Утром мы спустились с холма, на котором стояла гостиница, в долину. В ней раскинулось довольно крупное село. Распогодилось, и в Воронью Падь со всех сторон въезжали люди, чтобы успеть к началу торговли.
Перед въездом в село раскинулась богатая ярмарка. Чего там только не было. Фермеры не только продавали излишки зимних запасов, но и обменивали их у охотников на кожи, шкуры, незамысловатое оружие. Высились горы глиняных горшков и тарелок, рулонов холста и мотков яркой шерсти.
Нам требовались одежда на смену, сушеное мясо, крупы, специи, мед и разные бытовые мелочи.
Клара моментально преисполнилась важности, стоило мне поручить ей покупать все, что потребуется – серебра нам пока хватало. Пожилая женщина отвергла мою помощь и немедленно наняла за пару медяков мальчишку, который таскал за ней покупки. И хотя их было не так много, видимо, здесь было так принято: в определенном статусе обязательно использовать прислугу.
Тюрбан Клары мелькал то тут, то там.
– Матушка! – окликали ее торговцы: – Купи! Возьми! Попробуй!
Она снисходительно пробовала жирные сливки, медовые соты, полоски мяса и слегка увядшие овощи. И торговалась, торговалась… Корзинка мальчишки-носильщика наполнялась.
Я была уверена, что Клара отчитается по всем тратам и не потратит лишнего.
В небольшой лавке с меня сняли мерки. За лишние монетки сверху общей стоимости белошвейки обещали закончить заказ к вечеру следующего дня. Пара простых нижних рубах, шерстяных юбок, плотных корсетов и жилетов с вышивкой значительно облегчили наши кошельки. Одежда, даже простая, была дорогой.
Агнесс ничего не покупала. Она вообще старалась поменьше бывать в толпе и быстро вернулась на постоялый двор, забрав у нас некоторые покупки.
Пока Клара закупала продукты, я прошлась вдоль рядов с безделушками. Ленты, бусы, медные и серебряные украшения для волос, серьги, браслеты… У меня зарябило перед глазами.
Задержавшись у прилавка с кожаными браслетами, я скорее почувствовала, чем заметила постороннее внимание. Опустила глаза и увидела, как тоненькие, грязные пальчики аккуратно снимают мой кошель с крючка на поясе.
В мешочке было всего несколько медных койнов, и я не спешила разоблачать маленького воришку. Ребенок нырнул в толпу и какое-то время был почти невидим за пышными юбками покупательниц. Однако к краю ярмарки толпа поредела, деревянный настил закончился, и воришка вынужден был показаться на глаза на фоне грязных сугробов.
Это была девочка, малышка лет девяти. Она шла, кутаясь в такое тряпье, по сравнению с которым даже тряпки Клары в нашу встречу в лесу показались бы королевским одеянием. Обуви у ребенка не было, девочка шагала, обязав вокруг ступней куски драной кожи, перевязанной бечевой. Под короткой юбкой, из которой она явно выросла, мелькали посиневшие лодыжки в язвочках.
Не таким уж процветающим королевством оказался Гессланд. Здесь по-всякому нашлось место для нищеты и горя.
Успела ухватить ребенка за плечо перед входом в кошмарные трущобы, слепленные в буквальном смысле из грязи и палок. Девочка громко завизжала, вырываясь из рук. Я испугалась, что сейчас из жуткой норы выползут ее покровители, те, кто посылал ребенка воровать, и оттащила малышку в сторону.
– Тихо! Спокойно! – рявкнула я. – Оставь себе деньги, а кошель верни мне. На нем мой знак. Видишь? Черная роза. По нему тебя легко поймают.
Девочка перестала биться в моих руках и подняла на меня глаза. Я даже вздрогнула. На грязном лице они казались невероятно огромными, словно две ярко-голубые капли акварели на замаранном холсте.
– Чей ето? – недоверчиво спросил ребенок. – Оставите денег и приказникам меня не сдадите?
– Не сдам, – пожала плечами я, – больно много мороки. А ты, наверное, голодная?
Девочка фыркнула, мол, что вы понимаете в голоде, сытая госпожа?
А вот и понимаю. В безбашенной юности попадала в разные ситуации.
Я сама вытащила из грязных пальцев ребенка свой кошель и под недоверчивым взглядом небесно-голубых глаз высыпала из него медь. Монетки перекочевали в ладошку воришки.
– Как тебя звать? – быстро спросила я, видя, что ребенку не терпится улизнуть.
– Нечто я дура чужим свое имя называть? – презрительно бросила девочка. – Ученая я, на других глядючи. Одну нашу девчонку, Рыбку, вот такая же барышня пудингом угощала. Сюсюкала, обещала к себе забрать. И где теперь Рыбка? А нету Рыбки, весной на бережку нашли, обескровленную.
Я снова заглянула в глаза малышки и увидела в них… недетское Понимание, основанное на наблюдении и опыте. Даже мороз по коже пробежал.
– Я не такая барышня, – сказала я, понимая, что мне ни на грош не поверят. – Давай куплю тебе какую-нибудь еду и одежду. Там есть чайная с горячим…
Я отвела от ребенка взгляд, чтобы показать направление, А когда повернулась, малышки и след простыл.
Я вернулась и отыскала Клару.
– Что-то не так? – сразу заволновалась та.
– Все хорошо, – уверила я пожилую женщину.
Но на душе скреблись кошки.
… Потребовалось какое-то время, чтобы подогнать одежду по фигуре. Воодушевленные хорошими чаевыми белошвейки очень старались. А чтобы нам не было скучно, трещали без умолку, пересказывая местные сплетни… и не всегда сплетни.
Я устала от впечатлений и слушала девушек краем уха, а вот Клара с удовольствием участвовала в оживленной беседе. Это меня радовало, чувствовалось, что вдова обеспеченного ремесленника была в своем привычном кругу.
Я насторожилась, заметив знак со стороны Клары, и начала прислушиваться.
– … барон Холенц тоже присоединился. А что ему было делать? – рассказывала пожилая рукодельница, не глядя вывязывая кружево из тонкой шелковой нити. – Молодая королева пошла против мачехи Моргаты, великой колдуньи, и обещала хорошую мзду за помощь всем, кто владеет магией. А у барона сынок во все тяжкие пустился. И дочь пропала. Вот и потребовались живые индульгенции.
– Живые индульгенции? – ляпнула я.
Клара быстро замяла ситуацию:
– Моя племянница – будущая жрица Драконьего бога, – пояснила она. – В нашем храме не принято раздавать обещания от имени Вечного.
Белошвейки понимающе кивнули. Кажется, они сами были не в восторге от последних тенденций от основной религии королевства.
Я решила, что больше ни при каких обстоятельствах не буду встревать в разговор. Что такое «индульгенция», я знала, чай не юное поколение, которое искренне полагает, что Наполеон – это торт.
Как выяснилось из беседы, живыми индульгенциями назывались грамоты от имени властвующего монарха с подтверждением главы церкви одной из местных религий, самой многочисленной по количеству прихожан, Ордена, как называли его белошвейки.
Предъявителю живой индульгенции, в отличие от обычной, позволялось не только совершать грехи, но делать абсолютно… все, даже убивать! Все было заранее прощено Церковью и Властью. Ограничение имелось лишь одно: своим поступком владелец священного актива не должен был вредить правящему монарху.
Вот тут все было тонко. Вредить – это как? Убивать подданных, конечно, тоже вред, но смотря какие подданные.
Молодому баронету Эдгару Холенцу тоже достались «волшебные» бумаги. Он казнил народ направо и налево, но исключительно простых людей, за которых некому было заступиться. И, поговаривали, даже развил маленький, но прибыльный бизнес: поставлял детей богатым любителям утех с малолетними.
На этом месте мне сделалось очень тревожно. Девочка с голубыми глазами не выходила у меня из головы. Ну, может, то, что из таких вот бесприютных детей в буквальном смысле пьют кровь, она и присочинила (хотя зная местную нечисть и не такое примешь за чистую монету), но торговля детьми, организованная всякими мерзавцами без чести и совести – это естественный плод любого гнилого государства.
Меня удивляло, почему белошвейки без страха болтают с незнакомыми людьми и таких вещах. А вдруг мы донесем. Но потом я увидела, что глаза Клары странно мерцают, словно переливаются крошечными грозами, и догадалась: моя спутница применила магию.
– Зачем? – спросила я, когда мы вышли из лавки со свертками под мышкой.
– Так надо, – отмахнулась Клара.
– Они вспомнят, как ты выпытывала подробности, и испугаются. Сдадут нас.
– Они не вспомнят, что именно выболтали.
– Клара, ты страшный человек, – пошутила я, поежившись. – С такой силой… не знаю, что еще от тебя ожидать.
– Нет, – возразила добрая старушка, – я вовсе не страшна. Я не использую магию во вред, это грех.
– Но ты говорила, что ничего не умеешь.
– Сама удивляюсь. Такое чувство, что рядом с тобой моя сила подросла.
Когда мы миновали шумные ряды, женщина призналась: она долго приглядывалась к Агнесс и убедилась, что девица не проста. Певица постоянно глядела на очертания замка Холенц в окно постоялого двора. Пару раз она собирала вещи и порывалась уйти, но возвращалась и, дрожа, забиралась под шкуры на нашем спальном месте. Лежала и молчала, односложно отвечая на все вопросы.
– У барона Холенца год назад пропала дочь, Астелла, – проговорила Клара. – Уехала на охоту с братом и исчезла. Никто не потребовал выкуп, тела не нашли. Молодой баронет клялся, что сестра погналась за косулей и как сквозь землю провалилась. Барон страшно горевал и очень сдал за год. И именно это было причиной, почему он перешел на службу к Белоснежке, твоей падчерице. Моргата оказалась вне власти, а молодая претендентка на корону могла дать Холенцу право проводить поиски и вершить суд. Да только девицу так и не нашли. И сдается мне, что Астелла жива…
– … и едет с нами, – кивнула я. – Но это немного притянуто за уши.
– Она сама говорила, что проработала в таверне чуть меньше года, – не сдавалась Клара. – Девочка обучена игре на музыкальных инструментах, сочинительству, истории, танцам и пению. Попросилась к нам попутчицей до земель Холенца. Согласись, но для бродячей певички она слишком хороша.
– Может, ты и права, – кивнула я, перейдя и шепот, поскольку мы уже заходили в ворота постоялого двора. – В любом случае, скоро все узнаем.
Я оставила Клару в гостинице, а сама вернулась к торговым рядам. Ярмарка сворачивалась, и приказники низших чинов разбивали сооруженные бродягами трущобы.
На мой вопрос, куда ушли попрошайки, солдаты ответили, что «табор» двинулся за ярмаркой. Некоторые маргиналы, более привычные жить трудом, все же остались – помогать барону Холенцу в замке, куда собирались многочисленные гости. Там готовилась особая прощальная месса в честь погибшей дочери барона. Проведав об этом, нищие, в надежде на щедрое подаяние и подработку, потянулись к жилищу скорбящего отца.
… – Теперь понятно, зачем тебе нужно в Воронью Падь, – заговорщицки сообщила я Агнесс вечером. – Хочешь заработать на поминках в замке?
– Да-да, – обрадованно подхватила менестрель. – Барон и молодой баронет Эдгар, – девушка запнулась на имени наследника Холенца, будто оно далось ей с трудом, – соберут в Холенц-холле своих соратников…
– … скорее банду, – проворчала Клара. – Уж чего только о них не говорят. И девиц крадут, и народ обирают.
Она сидела на шкурах и вязала Унцику теплую одежку из шерсти, купленной на ярмарке. Клара посчитала, что котенышу тоже нужен новый наряд.
Агнесс прикусила губу:
– Там будет много людей, – продолжила она, опустив глаза. – Я знаю несколько печальных баллад. И еще эта история о короле Лире, которую ты мне рассказала, Мара… думаю, она всем понравится.
– Да уж, – пробормотала я, почему-то ощутив неприятный холодок на коже. Мне не нужно было напоминать, что случилось с младшей дочерью шекспировского персонажа. – Мы с Кларой проведем тебя до самых ворот замка. Холодает… и вообще.
Агнесс благодарно улыбнулась.
– Я знаю, что ты задумала, – предостерегающе пробормотала Клара, когда мы сели в сани. – Ты хочешь проникнуть в замок. Это очень опасно. Барону знакомо лицо королевы Моргаты, он долгое время был ее преданным вассалом, но затем перешел на сторону твоей падчерицы. Тебя выдадут ей при первом же удобном случае.
– Пойми, – виновато прошептала я, – я должна узнать, куда делась та девочка. Должна и все! Не могу тебе объяснить.
– Голос судьбы, – вздохнула пожилая женщина.
– Вот и ты все понимаешь! Мы прошмыгнем в замок под видом музыкантов, я поищу девочку, а потом… Потом мы потихоньку улизнем. Останься на постоялом дворе, Клара. Я не хочу рисковать еще и твоей жизнью.
– Куда ты, туда и я, – упрямо покачала головой моя преданная спутница.
– Ну ты ведь немножко ведьма, – мой голос прозвучал заискивающе. – Разве ты не можешь… как это говорят… отвести обитателям замка глаза, чтобы меня никто не узнал?
– Могу, – призналась Клара. – Но, поговаривают, барон сам довольно сильный маг. Кто я против него?
Мы выехали с первыми лучами солнца и через час взобрались на холм, на котором стоял Холенц-холл.
Подвесной мост через ров был опущен, и в замок вливалась толпа народа: воины, поставщики вина и снеди, селяне в поисках работы.
Я полагала, что мы проскользнем внутрь незамеченными. Оставив сани и лошадей в хозяйственных пристройках, оплатив постой и корм и сообщив на входе цель своего визита, мы перешли мост. Впереди прошагали акробаты на ходулях и огнеглотатели, пестро одетые и шумные.
– Интересные поминки намечаются, – пробормотала я. – И конкурсы, держу пари, будут хорошими.
– Человек и смерть должен принимать с радостью, – безжизненным голосом сказала Агнесс.
Я только хмыкнула. Чужую? Может быть.
Стоило нам войти, с балкона внутреннего двора донесся громкий крик:
– Астелла! Доченька моя!
Кричал крепкий еще старик в плаще, богато отделанном белым мехом. Пожилой мужчина немедленно побежал по балкону к деревянной лестнице. Агнесс застыла на месте. В ее глазах одновременно светились обреченность, надежда и радость.
Слуга с корзиной яблок, шагающий рядом с нами, досадливо сплюнул и пробормотал:
– Старый Холенц совсем выжил из ума. Опять принял кого-то за свою покойную дочь.
Мужчина в богатом одеянии подбежал к Агнгесс и вгляделся в ее лицо.
– Это ты? – пробормотал он, нежно прикоснувшись к девушке своей грубой ладонью. – Ты вернулась?
–Да, отец, – нежно произнесла Агнесс. – Я вернулась.
Старик и девушка обнялись, рыдая. Толпа зашумела. Люди переговаривались и пожимали плечами. Однако из замка выбежало еще несколько человек, узнавших некогда пропавшую дочь барона. Прислуга и пожилая дама, видимо, нянька или кормилица, упали на колени у ног Агнесс.
– Отец! – раздалось с балкона. На этот раз это был молодой голос, раздраженный и нетерпеливый. – Вы опять за свое?
– Посмотри, Эдгар, – дрожащим голосом воскликнул барон. – Твоя сестра вернулась. Разве это не чудо? Я знал, я чувствовал! С утра сердце трепетало.
Мужчина на балконе, молодой человек лет двадцати пяти, хмыкнул и наклонился. Увидев Агнесс, он отшатнулся назад, его лицо исказилось. Он явно узнал сестру. Однако Эдгар немедля вернул себе самообладание и надменный вид и бросил:
– Ты во всех видишь Астеллу? Эта девушка просто на нее похожа.
– Ты не прав, сын мой, – нахмурился барон. – И наша родовая магия докажет, что это Астелла. Доченька, ты согласна на проверку? Я-то знаю, что это ты, но другие могут сомневаться.
– Конечно, отец, – спокойно улыбнулась Агнесс. – Только позаботься о моих друзьях, почтенных Кларе и ее племяннице Маре. Они вылечили меня, когда я была больна, и проводили сюда. Благодаря им я здесь.
– Разумеется, – барон махнул рукой, и вокруг нас засуетились люди.
Нас провели внутрь замка. Я старалась держать голову склоненной, якобы из почтения к хозяевам, но старательно зыркала по сторонам. Так-так-так. Слева тянет запахом еды, значит, там кухня. А с галереи виден еще один хозяйственный двор: женщины мнут в корытах ткань и одежду. Среди них несколько маленьких фигурок, но кто именно, не разглядеть.
Мы вошли в огромный зал со стенами, увешанными длинными стягами с гербом Холенцов – трехглавым драконом. «Слава, доблесть, смирение» – было написано на гербе.
В зале быстро собралось несколько вельмож. Многие ахали, увидев Агнесс. Эдгар с мрачным видом подпирал стену, скрестив руки на груди.
О таких, как он, говорят «порочная красота». Баронет был очень хорош собой: темноволосый, зеленоглазый, с породистым лицом. Но сквозь приятные черты молодого человека наружу выглядывала Тьма.
В зале появился мужчина в длинном одеянии. Жрец, догадалась я. Священнослужитель острой иглой добыл кровь барона и Агнесс из их ладоней и смешал алую жидкость в прозрачной чаше, при этом бормоча какое-то заклинание.
Кровь засияла ровным золотом. Это подтверждало принадлежность Агнесс к роду Холенцов. По залу вновь пронеслись ахи и вздохи. Вельможи по очереди кланялись Агнесс.
– Да будет пир! – громко воскликнул барон. – Нам больше не по кому скорбеть!
– Астелла! Сестрица! Как же я рад! – вскричал Эдгар и обнял Агнесс.
Однако его улыбка в этот момент показалась мне фальшивой.
Собравшиеся продолжали радоваться и восхвалять богов. Досталось и нам. Барон, глядя в нашу сторону, очень проникновенно заговорил о «неравнодушных сердцах». В общем, нас с Кларой похвалили за помощь.
Я старалась прятать лицо под капюшоном, раздумывая, как бы половчее сбежать. Но место барона занял баронет Эдгар. Брат Агнесс-Астеллы выдавил несколько фраз, свидетельствующих о его глубочайшей радости. Его сестра вежливо улыбалась, чуть склонив голову.
Нам с ней не дали поговорить. Астеллу увели в ее покои, с ней ушел барон. Свита баронета – сплошь молодые люди с лицами, не обремененными интеллектом – бряцая ножнами, живо всосалась в одну из арок галереи.
К нам подошел слуга и предложил отвести в комнату для гостей. К нашей огромной радости, там уже исходила паром огромная деревянная кадушка с горячей водой. Но я уступила очередь Кларе, а сама выскользнула в коридор. Пробежав по галерее, понаблюдала, как слуги готовят к пиршеству огромный трапезный зал.
В углу зала репетировали акробаты, а на балконе – музыканты. В такой суете затеряться было несложно.
Кухню я нашла почти сразу, помнила, в котором из переходов нужно было повернуть, да и аппетитные запахи вели лучше всякого сопровождающего.
Там было шумно. На огромных плитах скворчали, шипели и булькали огромные чаны с едой, поваренок крутил вертел с кабаном над очагом.
Мне несколько раз предложили пищу и вино, но я отказалась, сделав вид, что просто заблудилась. Поинтересовалась, кому отдать одежду для стирки, и мне показали небольшую дверь, ведущую в правый дворик.
Но девочку-потеряшку я нашла гораздо раньше. Услышала голоса: требовательный старушечий и жалобный детский, и затаилась под лестницей, с которой эти самые голоса и доносились:
– Мерзкая грязнуля! – возмущенно бормотал пожилой голос. – Как ты могла изгадить новое нарядное платье?
– Госпожа, – бормотал тоненький детский голосок. – Я не знаю… Я… Оно болело и жгло… И я не смогла сдержаться.
– Нужник не так далеко, идиотка! Если простыла, нужно было сказать и попросить ведро. Эх, кабы насчет вас, побирушек, не распорядился сам молодой господин, – продолжала неистовствовать невидимая старуха, – я бы заставила тебя трудиться с ночи до зари, чтобы отработать стоимость испорченного платья. Но господин щедр и милостив. Он сам радуется возвращению сестры и готов порадовать своих соратников. Тебе велено было вымыться душистым мылом и тихо сидеть в комнате, ожидая приказа.
– Но госпожа, – девочка всхлипывала, – я не могла больше терпеть. Я и так долго терпела… И не добежала.
– Порождение тьмы! На месте молодого господина я бы поискала девиц почище и посмазливее. Но с господином не спорят. Снимай платье, вот, надень это. Жди тут. Я позову служанку с новой одеждой, водой и тряпкой, хотя очень не хочется отвлекать челядь ради такой замарашки, как ты.
Раздались тяжелые шаги, ступеньки жалобно заскрипели. Старуху я так и не увидела, она пошла в другую сторону, а девочка продолжала тихо плакать.
Я взвилась по лестнице и приложила палец к губам. Девочка не взвизгнула, но глаза ее удивленно округлились. Она переминалась, стоя в луже и натягивая на себя какой-то бесформенный балахон. Бедное дитя. Еще удивительно, что разгуливая с голыми ножками, она не заработала себе не только цистит, но и воспаление легких.
– Тихо, – велела я, помогая ребенку одеться. Господи, да у нее все ребра пересчитать можно!
Просто подхватила ее на руки и понеслась по галерее, благо там никого не было. Увидят, скажу, что приняла дитя за потерявшуюся гостью и решила найти ее родителей.
– Я Мара. Хочу тебе помочь, – сказала я на бегу. Девочка тут же недоверчиво насупилась. Ясно, были прецеденты с «помогальщиками». – Верь не верь, но моя знакомая ведьма сказала, что мы связаны нитями судьбы. Быстро говори, что тут происходит.
Трясясь у меня на руках, малышка начала бормотать. Много рассказывать ей не пришлось. Я с первых слов во всем разобралась.
Детей, девочек и мальчиков, из трущоб сюда доставили приказники. Остальных бродяг просто выгнали из городка.
Беатрис быстро раскусила, для чего ребят моют и наряжают в красивое. Баронет Эдгар пригласил в замок много гостей, и среди них имеются любители класть к себе в постель маленьких детей.
Трисс хотела сбежать. Она ничего не ела и не пила из рук слуг замка. Остальные дети от еды стали странными: послушными и заторможенными. На полпути к выходу Беатрис стало плохо. Она даже описалась на лестнице. Тут ее и поймали.
– У тебя жар, – пробормотала я, пощупав горячий лоб.
К счастью, мне удалось проскочить в покои незамеченной. Прислуга уже сменила воду в кадушке, из горячей она стала просто теплой, и я без промедления опустила в нее Трисс.
Девочка тихо пискнула, но потом принялась ожесточенно тереть себя руками. Клара, не задавая лишних вопросов, заглянул в лицо ребенку, охнула и принялась растирать грудь и спинку ребенка мазями, которыми мы лечили Агнесс.
– И что теперь? – спросила она, когда я вынула Трисс из ванной и положила дитя в кровать, укрыв шкурами.
– Не знаю, – буркнула я, грызя ноготь. – Ты сможешь скрыть ее магией?
– Только не от хозяев замка. Барон Холенц очень силен магически, его сынок тоже.
– Надеюсь, они подумают, что она сбежала, и не станут обыскивать комнаты гостей. Не такая уж ценность, просто одна из маленьких наложниц.
– Трисс, – я присела перед кроватью. – Это Клара, она мой друг. Если вас тут вдруг застукают, не говори, хрипи и указывай на горло. Сделаем вид, что сердобольная почтенная матушка нашла тебя полураздетую в галерее, из твоих объяснений ничего не поняла и забрала к себе. Поняла? Мы постараемся сбежать. Нам с Кларой тут тоже опасно находиться.
Девочка кивнула. Я спустилась на кухню и на этот раз попросила еды и горячего питья. Трисс ела, запихивая в рот огромные куски жареной курицы и лепешки. Наевшись, она начала клевать носом.
Шум в замке усилился. Из трапезной доносились звуки труб и лютней. Начинался пир, и мы с Кларой были обязаны на нем присутствовать. Посидим до ночи, а дальше нужно будет действовать быстро. Как, я сама пока не знала. Что ж, будем решать проблемы по мере их возникновения.