равносильно отказу от выполнения гражданского долга; непозволительно часто повторяет слова, свидетельствующие о вольнодумстве («свобода», «справедливость», «тьфу ты» и т. п.); при игре в полицейских и воров предпочитает роль вора (очевидное проявление преступного характера).

ПРИМЕЧАНИЕ

Так как перечислить все случаи не представляется возможным, каждый полицейский вправе арестовывать, кого считает нужным».

КАК АГЕНТ Икс-3 ОХОТИЛСЯ ЗА ВЫШЕУПОМЯНУТЫМ ГОСПОДИНОМ

О чем постоянно напоминает «Учебник отличного полицейского»? «Твоя обязанность подозревать всех, включая родного отца и мать». И агент Икс-3 (в миру Гаетано Лойяконо) только и делал, что подсматривал, проверял, вынюхивал. Он следил за соседями, знакомыми, знакомыми соседей, соседями знакомых, прохожими, за детьми, возвращающимися из школы, за женщинами, покупающими продукты на обед, за собаками без ошейника. Исполнительному и неутомимому, ему даже удалось разоблачить и передать в руки правосудия мальчугана, написавшего на лестнице дома, где жил Икс-3: «КТО ПИСАЛ НЕ ЗНАЮ А Я ОСЕЛ ЧИТАЮ».

«Твоя обязанность подозревать всех. Всех!» И Гаетано Лойяконо, агент Икс-3, снова и снова подсматривал, проверял, вынюхивал. И тем не менее душа его была не на месте. День и ночь сверхисполнительного агента изводило сомнение. Всех до единого жителей Полицейска следовало занести в картотеку, за каждым нужен был глаз да глаз, каждый подлежал проверке. А что, если кто-нибудь из подозреваемых ускользнул от бдительного полицейского ока?

Эта неотступная мысль не давала ему покоя.

Но вот в одно прекрасное утро, бреясь, он обнаружил…

– Наконец-то! Я ведь чувствовал, что за кем-то не уследил!

За кем?

– Ну конечно, за ним! – с гордостью объявил он, указывая на собственное отражение в зеркале. Разве этот человек не был жителем Полицейска? А между тем ни сам Икс-3, ни кто-нибудь другой никогда не занимался вплотную неким Гаетано Лойяконо, нахально смотревшим на него из зеркала.

Для многоопытного агента не составляло ни малейшего труда установить, что перед ним подозреваемый, совершивший в прошлом не одно тяжкое преступление. Икс-3 отлично помнил, что в детстве Гаетано Лойяконо был не чист на руку и по меньшей мере раз шесть воровал варенье из буфета, стоявшего в столовой. Бывало и похуже – взять хотя бы случай, когда он умудрился стащить у своего школьного товарища три книги и два теннисных мячика.

Икс-3 ликовал: он на правильном пути! Не теряя ни минуты, он установил за собой слежку. Он записывал на магнитофон все свои телефонные разговоры, вскрывал каждое полученное письмо, помечал, с кем виделся в течение дня. Он подсматривал, проверял, вынюхивал. Он не спускал с себя глаз (к счастью, слежка в данном случае не отвлекала его от обычных обязанностей, ведь Гаетано Лойяконо бывал там же, где и он).

– Интересно, куда он собирается сегодня? – спрашивал себя агент Икс-3. – Бьюсь об заклад – в кино, в кинотеатр «Рояль».

Вечером он записывал в блокнот:

«Сегодня вышеупомянутый Гаетано Лойяконо вышел из дома в 18.05, поздоровался с нашей привратницей и направился в кинотеатр «Рояль». В перерыве между первой и второй сериями ел мороженое. Домой вернулся пешком. По дороге встретил полицейского, которого я тоже знаю, и несколько минут с ним разговаривал. Проверить личность полицейского: а вдруг он тоже подозреваемый и состоит в сговоре с вышеупомянутым?»

Ему нужна была вся подноготная Гаетано Лойяконо, и агент Икс-3 отправился в Центральный полицейский архив. Там он извлек на свет карточку вышеупомянутого, и что же!.. В отличие от всех других карточек, на этой не значилось в правом верхнем углу: «НА ПОДОЗРЕНИИ».

– Дьявол, а не человек, – потирая руки, проворчал себе под нос Икс-3. – Ну ничего, ничего, я тебе не картотека, меня не обманешь.

Он ознакомился с отпечатками пальцев вышеупомянутого, с особыми приметами («небольшое плоскостопие») и краткой характеристикой («весьма невежествен, слабые умственные способности»).

«Я не сомневался, что иду по верному следу, – подумал неунывающий агент. – Как нам объясняли в Полицейском училище, невежество предрасполагает к преступлениям».

По вечерам, закрыв двери на все запоры, Икс-3 изучал пометки в блокноте и прослушивал магнитофонные записи собственных телефонных разговоров. И хотя личность Гаетано Лойяконо вырисовывалась все в более подозрительном свете, Иксу – 3 ничего не оставалось, как признать, что вышеупомянутый вел себя безукоризненно: ни единого ложного шага, ни одного сомнительного поступка.

– А ты хитер, – рассуждал Икс-3, – но меня не проведешь, не на того напал. Ты бы так не осторожничал, если бы не замышлял какое-нибудь черное дельце. Кто воровал варенье? То-то же! Первый неосторожный шаг – и ты у меня мигом окажешься за решеткой…

Изучив последнюю сводку, Икс-3 вздрогнул: в нем сработало шестое чувство – внутренний сигнал тревоги для каждого уважающего себя полицейского.

Сводка начиналась словами «Совершенно секретно» и, как всегда, была предельно лаконична:

«Дерзкое ограбление ювелирного магазина «Жемчуг». Сегодня ночью неизвестный злоумышленник похитил драгоценности на сумму шесть миллионов лир. Отпечатки пальцев и другие следы преступника оперативной группой не обнаружены. Кража совершена между 23.30 и 1.30».

Судорожно перелистывая блокнот, Икс-3 издал торжествующий вопль: шестое чувство не обмануло его. На страничке от 3 марта он обнаружил любопытную запись:

«Сегодня вышеупомянутый Гаетано Лойяконо остановился перед витриной ювелирного магазина «Жемчуг» и, разглядывая выставленные в ней драгоценности, подумал: «Какая прелесть! Вот бы мне такие!» После чего с нарочито скучающим видом пошел дальше, насвистывая».

3 марта, то есть какой-нибудь месяц назад, вышеупомянутый был на месте преступления! А зачем? Черт возьми, чтобы выработать план действий. Он даже мысленно признался в своих преступных намерениях: «Вот бы мне такие!»

– Нет, он от меня не уйдет, этот вор! – сказал себе Икс-3. – Но не следует и торопиться: чтобы, наконец, отправить вышеупомянутого за решетку, нужны улики. Перво-наперво проверим, что Гаетано Лойяконо делал в часы, когда была совершена кража.

Он полистал блокнот.

«Сегодня вечером вышеупомянутый вернулся домой в 22.20, выпил стакан теплого молока и в 22.30 лег спать. Проснулся в 7.00…»

Икс-3 растерялся: если вышеупомянутый спал, он не мог обчистить ювелирный магазин! Все его подозрения рушились. Возможно ли, чтобы шестое чувство обмануло его?

– Ну и дурак же я! – спохватился он через минуту. – Да ведь это его алиби! Разумеется, фиктивное. Посмотрим, чем он докажет, что безотлучно находился дома.

К несчастью, в ту злополучную ночь Икс-3 оставил своего подопечного без присмотра, поскольку сам проспал с 22.30 до 7.00.

– Не будем торопиться, – успокаивал он себя. – Мы имеем дело с опытным преступником. Интересно не только, заручился ли он свидетелями, способными подтвердить его версию, но и заслуживают ли они доверия.

Икс-3 снова обратился к верному блокноту, напряг память. Когда в 22.20 Гаетано Лойяконо вернулся домой, привратницы уже не было на месте. Как известно, вышеупомянутый жил один… Следовательно, незадолго до 22.30, воспользовавшись непростительной халатностью Икса-3, он мог незаметно выбраться из дома и ограбить магазин.

Таким образом, алиби вышеупомянутого не выдерживало критики. Подозрение по-прежнему падало на него, более того – росло. Оставалось натянуть сети и загнать в них преступника.

Икс-3 удвоил внимание, следя за каждым шагом, за каждым словом, за каждым движением мысли Гаетано Лойяконо. Очень скоро он обнаружил, что вышеупомянутый частенько думает о недавнем ночном ограблении «Жемчуга» и подозрительно вздрагивает при слове «магазин», точно вор, пойманный с поличным. Значит, рыльце у него в пушку!

Да, но краденое? Икс-3 произвел тщательный обыск в квартире Гаетано Лойяконо, однако ничего не обнаружил. Интересно, где он спрятал драгоценности? Нет, что ни говори, а дураком его не назовешь.

 

И все-таки он допустил промах: от внимания Икса – 3 не ускользнуло, как однажды, остановившись на улице Инквизиции, вышеупомянутый издали смотрел на знаменитый ювелирный магазин.

– Вот он, незыблемый закон! – обрадовался доблестный агент. – Как нам говорили в Полицейском училище, преступник всегда возвращается на место преступления. Прямо гора с плеч. Остается маленькая формальность – допрос. Сегодня ночью он у меня запоет!

И вот вышеупомянутый перед ним – в центре зеркала. Попался, старый знакомый! Ну и рожа – глупее не бывает. Хвалиться, конечно, не обязательно, но преступника от честного человека Икс-3 безошибочно отличал по выражению лица.

– Гаетано Лойяконо, – предупредил он допрашиваемого, – Иксу-3 все известно, поэтому советую тебе сознаться. Что ты делал в ночь ограбления ювелирного магазина?

– Я? Спал.

Какое невинное личико! Обвиняемый явно прикидывался дураком.

– Бедненький, он спал… А у тебя есть свидетели, которые это подтвердят? Боюсь, что нет…

– Клянусь вам, я говорю правду. Я лег в двадцать два тридцать и проснулся…

– В семь ноль-ноль! – с издевкой в голосе закончил за него Икс-3. – Верно, в семь ты был в постели, как раз с этого времени я возобновил за тобой наблюдение. Но чем ты докажешь, что с двадцати двух тридцати до семи оставался дома и что кража в ювелирном магазине не твоих рук дело?

– А для чего вам доказательства, если вы не спускаете с меня глаз?.. Вот тебе и на!

– Откуда ты знаешь? – возмутился Икс-3. – Еще не родился полицейский, который наблюдал бы, подсматривал, выслеживал, проверял, подслушивал, вынюхивал незаметнее, чем я. Если тебе известно, что я не спускал с тебя глаз, значит, ты сам за мной следил. Надеялся рассеять подозрения?.. Или собирался меня убить, если я докопаюсь до истины?

Этот тип в зеркале выглядел смущенным. Тем лучше! Главное – не дать ему опомниться.

– Сознавайся! – наседал на него Икс-3. – Ты всегда мечтал о драгоценностях из «Жемчуга». Кто третьего марта торчал перед витриной? Кто подумал: «Вот бы мне такие драгоценности!»

Прижатый к стенке, Гаетано Лойяконо побледнел.

– Ну я… – пролепетал он, но тут же взял себя в руки. – Мало ли кто думал то же самое… Каждый, кто останавливается перед витриной, я уверен…

– Ты прав, иначе в Полицейске не было бы стопроцентной подозреваемости. Однако против тебя не только это законное предварительное подозрение, но и весьма серьезные косвенные улики. Первая: ты воровал еще ребенком. Помнишь, варенье из буфета? А три книги и два теннисных мячика, которые ты украл, когда учился во втором классе? Неужели у тебя хватит наглости отпираться? Вторая улика: отсутствие алиби. Третья: ты следил за мной… Ну что, сознаешься?

– В чем? Клянусь, я не виновен. У меня есть алиби – я спал!

Это начинало напоминать сказку про белого бычка. Тем хуже для допрашиваемого! Как объясняли в Полицейском училище, при допросе третьей степени признание не заставляет себя ждать.

Икс-3 направил яркий свет лампы в ненавистную рожу, смотревшую на него из зеркала. Тупая, с мертвенно – бледными щеками, это была типичная физиономия закоренелого преступника.

– В последний раз спрашиваю: сознаёшься? Нет? В таком случае, пеняй на себя.

Бац!.. – это Икс-3 подкрепил последние слова звонкой оплеухой.

– Ой, больно! – Щека в зеркале стала красная, как помидор.

– Говори, где спрятал краденое! – И опять – бац!.. Отчего вторая щека тоже сделалась красная, как помидор. – Признавайся!

– Не бейте меня, я ничего не знаю, клянусь, я невиновен!

Икс-3 был в бешенстве. Как, этот замухрышка хотел добавки? Ну что ж, пусть получает… И на вышеупомянутого обрушился град зуботычин и подзатыльников, изменивших лицо в зеркале до неузнаваемости.

– Говори! – Икс-3 бил с такой силой, что невозможно было вытерпеть. – Сознавайся!

Избиение продолжалось до тех пор, пока допрашиваемый не взмолился:

– Хватит, я больше не могу, я все расскажу!..

Распухшее лицо вышеупомянутого напоминало уже не помидор, а внутренности перезрелого арбуза. Он больше не отпирался: кража в ювелирном – его работа.

Торжествующий Икс-3 сломя голову бросился в полицейский комиссариат.

– Господин Комиссар, – громко доложил он, – я знаю, кто обчистил ювелирный магазин. Гаетано Лойяконо, вот кто!

Почему же Комиссар, вместо того чтобы поздравить отличившегося агента, смотрел на него с таким подозрением? Должно быть, не расслышал, иначе он не сказал бы:

– Ювелирный магазин обокрал ты? Никогда бы тебя не заподозрил. Что с ним? Он сошел с ума?

– Это не я, господин Комиссар. Ведь я у вас работаю, я агент Икс-3. У меня ни с того ни с сего распухло лицо, иначе вы бы меня узнали. Я поймал вора. При допросе третьей степени Гаетано Лойяконо сознался. Вот протокол допроса с его подписью.

Комиссар вызвал двух полицейских и приказал им увести арестованного. Что за чушь? Почему Гаетано Лойяконо все еще на свободе, когда тюрьма плачет по вышеупомянутому…

Придя в себя, Икс-3 понял, что сидит в камере. Он постучал в дверь и услышал в ответ ехидные смешки. В его подозрительном сознании шевельнулась догадка, что двое полицейских, защелкнувших на нем наручники, – сообщники вора, обчистившего ювелирный магазин. Да, да, тут не могло быть никаких сомнений: чтобы спасти вышеупомянутого, они арестовали того, кто вывел его на чистую воду…

К счастью, Иксу-3 удалось раздобыть бумагу и ручку, и он поспешил поделиться своими опасениями с Комиссаром.

По непростительному легкомыслию, – в частности, написал он, – я никогда не подозревал этих двух полицейских, но теперь мне все ясно. Господин Комиссар, прикажите меня освободить и немедленно арестовать Гаетано Лойяконо и обоих его сообщников, которые держат меня за решеткой. С уважением. Агент Икс-3.

Как ни странно, ответа на свою записку он не получил. Объяснение этому могло быть одно: заговор оказался значительно шире, чем он подозревал.

Икс-3 снова взялся за перо. На сей раз он написал Квестору, к высшему представителю власти в Полицейске: Ваше превосходительство, в «Учебнике отличного полицейского» сказано, что наш священный долг всех подозревать. И я не без оснований подозреваю, что преступникам удалось затесаться в полицию, причем их следует искать не только среди рядовых агентов. Мои подозрения основываются на фактах. После того как я установил, что некий Гаетано Лойяконо совершил кражу в ювелирном магазине «Жемчуг», его сообщники, коими оказались – поверите ли! – два полицейских агента, посадили меня за решетку, чтобы тем самым спасти вышеупомянутого от ареста. Заподозрив заговор, я обратился к господину Комиссару, хотя, должен признаться, уже тогда в глубине души у меня шевелилось слабое подозрение на его счет. И оно не было ошибочным: теперь мне ничего не стоит доказать, что сам господин Комиссар замешан в этом грязном деле. Он продолжает держать меня за решеткой, а вышеупомянутый Гаетано Лойяконо и оба полицейских гуляют на свободе. Ваше превосходительство, прикажите разобраться. В противном случае я могу подумать невесть что. Правда, лично Вас я никогда не позволю себе подозревать. Преданный Вам агент Икс-3.

Но и на этот раз ответа он не получил. Неужели даже сам Квестор!..

А вышеупомянутый Квестор, прочтя записку, почесал в затылке и сказал:

– Ой, не нравится мне эта подозрительная история. Арестовать всех вышеупомянутых!

АРХИТЕКТОРИЯ

ПАМЯТНИК ГЕРОЯМ

Любой мальчишка в Архитектории, если вы спросите, кем он будет, когда вырастет, поднимет вас на смех. Что за вопрос! Ну конечно, архитектором! В этом городе нет ребенка, который не мечтал бы построить со временем что-нибудь прекрасное, не мечтал бы подарить своим землякам сооружение, не уступающее ни в чем главной местной достопримечательности – памятнику героям на центральной площади.

Кто же они, герои Архитектории? Солдаты, павшие смертью храбрых? Кавалеры высших боевых орденов? Генералы? Ничего подобного.

Памятник выложен керамическими плитками, и на каждой плитке вы увидите не только портрет, но и надпись, которая все вам объяснит: «Пиппо Лалла, каменщик», «Доменико Бонаккорси, плотник», «Стефано Донди, архитектор», «Клара де Стефани, монтажница», «Данте Ризи, крановщик», «Аделаиде Нетти, инженер» и т. д. Герои Архитектории – это люди, построившие город: каменщики, штукатуры, архитекторы, столяры, стекольщики, художники по интерьерам…

Благодаря им, носителям прекрасного, каждое сооружение в городе – подлинный шедевр: жилые дома, мосты, заводские и фабричные корпуса, памятники; даже об общественных уборных, собачьих конурах и клетках в зоопарке можно говорить как о драгоценнейших жемчужинах зодчества.

В Архитектории модно все, что прекрасно, в том числе постройки двух – или трехтысячелетней давности. Поэтому нет такого стиля, образцы которого не были бы представлены в местной архитектуре: вы найдете тут и Древний Египет, и Древнюю Грецию, и готику, и Возрождение, и барокко… Все прекрасное, что создал человек, все, что он в силах создать прекрасного, вы сможете увидеть в этом городе, и разнобой в его архитектуре не покажется вам безвкусицей, ибо прекрасное+прекрасное=прекрасному.

Когда все кругом красиво, красота не только радует глаз, но и полнит сердце, и не удивительно, что жители Архитектории отличаются тонкостью и требовательностью вкуса. К тому же их с младенчества учат понимать и чувствовать красоту. В школе, сидя за удобными партами в ультрасовременных классах, они изучают макеты знаменитых шедевров искусства и делают учебные проекты стадионов, дворцов, памятников. При подготовке домашних заданий они пользуются конструкторами, деревянными кубиками, пластилином, а летом, во время каникул, закрепляют пройденное, сооружая на берегу моря замки из песка – до того красивые, что некоторые из них взяты под охрану государства как памятники архитектуры.

МОЙ ЛУЧШИЙ РЕПОРТАЖ И ЕГО ПОСЛЕДСТВИЯ

Это была идея редактора:

– В Архитектории начинается Конгресс главных архитекторов. Поедешь туда. Если услышишь что-нибудь стоящее, сделаешь материал для нескольких номеров.

И я отправился в путь. Об Архитектории и о программе конгресса я понятия не имел. Одно было несомненно: речь шла о чем-то бесконечно скучном, ведь все скучное обычно спихивали мне, самому молодому в редакции.

В Архитекторию я приехал в отвратительном настроении, но едва ступил на перрон и увидел здание вокзала, на душе у меня повеселело: сколько я ни колесил по свету с блокнотом бродяги – журналиста, такой современной и изобретательной постройкой я любовался впервые.

Но это было только начало. Я вышел на привокзальную площадь и глазам своим не поверил. «Мираж, – подумал я. – Неужели у меня галлюцинации?» Я видел не просто город, а город-сон, город-мечту. Эти величественные здания, памятники, граничащие с небом купола! Я попал в сказку, подобную «Тысяче и одной ночи».

Однако ноги мои ступали по земле, и вокруг высились стены реальных зданий. Передо мной был фантастический город, существующий на самом деле. А я боялся чего-то бесконечно скучного! Да отсюда можно такой репортаж настрочить – пальчики оближешь!

Я шел по улицам Архитектории, с наслаждением любуясь всей этой красотой, и в голове у меня звучали фразы из моей будущей корреспонденции: Город мечты. Триумф совершенства, царство гармонии!.. Чудо Архитектории. Единственное место на земле, где образцы классического зодчества блестяще сочетаются с самыми смелыми современными образцами!..

Когда смотришь на этот неповторимый город, душа впитывает в себя историю, искусство, красоту и, выпрыгнув наружу, скачет по улицам, точно мяч, обезумевший от радости…

Я не сомневался, что напишу сногсшибательную статью. Я был первым журналистом, приехавшим в Архитекторию. Номера газеты с моим репортажем раскупят за несколько минут, и уж теперь-то главный редактор наверняка увеличит мне жалованье.

Завороженный, я ходил по городу, пока не вспомнил о Конгрессе главных архитекторов, который должен был вот – вот начаться. Остановив одного из прохожих, я спросил, как пройти во Дворец конгрессов. Прохожий любезно показал мне дорогу и поинтересовался:

– Прошу прощения, вы, должно быть, приезжий?

– Да, я впервые в этих краях. Что за удивительный город! Я объехал полмира, но никогда не думал, что на свете существует подобное чудо.

Похоже, он принял мои слова за розыгрыш, – иначе зачем ему было смотреть на меня с таким подозрением!

– Я говорю правду. Удивительный город!

– А по-моему, так себе городишко, – буркнул он с брезгливой гримасой.

Водкой от него не пахло. Неужели я наткнулся на психа? Впрочем, у меня не было времени разбираться, и я поспешил на конгресс.

 

Войдя в зал заседаний, я остолбенел: это был интерьер в форме головы, и участники конгресса должны были ощущать себя в нем не иначе как мозгом. Гениальное архитектурное решение, которое не могло не стимулировать в каждом из делегатов чувства ответственности и заинтересованности в успешной работе конгресса!

Конгресс уже начался. В зале собрались самые известные зодчие города – молодые и в летах, мужчины и женщины. Когда я вошел, на трибуне была женщина.

– Как вы знаете, – говорила она, – архитектурное лицо города во многом определяется тем, насколько он привязан к местности. Так вот, уважаемые коллеги, мне кажется, что профиль гор, окружающих Архитекторию, довольно непривлекателен. Если же горы смоделировать, они будут прекрасно сочетаться с городом. К этому и сводится мое предложение.

Я немедленно сделал пометку в блокноте: «Сенсация! Женщина – архитектор призывает изменить окрестности Архитектории. Совершенный город должна окружать совершенная природа».

Однако, к моему удивлению, в ответ на ее призыв не раздалось ни одного хлопка. Председатель, дремавший, пока она выступала, не без труда стряхнул с себя сонливость и сказал:

– Благодарю коллегу за предложенную идейку.

Идейку? Да ведь это была грандиозная идея! Скорее всего, председатель чего-то недопонял или недослышал.

Впрочем, столь же холодно встретили выступление молодого архитектора, предложившего наладить производство «архитектурных очков», которые позволяли бы видеть постройки одного только стиля.

– Надев красные очки, можно будет видеть исключительно постройки в стиле эпохи Возрождения, в синих очках – современные здания и т. д. Таким образом, каждый житель Архитектории получит возможность смотреть лишь на то, что ему по душе.

Еще одна гениальная идея! Но председатель проворчал:

– Подумаем… Правда, если говорить откровенно, банальное предложение.

Я все больше удивлялся. До чего странный конгресс! Как журналисту мне довелось сидеть на стольких форумах, где люди хлопали в ответ на любую галиматью, хлопали, отбивая ладони; здесь же высказывались идеи одна гениальнее другой, но все молчали, никто не аплодировал, а некоторые откровенно зевали. Что они, оглохли? Или у них нет воображения? Я вспомнил недавнего прохожего и его слова: «…так себе городишко». Неужели все они тут получили солнечный удар?

Сонный от скуки председатель пробубнил фамилию следующего оратора:

– Профессор Паллади.

На трибуну поднялся старичок со стопкой бумаги в руке. Это был первый главный архитектор города, следовательно – лучший зодчий Архитектории. Человек, судя по всему, робкий и скромный, он говорил тихим тоненьким голосом.

– Уважаемые коллеги, – начал он. – Я разочарован работой нашего конгресса. Раздававшаяся здесь критика поверхностна и не нова…

Наконец нашелся человек, для которого справедливость прежде всего. И какой человек – первый главный архитектор! Сейчас с высоты своего авторитета он разделает под орех собратьев, позволивших себе пренебрежительно отнестись к таким интересным предложениям… Я сжал в руке карандаш и приготовился записывать.

– Должен сказать, положа руку на сердце, («…что вы слишком самонадеянны» – вот что он им скажет и будет совершенно прав…) что при строительстве нашего города мы допустили непростительные ошибки, – продолжал первый главный архитектор. – Жалкие дилетанты – вот кто мы такие!

Как, и он тоже свихнулся? Я был ошеломлен. Участники конгресса утомленно кивали, словно речь шла об общеизвестных истинах, набивших оскомину.

– Мне не только стыдно за наш с вами город, но я холодею от ужаса при мысли, что это уродство увидят туристы…

Старик явно бредил.

– Какое там уродство!.. – не выдержал я.

– Что вы сказали? – спросил председатель, с которого сонливость как рукой сняло. – Если вы просите слова, пожалуйста, выступайте.

Я решительно встал, сразу же оказавшись в центре внимания.

– То, что я слышу здесь, не укладывается у меня в голове, – заявил я. – Архитектория прекрасный город! Я здесь в первый раз, и мое удивление…

– Милостивый государь, – отечески перебил меня председатель. – Пожалуйста, не обижайтесь, но я вынужден напомнить вам, что лишь невежды способны удивляться. Люди знающие не удивляются никогда. Мы же как раз очень хорошо знаем, что красота и Архитектория не имеют ничего общего между собой.

Что я мог ответить? Все смотрели на меня с явным состраданием. Я смущенно опустился в кресло.

– Продолжайте, пожалуйста, профессор Паллади, – вздохнул председатель. – Только постарайтесь избегать наскучивших всем истин: нам и без вас известно, что Архитектория построена в корне неправильно.

Смертельно обиженный упреком, профессор снова заговорил, упершись глазами в свои бумаги, словно стыдился смотреть на аудиторию:

– С первых классов начальной школы нас учили, что архитектура есть искусство проектирования и строительства зданий. Но разве кто-нибудь говорил нам, что возводимые здания должны быть неподвижными? Ни у одного из нас, и в первую очередь у меня, нет и крупицы воображения. Разве книги пригвождены к столам? Разве не бывает передвижных выставок, когда картины и скульптуры перевозят из города в город? Разве оркестры не кочуют без конца по всему свету? Так почему же тогда создания архитектуры должны оставаться неподвижными, в особенности сейчас, в эпоху невиданного технического прогресса?

– Интересно, какая еще глупость придет вам в голову, – проворчал сонный председатель. – Однако продолжайте, продолжайте, мы люди привычные.

На этот раз мне показалось, что он прав, поскольку из странной теории профессора Паллади я не понял ровным счетом ничего.

– Простите, что я досаждаю вам своими убогими соображениями, – продолжал оратор. – Чтобы вы не сомневались в поверхностности моих представлений об архитектуре, я приведу вам один пример. Мы проектируем здания с определенным расположением и определенной формой окон, дабы максимально использовать естественный свет. Это доказывает, что мы недалеко ушли от эпохи первых шалашей, построенных человеком.

Залившись краской, он еще ниже опустил голову, и его голос, казалось, взывал о снисхождении:

– Чуть менее примитивной представляется мне мысль о строительстве зданий на устойчивой оси, что позволило бы им поворачиваться окнами к солнцу. Разумеется, мои идейки могут быть слегка отшлифованы мной в ходе строительства. Спрашивается, почему здание и люди, находящиеся в нем, должны все время оставаться на одном месте? Ведь жилые дома, если поставить их на колеса, могли бы перемещаться по рельсам к морю или за город – в зависимости от времени года. Я признаю, что и это мое предложение банально, как и другое – о домах-амфибиях, жильцы которых совершали бы увлекательные морские путешествия, оставаясь в своих квартирах со всеми удобствами. Я уже и проекты разработал: одни – в форме кораблей, другие – рыб. Что касается летающих зданий, то над их проектом я все еще бьюсь…

Хорош сумасшедший! Теперь я смотрел на него иначе. Паллади предлагал одну из величайших революций, которые когда-либо знала архитектура. Он предлагал подвижный стиль.

– Есть у меня и еще одна мыслишка (да простят мне коллеги, что я не могу предложить им ничего лучшего): самоходная школа. Поскольку воображения у меня никакого, я ограничился проектом школы на гусеницах. Следующий урок ботаника? Школа переезжает в лес. Зоология? Школа едет в зоопарк. География? Прекрасно: школа путешествует по горам и по берегам рек и озер. Как вы, наверное, уже догадались (нет ничего проще!), классы в моей школе будут сделаны в виде трибун, чтобы ученикам удобнее было следить за объяснениями учителя.

Рейтинг@Mail.ru