Антонина Тяпкина
Неслучайное замужество
Глава 1
Я познакомился с этой незаурядной шестидесятипятилетней парочкой на Мальдивах три года назад во время своего первого в жизни дорогостоящего отдыха. Моя последняя книга имела головокружительный успех, была переведена в кратчайшие сроки на несколько языков и обрела славу даже за океаном, чего я вообще никак не мог ожидать. Тогда я решил, что в 35 лет могу, пожалуй, позволить себе наконец-то отлучиться от суетного мира сего на несколько недель, очистив ум и сознание в раю на земле за вполне приличную плату. Конечно, такое удовольствие может позволить себе не всякий, но в моем теперешнем положении, с гордостью могу сказать я, это было более чем доступно, без ущерба для будничного существования. Так, долго присматриваясь в интернете и туристических журналах к лакшери курортам (поскольку раньше мне не доводилось бывать ни на одном из них), я принял решение остановить свой выбор на самом банальном из всех имеющихся.
Отличный комфортабельный катер доставил меня вместе с немногочисленным багажом на столь же немногочисленный остров, состоящий всего из девяти бунгало и одного административного здания. Я был единственный прибывший в тот день гость. Оказанный мне прием заслуживал высшего балла.
Стояла глубокая южная ночь. Девушка администратор сообщила, что вещи швейцар отвезет в мой домик без меня, а я могу немедля взяться за свой ужин, который через 5-7 минут мне подадут здесь же, на небольшом гранатовом резном столике с приставленным к нему кажущимся невероятно удобным креслом из ротанга и огромными подушками цвета перечной мяты на нем. Перелет был длинным и сложным, я действительно изрядно проголодался и с удовольствием принял предложение.
Пройдясь по небольшому, но очень уютному холлу, я посетил уборную, затем беглым взглядом стал окидывать обстановку и зацепился за высокого розового жирафа, пытаясь сообразить, из какого материала он создан. Цвет не вызывал во мне когнитивного диссонанса: разумеется, розовый – каким же ему тут еще быть, на острове любви и благодати? Должно быть, невольное смятение отобразилась на моем лице, поэтому незаметно подкравшийся официант захотел угадать мои мысли:
– Здесь не обитают розовые жирафы. Здесь вообще нет никаких жирафов и других крупных зверей. Вам нечего бояться, сэр. Холодные закуски и сок на столе, горячее будет чуть позже. Если желаете чего-то покрепче, я принесу барную карту. И добро пожаловать в Сан Резорт Лав!
Он ненавязчиво учтиво улыбнулся и откланялся, ожидая моего решения.
– Виски. Можно, пожалуйста, местных виски?.. Шотландских, – добавил я после небольшой заминки со смехом, вспомнив, что тут в принципе нет ничего местного из всех возможных благ цивилизации.
– Да, конечно, – он снова улыбнулся и скрылся справа, между жирафом и пышной карликовой пальмой в горшке.
Я все еще стоял, размышляя. Только теперь не о жирафе, а о том, какая странная внешность у этого парня. На вид ему, кажется, не более двадцати пяти. Он среднего роста, со светлой кожей, однако при этом с чисто азиатскими чертами лица. По правде сказать, некрасивое лицо. Не потому что его нельзя причислить ни к азиатам, ни к европейцам в полной мере – он где-то посередине – но потому, что все как-то нескладно в его лице. Я был слишком уставшим, чтобы пытаться разобраться в этом непременно. Наверняка, позже у меня еще будет такая возможность – узнать о его корнях. А сейчас оно было просто не гармонично, на мой счет, вот и все.
Захотелось покурить перед ужином. Я стал глазами искать кого-то, у кого можно было бы проконсультироваться по данному вопросу. В помещении я был один, девочка за стойкой куда-то вышла. Но уже через несколько секунд она каким-то удивительным образом оказалась рядом со мной:
– Вам что-то угодно, сэр?
Где находилось она все это время, когда я думал, что в холле пусто? Наблюдала откуда-то исподтишка и, заметив, что я ищу помощи, сразу же, внезапно, как этот жираф, выросла перед глазами. Эту отличительную особенность тихо исчезать и в случае необходимости мгновенно появляться у всего персонала отеля я наблюдал потом постоянно. Сначала меня, как европейца и человека, не привыкшего к подобному сервису, это изрядно коробило. Мы все привыкли, что люди должны быть на своих местах и заниматься рутинной работой. Стоит нам только захотеть чего-то в ресторане или в холле наших отелей, как мы или зовем к себе работника или подходим к нему сами. А здесь мы захотели – а пусто, никого нет. Но это так только кажется. Стоит едва замешкаться или начать делать поспешные нецеленаправленные движения, как служащий сразу же к нашим услугам. И знаете, почему здесь это работает? Потому что здесь никто не мешкается. Здесь полный релакс повсюду. Это у нас бесконечные зоны турбулентности, и на вашу возню никто не обратит внимания, даже если вы будете пьяным уже скатываться под стол. Вам помогут только в том случае, если не оплачен счет, нет мест для трезвых посетителей или заведение закрывается. Здесь все иначе. Здесь прозрачно не только в море и в небе – здесь прозрачно всюду. Здесь на весь остров от силы пятьдесят человек, включая работников. Но и эта цифра верх предела: такого не бывает, должно быть, никогда. Тут к каждому бунгало приставлен свой человек. Однако оно не значит вовсе, что ваш бой (да простят мне читатели такое грубое сравнение) будет ходить за вами по пятам и ждать с полотенцем на берегу или с мочалкой в душе. Нет. Нет. Нет. Вы не увидите его ни за что на свете, пока не станете нуждаться в нем.
– Скажите, пожалуйста: где я могу закурить?
– Сейчас где угодно, сэр. Время пол третьего ночи. Все десять гостей уже давно поужинали и вряд ли имеют необходимость прийти сюда.
Боже мой, всего только десять человек на весь остров! – подумал я. Должно быть, 5 пар. Значит, половина бунгало свободных.
– Десять вместе со мной?
– Нет, Вы одиннадцатый. На данный момент занято только пять домиков. Утром, если сочтете свой не совсем подходящим Вам, то сможете выбрать из других четырех. Пепельницу поставить сюда?
– Да, спасибо.
Она ушла. Вернулся официант с некрасивым лицом, виски и пепельницей и поинтересовался, все ли в порядке, раз я не сажусь за стол.
– Привычка выпить перед едой, – объяснил я с улыбкой, с восхищением проваливаясь в мятных подушках на ротанговом кресле. – Как же удобно! Я, кажется, усну прежде, чем отведаю это чудесное творение рук вашего повара.
– Повар я. Все только начинается. Когда взойдет солнце, и Вы увидите здешний пейзаж, то поймете, что этот ужин совсем ничто в сравнении с природой. Позвоните в колокольчик, если что-то потребуется. Приятного аппетита.
Маленький начищенный до блеска золоченый звоночек был расположен в середине стола.
– У вас тут нет официантов?
– Сейчас очень поздно, в такое время не требуется много людей на службе, я могу справиться сам.
– Вы здесь единственный повар на острове?
– Нет, нас трое. Работаем посменно ночами, и двое в день всегда.
– А официантов много?
– У нас в расчете по одному официанту на двух-трех гостей, проживающих в одном бунгало. Но в любом случае по официанту на каждое бунгало всегда.
– Это прекрасно, я не люблю быть голодным больше всего на свете, – заключил я и приблизился к тарелке.
По центру большого белоснежного блюда с неброским морским орнаментом вдоль самой кромочки лежал осьминог. Вернее, он даже не лежал, а сидел. И был он прекрасен настолько, что, засмотревшись на него, я позабыл и про сигарету, и про виски.
Хорош, нечего сказать. Руккола со шпинатом и другими, неизвестными мне, красного отлива листьями служили ему флорой. Мелкие яйца наподобие перепелиных, помидорки черри и еще какие-то ягодки составляли угодливую компанию этому обреченному на мой сегодняшний ужин морскому обитателю. Композиция была красиво полита темным соусом типа терияки и припорошена аж тремя видами разноцветных семечек. Отличное начало отдыха!
Нежнейшее сладковатое мясо осьминога на редкость почти таяло во рту. Все остальное я лишь успел обнюхать, когда повар занес что-то шипящее на сковороде. Да! Это были обожаемые мной королевские креветки: свежайшие, огромнейшие, со стручками зеленой спаржи они никак не могли дождаться моего присеста на них – я чувствовал это нутром!
Попросив и сразу же осушив еще пол стакана виски, мне сделалось настолько хорошо, что блюдо с десертом я пожелал уже взять с собой.
– Разумеется. Вы можете отправиться в Ваш бунгало, шофер ждет снаружи. Десерт доставят следом.
– Нет, я повезу его в руках лично, – возражал я, цепко поднимая обеими руками тарелку со стола. Хмель ударил в голову, морской воздух заполнил легкие, усталость пошатнула корпус влево.
– Позвольте, я помогу Вам, сэр, – мягко предложил официант.
– Нет-нет. Я справлюсь сам. Где, говорите, шофер?.. А, впрочем, какой еще шофер? Здесь же от одного края острова до другого не более километра?
– 860 метров в самой широкой части, если быть точным, сэр. Однако удобство гостей для нас превыше всего. Пожалуйста, проследуйте за мной в кортеж.
Он более не претендовал на мой десерт, и я горделиво, стараясь ступать ровно, понес его сам, следуя за провожатым к другому выходу из холла. Мы шли по милейшей узко-деревянной дорожке, по обеим сторонам которой в неглубоких, но крупных подсвечниках горели толстые розовые свечи.
О Господи! Неужто здесь все розовое? Почему я не спросил у туроператора про интерьер?..
Теперь я ожидал увидеть свое бунгало и, в частности, спальную комнату, схожими с картинками из жизни маленьких фей.
Раскланявшись с поваром и поблагодарив за вкусный ужин, я поинтересовался, как могу в дальнейшем обращаться к нему.
– Заки, – сказал он. – Как я могу называть Вас?
– Виктор Грот. Можно просто Виктор. Так даже лучше, спасибо, – добродушно улыбнулся я. Как странно: сейчас уже этот малый ничуть не казался мне некрасивым. Как это я не прочувствовал его харизму сразу?..
Кортеж представлял собой четырехколесный открытый всем ветрам транспорт, рассчитанный на трех пассажиров и водителя. Гостевое сиденье спереди было темно-синего цвета, и я с облегчением присел на него. Торпедки или какого-либо другого горизонтального выступа «внутри салона» не оказалось, а посему поставить десерт мне было совершенно негде, и я всю дорогу ехал, как идиот, крепко держа на уровне груди заигрывавше-дребезжавший пудинг, боясь вот-вот упустить его на очередном резком повороте.
К счастью, все обошлось благополучно. Нас в целостности и сохранности доставили за пару минут и отворили перед размякшим и распаренным носом дверь, после чего последовал экскурс по отведенной на время отдыха примерно двухсот квадратной территории. Сказать, что я был ошеломлен, – не сказать ничего. Грамотная планировка, огромные от потолка до пола окна, ванна-джакузи, в которой бы поместилось трое таких как я (а во мне почти два метра росту) и кровать. Конечно же, с балдахином. Черт, розовым! Но все настолько впечатлило и одурманило меня своими масштабами и, как бы это вернее выразиться, предназначению к пребыванию в забытьи, что я готов был хоть сейчас плюхнуться в ложе и укрыться под горлышко таким чудесным воздушным розовым балдахином!
Около десяти минут длилось мое знакомство с жилищем, способами связи с персоналом, анкетами о предпочтениях в еде и времени ее потребления, и на протяжении всех вводных, можете себе представить, я не выпускал свою магическую тарелку из рук. Я про нее забыл. Ходил с ней по комнатам и слушал, что говорил шофер-швейцар, не осмеливавшийся предложить мне поставить ее на стол. Только когда он вышел из домика, а я остался посреди большой центральной комнаты один, то, подойдя к окну и намереваясь открыть его, я ощутил занятость рук.
«Что за голодный дурак» – наверное, подумали они. Я засмеялся над собой.
На часах было 4:15 по местному времени. Вокруг тишь да благодать. Еле уловимый шум воды послышался за окном, когда я распахнул его. Вода была повсюду. Дом стоял на сбруях. Непередаваемое ощущение, которое я, несомненно, еще успею прочувствовать более полно при свете жаркого экваториального солнца завтра днем.
Кстати, где мои чемоданы? Да куда они денутся отсюда! Разложусь утром. А сейчас спать. Я разрешаю розовым феям из сказочной страны сегодня осыпать меня лепестками роз, словно деву на выданье!
Глава 2
Яркое солнце разбудило меня. Пол седьмого утра. Я спал всего пару часов. Ночью забыл опустить жалюзи и теперь был принужден встать раньше запланированного.
С трудом поднявшись с постели, я подошел к окну.
Где я? За какие это заслуги мне были отпущены сверху все грехи и подарено столь великое счастье оказаться в раю теперь? Нежно голубого цвета прозрачная вода окружала дом со всех сторон, длинный узкий бревенчатый мостик вел к берегу. Густо поросший зеленью остров казался совсем мизерным толи оттого, что береговая линия закруглялась слишком резко в месте нахождения моего бунгало, толи оттого, что, как я мог предполагать, она была таковой повсюду. Я вышел на веранду, и страх овладел мной: ни души вокруг. Местность безлюдна и без каких-либо признаков цивилизации.
Где-то вдали, на радость, я заприметил другое бунгало, но находка не шибко воодушевила меня.
Хотелось пить. Я снова зашел внутрь. На кухне, плавно переходящей в гостиную, стоял холодильник. В нем я нашел швепс, разбавил джином и после пяти жадных глотков, недолго думая, оголившись полностью, вышел из коттеджа опять и спрыгнул со сбруй в воду.
К несчастью, я недооценил глубину. Выпрямившись во весь рост после прыжка, я оказался лишь по ляжки в воде. К еще большему несчастью, пока я оценивал обстановку и замерял уровень воды своим телом, подплыла маленькая моторная лодка.
– Прошу прощения, сэр, но здесь не разрешено купаться в обнаженном виде, – смуглый парень в легком белом льняном костюме, судя по взгляду, также замерял по мне глубину.
От неожиданности и смущения я резко присел в воду. Что за напасть. Второй раз менее чем за сутки я проявил себя с самой дурацкой стороны.
– Да, простите, я просто вышел, посмотрел, что никого рядом нет, и… и, в общем, да, извините.
Лодка удалилась так же быстро, как и появилась. А я остался сидеть на белом песчаном дне, и только тут до меня дошло, что до берега, навскидку, метров двести, и глубина по мере приближения к нему будет логично уменьшаться, а повсюду нет ни единой водоросли, которой, я мог бы прикрыться, пока буду выходить на сушу и идти по брусчатой дорожке к коттеджу.
Однако делать было нечего. Я стал гуськом пробираться вперед, к пляжу, опасаясь выйти из воды по неприличный уровень и привлечь еще чье-либо внимание своими белоснежными планктоно-офисными формами. Через переставлений тридцать я понял, что дальше придется ползти.
«Какое прекрасное утро!» – думал я, ощущая уже на своем теле первые признаки обгорания и видя конец воды в десяти метрах от себя. Еще раз оглянувшись, я удостоверился, что пусто. Мысленно проложив маршрут и готовясь быстро бежать, я возложил последнюю надежду на песок. Загреб обеими руками побольше его и резко встал, прижимая кучу к себе, но она, словно вода, проскользнула меж пальцев, оставив лишь несколько скудных песчинок на теле. Нагибаться и испытывать судьбу еще раз мне не хотелось. Я прикрылся руками и побежал к берегу.
– Охоу! – восторженно раздалось откуда-то слева, из пальм. Там висело 2 гамака. Я бросил испуганный взгляд на отдыхающих. То были мужчины. Слава богу, можно не волноваться.
Проглотив ночной, уже слегка заветренный, но не менее аппетитный от этого десерт, я вызвал боя. Прохладная вода и полученные яркие эмоции сняли ощущение недосыпа, как рукой.
– Скажите, пожалуйста: где и когда я смогу получить свой завтрак, а также какие увеселительные мероприятия предусмотрены на острове?
– Принимать пищу Вы можете как у себя в бунгало, так и в главном здании отеля – там имеется обеденное помещение. По поводу увеселительных мероприятий – брошюры на столе возле телевизора Вам в помощь. Пожалуйста, когда заполните анкеты, дайте знать – я передам необходимую информацию поварам.
– Я позавтракаю у себя, а на обед приду к вам. Во сколько там быть?
– В промежутке между часу и тремя дня. Предупредите за полчаса до прихода. Завтрак доставлю через 15 минут.
Я разобрал свои вещи, принял душ и стал заполнять анкеты. Там были вопросы о еде, предпочитаемом режиме дня, имеющихся проблемах со здоровьем и что-то еще, о не относящемся, на мой счет, к их сфере интересов. Единственное, что я с энтузиазмом заполнил, так это графу «иные пожелания», где попросил заменить розовый балдахин над моей головой на любой другой цветом или снять вовсе, потому что утром, увидев его снова, я выдвинул гипотезу о том, что к концу трехнедельного отдыха здесь это может негативно отразиться на моей психике.
Вкуснейший завтрак был съеден, анкеты отданы, а балдахин снят. Еще раз, уже более внимательно, я обошел свои хоромы и к отсроченной уже, к сожалению, радости обнаружил, что с дальней стороны бунгало, смотрящей в океан, есть небольшая лестница, ведущая прямо в воду. Конечно же, лодочник не без интереса наблюдал, как я сложным и долгим путем решил свою конфузную ситуацию вместо того, чтобы сделать все значительно проще. Наплававшись вдоволь, я к двум часам пошел на обед, где аж целых два столика были заняты. За одним сидела русская семья из четырех человек (муж, жена и мальчишки-близнецы лет шести), а за другим компания из трех скандинавских молодых людей немного младше меня. Двое из них как раз и были те, что лежали на гамаках в момент моего триумфа. Завидев меня, парни переглянулись и продолжили трапезу. С трудом я подавил смущение и выбрал самый дальний столик, с пепельницей.
Чарующий свежий ветер, несмотря на жаркое солнце, вид в открытый океан, чайки в небе вместо облаков и прекрасно сервированный стол. А еще еле уловимая тонкая музыка – кажется, джаз. Вытащив одну из припасенных на такие, особенно расслабляющие, случаи кубинских сигар, подаренных мне главным редактором, я глубоко затянулся.
Восхитительно. Я, непременно, запомню этот отдых на всю жизнь.
Дело в том, что я не случайно выбрал такой отшельнический способ провести отпуск. Со школьных лет я очень много времени отдавал учебе и спортивным секциям, в институте был на передовой, меня всегда завлекало огромное количество дел и движений, я крутился везде и всюду. У меня во все юношеские годы было очень много друзей, и практически никогда я не оставался один. Позже, выйдя в открытое плавание жизни, я устроился редактором в крупное уважаемое издательство, где работа в коллективе, по словам руководства, была превыше всего. И снова я общался с людьми без конца. Признаться, я так уставал от них на работе, что, придя домой, не мог даже включить телевизор. Я стал писать. Сам.
Первые мои работы не были восприняты всерьез. Я заведомо не показывал их начальству, а отсылал в другие места, скрываясь под псевдонимом. Четвертой стала книга, большая и основательная, принесшая мне известность, которой я уже скрыть от коллег не мог и не хотел. Продолжать работу на позиции редактора было теперь совершенно бессмысленно, и я отделился от конторы, начав сольную карьеру. Здесь, на Мальдивах, я хотел отлучиться от того бешеного мира и ритма, в котором существовал все предыдущие годы. Мне требовалась мозговая перезагрузка. Не обремененный семейными узами и имевший теперь достаточно денег на роскошь, я мог себе это позволить. И я действительно нуждался в этом. В этом перерыве, вдали от всех, в абсолютной тиши и полном одиночестве.
Сейчас, сидя на коралловом острове, среди чаек и пышной зелени пальм, не обязанный с кем-либо разговаривать и предоставленный исключительно саму себе, я понимал, что сделал правильный выбор. Меня не беспокоило ничто: ни горящие сроки сдачи материала, ни день рождения сестры подруги друга, ни белый воротничок моей рубашки, ни щедро отведенные начальством пол часа в день на обед. Ровным счетом ничего.
Сразу же по прибытии я отписался всем заинтересованным лицам, что нахожусь на седьмом небе от счастья, и в целях сохранения душевного равновесия отключил телефон до возвращения в Кельн.
Четыре дня я безропотно предавался наслаждениям неземной жизни, но на пятый волшебное однообразие стало тяготить меня и навевать тоску. Нарочно ходил я на обед и ужин в ресторан, чтобы хоть как-то сменять уже начавшую надоедать прозаическую обстановку, и, таким образом, знал теперь всех постояльцев нашей земли обетованной в лицо. То были: трое скандинавских ребят и русская семья, как я уже сказал ранее, пара новобрачных из Новой Зеландии (мне сообщил место их прибытия официант) и какая-то упругая пожилая итальянка. На счет последней я позже выяснил самостоятельно.
Спустя неделю заветного отпуска я начал уже всерьез подумывать, нельзя ли отсюда уехать пораньше, вернув хотя бы часть затраченных на путевку денег. Но очевидная невозможность этого еще только больше огорчала меня.
Прекрасные виды (по сути всего два: берег, да океан), чайки и цапли, разнообразие рыб на рифах, приятный комфортный климат – здесь не на что роптать. Однако счастье, любое счастье, не способно подогревать само себя – оно непременно гаснет, выгорая дотла, как костер, в который забыли вовремя подкинуть дров. И ни одна радость не способна жить вечно. Нельзя запереть эйфорию в сейфе, ведь даже при самом надежном замке она будет жить там лишь до тех пор, пока что-то извне напоминает о ней и навещает с новыми вливаниями: событиями, предметами, эмоциями. Я чувствовал крайнею необходимость оживить чем-то свою задремавшую птицу счастья, заставить встрепенуться и показать прекрасное оперение вновь.
Никаких новых событий за целую неделю. Дни тянулись бесконечно долго, и впереди ждали еще две недели точно такого же застоя. Я очень пожалел, что не взял с собой ни одной книги, а только все белые листы и ручки. Но о чем тут можно было писать, в этой томительной пустоте? Я вообще искренне пожалел, что не послушался девочек из турагентства, предупреждавших неоднократно об этом лишенном разнообразия месте. Мне следовало выбрать что-то другое или сократить время пребывания здесь как минимум вдвое. Никаких идей не приходило в голову. А, в прочем, не от них ли я бежал и так зачем ищу вновь?
Но я не мог находиться три целых недели без дела, сидя на белоснежном песчаном ковре и не занимаясь совершенно никакой работой. Я так не привык. И это времяпрепровождение стало в итоге обузой для меня. Да, что-то я такого не ожидал… Привычка быть постоянно среди людей, разделяя с ними чувства, мысли, заботы не отпускала и здесь. Я очень хотел поговорить с кем-то и поделиться радостью роскошного отпуска. Да просто перемолвиться хоть словом. Но с кем? Не с континентом точно. Я подойду к ребятам в следующий раз в ресторане, хотя здесь по негласному правилу и не принято беспокоить кого-то из гостей разговорами с ними.
Однако в последующие два дня мы не пересекались с молодыми людьми ни на берегу, ни за едой.
Глава 3
Я сидел в мягком, раннем здесь как всегда закате в бесформенных думах пред океанской гладью, когда заметил странную, плывущую вдоль берега справа конструкцию. Сначала подумал, что это моторная лодка (береговой патруль изредка прочесывал местность), но позже, когда очертания стали яснее, я разглядел в них эдакое надувное животное, на каких обычно прыгают дети в бассейне. Однако приближалось оно на удивление быстрее, чем можно было ожидать.
– Добрый вечер, мистер Грот, – обратилась пожилая дама.
Интересно, откуда ей известно мое имя. Мы не знакомы и виделись всего лишь раз за ужином, не перекинувшись ни единым словом. Не думаю, чтобы она читала мою книгу и узнала меня теперь – это было бы уже слишком.
– Здравствуйте, уважаемая, – не преминул отозваться я, – какой забавный у Вас тюлень, он моторный?
– Да, это что-то между детским надувным матрасиком и взрослой моторной лодкой, – она сняла свои кошачьи очки и улыбнулась идеально ровными белыми зубами.
Впечатляющая дамочка. Недооценил при беглом взгляде.
– Отличная альтернатива здешним увеселительным поездкам за баснословные деньги, – с радостью поддержал я разговор.
– Вы правы. Я посмотрела цены в брошюрах, надула своего малыша и совершенно не жалею о доплате в сорок евро за перевес.
На вид ей было лет пятьдесят, от силы пятьдесят пять. Смуглая в конопушках кожа, орлиный нос, быстрая звонкая речь и носовой протяжный акцент выдавали в ней чистопородную итальянку. Я был непомерно счастлив, что она скрасила мое одиночество.
– И теперь Вы решили отправиться на нем в путешествие вокруг сего славного острова? Или, быть может, даже побывали на соседних?
– Право, здесь чудесно. Мы с Робби каждый день меняем маршруты. Если хотите, одолжу на прокат. Управление элементарное, и он может набирать до четырнадцати узлов в час, а этой скорости тут более чем достаточно, я убедилась.
– Ваш Робби имеет неоспоримое преимущество хотя бы потому, что он не розовый, как все тут, – высказался о наболевшем я.
– Вы разве не любите розовый цвет? – ее красивая улыбка проложила очаровательные ямочки на щеках.
– Мне, слава Господу, посчастливилось любить женщин, а не себе подобных.
Она задорно засмеялась и взяла чуть ближе.
Отдать должное, выглядела госпожа весьма привлекательно для своих лет. Изящная зебровая шляпа с большими, спадающими на плечи полями и слитный купальник в тон, скрывающий имеющиеся уже в ее возрасте недостатки фигуры, говорили о хорошем вкусе и адекватном восприятии себя. Она имела лишний вес, но умела грамотно маскировать его. Несколько перстней на пальцах с внушительного размера камнями, браслет крупного золотом плетения и кулон на шее – все выглядело дорого и гармонично перекликалось между собой. У нее явно были деньги, и неплохие. А то, как легко она начала разговор, не посчитав неприличным обратиться по имени, не будучи знакомой лично, указывало на бесспорную уверенность в себе. Грациозная, хотя и расслабленная поза, полулежа, поставленные красивые, не наигранные и оттого казавшиеся непринужденными движения рук и головы выдавали положение в обществе. И всем своим нутром я воспылал жгучим желанием познакомиться с ней поближе.
– Я искренне рада, что не все так плохо в современном мире.
– Неужто? – изумился я. – Вам часто приходилось сталкиваться с людьми нетрадиционной ориентации? Простите, что разговор пошел этой стороной, – я чувствовал необходимость извиниться.
– Вы же писатель, Виктор, Вам следует быть более внимательным к людям. Вы разве не заметили, с каким вопиющим любопытством за Вами наблюдали за ужином трое ребят, когда Вы… м… затягивались Вашей сигарой?
Она по-девичьи засмущалась, закусила нижнюю губу и улыбнулась иначе, чем в начале разговора.
Я с несколько секунд соображал, пытаясь раскрыть тонкий намек, и вдруг осенило:
– Хотите сказать, что эти трое скандинавцев геи?! – зрачки расширились помимо воли.
– Иначе почему бы им не отдыхать с подругами, а одарять друг друга нежными похлопываниями по нескучным местам? – она говорила красиво, и мне как художнику доставляла удовольствие ее игра слов.
Я со стыда закрыл лицо левой рукой, потому что в правой держал трубочку из опустошенного стакана с мартини, вспомнив случай своего знакомства с водой и восторженное «охоу!» из пальм.
– Вы спасли меня от неминуемой очередной конфузной ситуации… Только два дня назад я решил, что мне определенно нужно прильнуть к ним, дабы не сойти с ума от одиночества в этом мире кокосовых грез.
– Разумеется, Вы и сейчас вправе это сделать… Только уже вооружены и будете аккуратнее со своими грезами в их обществе, – она засмеялась еще заливистее.
– Могу я знать, как Вас зовут? Мое имя Вам, вижу, известно, и это не может не льстить мне.
– Марчелла. Леди Марчелла Рочерстшир. Вы так же, как и я, будете удивлены, что накануне отъезда дочь тайком положила мне Вашу книгу в чемодан, хотя я очень не хотела ничего брать, дабы иметь возможность побольше занимать себя пейзажами, а не чтением.
– Но Вы все-таки принялись за нее?
– Да, начало неплохое, я прочла примерно одну шестую, дойдя до места знакомства г-на Ровье с его родным сыном.
Должен уточнить, что сзади, на обложке книги нового тиража, я в целях обеспечения себе большей известности решил разместить фото. Судя по всему, именно по нему Марчелла меня и узнала. Пожалуй, на месте случайного читателя, как это произошло в ее случае, я никогда бы не заострил внимания на фотографии автора. Выходит, что либо книга ей нравится очень, и она уже неоднократно посмотрела на оборотную сторону, либо у нее просто хорошая память на лица.
– Но Вы, я так понимаю, итальянка… Книга не была переведена на ваш язык.
– Я легко читаю по-английски, это не проблема.
Ну, конечно, как я не догадался сделать вывод об этом по фамилии. Однако она еще и присовокупила «леди», что, должно полагать, неспроста. Уверен, за этим стоит какая-нибудь интересная история. А более близкое знакомство сможет оказаться к тому же и весьма полезным для меня.
– Так Вы берете Робби? – прервала она сложившуюся небольшую паузу.
– В аренду, Вы говорите? Какова ставка?
– О, право прочтения первой Вашего нового произведения, мистер Грот, только и всего, – она сверкнула в меня живыми серо-зелеными глазами, которые были теперь отчетливо видны в связи с закрепленными на голове очками.
Выходит, версия номер раз: книга ей нравится очень. Я засветился изнутри.
– Как я могу противостоять Вашему обаянию, уважаемая Марчелла? И Робби так мужественен, что даже закат не смеет розовить его крепкие лоснящиеся бочка!
Мы оба засмеялись.
– Только я вынужден огорчить Вас: у меня нет еще совершенно никаких идей относительно новой книги. И здесь так пусто и грустно, что не то, чтобы свежие мысли не идут в голову, но и застоявшиеся улетают куда-то за горизонт с чайками.
Она с видимым усилием задумалась, казавшись довольной услышанным.
– Завтра мой официант доставит Вам тюленя, а на счет сюжета мы что-нибудь вместе сообразим, – Марчелла с хитрецой прищурила глаза и затем снова одела свои солнечные очки, – Теперь нам пора, да, Робби? Буду рада увидеться за ужином. Приятного вечера, мистер Грот.
Она уплыла, а до меня порывом ветра донесся тонкий шлейф ее терпких, но не тяжелых духов. Невероятно. Она отдыхает здесь одна. Но для кого же тогда надушилась и нацепила цацки? Может ли быть для меня?! Ну уж нет. Это мало лучше, чем компания геев.
Я стал торопливо собираться к ужину, впервые за все время пребывания на острове решив побриться и тоже взбрызнуться одеколоном. Эйфория от нежданной встречи окутывала меня, как этот чертов розовый балдахин над кроватью в первый день ночлега. Вот так да. В свои цветущие 35 мне остается только влюбиться в отцветающую итальянку за 50!