Анюта Соколова
Кодекс целителя

– Это мои проблемы, летт Тувор, никак не ваши. Так вы выдадите документы и причитающиеся мне деньги?

Рука Тувора полезла в нагрудный карман, и на стол шлёпнулись мешочек и три свитка. Удостоверение личности Мэйлин Лирин, гражданки Гидара, свидетельство о её браке с Арденом Лирин и свидетельство о смерти летта Лирина. В мешочке оказалось десять золотых монет – пятьдесят зелов в каждой. Он держал всё это при себе, поскольку не сомневался, что я приму его покровительство.

– Учтите, летта. Если завтра вы не уедете, я лично позабочусь, чтобы никто в Орлисе не посмел взять вас в так называемое услужение. И мы вернёмся к моему предложению, но условия перестанут быть столь выгодными для вас.

Документы я свернула и убрала в мешочек, а его без ложного стыда засунула за пазуху. При мне в Орлисе не случалось ограблений, но рисковать не хотелось.

– Всего доброго, летт Тувор.

Он не соизволил попрощаться. Рассчитывал, что я передумаю? Очень зря.

***

Фигурные стрелки часов на фасаде дома Собраний показывали половину одиннадцатого. Ясным весенним днём город выглядел не столь удручающе, как обычно. Центральную площадь, мощёную не тёмной брусчаткой, а светло-серой гранитной плиткой, заливало яркое солнце. Оно отражалось от лакированных боков везилей, стоящих перед зданиями, бликовало в окнах, выбелило стены домов. В Гидаре даже глина, из которой лепили кирпичи, при обжиге приобретала цвет снега.

Если бы не обстоятельства, благодаря которым я очутилась в Орлисе, возможно, у меня не возникло бы к нему стойкого отвращения. К тому же в город я попала поздней осенью, когда ветра с севера принесли низкие плотные тучи и бесконечные затяжные ливни. Солнце почти не выглядывало, все цвета слились в грязно-бурый. Зима же стала для меня настоящим испытанием. До этого я вообще не видела снега, а тут он сыпал и сыпал – каждый день, пока на улицах не выросли сугробы в половину человеческого роста. Иней рисовал затейливые узоры на стёклах, холод впивался в тело, стоило просто подойти к окну. Я мёрзла так, что порой с трудом заставляла себя выползать из-под тёплого пухового одеяла, и почти не жалела о том, что не могу покидать спальню. Орлис – жуткое воспоминание, которое я постараюсь побыстрее выкинуть из памяти. Но прежде чем уехать, в истории моего пребывания здесь необходимо поставить точку.

Дом Согар я нашла без труда. Она много раз описывала своё гнёздышко на пятой улице – названия в Орлисе заменяли цифрами. Из таких же белых кирпичных домов он выделялся крышей, выкрашенной не в серый, а в ядовито-зелёный цвет. В навесных ящиках под окнами расцветали бледные северные примулы, которые в Кирее безжалостно выпалывали вместе с остальными сорняками. Никогда бы не заподозрила грубоватую Согар в сентиментальной любви к цветам. На мой стук дверь открыла девочка лет двенадцати, однако выше меня на полголовы, – крепкая, плечистая, белобрысая. Здороваться она не спешила.

– Добрый день. Могу я видеть летту Герун? – спросила я под пристальным взглядом светло-серых глаз.

Вместо ответа девочка развернулась и молча ушла в дом, правда, оставила дверь открытой. Через пару минут я услышала чеканную поступь Согар. Поверх блузы и юбки на ней красовался фартук в крупную синюю и бордовую клетку, огромные руки были перепачканы в муке.

– Мей? – забеспокоилась Согар. – Случилось что?

– Добрый день, летта Герун. – Я старалась не опускать голову. – Дело в том, что завтра я уезжаю из Орлиса, а перед отъездом хотела бы попрощаться с мужем и ребёнком. Но я не знаю, где вы хороните мёртвых. Не могли бы вы объяснить, как туда пройти?

Согар заулыбалась, словно услышала что-то приятное.

– То-то же! Это Богиня до тебя достучалась, размягчила сердце. Постой тут. Я сама тебя провожу.

Вряд ли на меня повлияли Боги. Отрешённый учил, что ушедшие в Небесные Чертоги всегда незримо рядом с нами. Желающим поговорить с ними достаточно помолиться и мысленно передать то, что хочешь сказать. Только сейчас для того, чтобы поверить в будущее, мне было необходимо проститься с прошлым. Окончательно признать, что Арден мёртв и я свободна. Согар вернулась скоро, уже без фартука и с чистыми руками, но в той же лёгкой блузке. Для неё, привычной к холоду, давно наступило лето.

– Пошли!

Я засеменила за ней, еле поспевая за размашистым шагом.

– Уезжаешь, говоришь? С Гирелом, надеюсь?

– Да. Он нанял меня в качестве учителя нейсского языка.

Она расхохоталась.

– Ой не могу! Сразу видать столичную хватку! Наши мужики простые: зовут в жёны или содержанки, а тут – у-учи-итель! Хотя такого красавчика я бы тоже поучила, кабы не мой драчливый муженёк. Повезло тебе, Мей.

Согар бросила на меня косой оценивающий взгляд.

– Или ты и впрямь ведьма. Тебе сколько лет-то?

– На Равноденствие исполнится девятнадцать.

– Кажешься гораздо старше, – припечатала Согар. – Больно безразличная ко всему. Ни веселиться не умеешь от души, ни горевать, одним словом – кирейка. Хорошо, что ты едешь с Гирелом. Пока Арден был жив, остальные кое-как себя сдерживали, теперь бы раздухарились. Есть в тебе такое, – она неопределённо повела рукой в воздухе. – Мужики присвоить хотят, бабы придушить. И дело даже не в твоей ведьмовской красоте. Знавала я похожих на тебя девиц, недотрог-несмеян, которых ни подарками не проймёшь, ни речами сладкими. Оттого в мужчинах зуд поднимается – надо же, им на шею не вешаются. И не подделаешь это, иначе все бабёнки пользовались бы.

– Летт Тувор только что предложил мне своё покровительство, – усмехнулась я.

– О чём и речь, – хмыкнула Согар. – Ничего, Мáрна ему мозги вправит, у неё знатный молоток для отбивных в хозяйстве имеется. А ты отправляйся с Гирелом. Учи его получше!

Несмотря на то, что я давно отбросила всякие попытки оправдаться, не утерпела и приостановилась.

– Летта Герун, я намерена учить летта Гирела нейсскому языку и не собираюсь становиться его любовницей.

– Ну-ну, – хохотнула Согар. – Самой-то не смешно? Или ты думаешь, что столичные летты благоволят всем без разбору? Летт Тэйт за эти два дня исцелил полсотни человек, но только тебе довелось понежиться на мягких перинах в качестве гостьи. Что ж Гирел не предложил место учителя летте Агу́ре, которая болтает на трёх языках явно не хуже твоего? Не потому ль, что у Агуры, в отличие от тебя, поросячьи глазки и фигура похожа на квашню?

Грубая правда Согар была очевидна. Не сомневаюсь, все в Орлисе подумают так же. Но какое мне до них дело? Сюда я не вернусь, заработаю денег и останусь в Нейссе.

– Вон уже и кладбище, – Согар указала рукой на ряды однообразных горизонтальных плит. – Ардена и малыша похоронили в одной могиле. Мальчик у тебя был, сыночек. Обрядили их должным образом, гроб выбрали самый лучший, проводили честь по чести. Управители устроили богатые поминки, присутствовала половина города. Анжи ревела пуще всех, когда закапывать начали, чуть в яму не бросилась. Ничего, захмелела потом, утихла.

У моих близких нет гробов и нет могил. Мама, папа, Лайд… Прах их развеял равнодушный ветер среди нетронутых огнём пустых домов Лиорра. Согар я этого не сказала. Молча подошла к свежей насыпи. По традиции Гидара на надгробной плите высекались имена и годы жизни. Арден Лирин, сорок восемь лет, и его сын, лишь дата рождения. Получается, Арден – ровесник моего отца? Никогда бы не подумала, настолько молодо он выглядел… до того, как начал пить.

– Иди, прощайся, – Согар подтолкнула меня к могиле. – Я пойду батю проведаю, потом вместе вернёмся. Не стоит тебе одной по городу ходить.

Проститься… Наверное, следует что-то сказать, но что? Я не привыкла себя обманывать. Во мне не было никаких тёплых чувств – ни к мужу, ни к ребёнку. Возможно, если бы мой мальчик родился, я смогла бы его полюбить, нельзя не любить родное дитя. Но Отрешённый распорядился иначе. Мне даже не довелось увидеть сына, понять, на кого он похож, какой крови в нём больше – Гидара или Киреи. Был живот, где восемь месяцев тихо росло живое существо, пара пинков ревнивой девицы – и его не стало, а искусство целителя вернуло тело в норму.

«В ближайшие полгода вам нежелательно беременеть, лишняя нагрузка на организм»…

Клянусь твоей памятью, бедный малыш, если у меня и будут ещё дети, то только по любви. Что же касается тебя, Арден Лирин… Я промолчу. Это большее из того, чего ты заслуживаешь. Слишком многое в мире принято оправдывать любовью, но я не верю, что любящий человек способен на насилие.

На обратном пути Согар молчала. Довела меня до дома Гивора, осенила знаком Богини.

– Не высовывай носа до отъезда, Мей. Анжи сильно на тебя зла, вполне способна подпортить хорошенькое личико, а целитель может и не захотеть наводить красоту. Очень уж он привередливый, этот летт Тэйт. Ви́рна его умоляла ей кривой нос исправить, а он упёрся. Мол, я исцеляю болезни и уродства, от которых отправляются на Небеса, а вы, летта, здоровы, как катизский вол, даром что страшная.

– Что, так и сказал – «страшная»? – не поверила я.

– Нет.

От голоса целителя мы обе подскочили.

– Я напомнил летте Нéвир, что Кодекс целителей запрещает перестраивать живые организмы без веской причины, а непривлекательная внешность таковой не является.

Тэйт подошёл совершенно бесшумно и зло смотрел на меня, словно это я распускала нелестные для него слухи.

– Позвольте тогда узнать, летт Тэйт, какие причины достойны вашего вмешательства? – я постаралась придать голосу побольше почтительности.

– Угроза жизни, явная или отсроченная, – процедил он сквозь зубы – Всё остальное не стоит траты энергии.

В дом он зашёл первый и не потрудился придержать дверь.

– М-да, – почесала в затылке Согар. – Похоже, Богиня подкинула таракана тебе в сироп.

«Ещё какого», – мрачно подумала я, простилась с Согар и поспешила в дом.

***

Путешествовать я любила. Когда мне исполнилось пятнадцать, отец взял меня и Лайда с собой в Катиз. Полтора месяца мы держали путь вдоль побережья, останавливались в портовых городах, любовались бирюзовым Нейсским морем. Катиз запомнился мне жарой, духотой и сказочным многоцветием. Казалось, там не существовало ничего бледного и тусклого – лишь яркие, сочные краски. Дома облицовывались лазоревой и алой изразцовой плиткой, женщины носили пёстрые радужные шелка, сады поражали пышностью и разнообразием цветов.

Гидар был иным. Строили здесь из белого кирпича или серого камня, а под блёклым небом бо́льшую часть года лежал снег. Не знаю, как в других городах, в Орлисе предпочитали практичные, немаркие ткани, даже юные летты не позволяли себе вызывающего розового или легкомысленного голубого. Арден покупал мне одежду исключительно тёмно-синего, тускло-зелёного или графитового цветов, отчего я чувствовала себя древней старухой. Я повторно пересмотрела содержимое своих сумок и отобрала лишь несколько самых светлых юбок и блузок. Где-нибудь по дороге куплю нормальную одежду, не может быть, чтобы весь Гидар одевался в мрачные тона. Так же поступила с мелочами, взяв самое необходимое. Путешествовать нужно налегке. Оставшиеся вещи сложила во вторую сумку и задумалась. Нужно их кому-то отдать, только кому? Отнести Согар, может, пригодятся дочке? Но она сама просила меня не выходить. Ладно, просто «забуду» сумку в комнате, служанки разберутся.

Второй проблемой стали волосы. Ухаживать за ними в дороге довольно трудно. Мыть, сушить, по полчаса расчёсывать. Нужны ножницы. Я внимательно осмотрела комнату – комод, тумбочку, ящики стола – пусто. Придётся идти искать прислугу. Дом, как назло, словно вымер. Без толку побродив по коридору, я спустилась вниз на кухню. В просторном помещении, полном вкусных запахов, сновали сразу четыре служанки, которые при виде меня скривились, словно надкусили лимон.

– Доброго дня, – обратилась я к полной пожилой летте в белом колпаке. – Вы не могли бы ненадолго одолжить мне ножницы?

Она сделала вид, что занята исключительно мясом, которое отбивала. Я повторила вопрос. Меня, несомненно, прекрасно слышали и при этом полностью игнорировали. Мне оставалось развернуться и уйти… чтобы в дверях столкнуться с Тэйтом.

– Что вы здесь делаете, летта? – прищурился он.

– Я искала ножницы, летт Тэйт, – почему-то рядом с ним не появлялось и мысли отделаться вежливой отговоркой.

– На кухне?

– В том числе.

– Идёмте, – бросил он и быстро пошёл вперёд.

Догнала я его уже в коридоре второго этажа, почти у отведённой мне комнаты. Тэйт открыл соседнюю дверь.

– Заходите, летта.

Из чемодана, стоявшего на полу, он достал шкатулку с откидной крышкой. Внутри находилось множество блестящих металлических предметов и среди них несколько ножниц – от совсем крошечных с изогнутыми концами до огромных и устрашающих.

– И зачем вам они понадобились? – насмешливо спросил Тэйт. – Обычно особы вроде вас не утруждают себя шитьём.

Вместо ответа я выбрала самые громадные ножницы, те, что больше напоминали садовый инструмент для обрезки веток. Перекинула косу вперёд, вложила её между лезвиями и резко свела кольца ручек. Инструменты целителя явно были не из простых – косу толщиной в руку они отсекли с первого нажатия. Я не успела её поймать, и коса с глухим звуком шлёпнулась на пол.

– Прошу прощения, летт Тэйт, – извинилась с напускным смирением. – Я тут у вас насорила немного. У особ вроде меня это случается.

Поискала взглядом корзину для мусора, подняла косу и выкинула к прочему сору прямо вместе с лентой. С почтительным поклоном вернула ножницы в шкатулку, которую Тэйт так и держал в руках.

– Благодарю за помощь.

Уходила с гордо выпрямленной спиной. Целитель, слава Отрешённому, молчал, иначе я вполне могла бы наговорить лишнего. Почему-то рядом с ним хвалёное кирейское хладнокровие давало сбой. В своей комнате я упала на кровать и с кулаками набросилась на безвинную подушку. Глупо, но я не владела собой. Что я ему сделала? Что?! Мерзкий, надменный, наглый! Зачем он меня спасал от смерти – чтобы ненавидеть и издеваться?

Назло теперь начну улыбаться Ирвину – пусть Тэйт бесится. И оденусь в лучшее, что у меня есть, и причёску сделаю… Дойдя до причёски, я остыла и загрустила. Поднялась, добрела до зеркала. Хм, не всё так плохо! Резала я сгоряча, но волосы у меня вились и скрадывали неровные пряди. Длина чуть ниже плеч, если заплести с боков две косички, получится и красиво, и удобно. А Тэйт может удавиться на моей косе!

Следующий час я развлекалась тем, что придумывала новые причёски из остатков волос. К счастью, когда в дверь постучал Ирвин, на моей голове красовались те косички, о которых я подумала первоначально.

– Мэй… – начал Ирвин и осёкся. – Милостивая Богиня! Что вы натворили?!

– Отрезала лишнее, – спокойно ответила я. – В дороге с длинными волосами хлопотно. Тяжело промывать, долго сушить. Так намного удобнее.

Ирвин обошёл вокруг меня, несколько раз глубоко укоризненно вздохнул.

– Простите, Мэй, я не хочу сказать, что вы подурнели. Испортить такую внешность нельзя, даже обрившись наголо. Но отрезать такую красоту! Как только у вас поднялась рука!

– Не переживайте, – дружелюбно улыбнулась я. – На моё знание нейсского языка длина волос не влияет.

– Не сомневаюсь, – грустно согласился Ирвин. – Просто в голове не укладывается. Взять и за один миг уничтожить то, что растили столько лет!

– Это не рука и не нога, – я перешла на нейсский. – И вы забыли, о чём мы договорились. У нас и так мало времени, если вы хотите добиться результата.

– Когда я вас увидел, у меня всё выветрилось из головы, – Ирвин с тоской покосился на мои кудри. – А я шёл пригласить вас на обед и поделиться новостью. Наши планы изменились, придётся выехать из Орлиса сегодня, сразу после обеда. Завтра утром я должен быть в Кагаре.

– Прекрасно, я как раз собралась. Могу отправиться хоть сейчас.

– Вы – да. – Ирвин подал мне руку. – А Тэйт сердится, что обстоятельства не позволяют ему излечить всех нуждающихся в Орлисе. Дай ему волю – он помогал бы до тех пор, пока не свалился бы сам.

– Теперь эту же фразу на нейсском, пожалуйста.

– Э-э-э… Мэй, сжальтесь! Начнём завтра.

– Нет. Никаких отсрочек. Я собираюсь честно отрабатывать своё жалование.

– Я уже понял, – рассмеялся Ирвин. – Вы безжалостны, Мэй. К себе и другим в равной степени.

Он галантно распахнул дверь. Я полагала, что он ведёт меня в комнату, где мы завтракали, но вместо этого мы спустились на первый этаж и прошли в большую столовую. Во главе накрытого к обеду стола важно восседал хозяин дома. На вид летту Гивору было около пятидесяти, и выглядел он, как и полагается владельцу бескрайних земель, внушительно и монументально. Возле него примостилась жена, первая худая, чтобы не сказать тощая, гидарка, встреченная мной в Орлисе. Две их очаровательные дочери, сидящие справа и слева от родителей, при взгляде на меня не сдержали презрительной гримасы. Лишь Тэйт скучающе рассматривал картины на стенах и при виде нас не соизволил даже шевельнуться. Ирвин не заметил приглашающего жеста одной из девиц, направился к другому концу стола и усадил меня между собой и Тэйтом. Я вежливо поздоровалась, летта Гивор склонила голову, летт Гивор пробурчал нечто напоминающее приветствие. Моё присутствие не вызвало у них протеста. Если бы Ирвин подобрал на улице бродячую псину, отмыл, притащил в столовую и начал кормить кусками из своих рук, хозяева взирали бы на каприз важного столичного гостя с той же благосклонной снисходительностью.

Очевидно, ждали только нас, потому что служанки тут же принялись разливать суп и разносить закуски. Через пару минут я поняла, что, несмотря на достаток, подобные застолья непривычны хозяевам и затеяны исключительно ради особых гостей. Дочки путали приборы, облизывали ложки, откусывали, а не отламывали хлеб, тянулись за блюдами через весь стол – собственно, вели себя, как нормальные девушки из приграничья со здоровым аппетитом. Летта Гивор почти ничего не ела – подозреваю, чтобы не опозориться. На Тэйта, ловко орудующего ножом и вилкой, она взирала с благоговением. Каким бы ужасным ни был характер целителя, придраться к его манерам было сложно. Ирвин ухаживал за мной, нисколько этого не стесняясь и не скрывая. К списку его достоинств я прибавила хладнокровие и выдержку. Девицы откровенно с ним заигрывали, с каждой фразой заходя всё дальше и дальше за грань пристойного. Дошло до того, что старшая из сестёр начала упрашивать взять её с собой в Нейсс: «Ах, летт Гирел, я так мечтаю искупаться в море!»

– К сожалению, летта Ару́на, это невозможно, – очень вежливо ответил Ирвин. – Я путешествую не по собственному почину, а выполняю поручение Совета управителей Гидара. Времени, чтобы развлекать вас в пути, у меня не будет.

– Тем более нам недосуг оберегать честь незамужней девицы, – Тэйт оторвал взгляд от тарелки. Лицо его оставалось бесстрастным, а голос – холодным. – Летта Гивор, мужчин в деловых поездках сопровождают жёны, невесты или любовницы. Поскольку ни я, ни Ирвин не делали вам предложения, сомневаюсь, что вы удовольствуетесь третьим вариантом.

На девушку жалко было смотреть. Она покраснела от пышных полушарий груди в глубоком вырезе блузки до кончиков ушей, что, впрочем, неудивительно при такой белой, почти прозрачной коже. Её мать, напротив, побледнела до синевы. Ирвин бросил на целителя укоризненный взгляд. Гивор поспешил вмешаться:

– Летт Тэйт, Аруна не имела в виду ничего предосудительного. Она слишком юна и чиста, чтобы задумываться о подобных вещах, и её горячее желание побывать в Нейссе не скрывает под собой иных намерений.

– Да? – целитель отложил салфетку и поднялся. – В таком случае объясните вашей юной и чистой дочери, что прежде, чем гладить под столом чью-то ногу, нужно убедиться, что эта нога принадлежит именно тому, к кому ты напрашиваешься в попутчики.

В наступившей тишине громко звякнула упавшая на пол вилка. Аруна вскочила так резко, что опрокинула стул, и опрометью выбежала из столовой. Тэйт невозмутимо поклонился и вышел. Ирвин еле слышно вздохнул, я искренне ему посочувствовала.

– Летт Гивор, полученное предписание Совета торопит меня покинуть Орлис, – Ирвин изо всех сил сохранял спокойное лицо и вежливый тон. – Мы вынуждены выехать в Кагар сегодня. Благодарю вас за оказанное гостеприимство, если вы сочтёте первоначальную оплату недостаточной, уведомите меня до отъезда. Летта Гивор, летта Лави́н, моё почтение.

Он взглянул на меня. Я мило улыбнулась, поблагодарила за обед и поднялась. Столовую мы покинули вместе. Ирвин плотно закрыл за нами дверь, огляделся по сторонам – никого – и расхохотался, прикрывая рот рукой.

– Не могу-у! Мэй, вы только представьте! Я-то гадал, с чего летта Аруна мне так многозначительно улыбается! А она Тэйта! По ноге! Тэйта! Богиня, как он выдержал!

– Не следует обсуждать это в коридоре, – заметила я.

– Вы правы, Мэй, – Ирвин утёр выступившие от смеха слёзы. – Поднимемся, мне нужно переодеться… Нет, это выше моих сил! Гладить Тэ-эйта-а!

Всю дорогу он мужественно кусал губы. На втором этаже мы расстались – я завернула в уборную. Умылась, строго осмотрела своё отражение в зеркале. Жена, невеста или любовница? Не слишком ли вы категоричны, летт Тэйт? Существуют также дочери, сёстры, родственницы, служащие. Любопытно, что вы скажете, когда я сяду с вами в везиль? Такую же гадость, как Аруне? Или найдёте более уничижительные слова?

В комнате я сколола волосы в небольшой пучок на затылке – теперь это удавалось без проблем. Задвинула под кровать вторую сумку с ненужными вещами – слуги начнут протирать пыль, обнаружат и приберут к рукам. Арден покупал мне дорогую, качественную одежду и недоумевал, почему я не радуюсь. Как-то я попыталась ему объяснить, насколько неудобны и непривычны для меня традиционные гидарские юбки и кофты, стесняющие свободу движений. Он не понял. Женские костюмы Киреи в приграничье называли не иначе как «бесовскими нарядами». Деньги и документы я спрятала в поясную сумку, такие были распространены в Орлисе. Пусть они не защищали от бандитов, зато от карманников – вполне. Их надевали на нижнюю сорочку и прикрывали пышными складками юбки. Монету в пятьдесят зелов отложила в карман – полностью зависеть от Ирвина не хотелось.

В дверь требовательно постучали – подошёл слуга «снести вниз мой багаж».

– Это и всё? – изумлённо переспросил он при виде одной небольшой сумки.

– Да, – подтвердила я с ледяным лицом.

Слуга забрал сумку, я последовала за ним. Раз грузят багаж, значит, везиль уже внизу, лучше подышу воздухом снаружи. Вдруг пожалует целитель с очередными оскорблениями? Мои планы он не изменит, но настроение подпортит основательно. Поэтому я не отставала от слуги. На улице и впрямь обнаружился везиль – такой огромный, что загородил собой половину улицы. Подобных мне видеть не доводилось: новейшая обтекаемая модель, чёрный лакированный кузов, четыре пары колёс и вытянутая кабина. На месте водителя сидел молодой белобрысый парень, косая чёлка придавала ему лихости.

– Добрый день, – вежливо поздоровалась я.

Парень открыл дверь и спрыгнул на мостовую. Чтобы заглянуть ему в лицо, пришлось задрать голову. Наверное, так в юности выглядел Арден, пока не заматерел. Мощную фигуру искупали мальчишечья улыбка и озорной блеск ярко-голубых глаз.

– Добрый! Вы летта Мэйлин Лирин? А я Дири́н, вот забавно, да? Дирин Гéрис, водитель, помощник и охранник в одном лице – к вашим услугам. Ирвин предупредил, что нанял учителя, но я не ожидал, что вы такая красавица! И на уроженку Нейсса совсем не похожи, они все чёрные, словно галки.

– Я кирейка.

Дальше должна была следовать брезгливая гримаса, но Дирин не утратил доброжелательности.

– Надо же! Вы из перемещённых? Хотя нет, тогда бы вы не попали в Орлис. А где же вы тогда изучали нейсский? Он же страх какой сложный! Когда я слушаю летта Тэйта, ничего не понимаю, сплошные «е» и «эс»! «Éсса» одновременно означает и свет, и дорогу, как такое может быть?

– «Есса» – путь, а «еéсса» – свет, – пояснила я. – Всё дело в двойной гласной, хотя вы правы, летт Герис, на слух разница трудноуловима.

– Никаких «летт Герис»! – запротестовал парень. – Только Дирин, а то я обижусь. Мне хватает выканий летта Тэйта, когда он в плохом настроении!

– А он бывает в хорошем настроении? – неосторожно вырвалось у меня.

Дирин хихикнул.

– Вот в Рисáре к нам присоединится Ило́на, и летт Тэйт оттает.

Любопытство во мне боролось с вбитым воспитанием, настолько хотелось спросить, кто такая эта Илона. Дирин прочитал мои мысли.

– Илона – младшая сестра Ирвина, они с леттом Тэйтом вместе росли. Ирвин рассказывал, детьми они знатно озорничали, да и взрослые не больно-то изменились. Родители порой не знали – то ли плакать от их проделок, то ли смеяться. И отшлёпать нельзя, – водитель заговорщицки понизил голос. – Илона девочка, у летта Тэйта дар.

Теперь понятно, почему Тэйт такой – в детстве не шлёпали. А жаль.

– Где же они? – Дирин покосился на часы в кабине везиля. – Третий час, коли сейчас не выедем, до ночи не обернёмся. Схожу потороплю.

Он пошёл в дом, по пути разминулся со слугами, что тащили аж четыре чемодана. Я обогнула везиль, заглянула внутрь. Ничего себе! Да в таком жить можно! За раздвижной перегородкой оборудовано спальное место, одеяло, подушки: устал – отдыхай. Ещё одна дверь – крошечная уборная, не придётся по нужде бегать в кусты, даже раковинка есть маленькая и бачок с водой и краном. В салоне вместо обычных жёстких сидений мягкие кожаные диваны, откидной стол, встроенные светильники. Настоящий дом на колёсах. В кабине водителя диван на двоих, тоже откидной столик, на приборной панели закреплена статуэтка Богини. Необычная – вместо традиционного плаща пышное платье, руки не сложены на груди в молитвенном жесте, а свободно опущены. Подобных изображений я раньше не встречала и залезла рассмотреть поближе. Материал тоже странный – на вид камень, но при этом цвета располагаются там, где положено: руки и лицо Богини белые, платье синее, волосы золотистые.

– Ты делаешь ошибку, Ирви.

Диалект предгорий. Неплохое произношение, акцент еле уловим.

– Тэйт, не лезь.

А вот Ирвин говорит и вовсе без акцента, словно родился среди мятежников. Надо и его нейсский подтянуть до такого же уровня. Откуда они подошли? Из кабины не видно, похоже, стоят у дверей салона.

– Ирви, если тебе так приспичил этот клятый нейсский, обещаю заниматься с тобой каждую свободную минуту. Только оставь её в Орлисе. Дело в деньгах – я дам ей денег, любую сумму, которую она попросит. Три, пять, десять сотен!

– Прекрати, Тэйт. Ты прекрасно понимаешь, что деньги ни при чём.

– Это ты не понимаешь. Ирви, она не та девушка, которая тебе нужна. Поверь моему опыту…

– Хватит! – приглушённый гневный окрик. – Довольно! Я сам разберусь, кто мне нужен, а кто нет! Ещё слово в том же духе – и мы поссоримся. Ты слишком далеко зашёл, Тэйт. Эта тема закрыта.

После минутной тишины последовало холодное:

– Как скажешь.

Сквозь боковое стекло я увидела Ирвина – он возвращался в дом. Выскользнула из кабины с другой стороны, стиснула до побелевших костяшек пальцы. В моей душе пылала ненависть. Не к Огории, не к Гидару, даже не к Ардену. Целитель разбудил то, что я считала давно изжитым – боль от несправедливой жгучей обиды. Ему хотелось дать не одну, а пять, десять, сотню пощёчин! В эту минуту я ненавидела Тэйта так сильно, что, попадись он мне, набросилась бы на него с кулаками.

– Летта Мэйлин, а я вас ищу, – окликнул меня Дирин. – Прошу вас, залезайте, мы отправляемся.

Мама учила справляться с гневом. Нужно глубоко дышать – десять секунд вдох, десять выдох. Растворить свою ярость в размеренном дыхании. Воспитанные девушки не показывают злости, они всегда рассудительны, благожелательны и вежливы. Киреек называют бесстрастными, каменными, бездушными. Чушь. Внутри мы обычные женщины, так же страдаем и плачем. Но вековые традиции обязывают нас прятать свои чувства. Спокойствие, гордость и достоинство – то, что должно отражаться на моём лице при любых обстоятельствах.

– Спасибо, Дирин.

Я не стала дожидаться Ирвина, забралась в везиль, села на диван возле окна. Тэйт сидел напротив, тёмные глаза остановились на мне с выражением крайней неприязни. Целитель своё отношение не скрывал. Ирвин заглянул в салон и обрадовался:

– Мэй, вы уже здесь? Дирин, трогай!

Он устроился рядом со мной, подбадривающе улыбнулся. Ход везиля оказался мягким и плавным, мимо медленно поплыли однообразные белые кирпичные и серые каменные дома за окном. Залитая солнцем центральная площадь, часы на доме Собраний, новенькое здание почты, маленький сквер перед домом лекаря, перекрёсток с улицей, на которой находился дом Ардена.

Прощай, Орлис.

***

– Не «éссинор», а «ессиноо́р», Ирвин, – поправила я. – Иначе вы очень обидите собеседника, назвав его не самым умным человеком.

Ирвин устало откинулся на спинку дивана.

– Надеюсь, этого не произойдёт. Скандал на переговорах мне совсем не нужен.

– А он обязательно случится, если ты начнёшь обзывать всех дураками, – ехидно вставил Тэйт.

Первую половину пути целитель делал вид, что читает книгу – толстенный справочник с какими-то непонятными схемами и таблицами, только страницы он почему-то забывал переворачивать. Затем Тэйт демонстративно уставился в окно, хотя смотреть там было не на что: столбы линии связи, бесконечные бурые луга и далёкие, тающие в сизой дымке холмы. Ближе к Кагару потянулись густые заросли кустарников, но рядом с дорогой их предусмотрительно выжигали: приграничье есть приграничье, засады никому не нужны. Когда Тэйту надоело разглядывать однообразный пейзаж, он соизволил обратить внимание на нас с Ирвином, беседующих на нейсском языке. Ирвин рассказывал о жизни в предгорьях, я внимательно слушала, и всё было замечательно, пока целитель не начал встревать со своими едкими замечаниями. Через час я поняла, отчего уравновешенный Ирвин ссорился с Тэйтом из-за уроков языка. Спустя следующий час поймала себя на неодолимом желании вскочить, обхватить руками длинную изящную шею целителя и душить до тех пор, пока тот не задохнётся или хотя бы не заткнётся. Похожие чувства испытывал и Ирвин, он начал всё чаще ошибаться и ставить неверные ударения.

– Может, ты приляжешь и отдохнёшь? – сердито предложил он Тэйту. – До Кагара ещё три часа, сам жаловался, что вымотался в Орлисе и толком не выспался.

– Я бодр и полон сил, – ухмыльнулся целитель. – Тебе прекрасно известно, что резерв у меня полностью восстанавливается за пять часов, а мы ползём по этим колдобинам целых шесть.

Он произнёс это на отличном нейсском, я даже уловила выговор Скелосса.

– Тогда будь другом – просто помолчи! – взмолился Ирвин. – Я устал от твоих подначек! Знаешь ведь, что нейсский мне нужен позарез, и всё равно мешаешь!